Настя, Настенька. Она поступила к нам в реанимацию в очень тяжёлом состоянии за несколько дней до нового года. Худенькая, лицо землянистого цвета. Огромные серые глаза обрамляли пушистые ресницы. Она безучастно наблюдала за всеми, не издавая ни единого звука. Разлепляла слипшиеся синюшные губы и пыталась облизнуть их.
— Как она дожила с такой патологией до восьми лет? – сетовал заведующий отделением Фёдор Николаевич, – первый случай за мою врачебную практику.
У девочки была врождённая аномалия развития пищеварительной системы, сопряжённая ещё и тяжёлым пороком сердца.
Взяли на операцию, которая длилась несколько часов.
Через пару дней её сняли с аппарата искусственного дыхания и Настя могла дышать самостоятельно.
Первое, что она рассказала, когда проснулась: «Так хочу на ёлку! Я видела во сне красивую ёлку, а с Ангелом улетела на небо. Мне было очень легко, а небо голубое-голубое!»
В виде исключения разрешили матери навещать Настю, но ненадолго.
— С такой патологией выживает один из тысячи, – сказал Фёдор Николаевич матери ребёнка.
Светлана, вытирая опухшие от слёз глаза, с мольбой смотрела на доктора.
— Может, этот один процент наш?
— Простите, к сожалению, никаких гарантий не могу дать, – опустив глаза, врач поспешил к другим пациентам.
Мы, медсёстры, старались не оставлять Настю без внимания ни на минуту. Читали сказки, кормили бульоном из ложечки.
Удивляла её терпеливость и неиссякаемое жизнелюбие. Она ни разу не пожаловалась на неудобство от трубочек, которые при каждом движении причиняли ей боль, выдерживала многочасовые капельницы. О том, чтобы поднимать её, и речи не могло быть. Мы её купали на кровати, протирали...
— Мама мне сшила на праздник белое платье снежинки. Оно такое красивое и я пойду в нём на ёлку! – с воодушевлением рассказывала Настя, вся сияя.
Глядя на неё не верилось, что девочка обречена.
Желая устроить праздник, мы сделали ей из картонки ёлку (настоящую нельзя в реанимацию).
— А можно я здесь буду рисовать? – робко спросила Настя.
— Конечно можно! Тебе, Настенька, всё можно, – я дала ей четырёхцветную ручку, и работа началась. На ёлке появлялись всякие зверюшки. Она нарисовала зайчика, лису, сову, медведя и ни одной игрушки.
— Настенька, а почему игрушек не рисуешь? – спрашивает Люба, моя напарница.
— А это мои друзья.
Мы с Любой переглянулись и больше не задавали девочке глупых вопросов. Как-то даже стало неловко за себя перед мудростью этой девочки.
За несколько дней мы очень привязались к ней. Каждая старалась по-своему облегчить её пребывание в мрачных стенах больницы.
Я летела в свою реанимацию на всех парусах. До полуночи мастерила всяких зверюшек из цветной бумаги. Боясь помять поместила в коробку из-под обуви.
Зайдя в палату интенсивной терапии увидела врачей и медсестёр возле кровати Насти.
Наши девочки безмолвно вытирали слёзы. Когда подошла – увидела лёгкую улыбку на лице ребёнка – она так и застыла на её ангельском личике. Ни трубочек, ни капельницы и, ни дыхания.
Она ушла в Рождественское утро. Такой светлый Ангелочек, оставив след в моём сердце на всю жизнь.