Сияют серебренные думы,
Бьются в унисон сердца.
И которые одинокие сутки,
Не видно красного чтеца.
Не сыщешь его ни вечером, ни днем.
А какой он был оратор.
Он был честен, он был инноватор.
Но что-то страшное все же было в нем.
Слышно гремят колокола,
Народ разбежался кто куда.
На кровяном снегу, лежат купола.
А на дворце обстрелянном, воздвигнута звезда.
Взрывом отравляющим, пустили нам дурман.
На улицах кричащих, вороны сидят.
И подходит к голодным с наперстком цыган.
Много из своих нор вылезло грязных бродяг.
Амбары сожжены, пахнет горючим.
Забором колючим обставили трактир,
И пришли к власти безбожники.
Главную площадь стерли слепо из мортир.
Цокот копыт, скачут опричники, не колеблется маятник,
К стенке поставили в чистых рубахах детей.
В их домах отныне будут потчевать обманщики и развратники,
Крестом ржавым задушили верой своей.
С трибун возгласы, появился тот человек,
Который так яро хотел справедливости.
Но почему позабыли тот момент,
Когда монахи проповедовали о терпимости.
Знаменем бордовым, загнали свет весь в петлю.
Оставив за собой право на нравственный самосуд.
И шагают безмолвные люди,
Не понимают что они стадо, их всего лишь пасут.
Развязали братоубийство, а стране: "Затянуть пояса!"
Отечество мое, моя родная Россия.
Нет больше ничего, есть лишь роса,
После дождя, слез девы Марии.
В подвалах закрыли свободу и честь,
Небо не отвернулось от нас, это мы отвернулись.
И спустя много тяжких лет.
В порезах и шрамах хромая вернулись.