Когда я вселилась в эту квартиру, я не знала на что подписалась. Кто из вас получал квартиру в 22 года? Да никто. Да ещё в разгар совдепии. А я получила, приехав с дипломом института и годовалым сыном на руках, на работу в школу в леспромхозе на Оби.
Дом был особенным, и стоял на особицу прямо на высоком яру реки. Это был бывший клуб, перестроенный на три квартиры. Мне вручили ключ от угловой, пахнувшей свежим лесом и речной водой. В сельском магазине нашелся диван, стол и стулья, а из роскоши мне достался комод и трюмо. Я чувствовала себя обеспеченным человеком, закабаленным годовым кредитом.
Четырехметровая высота стен, по моей неопытности, казалась мне тоже чудом. Я тогда ещё не знала, что такое протопить квартиру зимой, когда всё тепло поднималось недосягаемо высоко, но соседи из квартиры в середине дома впоследствии положили второй потолок, умерив мою высокородную спесь владелицы замка.
Что невозможно было изменить, так это необьятная ширь Оби в окнах и простор берега на километры вокруг. В общем, я была счастлива всем – работой в школе, наличием сына, и статусом взрослой женщины. Аспирантура мужа, как и сам муж, осталась в городской квартире его родителей, я же, самостоятельная и самодостаточная, приобрела отчество и положение в серьезном коллективе школы.
Правда, как самому молодому, и тем самым, самому активному члену педсостава, мне вменили обязанность старшей пионервожатой в средней школе. В свой первый рабочий день, с красным галстуком на шее, я вышла из учительской и приютилась у фикуса за углом.
Через несколько минут пристального разглядывания меня, я подверглась нападению некоторых особей мужского пола из среды старшеклассников.
- В каком классе будешь учиться?-
Я попыталась проскользнуть назад в учительскую, но путь был отрезан, и мне ничего не осталось делать, как пропищать, что я учителка вообще-то, а под фикусом стою случайно.
Следующие пятнадцать минут были наполнены моим моральным триумфом, когда завуч представляла меня по классам, как нового преподавателя истории. Я победоносно посматривала на последние парты с переростками, чье шестнадцатилетие школа ждала как национальный праздник, чтобы иметь право исключить их.
Мои «средние» соседи, которым было уже за тридцать лет, и что мне казалось непреодолимой преградой для общения, затеяли новоселье в один из зимних дней. Прискакав после уроков первой смены домой, я обнаружила несколько припаркованных саночек за домом и развеселую толпу таких же пожилых сельчан.
Вслед за мной, ко мне в просторную кухню, ну так метров 25 в квадрате, вошла соседка.
-_ Идем, идем, новоселье справляем, идем.-
У меня, за столом сидели три девочки, с которыми мы что-то должны были делать.
- Да на десять минут всего-то, девочки подождут, пусть пока печку растопят.-
Она утянула меня к себе, где я окунулась в самый разгар застолья, и попала в лапы бородатых стариков и их жен, чинных старушек из числа родственников моих соседей.
Бородачи с радостью влили в меня полстакана водки с убийственной формулировкой «Ты нас не уважаешь», и я была готова в считанные секунды. Вторые полстакана я уже не осознала, и только наблюдательный взгляд хозяйки спас меня от верной смерти. Она выдернула меня из пагубного окружения и тут же доставила к моему крыльцу.
Последнее, что я помнила, так это мой демарш напрямки в комнату, где я и упала на домотканые дорожки.
Соседка выпроводила девочек, а я приходила в себя лишь в связи с наступившей тошнотой.
Со слов курившего на улице мужа соседки Миши, я очень решительно выходила на крыльцо, распахивая настежь дверь, летела по инерции за ней в снег, опорожняла пустой желудок, и с деловым видом карабкалась по ступеням в дом. Когда я совершила третий раз свой полет в снег, он понял, что в ясли за ребенком, мне сегодня уже не попасть и собрался за ним сам.
Уже темнело, когда я пришла в себя окончательно. Соседка жалостливо смотрела на меня, стремясь успокоить, что мой Сашка у них, и мне надо пойти поесть.
Во мне дрожало всё, но чувство материнства требовало немедленного воссоединения с сыном. Мимо моих окон, с победной песней уходили старушки, погрузившие дедов на захваченные с такой целью саночки. Это было смешно, но смеяться никак не получалось,я постонала немного, отложив смех на завтра и побрела есть к соседям.
Это были ну очень нормальные соседи, устраивавшие на нашем личном берегу летние пикнички человек на пятьдесят, но никогда больше не рискуя мною.
Главными соседями в моей истории оказались третьи, занимавшие квартиру с другого конца замка.
Они долго жили отстранено от нас, имея постоянную гостью для игру в «дурака», молодую пенсионерку в нарядных платьях Марию Васильевну. Уже по одному имени можно догадаться, что она бывший бухгалтер, и ей ещё нет шестьдесяти лет.
Хозяйка же была значительно старше, имея все семьдесят и одеваясь в донашиваемые одежды, потерявшие какой-либо вид. Это была высокая, сухопарая сибирячка, вечно повязанная серыми от стирки платками на таких же серых остатках волос.
Для меня они долго не существовали,пока,однажды, не появилась у меня в кухне эта самая Николаевна.
Разговор она повела издалека, рассказывая свою жизнь,так несчастливо обернувшуюся сейчас.
Её дед Стёпа увлекся Марией,подколодной змеёй,соблазняющую
У неё на глазах мужа.
- Не дошла умом, чего она разнаряженная приходит к нам, да и в духах вся. а Степан каждый раз провожал её до дому. Допровожались, однако!-
Она начинала плакать, растирая серые слезы по лицу.
- Я ему говорю, что, мол, хочу к нему в койку, сама-то я сплю на топчанчике у печи, а он мне отвечат, мол, а на хрена? Целыми днями стал пропадать у Марьки. За коровой её ходит, в огороде вошкается, а мужикам сказывает, что в рай попал. Я ему творожничков напеку, курочку отварю, а он опять до неё идет.
Я думаю, что приворотом она его от дома отваживат, он же ещё крепкий, моложе меня на восемь лет… Ты поворожила бы мне.-
Сказать, что у меня отвисла челюсть от изумления,значит ничего не сказать. Я не подозревала, что в семьдесят лет, у людей бывают ещё любовные страсти. До меня не доходила та мера отчаяния и одиночества, которая погнала её к сопливой девчонке за сочувствием и помощью.Тем более, я не понимала, зачем он ей нужен теперь, в их-то возрасте?
Бабка стала приходить каждый вечер, не ища другого собеседника для своих стенаний. Нашу «среднюю» Лидию, она обходила стороной.
От жалоб бабка плавно перешла к планам мести, делясь со мною вариантами.
Когда она дошла до разговоров о поджоге разлучницы или отравлении деда в очередной его приход за свежим бельём, я рассказала всё Лидии.
- Она сама его от семьи увела. Троих детей осиротила. Красивая она была в молодости, да и Степан, как с картины писан был. Я-то знаю эту историю, она и не станет мне ничего говорить, да мы итак знаем, ты ничего нового не сказала. Но сжечь она может, только одной Васильевне и достанется на орехи. Степана для себя побережет. –
Таким образом прошло лето. Николаевна ночами ходила под окнами влюбленных, приобрела пару новых шелковых платьев и флакон духов, которые наливала на себя, когда загулявший дед заходил в дом.
- Дед-то не уверен в Марье, бережет бабку для отступления, если с Марьей дело не пойдет дальше «дружбы». Ты посмотри, каков засранец! Изводит бабку!-
Лида расшифровывала мне условия игры в жизнь, я постигала науку неоднозначности человеческого поведения.
Осень принесла мне новые хлопоты. Мне дали в классное руководство гибнущий седьмой класс, где уже сменилось пять руководителей после четвертого класса.
Я влезла туда по уши, организовав вторую смену для приготовления домашних заданий. Родители, поначалу впав в горе от моей молодости, взялись за спасение детей, поверив в мой план. Установив очередность, приходили готовить им какао и бутерброды на плитке в учительской. Я вновь проходила с ними преподаваемые предметы, и в первой четверти в классе, не оказалось ни одного неуспевающего. Школьные, великовозрастные оболтусы потихоньку взяли надо мной шефство, и перекололи дрова на зиму, принося ведра воды с реки и забирая сына из ясель.
Мой дом стал что-то вроде клуба для вечерних разговоров и обсуждений очередных детективов, которые я им доставала.
А затем случилось событие, не имеющее аналогов за всё время существования школы.
Этот день был моим свободным от уроков. Завуч составлял расписание, выделяя каждому таковой. Время перевалило за вторую половину дня, когда ко мне заявился один из великовозрастных" с требованием немедленно идти в школу.
- Меня Ваш класс послал. Они закрылись и забаррикадировались, а Вас сняли приказом директора с руководства.-
Мы бежали до корпуса, где был мой класс.
- Они обматерили учителя физкультуры, а потом подперли дверь директорской и орали под окном. Убей меня бог, но я больше ничего не знаю-
Школа не расходилась. Мне открыли дверь, вновь придавив её партами.
- Стасик обозвал Таню на уроке коровой. Мы и ушли все с урока. Он вечно обзывается.-
Таня Панова была полной, неловкой девочкой, особенной любовью класса не пользующаяся, если не сказать больше. То, что мальчишки, составляющие большинство класса, так резко вступились за неё, стоило многого. Стасиком они называли Станислава Ивановича, человека которому чуть больше тридцати лет и не имевшего никаких перспектив в жизни.
Я была в затруднении, не зная как мне поступить. Дети были правы по сути, и совершенно неправы по форме.
Взбешенный физрук влетел в директорскую, объяснил куда его послал класс и потребовал принятия мер. Директор принял решение снять классного руководителя, так как наказать весь класс, он не мог ничем.
Я выслушала бунтовщиков, сказала что пошла на "разговор", и чтоб они меня ждали на баррикадах.
Директор, бывший хромой сапожник, заочно окончивший факультет географии пединститута, был растерян не менее меня. Тут уже я выдала ему возмущение поведением физрука, называя вещи своими именами, и потребовала присутствие его и Стасика через полчаса в моём классе для разговора с детьми.
Потом я растолковывала детям, что их поведение оскорбительно для статуса любого учителя и меня в том числе. Павлик Русских просто плакал от перенесенной обиды, доказывая мне правоту их ухода с урока. Я соглашалась, но объясняла незрелость их поведения, когда они послали Стасика на... Ужас, что творилось. Но я доконала их тем, что согласна с решением директора обо мне как о руководителе, не сумевшего воспитать их. И они приняли решение извиниться за свой демарш. Конечно, я поступила бы так же в их возрасте, но я выросла рядом с ними и уже несла ответственность за них.
Физрук пришел один. - Ты!- он тыкал пальцем.- Родителей!
Ты! Родителей!- и т.д.
Я стояла за его спиной, призывая их взглядом не поддаваться эмоциям. В классе было тихо. После ухода Стасика, мы молчали, раздавленные необоримым хамством..
- Это всё, что можно сделать. Я доложу педсовету обо всем, и поговорю с родителями. Пусть это научит Вас правильности достойных поступков в любом случае.-
Жертвы из меня не получилось. Родители всего класса потребовали от директора ликвидации приказа, выбрав делегацию с подписями протеста.
-Я двадцать лет работаю в школе, но то, что сделала эта девчонка с родителями, никогда не видела. Они у неё только что с руки не едят.-
Завуч развела руками.- И заметьте, ни одного неуспевающего! И это впервые в истории этого класса.-
- Так она в две смены с ними работает, а у нас семьи, хозяйство.Вот погодите, она ещё нам покажет.-
- На то и щука в реке, чтоб карась не дремал.-Глубокомысленно заметил завуч.
Я втайне была довольна - мои дети стали классом.
На бабку у меня времени уже не было, когда под Рождество ко мне вбежала обозленная Лида с известием, что Николаевна пыталась повеситься.
-Нет, чтобы пойти в лес, так она в доме! Как нам жить после этого было бы! Миша в окно увидал, что она на столе стоит и петлю ладит. Ты бы пошла к ней, а?-
Я пошла.Николаевна безучастно лежала на своём топчане. Сухая, костистая старуха с истерзанным от предательства сердцем, не вырастившая ни одного ребенка, потерявшая давно интерес к жизни, молчала и сухими глазами смотрела в потолок. Плохо прокрашенные волосы, сухой паклей комкались на подушке, ничуть не напоминая пышную прическу красавицы на отцветшем портрете.
Её жилье было неуютным, пахнувшим старой мебелью и тряпьем из сундука.
Я весь вечер читала ей «Барышню-крестьянку», что проходили в моем классе. Она неожиданно начала смеяться на сцене игры героини в гувернантку. Мы начали разговаривать. В беседе больше не было темы о подлости Марьи и её мужа, я советовалась с ней о своих школьных проблемах, заваривала чай и, постучав в стену к Лиде,устроила ночное чаепитие на троих.
Чужие беды учили меня чувствам и в своей жизни.
Ночью, я проснулась от присутствия в темной комнате человека.–
- Владимировна, это я. Пробралась огородами.-
Я увидела, включив свет, маму Павлика Русских.
- Пашка сидит на лавочке с Иринкой, а уже час ночи.-
-И Что?-
- Так не знаю, что и делать-то. Отца нет у парня, а он мне не родной. Ума не приложу, что делать. Смотрела, смотрела, да огородами и рванула к Вам.-
Я закуталась в плед, и её рассказ потряс меня какой-то немыслимой простотой и цельностью этой женщины.
- Отец его пять лет как умер, мой девчонки-то ему не родные были. Мы поженились, как он завербовался в леспромхоз. Я разведенка с двумя детьми, он вообще неприкаенный по жизни. Поверили друг другу и сошлись. Прожили два года, и вдруг он привозит мальчишку. Была у него, до армии, девчонка, обещалась ждать, да и не выдержала, гулять начала. Ему рассказали, что нагуляла сына и сгинула куда-то. Ездил он в город, шоферил, ну, значит, катит себе по дороге, а впереди малец бежит. Штаны короткие, худущий такой. Он тормознул, предложил подвести, дело за городом было. А как малец сел в кабину , видит, а это его сын. Вот ей-богу! Сразу так подумал. Довез его до детского дома, пошел к директору,назвал имя матери, та в документы, всё верно. Так и забрал Пашку, привез ко мне. А куда им было деться? Стоят не пороге, как две былинки... ажно сердце ломит. Такая вот история.Что мне делать-то теперь?-
Порешили мы с ней ничего не делать. Всё нормально с парнем, возраст такой, да и девочка из хорошей семьи, отличница,Пашке не навредит ничем.
Так и прошло полночи в неторопких разговорах. Мы сидели в ночи, за окном была тишина, какая бывает только в спящей деревне, и темнота настолько черная, что казалось – в рамах нет стекол.
(Какие драгоценные крупицы жизни хранит наша память...Как этот дом, плывущий в облаках над Обью.)
Бабка,с того дня, перестала привечать мужа, занимаясь своей жизнью.Я видела костры на снегу, где она сжигала своё старьё и домашний хлам.Иногда, мы приглашали её на ужин. Лида зачастую ходила с ней в магазины и звала на "телевизор". Николаевна меняла замызганую телогрейку на драповое пальто с неизменной лисой на воротнике, и они долго шли в снежных траншеях улиц до центра села и обратно, коротая дорогу в разговорах о прошлом. Она пристрастилась на мои посиделки по чтению детективов и фантастики. Так прошла зима. Мой муж защитился и звал нас жить в город, выхлопотав комнату в общаге. Мне нашлась работа в театре и я хотела нового в моей жизни, прожив почти три года в леспромхозе.
Следующую свою квартиру я получила только через десять лет. А той весной, раздаривая свою мебель, я заглянула к бабке. Весь «треугольник» мирно играл в «дурака», пережив бурю страстей и душевных невзгод. На месте топчана, стояло моё трюмо.