Аня

Давид Галан
    Я уснул. Последнее, что помню — я уснул лежа в своей собственной кровати, с головой укрытый одеялом, дабы хуже слышать вой соседской собаки. Теперь я лежал на холодной каменной лестнице, дрожа от холода и непонимания, что произошло. В ушах стоял невероятный гул, и я не сразу разобрал слова, которые произносил человек, указывающий на меня пальцем. Я обхватил голову руками, чтобы хоть как-то упорядочить доходящие до ушей звуки:
    — Вот это ты приземлился, парень, — разобрал я одну фразу без конца говорящего человека.
    — Приземлился? Куда приземлился? — спрашивал я, кашляя. Но человек продолжал что-то невнятно говорить, яростно жестикулируя руками. Вокруг меня уже толпились зеваки, которые что-то бурно обсуждали. Я попытался встать, но тут же упал из-за пронзившей мою ногу сильной боли. Нога была сломана. Однако боль послужила толчком — я сгруппировался и теперь, словно исправный радиопередатчик, улавливал каждый звук:
    — Да уж, — вещал женский голос, — а молоденький какой. Ну что же, с кем не бывает.
    — Интересно, как он сюда? — осторожно спрашивал мужской голос.
Я, наконец, огляделся. Мощенная камнем улица походила на улицу, которую описывали в романах века так 18-го. Я сидел на мраморной лестнице огромного здания из красного кирпича с белыми, как снег, арочными обрамлениями окон, и одной единственной мраморной двери. Люди вокруг меня напоминали бомжей: оборванные одежды, сами грязные, и именно поэтому стоял  отвратительный запах. Я поморщился.
    — Где я? — тихо произношу.
    — На Земле — ответил кто-то.
    — А город? — недоумевал я.
    — Москва, парень. Москва.
Мне помогли встать, и теперь я мог разглядеть это красное здание. Оно напоминало московский кремль, то же величие, та же высота, но... это был не тот кремль, который я привык видеть на частых прогулках по красной площади Москвы. Он был чужим. Я вновь оглядел улицу: довольно-таки широкая, с хорошо сохранившейся брусчаткой, по обеим сторонам совершенно одинаковые дома с разнообразной лепниной на фасадах и белыми колоннами. Храма Василия Блаженного здесь не было. Совершенно точно, это была не та Красная площадь и не та Москва, где я жил. Я попытался шагнуть, но снова подкосила боль в ноге, и я гулко упал на камень.
    — Я Аня, — услышал я за спиной. Борясь с приступом боли в ноге, я посмотрел снизу вверх. Примерно моего возраста, короткая стрижка, копна русой челки слегка прикрывает глаза. Зеленые глаза. Зеленые? Я только теперь заметил зеленое, как трава, небо, покрытое каким-то то ли туманом, то ли дымом, сквозь который иногда проглядывали лучи солнца. Только теперь я увидел — на небе не было ни одной птицы и на улице не было ни одного зеленого листочка, ни одной зеленой травинки. Аня протянула мне руку:
    — Я тебе помогу.
Аня, не произнося ни слова, практически тащила меня на себе. Все мои попытки заговорить обрывались улыбкой и фразой: "потерпи, еще чуть-чуть". Боже! Какие же это были трущобы! В развалинах бывших домов, среди мусора и вони, разжигая в бочках костры, жили люди. Люди? Скорее, обросшие грязью  существа. Невозможно было узнать — мужчина это или женщина. Аня притащила меня в комнату в одной из этих развалин. Насквозь потрескавшийся в некоторых местах потолок опасно нависал над бетонным полом, на стенах кое-где можно было уловить еле видимый след обоев в цветочек. На окнах с разбитыми стеклами красовались пожелтевшие занавески с выцветшим рисунком когда-то красных коней. Аня уложила меня на грязную кровать и уселась рядом:
    — Как ты вырос, — вдруг с улыбкой произнесла она.
    — Мы знакомы? — поинтересовался я.
Аня просто улыбалась и молча смотрела на меня.
    — Началось!!! Началось!! — вдруг послышалось за окном. Я недоуменно посмотрел на Аню, она взглядом показала мне на окно и вверх.
Я выглянул. Судя по всему, наступала ночь, так как уже было довольно таки темно. Люди пристально смотрели на потемневшее зеленое небо. Я посмотрел туда же.
Туман на темно-зеленом небе постепенно, словно занавес, расползался в стороны. Сначала я увидел белых, белых птиц. Они резво неслись по синему, освещенному небосводу. Я смотрел наверх, но видел все как будто с высоты птичьего полета. Сначала золотую верхушку купола, потом вторую, потом появились сами купола, величественно сидящие на белых стенах какой-то часовни. Я замер. Зеленый туман расползался все шире, открыв яблоневый зеленый сад, тропинки, озера, потом появилось море с белым пароходом, вокруг которого резвились чайки.. океан. Все это двигалось, жило, вращалось. Моя нога сразу перестала болеть. Я вскочил и побежал на улицу. Я кричал:
    — ДОМ! Это мой ДОМ! Это Земля! Вот мой ДОМ!
Я видел все, как видит птица, я видел все, я знал все, я все это любил и очень хотел туда. Очень. Но зеленое небо снова заволокло собою эту красоту, повергнув меня в темноту. Я сел на асфальт и теперь горько плакал. Где я? Почему я?
Почувствовав руку на своем плече, я обернулся. Аня, слегка потянув меня за рукав, ласково попросила пойти в дом. Я снова рухнул на эту грязную кровать. Рядом села Аня.
    — Где я, Аня? — тихо спросил я.
    — На Земле, — ответила Аня.
Я пристально посмотрел на нее.
    — Каждая твоя мысль создает миллиарды новых миров, новых земель и новых жизней. Все это такое же реальное, как и ты. То, что сейчас ты видел, — это рождение еще одной новой вселенной. Прекрасное зрелище, правда?
    — Но... — несмело начал я, — там так красиво, а здесь...
    — А здесь, — грустно улыбнулась Аня. — А здесь все оставленные. Мы с радостью встречаем новую вселенную и с грустью объединяемся с ней, когда.. — Аня с тоской посмотрела на меня, — когда и ее забывают.
Я присел на кровати.
    — Помнишь? — вдруг обняла меня Аня. — Когда я заболела, ты нарисовал мне рисунок: город под зеленым почему-то небом?
Я отчетливо вспомнил. Лучшая подруга Аня. Как я мог не узнать? Как я мог не узнать эти глаза, этого зеленого неба?
Я крепко обнял ее, плача, словно дитя, целовал ее грязное лицо и снова обнимал. Аня! Анечка!

    Когда хоронили Аню, чтобы как-то облегчить мое горе, мама подошла и сказала, что Аня всегда будет жить, пока я ее помню. Я зажмуривал глаза и строил для Ани целый город. И площадь, и эти дома, и много-много людей вокруг, чтобы моей Ане было не скучно. Я поселил ее в светлую комнатку с обоями в цветочек, прям так, как ей понравилось бы. А из своего окна она могла бы видеть то, что вижу я, и так... так Аня была жива...
Годы шли, и воспоминания об Ане затирались новыми... Новые мысли, новые образы, новые люди, события.. другая жизнь... Я забыл о ней.
Теперь, сидя в этом разрушенном мире, который когда-то в детстве я создавал для Ани, продумывая каждую деталь, я не мог поверить, что все это натворил я.
    — Анечка...  — Слетело у меня с губ.
Она крепко обняла меня, поцеловала в щечку, как когда-то, и произнесла:
    — Тебе пора, родной.
    — Нет, Аня, нет. Не хочу. Ань, нет! Нет! — кричал я, когда открыл глаза. В мое окно прокрался луч солнца, бесцеремонно забравшись ко мне на кровать, как кот, устроился на моей груди. Когда я откинул одеяло, увидел огромный синяк во всю ногу. Я был уверен, что это был не сон.

    Аккуратно убрав траву и помыв гранитный камень на могиле Ани, я уселся создавать для нее новый дом, где будет много-много людей, чтоб было не скучно, где будет много-много домов под ярким ярким солнцем. Посажу тебе, Аня, много-много деревьев и не забуду поселить у тебя в мире птиц. Поверь мне, Аня. Теперь я тебя точно не забуду.

Послесловие.
Никогда не забывайте ушедших. Они правда живы, пока мы их помним, и пытаются жить даже тогда, когда их вдруг забывают.
Помяните.