Да, не убережёт нас Господь от хороших женщин!
Всё то, о чём я повествую, вы и сами не раз наблюдали, либо являлись свидетелями трудоустройства на работу лиц — вне очереди. Итак, граждане, мы прекрасно понимаем, что изначально принимают: либо родственных душ или знакомых по блату, либо по факту землячества или кумовства. Только потом отделом кадров, а скорее, руководителем, берутся во внимание: красота, профессионализм, стаж работы, моральные, да волевые качества нового работника.
— Это и козе понятно! - скажет кто-то.
При нынешнем состоянии общества и его изоляции от других развитых стран, несовершенном законодательстве о труде, думается, и впредь этой очерёдности, устоявшейся десятилетиями, никогда не искоренить. Устройство на работу всегда имеет ряд особенностей, а молодым людям необходимо это принимать во внимание и со школьной скамьи и «мотать себе то на ус!»...
Я то жизнь прожил и мне, как никому иному, всё ясно.
Как ранее, так и сейчас, девчушкам устроиться на работу намного легче, быстрее и проще, нежели парням. И не спорьте со мной. Никто меня в этом не переубедит, ибо самому, не единожды, приходилось принимать на работу красоток, да и не понаслышке знаю эту процедуру и, тем паче... не от сказочника Андерсена.
Согласитесь же, добры молодцы, что достаточно красотой наделённой молодке подвести брови, нарисовать красоту на личности, маникюр по восточному типу, и оголив выше гладкую ножку, натянуть узкую юбочку вразрез, да повести оком снизу... скосив налево, и шефа тут же к ней проснётся животный, первобытный интерес.
Мир наш полон соблазнов, а мужской пол очень слаб перед женской красотой, а любая девушка — существо неземное. Да-да, смотришь на иную интересную занозу и слюной того и гляди подавишься.
О какой точёной фигуре не мыслил бы любой из художников-натурщиков или мечтательных... молодых руководителей.
Случилось как-то и в нашей районной прокуратуре сменить зарвавшуюся секретаршу, а дабы того самому не делать, то поручил прокурор, уходивший в очередной отпуск, нам, молодым его помощникам, подобрать ей замену.
Это, верно, называется: «Пусти козла в огород охранять капусту!»...
Говорят же: «Слово ведуном ходит!»...
Не успел шеф поставить перед нами архиважное задание, как сработало сарафанное радио и тут же первая «ласточка»… к нам впорхнула.
— Матерь Божия Богородица!.. Якорь мне в спину — какая красота! – только и сумел вымолвить я, чуть было не разбив в прокурорских портках, с лампасами, своих бубенцов. Мы были абсолютно нормальные люди, со здравым видением и адекватным восприятием того, что хотели видеть и видели вокруг себя.
Земля, верно, закрутилась в тот момент быстрее положенного.
Так, увидишь такую красотку, в час ночной, в неглиже пред своим ложе, таки исподнее всё своё, к чёртовой бабушке, оросишь. Мы ту дивчину знать не знали, а перед нами уже позировала в набедренной… довольно соблазнительной мини-юбочке или повязке девочка Светочка... словно по подиуму, выписывая свои кружева: туда–сюда, сюда–туда.
Матерь Божия!
Чрез её белоснежную кофточку сеточкой прекрасно просматривались две силиконовые чашечки, похожие на бюстгальтер–невидимку «Инвизибл Бра».. без каких-либо застежек и бретелек на её размер аппетитных грудок чуть больше первого. Лучше бы уж... ей всё эти тряпочки на себя не одевать, ибо всё одно, что она была голой.
Хотя удобная и полезная часть тела, дабы хотя комаров на нём бить.
Свихнуться можно...
Даже малейшее дуновение ветерка с китайского городка Муданьцзян — и не быть на девице нижней красивой одёжки.
Я же тогда был прост, как нежный лист бумаги для самокрутки, но, скажи, быстро всё схватывал и впитывал, ибо жил так, как хотела того моя левая нога. Погоняв ту, видимо, уже объезженную улицей молодую кобылицу по всему курсу школьной программы и номерам модного женского журнала «Glaomour»... мы не нашли причин для отказа милой искусительнице в отказе в приёме на работу, но вместе с тем, хоть догадались назначить ей испытательный срок — на время отдыха нашего строгого во всех отношениях брутального шефа Орешкина.
Нет, про её здоровье мы не спрашивали, однако, разъяснили той гламурной мадемуазель сразу, что в нашем, очень солидном учреждении, принято несколько шуганную Законом публику поражать шармом не длиной стройной ноги, открытой грудкой, ярким макияжем или той же, мини–юбочкой — вразрез, а добрым словцом, безукоризненно–строгим и элегантным стилем своей одежды.
Девица тогда засветилась от счастья, что приглянулась нам, ибо как не загореться и не пыхнуть щёчкой, нежели то был сам возраст любви.
Тогда-то всё и началось…
Нет-нет, это был не бесшабашный праздник дворовых собак, ибо на запах и дух сексуальной сердцеедки сбегались все милицейские псы с лычками на погонах. Каждый прыгал и скакал конём перед нею на цыпочках в непривычном, для служивых темпе, строя из себя классического балеруна.
Мы же не могли знать всего, что творилось в душе похотливых ментов, когда наступало бабье лето, либо день получения их долгожданной премии. Оказалось, что они в то время перед собой ничегошеньки, кроме стервозной секретарши, и не видели.
А веселье с каждым днём только набирало и набирало обороты. Хоровод греховодников собирался на корабль любви, будто возле Светки была трава зеленее, либо возле неё была батарея теплее и Солнце ярче…
Мы терпели, пока возле ветреной змеюшки–хохотушки крутились милиционеры. Однако, когда свору поклонников в погонах стала подменять шайка оттоптавших свои срока уголовников, то мы стали к нашей испытуемой присматриваться уже с недоверием, ибо некоторые из той бритоголовой шатии–братии числились в розыскных делах первых, которые годами не могли их разыскать на огромной территории страны Советов.
Надо заметить, что по делам своим — это были не мужики и не профессионалы, а так себе — прокладки с крылышками. Посмотришь на иного, так дитятко другого времени. Невольно произнесёшь, как говорит ноне мастер слова, юморист, Миша Задорнов: «Дети–памперсы!».. И он прав...
Никакой тебе ответственности, так как им уже хотелось праздника в другой, новой жизни.
Стоят наши защитнички, поникшие перед троном возбуждающих их зазнобушки — рогами качают, хвостами бьют, а слизь с молодой ещё «чешуи»… таки капает. Капает…
— Едрит-мадрит! – только и вымолвишь.
Ну, не рассмотрели мы сразу скрытой сучьей сути у принимаемой нами на работу крашеной сексапильной особи женского рода или просто глаза у обоих были замылены её ярким маникюром и педикюром.
Скажите, что ревность нас обуяла…
Нет-нет, это напрасно… Я чётко следовал поговорке ещё наших пращуров: «Не дружи — где живёшь!».. Да и целовать мне ту девицу было грёбостно, равносильно тому, что выпить на брудершафт в морге с патологоанатомом Якуниным за её рабочим столом.
— Ёшкина морковь! Просто… не раскусили мы молодку загодя. Возможно, избыток кислорода оказал тогда дурманящий эффект на наш с товарищем рассудок, так как, помнится, дождь в тот день прошёл сильнее обычного и даже прошлогодняя сухая крапива почему-то зацвела у подъезда здания.
Испытывая неподконтрольную тягу к соитию с преследующими Светлану милиционерами, а затем, и татуированными типами, она пала в наших глазах прежде, чем даже сама об этом подумала.
— Нет, от кривой палки не будет прямого дерева! – решили обоюдно мы тогда. – Вместо того, чтобы защищать нам мораль и нравы, сами же их и растаптывали! Грош цена таким работникам, стоящим на страже исполнения Закона! –сказали мы себе и пошли сочинять приказ о расторжении трудового договора с чересчур уж… сексапильной пандорой, пока нас самих с того госучреждения не турнули.
Об этой лапочке мы только и слышали от доброжелателей знакомую поговорку: «Как только вы в дверь, она — в Тверь!»…
Уволив Светлану, мы только и успокаивались, размышляя о том, что кому-то же… она была и приятной, делая всё так хорошо и искусно, что все без ума были от неё — и милиционеры, и преступившие, когда-то, Закон лица.
Ведь юная и сексуальная наша дева целовала и обвивала руками и ногами очередного любвеобильного прохвоста, как спрут, что похотливого того кобеля уже трудно было отыскать в её жгучих объятиях, а уж… расцепить их, и того труднее.
Без нашего крутого шефа здание прокуратуры пора было уже переименовывать — в Дом свиданий.
Такого, как говорится, «дрозда»… молодые люди группой по ночам в прокуратуре давали, такие шекспировские страсти в наше отсутствие в комнате психологической разгрузки разыгрывались, о коих и подумать то нам было страшно.
Грешно.
Нет, не из нашей Галактики была та, не по годам, мудрая юница. Не из нашей. Когда стали поступать жалобы на Светлану, то за время её испытательного срока, у нас с сослуживцем не жизнь сложилась, а сплошная гауптвахта.
— Сука! – только и произнёс мой приятель вслед несостоявшейся работнице прокуратуры.
Нет-нет, он ни в коем случае не хотел оскорбить Светлану и не считал это ругательством, а лишь определил её половую принадлежность, думая о самке домашней собаки из семейства псовых; вспомнил и свою Жучку на цепи, которую днём и ночью навещает вся псарня Губернии, не давая отдыхать и её заботливым хозяевам.
— А что же было раньше? – спросит читабельная публика.
А до Светланы занимала столь престижную должность секретарши шикарная, жаром дышащая, дама высокого полёта и звали её, не иначе, как Венера Семёновна.
А должность эта, действительно, престижна.
Попробуйте-ка, отказать звонившей вам секретарше суда, прокуратуры, администрации, наконец.
— Добрый день! Вас беспокоят с Федеральной Службы Безопасности! – скажет милый женский голосок. – Не сможем ли мы, к примеру, ко дню рождения нашего секретаря подобрать стильный импортный женский костюмчик!
И костюм находился...
И костюм продавался. Это может и в вашем районе подтвердить любая из бывших: широковых с Горсовета или кобызевых с Райкома, которые всё, вплоть до золотого горшка ныне отдали бы, чтобы самим вернуться в те прекрасные и незабываемые денёчки, когда их на руках носили, да всё дарили им, да ручку золотили. А кому, скажите, хотелось тогда бодаться с фискальными органами.
Себе дороже...
Так и жила Венера наша в своё удовольствие, получая ещё и приличный оклад. Полный нежности взгляд, как контрольный в голову, с ослепительной, как блиц-вспышка, улыбкой, Венера Семёновна вела себя королевой, меняя, ей понравившихся мужчин, как перчатки.
Этой расчётливой и коварной женщине средних лет подавай не сколь ослепительных, сколь состоятельных мужичков, занимавших высокое положение, не ниже должности «начальника». Своим умом, хладнокровием и прекрасным телом она загодя обеспечила себе и своей родне прекрасное будущее.
Потому, в отличии от других, одинокая дама имела две квартиры в престижном районе города, да на зависть подругам, ещё и заняла супружеское ложе супруги одного из самых влиятельных в деловых кругах волости руководителя в двухэтажном шикарном особняке, чем, таки... сразила всех завистливых женщин общества.
Как–то раз, на неделе, заехал и ко мне приятель Стурпак, дабы как-то отдохнуть от полевых в хозяйстве работ.
Нет-нет, это был не тот «шнурок», который работая шоферишкой в Райкоме партии, из-за чрезмерной своей жадности, обобрал его гаражи до последнего ржавого винтика, чем в своё время привлёк правоохранительные органы к своей воровской персоне.
Владимир же, сын Василия, возглавлял волостной колхоз «Какой-то русской революции»... да был высок, статен, воспитан и в половых связях разборчивый брутальный мужчина.
Как увидела его наша Венера Семёновна, так и растаяла, попросив меня срочно свести этого стройного любвеобильного кипариса–молодца с ней в обязательном порядке.
Никакие отказы с моей стороны не принимались ею, так как накинула она мне на шею что-то, вроде удавки, не отпуская далеко от себя, добиваясь конечной своей цели: выверенными, безотказными манерами, своей сексапильностью и сексуальностью. От секретарши в такое время невозможно было вырваться. Я же говорю, что хитра была: «Змея–змеёй!»... Нежели она, иногда, и сбрасывала с себя кожу, то это не означало, что она переставала быть змеёй. Как говорится: «За деревьями можно и леса не видеть!»...
А что же... приятель мой Владимир свет Васильевич.
Так... тот так обрадовался — даже камень с почек. Возбудился тот похотливый самец — аж... портки его председательские вздулись от его детородной жемчужины. Обрадовался так, будто на Великой Китайской стене он, собственноручно, написал Великое русское слово, коими у нас все заборы углём и мелом порасписаны.
— Как же вы провели с нашей любвеобильной дамочкой ночь? – спросил я приятеля наутро по телефону.
— Вечер и ночь прошли весьма приятно! – ответил он.
— Однако, как можно было спокойно с ней отдыхать и творить лукавые мирские дела, коль постоянно преследовало меня чувство беспокойства и тревоги, а потому ощущал я себя, как корнеплод — то ли посадят меня за вашу красотку–секретаршу, то ль закопают. Это всё одно, что пить боржоми при отказавших от пьянства почках.
— Стыдно, право, и рассказать, но приятно, однако, вспомнить, когда Венера заставляла меня целовать её бархатные ноги, то была она, ну... очень романтична!
— А вот что она мне поутру заявила, то отдельный с тобой разговор. Вы все крохоборы и вымогатели в прокуратуре или через одного. У меня в голове не укладывается то, что Венера ваша Милосская, что Семёна дочь, с меня потребовала за все те ночные ласки и поцелуи, которыми я её осыпал — машину счастья! – сказал он в заключении. Приедешь — таки расскажу, но это анекдот, коего никто, никогда я до сего не слышал!
Долго не виделись мы с приятелем.
Как-то он опять ко мне заглянул на огонёк и рассказал следующее.
— Ночь то прошла тогда просто восхитительно, ибо оказалась она выше всяких похвал — изучил я полный курс пособия из Кама–Сутры, но что она мне на утро приготовила, я уж... точно не ожидал.
— Приглашала даже пожить меня к себе Венера ваша Семёновна, но как я понял, лишь — на период заготовки продуктов на зиму или пока не переделаю ей тяжёлые работы по хозяйству. Нашла Кентавра. А у самой огонь мести в глазах, чтоб я, значит, не отказал ей в том. За что, спрашивается, она со мной делила своё ложе ночью. За мешок картошки!
— А поутру в тот день она подаёт мне список продуктов на двух школьных листах тетради, да ещё и каллиграфическим мелким почерком.
— А там, мать честная! Полный перечень производимой нашим колхозом сельхозпродукции, начиная от базилика, укропа и паслёна, и заканчивая помидорами, огурцами и картофелем, да в таком количестве, что всей её родне до седьмого колена за два года есть — не переесть. Прикинул я на счётах, так целый «Камаз»... с прицепом нужно было мне для неё готовить.
— Сказать честно... оно и не жалко, но я не люблю таких наглых женщин–мздоимцев, хоть она и прекрасной была в постели женщина.
До сих пор не могу разобраться со своими ощущениями, когда вспоминаю ту встречу, чтобы никогда больше не пить вина после водки. Особенно такого русского вина и такой хвалёной водки.
Мне то хотелось большой и чистой любви — без обязательств, чтоб потешить одинокую даму и бушующие свои гормоны, а тут предстало предо мной такое явление, как — Рассудительность. И понял я, что мы с Венерой свет Семёновной фигуры не с одной доски, что женщина — это земля, которая сосёт из древа все его соки. И древо сначала вянет, а при длительном присутствии такой земли, просто сохнет.
Так и я, после знакомства с вашей секретаршей, был похож на засыхающее от обезвоживания древо — засохший дуб.
Никогда не страдал заниженной самооценкой, а тогда прокурорская Венера просто издевалась над моей сексуальной фантазией. Ведь от её утреннего взгляда и дальнейших просьб, более походившей на требования, будешь, пожалуй, ежедневно просыпаться с головной болью. Холодно с того дня у меня на душе, слякотно и мерзко.
Но не это сaмое обидное...
А то, что вчера была суббота, а ноне воскресный день, а убивать всех женщин до сих пор хочется, будто наступил уже понедельник и ему никогда не будет конца.
Ах, эта шальная юность, а ведь человек должен жить хотя бы ради любопытства.
Прокурору всё же сдали тогда нас с потрохами, что мы, в его отсутствие, устроили в прокуратуре бардак, чуть не превратив её в злачное публичное заведение. Я никогда не слышал, чтобы люди так красиво и отчаянно, смакуя каждый слог, матерились, будто Орешкин речь Гамлета нам со сцены Театра на Таганке читал. Сначала мужской голос, затем к нему присоединился женский в лице уже принятой им новой нервозной и очень возрастной секретарши, и они запели с тёткой дуэтом оду о нашей с приятелем половой жизни и видовой её принадлежности.