Ночь такая хрустящая. Люди проходят мимо, и не смотря на плотные стеклопакеты хруст от их шагов отчётливо слышен. Иногда, сначала в ночи рождается поступь, я вскакиваю в надежде, но мимо проплывает тень какого-нибудь забулдыги. Я сижу у окна и жду Её. С пятницы жду, а сегодня почти понедельник.
Ох уж мне эти художники.
Когда я Её встретил, то был поражён независимостью, особым взглядом на любые вещи, Она имела своё мнение, свой стиль. Сидела на кухне у Валеры, нервно курила и водила тонким пальцем по блюдцу. Красота поражала, не мешал даже вытянутый ворот свитера и шлёпки-сандалии разного цвета.
- Хочешь посмотреть мои работы?
- Непременно, едем сию секунду!
Мастерская типична, я во многих бывал, редко встретишь порядок, так чтоб всё по полочкам. Чтобы кисти в одной стороне, тюбики в другой. И у Неё беспорядок, кругом незавершёнки, наброски, какие-то чайники заляпанные, цепи собачьи. Но мне интересно, необычно как-то для человека простого, рабочего, не имеющего отношения к искусству.
- Работа моей жизни. Закончу и брошу писать.
Она указала на огромный холст. Видно к нему прикладывались много раз и с разных сторон, но до завершения ещё ой как далеко.
Мы пили чай и говорили, о прошлом, о настоящем, но более о будущем. Она в красках, будто на холсте и так же умеючи, расписывала мне, что нас ждёт. Я верил. Я был влюблён и молод. Мы ходили в галереи, на выставки художников и скульпторов. Всегда вместе, цельной композицией.
- Это Палыч. – представляли мне человека с бритой головой, боди-рожками во лбу и лет девятнадцати от роду – он оооочень талантлив.
О да! Палыч известный эпатажный художник, он пишет свои шедевры подушками, макая их в тазы с краской, а затем со всего маху кидает в белую стену. Вся живопись занимает не больше получаса, зато потом неделями не может «родить» название. И таких гениев за полгода я повидал уйму.
Чтобы нам не умереть с голода, и Она спокойно могла творить, я – быдло неотёсанное, работал каждый день. Уходил к восьми утра и возвращался затемно, трясясь в трамвае с недосушенной головой после душевой, не думая о высоких материях.
А потом Она исчезла, просто пропала, не сказав ни слова. Я, бросив сумки с продуктами, метнулся в ночной город на поиски, по дороге набирая и набирая Её номер. Сначала мастерская, затем друзья, друзья друзей, знакомые и….наконец притон, в посёлке Чкаловском. Стандартная хата для нариков и запойных. Что было внутри и вспомнить тошно, не то что рассказать кому. Отмачивал Её в ванной, снотворное, минералка и ни в коем случае не выпускать на улицу. Вот простой, дешёвый, но выносящий мозг способ вывода из запоя. Потом Она клялась, что это был единственный срыв, что больше я никогда не увижу такой грязи и мерзости.
В самом деле, не увидел, просто при следующем «джазе» не стал Её искать, бегать, обзванивать богемных дружков. Я ждал. Ждал днями, неделями и она возвращалась, всегда. Мятая, битая, драная, но с молящим взглядом. Я прощал. Через несколько дней мы вновь входили в старую колею, как ни в чём не бывало вечерами ели макароны по-флотски, пили чай. Она уходила в мастерскую творить и занималась всем чем угодно, но только не «работой всей жизни». Наверное, боялась закончить её и умереть от безысходности.
Вот только на тусовки творцов я перестал ходить.
Скоро утро. В окнах напротив зияют чёрные дыры. Люди перестали сновать по двору. Завариваю чай покрепче. Наглаживаю рубашку, а в голове всё: « Почему? Почему я? Зачем мне всё это? Зачем? Уйду от Неё, прямо сегодня уйду. Чтоб Её мартышки разорвали грязными руками!!».
Ну всё, пора на работу. Захлопываю дверь. Гулко спускаюсь по ступеням, спеша на первый трамвай.
В квартире, на кухонном столе лежат таблетки снотворного и две бутылки минералки.