Я возвращался после тяжёлого дня в госпитале в пустую холодную квартиру. Моя жена на время уехала на юг Англии, где находилась при смерти её престарелая тётка. Признаться, в дурные минуты мне случалось думать, что этих престарелых родственниц у моей жены могло быть и поменьше, а при смерти они могли находиться пореже, но я не высказывал своих мыслей вслух, опасаясь обидеть родственные чувства Мэри, чьей отзывчивостью пользовались, честно говоря, все, кому не лень.
Было уже поздно. Стемнело. Вот-вот собирался начаться снег. Наш район не считался самым благополучным, и я даже испугался немного, когда от ствола ближайшего дерева отделилась и качнулась ко мне тень высокого худого мужчины. Но в следующий миг он заговорил, и я узнал его глуховатый голос.
- Добрый вечер, Уотсон. Не прогоните непрошеного гостя?
- Холмс! Вы меня напугали.
Мы пожали друг другу руки, и я почувствовал, какие ледяные у него пальцы, и как он дрожит от холода.
- Да вы совсем озябли! Давно вы меня ждёте?
- Часа два, - он передёрнул плечами. – Признаться, мне не пришлось слишком тщательно одеться, выходя из дома.
Только теперь я заметил, что на нём лёгкое пальто без верхней пуговицы, надетое прямо на сорочку, какие-то мятые, словно бы не его, брюки, и домашние туфли без задников. Ни шляпы, ни шарфа, ни перчаток.
- Господи, что с вами случилось? Нет, подождите, - я вытащил из кармана ключ. – Прежде всего вам нужно в ванну, не то простудитесь. Заходите скорее.
В передней я зажёг лампу, и тут же испытал новый шок: на свету мне стали видны тонкие, но глубокие порезы на лице Холмса, один из которых прошёл всего в каких-нибудь двух миллиметрах от глаза. Впечатление было такое, как будто всё его лицо исполосовали ножом.
- Что это? – невольно понижая голос, спросил я.
- Это? – он тронул пальцем щёку. – Уотсон, вы не поверите. Больше всего это похоже на какой-то сумасшедший водевиль… Нет! – остановил он меня, едва я протянул руку к звонку, чтобы вызвать горничную. – Лучше, если никто не будет знать, что я у вас.
- Но почему?
- Потому, дорогой друг, что у меня сложились напряжённые отношения и с беззаконием, и с законом. И я бы ни за что не пришёл к вам сюда, если бы не последняя степень отчаянья, - и он натянуто улыбнулся.
- В таком случае, я сейчас отпущу прислугу, и сам обо всём позабочусь.
Нам прислуживала любопытная и глуповатая девица по имени Тилли.
- Можете завтра взять выходной, - сказал я ей. – Пока миссис Уотсон в отъезде, работы по дому у вас будет не много.
Обрадованная Тилли тут же упорхнула, а я растопил оба камина и котёл в ванной, соорудил на скорую руку какой-никакой ужин и сварил грог, в приготовлении которого по праву считал себя мастером.
Холмс, раскрасневшийся после горячей ванны и закутанный в мой тёплый халат, в своей тарелке только чуть-чуть поковырялся, зато грог выпил охотно, сразу и сильно захмелев. На его скулах выступили неровные пятна, мокрые волосы упали на лоб, а в глазах появилась какая-то сонная муть.
Я настоял на том, чтобы осмотреть его порезы, но швов, слава богу, не понадобилось, и мы перешли в кресла поближе к огню.
- Я сгораю от любопытства, да и от беспокойства за вас, конечно, -сказал я ему. – Но вы, мне кажется, слишком устали, чтобы рассказывать что-то сейчас.
- Нет, - возразил он, покачав головой. – Как бы я ни устал, с моей стороны преступно оставлять вас в неведении, потому что дело, несмотря на всю его нелепость, серьёзное, и ещё бог знает, чем оно обернётся. Итак… Вы, должно быть, не в курсе, чем я занимался последние несколько недель.
- Напротив, - не без гордости улыбнулся я. – Ведь об этом писали газеты. Дело опиумных притонов, не так ли?
- Совершенно верно. Вдруг выяснилось, что заведения такого рода в столице контролирует некто Джузеппе Либерето, глава итальянской диаспоры, и мало того, что ему удалось взвинтить цены на опий даже в государственных аптеках, они ещё присовокупили к своей деятельности политический шантаж и прямой террор. Но это всё присказка, а сказка будет впереди. Из газет вы, несомненно, узнали и о том, что самому Либерето пока что напрямую инкриминировать нечего. Это и стало моей задачей. Разумеется, я не мог устоять, когда сам министр внутренних дел… хм, но это, собственно, к делу не относится.
Я свою работу закончил позавчера и передал материалы через своего брата. Вечером, когда я вернулся домой, меня поджидала на столике у дверей небольшая посылка без обратного адреса. Вы знаете, Уотсон, что я привык осторожно относиться к своей корреспонденции, тем более, анонимной. В общем, взрыватель мне удалось вывинтить. Естественно, что после такого происшествия я долго не мог уснуть –это только ваши читатели уверены, что у меня нервы, как стальные канаты…
Я молча проглотил эту шпильку в мой адрес, а Шерлок Холмс продолжал:
- Около полуночи, когда я был в полудрёме, мне вдруг показалось, что снизу, из гостиной или из передней, донёсся какой-то необычный посторонний звук. Стараясь не шуметь, я поднялся с постели и вышел на антресоль, откуда мне было видно всё довольно хорошо, потому что ставни на ночь не закрывались, а напротив нашего дома – вы это знаете – постоянно горит фонарь. Так вот, в его свете я увидел, что возле газовой трубы в передней сидит на корточках какой-то человек и вовсю орудует гаечным ключом. Увидев меня, он бросился наутёк, а я, хоть и попытался его догнать, но не преуспел в этом начинании, потому что, сами понимаете, в шлёпанцах далеко не убежишь, а выскакивать на улицу босиком мне как-то не захотелось. Возможно, я не так азартен.
- И вы не заявили в полицию?
Холмс презрительно выпятил губу, но тут же сокрушённо вздохнул:
- Теперь уже не знаю: может быть, и следовало… Я вернулся от входной двери к газовому коллектору и осмотрел его: сомнений в намерениях молодого человека не оставалось – вентиль с трубы был полностью скручен, газ открыт. Если бы я не проснулся так вовремя, то, пожалуй, не проснулся бы вовсе, а заодно со мной и миссис Хадсон.
Я слушал его бесстрастный рассказ с плохо скрываемым ужасом. Мне вспомнились все россказни о бесчинствах и жестокости итальянских банд, но Холмс, внимательно посмотрев на моё лицо, отрицательно покачал головой:
- Нет, Уотсон, боюсь, что здесь всё немного глубже, чем кажется на первый взгляд. Но моя изначальная мысль была такая же, как и у вас. Поэтому, дождавшись утра, я отправился сначала в итальянский квартал, а ближе к вечеру в Ист-энд. Есть там одно такое заведение – «Золотая лихорадка». Либерето, по моим сведениям бывал там чуть ли ни каждый вечер. Пошёл я, конечно, в гриме, - тут Холмс жестом показал, что хочет курить, ловко поймал брошенный мной спичечный коробок, вытащил из коробки, стоящей между нами, индийскую сигару и, зажав её в зубах, стал прикуривать – поскольку он при этом продолжал говорить, процесс затянулся, а речь стала немного невнятной. – Ну заказал себе кружку пива, без этого там нельзя, уселся в уголке и стал ждать. Прошло, должно быть, с пол часа, когда дверь вдруг открылась, и Либерето вошёл. Но не один. Его сопровождал… Представьте себе моё изумление, Уотсон, когда разглядев его спутника хорошенько, я понял, что вижу перед собой свою точную копию. Я просто смотрелся в зеркало – ну, то есть, смотрелся бы, если бы был без грима. И если бы только лицо! Но одежда, манеры, даже тот лёгкий ирландский акцент, который вы сами подмечали у меня в минуты волнения, ибо мой двойник волновался. Присутствие Либерето как будто щекотало его нервы. Они заняли столик не слишком далеко от меня – так что я мог слышать каждое слово. Но ещё до того, как это слово было произнесено, в зале появился ещё один человек – настолько серый и невзрачный, что двух мнений и быть не могло: передо мной негласный соглядатай из Скотланд-ярда. Ни Либерето, ни мой двойник не обратили на него внимания. Их беспокоили собственные дела. Либерето спросил: «Сколько же вы хотите?» «Все будет не так просто, - ответил мой двойник. - Я ведь не один занимаюсь вашим делом. Всю полицию мы подкупить не сможем». «Но вы мне твёрдо пообещали», - возмутился Либерето. «Я не отказываюсь, я лишь утверждаю, что много на себя беру, выгораживая вас». «Сколько?» - повторил Либерето. «Двести тысяч». «Вы с ума сошли! Ваша услуга того не стоит». «Боже мой! - насмешливо проговорил этот «Шерлок Холмс». - Да неужели вы цените свою свободу меньше, чем я свою репутацию? Тогда не о чём разговаривать». Либерето выругался и полез во внутренний карман. Не знаю, как репутация этого типа, а моя трещала по швам, потому что, понимаете, я на глазах у Скотланд-ярда получал щедрую мзду от негодяя Либерето, по-видимому, обещая его выгородить перед законом. Я ещё думал, затеять скандал сразу или выждать время, как эти двое поднялись - мой двойник, уже с деньгами - и направились к выходу. «Прослежу», - решил я, выходя следом. Я-то полагал, что они сразу разойдутся, и я увяжусь за двойником, но, едва я вышел… - Холмс вдруг перестал рассказывать, как человек, с маху налетевший на какое-то непреодолимое препятствие.
- Что же случилось, когда вы вышли? - попытался подбодрить его я, но он только покачал головой.
- Не знаю, как продолжить, если честно. Может быть, это случайность, и она не имеет отношения… Но если нет… В этом и ужас моего положения, Уотсон: ни рассказать, ни промолчать, - он снова покачал головой и вдруг длинно судорожно зевнул, даже передёрнувшись при этом всем телом.
- Вам всё-таки лучше идти в постель, - сказал я. - Расскажете остальное завтра.
- Нет, это не терпит до завтра. Вы должны всё знать, прежде чем решитесь предоставить мне убежище.
- Холмс! - возмутился я. - Что бы вы ни рассказали…
- Да-да, я знаю. Вы верный друг и отважный человек… В общем, как только я вышел из «Золотой лихорадки» и ещё шагу не успел ступить, на меня набросилась женщина с ножом.
- Так это она изрезала вам лицо?
- Да. В конце концов, когда всё лицо мне залила кровь, я сбил её с ног, и она потеряла сознание.
- Он что же, была пьяна?
- Нет, - неохотно ответил Холмс. - Это была леди.
- Что? Леди? С ножом? Что вы такое говорите, Холмс!
- Это не была посторонняя женщина, Уотсон. Я её хорошо знаю.
- В это невозможно поверить!
- Вам придётся поверить, Уотсон. К сожалению, пока это всё, что я по данному поводу намерен вам сообщить.
Меня подмывало настаивать, но я осёкся, взглянув на лицо Холмса. Оно и прежде отражало крайнюю степень усталости, но сейчас перед моим камином сидел глубокий старик, измученный жизнью до предела. Я промолчал, а он после паузы продолжал говорить, глядя не на меня, а в огонь.
- Этот инцидент утвердил меня в решении привлечь полицию, но я не мог идти в Скотланд-ярд в том виде, в каком был - в лохмотьях и с запахом пива. Скорее всего, меня самого отправили бы в таком случае в каталажку. Поэтому я решил сначала вернуться на Бейкер-стрит и переодеться. Я открыл дверь своим ключом, поднялся в свою спальню и, не зажигая света, стал стаскивать с себя лохмотья - предмет маскировки.
- Почему не зажигая света?
- Мне не хотелось беспокоить миссис Хадсон, а тем более не хотелось объяснять ей, что случилось у меня с лицом.
- Ах, ну да…
- Я даже не смогу сейчас сказать, что, собственно, меня насторожило. Была полная тишина, и всё-таки я вдруг почувствовал, будто я в комнате не один. Я чиркнул спичкой и - выронил её. Потому что на полу лежал труп. Следующая спичка позволила мне рассмотреть, что это мужчина лет тридцати с довольно тонким лицом, одетый в светло-серый костюм. Он был убит ножом в сердце, в откинутой правой руке я увидел тонкий нож - вы помните, Уотсон, он всегда валялся у меня на столе, я разрезал им конверты. Нож был весь в крови. Я не успел ничего предпринять, даже ничего сообразить, как услышал внизу голоса: «Вы не поднимались туда?» - спрашивал голос, принадлежавший - в этом не было никаких сомнений - инспектору Лестрейду. «Нет», - узнал я вздрагивающий от волнения голос миссис Хадсон. «Но, может быть, вы что-нибудь слышали?» «Только глухой стук, как будто что-то упало. Но он тут же вышел». «Как он выглядел? Испуганно? Взволнованно?» «Он прижимал платок к лицу, - похоже, миссис Хадсон было готова вот-вот заплакать. - Я насилу узнала его». «Платок? Почему платок?» «Окровавленный», - она всё-таки всхлипнула. Они стали подниматься по лестнице, а до меня вдруг дошёл весь ужас моего положения: труп в моей спальне, порезы у меня на лице, о происхождении которых я, как видите, не могу даже вам внятно рассказать, и свидетельство миссис Хадсон против меня. В общем, я не стал дожидаться, пока они войдут, поднял раму окна и вылез на крышу. Вы знаете, что у меня есть в Лондоне ещё два-три адреса, где я мог бы переждать время, но, когда я явился по одному из них, я наткнулся на засаду. Меня обложили, как волка, и, конечно, будут искать и здесь.
Он замолчал. Всё так же, глядя в огонь, докуривал свою сигару, а я сидел раздавленный услышанным, не представляя себе, что делать.
- Что же это будет, Холмс? - вырвалось у меня невольно.
- Не знаю… Уотсон, своим появлением здесь я вас подставляю под удар - вы знаете, это не в моих правилах, но мне больше некуда идти. Я не спал почти трое суток, а за последние двадцать часов и не присел. Мне нужно хотя бы часа четыре покоя, чтобы начать снова соображать.
- И теперь вы немедленно пойдёте в постель, - решил я. - Даже если полиция заявится сюда, право частной собственности на моей стороне. Пусть-ка сперва получат ордер на обыск, а потом ломают дверь.
Холмс вяло улыбнулся:
- Мой верный друг… Самый верный…
Меня чуть ли не до слёз тронуло его признание, и я решил про себя, что, если полицейские и арестуют Холмса, то только через мой труп.
Я устроил его в комнате для гостей, и он тотчас же уснул отрывистым беспокойным сном. Я уже знал такой его сон - каждую четверть часа глаза на миг приоткрывались, быстро пробегали обстановку, и он снова погружался в сон, даже не успевая, по-моему, осознать этого краткого пробуждения. Он был в самом деле, как хищник на чужой территории.
Примерно через час я зашёл его проведать, и он тотчас, раскрыв глаза, уставился на меня.
- Что-то случилось?
- Да вы так дремлете, а не спите! - с досадой отозвался я и присел на край его кровати. - Ничего не может случиться в моём доме. Засыпайте крепко. Не то смотрите, заставлю выпить снотворное - вы переутомились.
- Ладно-ладно, - пробормотал он, закрывая глаза, и на этот раз, действительно, сон его был более-менее глубок.
Сам я лёг поздно, а уснуть не мог ещё дольше, пытаясь хоть как-то уложить рассказ Холмса в своём сознании. Мне это не удавалось - всё выглядело сущей дичью. Наконец, сон сморил и меня. И почти сразу я услышал настойчивый стук в дверь. Очень неприятный стук - так стучат люди, уверенные в том, что имеют право войти. Накинув халат, я быстро и бесшумно спустился к входной двери и осторожно выглянул в глазок. За дверью, искажённая оптикой глазка, расплывалась знакомая физиономия Лестрейда.
- Никого нет дома, - сам себе прошептал я, и снова взлетел вверх по лестнице в комнату Холмса.
Он спал - я с порога услышал тяжёлый храп, что меня крайне удивило: Холмс никогда прежде не храпел во сне. «Правда, вчера его немного развезло от моего грога», - подумал я, но тревога уже зашевелилась. Шагнув к кровати, я потряс его за плечо:
- Холмс, проснитесь, там… - и осёкся: он был раскалённым, как чугунная печь, градуса сто четыре, не меньше. А в следующий момент его всего сотряс хриплый лающий кашель. Я так и сел на стул у кровати, уронив руки на колени и выдохнув с отчаяньем обречённости:
- Эт-того ещё не хватало!
- Что там случилось? - услышал я слабый бесцветный голос. - Полиция?
Глаза у Холмса были мутные-мутные - то ли видел он меня, то ли нет.
- Ничего-ничего, - я успокоительно похлопал его по руке. - Лежите.
«Что же делать? - лихорадочно соображал я. - Что делать?» Я знал Лестрейда как настырного человека. Даже если он сейчас поверит, что меня нет дома и уйдёт, он вернётся ещё и ещё. А Холмса сейчас просто опасно трогать с места.
- Я заболел? - тихо спросил Холмс, проводя рукой по лбу, а потом касаясь ею пылающих сухих губ.
«Тонкое наблюдение, господин детектив!»
- Боюсь, что так, дружище.
- И что со мной, простуда?
«Если бы я знал! Похоже на воспаление лёгких, хотя, конечно, не дай бог!»
- Наверное. Нужно полежать…
- Но я не могу здесь оставаться, - он сел в постели. - Не могу навлекать неприятности на ваш дом. Переночевать, куда ни шло, - от слабости и жара его била дрожь. - Где моя одежда?
- Да у вас её, собственно, почти и не было. Не глупите, Холмс, вы не можете никуда идти. Тем более, что вчера вы сказали, что вам и некуда.
- Я не могу здесь оставаться, говорю вам! Даже и для вас риск был бы неоправданным, а что касается вашей жены - думали ли вы о ней?
Удар был ниже пояса. Не знаю, как я выдержал бы его, будь Мэри в Лондоне.
- Моя жена в отъезде, - сказал я. - Вернётся не скоро, так что её всё это никак не затронет.
- Как сказать! Что, если вы попадёте в тюрьму за соучастие в убийстве, или, того хуже, будете убиты сами?
Этот удар был пострашнее предыдущего. Я только представил себе, как Мэри, вернувшись, сможет встретить меня только в виде трупа в полицейском морге, и у меня кровь отхлынула от лица.
- Вот видите, - выдохнул, наблюдавший за мной своими, замутнёнными жаром, но тем не менее не потерявшими зоркости, глазами Холмс.
- Ничего я не вижу, - рассердился я. - Вы совсем больны, так и лежите в постели. Хорошенький был бы из меня друг, если бы я отпустил вас в таком состоянии и в такой ситуации. И не смейте делать из меня подлеца! Лягте!
Он, похоже, не ожидал такой постановки вопроса, да и сил у него сейчас было, как у кошки. Во всяком случае, он сдался и откинулся на подушку с видимым облегчением.
- Мне нужно вас осмотреть, - перешёл я к делу. - Вот вам для начала градусник, измеряйте температуру. Сейчас принесу стетоскоп.
Температура оказалась сто три и девять десятых. Я только свистнул. Дыхание в груди Холмса свистело и клокотало, как будто воздух проходил сквозь кальян.
- У вас бронхит, как минимум, - приговорил я. - Что вы там говорите, будто собираетесь идти! Не вздумайте даже! Для вас это верная смерть. Стоит вам ещё разок прозябнуть хорошенько - и всё. Никакое светило не возьмётся лечить вас, даже доктор Жан Жак Анри де Арженталь, а лучшего специалиста в Лондоне нет, можете поверить мне на слово.
- Даже вы, Уотсон, тогда не возьметесь лечить меня? - спросил он насмешливо, но, боже мой, какой слабый и тусклый был у него голос.
- Я-то в любом случае возьмусь, - ответил я со вздохом. - Только, боюсь, проку от моего лечения будет не много. Ну ложитесь, ложитесь. Что мы гадаем тут. «Если», да «может быть». Всё равно я вас никуда с постели не отпущу.
Я дал ему жаропонижающее и укрыл ещё одним одеялом.
- Постарайтесь уснуть и ни о чём не тревожьтесь.
- Не тревожьтесь! - он снова криво усмехнулся. - Как я могу не тревожиться, если вы из-за меня попали в такой переплёт? Я ведь собирался только передохнуть…
- Естественно, что заболеть вы не собирались. Полно, Холмс, не расшаркивайтесь, уже всё сказано.
- Я просто чувствую досаду в вашем голосе.
- Ну и что? Я не святой, и мне, конечно, мало радости в том, чтобы за компанию с вами оказаться вне закона. Не требуйте слишком многого. Я люблю вас и намерен защищать, пока вы в этом нуждаетесь. Но избавьте меня от требования скакать от радости по этому поводу. Разве вы сами сильно обрадовались, обнаружив в своей спальне труп? Но не сердиться же на беднягу за то, что он позволили себя заколоть. Так и моя досада не имеет никакого отношения к вам, мистер Шерлок Эйден Холмс, - и я улыбнулся ему, получив в ответ бледное подобие улыбки.
Он спал, а я возился, приготовляя ему микстуру, когда стук в дверь возобновился с новой силой. Я вздрогнул и чуть не пролил коньяк. А потом положил руку на страшно горячее плечо Холмса и разбудил его, хотя это - худшее, что может сделать врач по отношению к лихорадящему пациенту.
- Друг мой, мне очень жаль, но вам придётся проснуться.
- Что-то случилось?
- Там снова Лестрейд, - сказал я. - И мне придётся его впустить, не то в следующий раз он заподозрит совсем уж неладное. Я проведу его в гостиную и постараюсь поскорее выпроводить. Вас не должно быть слышно. Если не сможете сдержать кашель, кашляйте в подушку.
- Хорошо, - кивнул Холмс. - Что вы ему скажете?
- Постараюсь сделать так, чтобы говорил он, а не я.
- Правильно, - выдохнул он, снова обессилено откидываясь на подушки.
Лестрейд топтался перед входом с выражением христианского смирения на лице.
- Добрый день, инспектор, - проговорил я, отперев замок и пропуская его мимо себя. - Прошу прощения за то, что вам пришлось ждать - отпустил прислугу. Холостюю, знаете ли… Кофе или чего-нибудь покрепче?
- Доктор Уотсон, я к вам по делу - холодновато проговорил он.
- Догадываюсь. Просто в гости вас не зазовёшь. Что, снова ревматизм прихватил?
- Нет, нет, благодарю вас, здоров, - он продолжал «держать дистанцию». - Как вам, должно быть, известно, мы разыскиваем мистера Шерлока Холмса. Когда вы видели его в последний раз?
- Когда я видел Холмса? - переспросил я. - Ну, думаю, недели три… Странно только, что вы ищете его у меня, а не на Бейкер-стрит.
- Вы что, не читаете газет? - удивился он.
- Я дежурил в госпитале двое суток, там было не до газет. А что случилось? - тут я счёл нужным испугаться. - Что-то с Холмсом? Плохое? Да не молчите же!
- Мистер Шерлок Холмс разыскивается по обвинению в убийстве, - сказал Лестрейд, будто отчеканил.
Я выдавил из себя напряжённый смех.
- Ерунда какая! Вы что, заболели?
- Ничуть. Ваш Холмс убил человека. Тому есть свидетели. И теперь он скрывается, а мы его ищем.
- Никаким свидетелям я не поверю, - твёрдо сказал я. - Я, слава богу, знаю Холмса.
- Даже вашей квартирной хозяйке?
- Миссис Хадсон? - продолжал я разыгрывать свою роль. - Что, миссис Хадсон видела, как Холмс убил человека?
- Это, правда, следственная тайна, - проговорил инспектор, усаживаясь в гостиной на стул, - но так и быть. Миссис Хадсон не видела убийства, но она видела, как Холмс вышел из комнаты, где это убийство произошло, и его лицо было поранено. Очевидно, жертва защищалась.
- Ну а этот убитый, - спросил я, - кто он? Может быть, защищался как раз Холмс?
- Нет, не может быть, - резко сказал Лестрейд, и в углах его рта даже вздулись желваки. - Это был помощник инспектора Мартин Траволта.
- Полицейский? - у меня упало сердце - теперь та самая корпоративность, которая, по моим расчётам, заставила бы Лестрейда субъективно склоняться в пользу Холмса, была направлена против него.
- Вот именно. Наш человек. А ваш Холмс… Он получил деньги от некоего Либерето. У нас нет против него достаточных улик, но и без того известно, какой это негодяй. Траволта шёл за ним от самого Ист-Энда, за вашим приятелем, я имею в виду. А потом он поднялся вслед за ним и в квартиру. Я могу только догадываться, какой разговор между ними произошёл, но в конце концов Траволта был убит, а Шерлок Холмс скрылся с деньгами Либерето, уплаченными тоже бог знает за что. Едва ли это было пожертвование на дело правосудия, согласитесь.
- Я не знаю Либерето, - упрямо возразил я, - но знаю Холмса. Он не мог взять деньги у негодяя и не мог убить невинного человека. И никакие свидетельства не убедят меня в обратном.
- Но а я, сэр, предпочитаю следовать фактам, - сердито буркнул полицейский детектив. И по этой сердитости я понял, наконец, что ему самому до смерти не хочется, чтобы Холмс оказался виновным, но убеждения в этом он уже из души не вытравит.
- Возможно, миссис Хадсон не разглядела хорошенько лица Холмса - сами говорите, оно было в крови, - беспомощно предположил я. - Существуют очень похожие люди.
- Оставьте. Ведь они не шапочные знакомые.
- Можно скопировать и походку, и манеры, тем более, если видела она его только мельком.
- Да зачем кому-то копировать такого известного человека, как Шерлок Холмс, тем более у него в квартире?
- Да затем, чтобы выдать своё преступление за чужое. Он мог заманить вашего полицейского на Бейкер-стрит и там зарезать его, чтобы уж ни у кого не осталось сомнений: это сделал Холмс.
- Стоп! - чёрные глазки Лестрейда превратились в щёлочки. - Это вы произнесли «зарезать», я не говорил, как был убит Траволта. Откуда же вы это знаете, раз вы не читали газет?
- Откуда? - я почувствовал на лбу холодный пот. - Да ведь вы сами сказали, что лицо Холмса было изрезано, вот я и подумал…
- Я не сказал «изрезано» - я сказал «поранено», - поправил Лестрейд, сверля меня глазами. - И о Холмсе, а не о Траволте. Откуда вы знаете? - повторил он. От Холмса? Вы его видели? - и вдруг с огромной убежденностью. - Он здесь!
Я невольно отступил назад, а Лестрейд, напротив, подался ко мне, всё гипнотизируя меня взглядом.
- Доктор Уотсон, - убеждённо проговорил он, но при этом словно надавливая на меня невидимой силой. - Вы сейчас можете встать на скользкий путь. Предупреждаю. Я прошу у вас позволения осмотреть ваш дом. Не имея ордера на обыск, я не могу этого требовать, но вам, конечно, не надо объяснять, как будет расценен ваш отказ. Итак?
- Сейчас, - тихо сказал я, тщетно пытаясь проглотить совершенно высохшую слюну. - Сейчас, Лестрейд… - и поднял в его направлении вынутый из стола револьвер.
Несколько мгновений царило молчание - мы неотрывно смотрели друг другу в глаза, и у меня даже выступили слёзы от напряжения.
- Это мой дом, - наконец выдавил я, с трудом проталкивая слова через гортань, - моя к… крепость. Здесь не место п… полиции.
- Значит, это и есть ваш ответ? - с любопытством и нехорошей угрожающей ноткой в голосе спросил полицейский инспектор. - Что ж, если я всё-таки попытаюсь пройти дальше, вы выстрелите?
- Не знаю, - честно сказал я.
Моя рука дрожала, и я, честно говоря, опасался и в самом деле ненароком спустить курок. Напряжение между нами достигло взрывоопасной силы, когда очень горячая влажная рука легла на моё запястье и, отклонив вниз, сжала с такой силой, что я, вскрикнув от боли, разжал пальцы.
- Не хватало ещё, чтобы вы тоже убили полицейского, Уотсон, - тихо, но с обычной для него шутливой интонацией проговорил Холмс. - Не сердитесь на Уотсона, Лестрейд, его понимание преданности и дружбы, на моё счастье, несколько старомодно. Итак, вот я, и я вас слушаю.
У меня уже дрожала не рука - я весь дрожал, сознавая, что подвёл Холмса, поставил его в безвыходное положение, и, в конечном итоге, сдал полиции, хотя обещал защиту. Горечь этого понимания, словно стамеской, расковыривала мне сердце. Я даже невольно положил руку на грудь, стараясь этим умерить боль.
Холмс заметил мой бессознательный жест, как замечал вообще всё на свете. Его тонкие пальцы успокаивающе легли на моё плечо:
- Расслабьтесь, дружище. Может быть, всё и к лучшему. Что вы молчите, Лестрейд?
- Вы можете не отвечать, - проговорил Лестрейд, и в его голосе всё ещё звучала оторопь от внезапного появления моего друга. - Но я обязан предупредить вас…
- … что всё, что будет мною сказано, может впоследствии использоваться обвинением? - перебил Холмс. - Я не рассчитываю на другое.
- Я имею приказ о вашем аресте, - сказал Лестрейд, опуская руку в карман.
- Не трудитесь предъявлять его - я вам верю. Я не убивал вашего Мартина Траволту. Но сейчас я не могу этого доказать. Мне нужно время.
- Если вы ни в чём не виноваты, почему вы скрываетесь?
- Вы полагаете, невиновному легче болтаться на виселице? Я не настолько рассчитываю на здравый смысл и проницательность Скотланд-Ярда, чтобы вручить ему свою судьбу.
- И темнее менее, вам придётся это сделать, - многозначительно сказал Лестрейд.
- Нет, ни за что. У арестованного связаны руки. Нет-нет, Лестрейд, арест для меня неприемлем.
- Что же вы предлагаете? - недоумённо спросил полицейский детектив.
- Уйдите, - однозначно высказался Холмс. - Уйдите, как будто вы не видели меня.
- Да что вы такое мне предлагаете! - после секундного раздумья - а оно всё-таки было, это раздумье - возмущённо вскричал Лестрейд. - Руки!- и он выхватил из кармана наручники. - Вы получили деньги от Либерето, вы убили полицейского - пусть даже у вас миллион смягчающих обстоятельств, вы предъявите их суду, а пока что… - и он снова сурово повторил, придвинув наручники ещё ближе, - руки!
- Вы поведёте меня в железных браслетах? - раздумывающим голосом произнёс Холмс. - Забыв приятельство и все совместные дела? И мою помощь, зачастую анонимную?
Что-то переменилось в лице Лестрейда. Как будто он устыдился своего первоначального намерения.
- Ну всё равно, - пробормотал он, убирая наручники в карман. - Идите так. На улице меня ждёт экипаж.
- Значит, у меня нет даже надежды уговорить вас.
- Никакой.
- Что ж, - Холмс обречённо и тяжело вздохнул. - В таком случае придётся… - и, не успев опомниться, удивлённый Лестрейд уже хрипел и вырывался, прижатый к полу и схваченный за горло.
- Уотсон, верёвку!
Мы связали ему руки и заткнули рот. К моему удивлению, Лестрейд, хоть и сопротивлялся отчаянно, воспринял свою долю со стоицизмом. Его лицо, пожалуй, даже выражало удовлетворение - от него не зависело больше принятие двусмысленных решений.
- У нас мало времени, - сказал Холмс, задыхаясь и кашляя после совершенно обессилевшей его схватки. - Вам придётся тоже обречь себя на скитания и гонения, Уотсон, если, конечно, вы не заходите провести время до суда надо мной в тюремной камере. Увы, мой друг, я не хотел вас втягивать в это, но вы виновны уже и тем, что укрывали меня. Как здравомыслящему человеку, вам бы следовало прийти на помощь Лестрейду, а не мне.
- Похоже, у вас уже начинается бред, - сказал я сердито.
- Моё положение безнадёжно, - он покачал головой. - Я не преувеличиваю: в настоящий момент состояние дел таково, что меня могут вздёрнуть. Слишком много всего против меня, а я даже не могу защищаться, не повредив человеку, которому очень многим обязан. И даже в этом случае мне, скорее всего, никто не поверит.
- Раз так, не время болтать, - сказал я. - Рано или поздноте, кто приехал с Лестрейдом, обеспокоятся его отсутствием. Или он сам, паче чаяния, выпутается из верёвок. Поторопимся. Надо бы захватить с собой хоть какие-то пожитки - бог знает, когда мы ещё сюда вернёмся.
- Нужно только одеться, - наученный горьким опытом, посоветовал Холмс. - А с собой взять лишь то, что полезет в карманы. И все наличные деньги, само собой. Чековую книжку можете смело оставить. Пока мы в бегах, вы всё равно ничего не обналичите - Скотланд-Ярд или арестует ваш счёт или посадит своего человека в отделение банка.
Я послушно выгреб из ящика стола, исполнявшего у нас с Мэри роль сейфа, всю наличность, а из платяного шкафа два свитера, шарфы и перчатки.
- Не знаю, как быть с обувью для вас. Вам ведь мой размер не подойдёт.
- Пусть давят, я потерплю. Потерпел бы и холод, если бы он не был так губителен для лёгких. А вот свитер - это и совсем кстати. Спасибо.
Однако, мы ещё только натягивали пальто в передней, раздумывая, как бы лучше пройти мимо сыщиков из полиции, как в комнате, где находился связанный Лестрейд, что-то упало, а потом в уши нам ввинтился резкий переливчатый свист.
- Чёрт! Надо было отобрать у него свисток! - запоздало спохватился Холмс.
Однако раздумывать было некогда - по лестнице загрохотали тяжёлые шаги.
- Чёрный ход? - предложил я.
- Нет, там наверняка оставили человека. Ваш этаж ведь верхний, так? Есть у вас выход на крышу?
- Да, слуховое окно, довольно широкое. Идёмте.
Нам пришлось снова пробежать через гостиную, где Лестрейд извивался, выпутываясь из последних верёвочных петель. Выход на чердак был из кухни. Мы взобрались на верх по приставной лестнице, и Холмс ударом ноги сокрушил две верхние ступени, затруднив тем самым путь погоне.
Рама слухового окна забухла и не открывалась. Обмотав руку полой пальто, я вышиб стекло, но немного неудачно, сильно порезался острым осколком, сразу залив пол чердака кровью
- Ах, как это досадно! - воскликнул Холмс. - Почти, как указать им дорогу пальцем. Теперь по каплям крови они нас быстро настигнут.
Я замотал руку платком, засунул её в карман, чтобы не капать, и мы побежали по крыше.
- Не гремите жестью, ставьте ноги на рёбра, - посоветовал Холмс. Он тяжело дышал, почти задыхался, и его душил кашель.
«Господи! И куда мы бежим? - мрачно соображал я на ходу. - Холмс же сказал, что не имеет больше убежища. Словно крысы с тонущего корабля: нет ни пристанища, ни союзников, ни планов на будущее. Впереди перспектива ареста и суда, а там, кто знает, может, и виселицы. Да даже если дело и не дойдёт до виселицы, что будет с Холмсом? Не обойдётся ли ему эта история и без того слишком дорого? Беготня по крышам - не подходящее занятие при температуре сто три. Сколько он ещё продержится на ногах? И главное: что я с ним буду делать, если он всё-таки свалится?»
А Холмс, между тем, уже вскарабкался на конёк, протянул мне руку, и мы едва-едва успели перевалиться на другой скат, как из слухового окна высунулась голова полицейского сержанта, а ещё через мгновение крыша загудела под тяжёлыми шагами.
- У них теперь на выбор четыре стороны света, - прошептал мне Холмс, обжигая щёку нестерпимо горячим дыханием. - А нам тут тоже залёживаться не стоит. Взгляните, что там внизу?
- Я осторожно перевёл взгляд: под нами переплетались паутиной голые ветви лип, которыми зарос узкий колодец двора. Высота была ярдов шесть-семь.
- Не хотите ли вы сказать, что собираетесь спрыгнуть туда? - едва ли не с ужасом спросил я.
Должно быть, при этом я и побледнел - мне всегда становилось не по себе, когда я смотрел вниз с высоты, а уж прыгать… К тому же, выпрямиться во весь рост было нельзя - стало быть, предлагалось подползти к самому краю и кулем перевалиться вниз, а там изворачиваться и принимать удобную позу уже в полёте, то есть в падении.
- Вот именно, - невозмутимо откликнулся мой приятель.
- Холмс, я не могу…
- Но здесь нельзя долго оставаться, - резонно возразил он. - В конце концов они нас всё равно найдут и арестуют.
Он говорил с трудом - приходилось дышать потихоньку, и он всё не мог отдышаться, тем более, что ему приходилось сдерживать кашель. Я посмотрел на его посеревшее лицо с капельками пота у крыльев носа и у губ, и понял, что мне не хватит духу праздновать труса перед ним.
- Хорошо, Холмс, я прыгну, - с храбростью отчаянья сказал я. - Если только вы сами сможете.
Он ничего не ответил, а просто подобрался к краю и бесшумно соскользнул вниз. Ей богу, даже кошка нашумела бы больше.
Настала моя очередь. Я подполз к краю. Я хорошо знал, что стоит мне только замешкаться или посмотреть вниз, и у меня ни на что не хватит решимости, поэтому я с ходу оттолкнулся, как и чем попало, и полетел кулем на землю.
Приземление было крайне неудачным: у меня подвернулась нога. Мало того, от внезапной острой боли я невольно вскрикнул, и крик мой был, к несчастью, услышан полицейскими.
«Стой, они где-то здесь!» - закричал молодой голос.
- Надо же быть таким неуклюжим! Просто мешок сала, - в сердцах прошипел Холмс, и, подхватив меня подмышки, потащил вниз по выщербленным ступенькам.
Мы оказались в тесном сыром помещении неглубокого подвала. Здесь, видимо, был прежде какой-то склад: у стен громоздились картонные коробки и пустые ящики. За них и затащил меня Холмс, а потом сам нырнул следом, пригнувшись пониже и тесно прижимаясь ко мне, чтобы сделаться незаметнее.
Мы едва успели. Светлый прямоугольник входа почти сразу заслонили качающиеся тени.
- Они не могли уйти далеко - Холмс болен, еле дышит, - услышал я голос Лестрейда, и меня даже передёрнуло от злобы: выходит, состояние Холмса от него не укрылось, и он спешит теперь извлечь из этого выгоду.
- А это что за дыра? - спросил другой голос. - Не могли они здесь спрятаться?
Я перестал дышать. Обжигающе горячая рука Холмса, стискивающая моё запястье, дрожала от напряжения.
- Да где здесь прятаться! - с неожиданной беспечностью откликнулся Лестрейд. - Ничего, наша засада на Пэл-Мэл его ещё поймает, если он явится туда за помощью. Есть у него ещё берлога на Смитфилде, так о ней нам тоже известно. Ничего, людей у нас хватает. Будем ждать его и там, и на Бейкер-стрит, и в Хаунсдитче у мадам Терракойт, и в меблирашках в Паквине, где его какой-то там родственник живёт. Никуда не денется.
Лестрейд говорил громко, и у меня вдруг спина похолодела от внезапной догадки: это для нас, а не для своих подчинённый предназначена его речь. Он догадывается, что мы здесь, что мы слышим его, и таким немудрящим способом даёт нам понять, где именно не следует появляться. Ах, милый Лестрейд! Служака с золотым сердцем! Лишь бы только его людям не пришло в голову обыскать наш подвал хорошенько. Но нет. Вот уже Лестрейд первым отступил назад, а вскоре и тени остальных, колыхнувшись, исчезли с пола. Но мы сидели совершенно тихо ещё какое-то время.
Мои глаза понемногу привыкли к полумраку, и я разглядел, что Холмс скорчился у стены, обхватив руками колени и упершись в них лбом. Его плечи тяжело вздымались от дыхания, глаза были закрыты.
- Нужно идти, - сказал я.
Он не ответил. Он даже словно бы не слышал меня.
- Холмс, - я потряс его за плечо. - Холмс, мы не можем здесь больше оставаться.
С усилием от всё-таки поднял голову. В глазах, совсем как утром, плавала муть. «Куда же идти? - лихорадочно соображал я. - Куда идти?»
Решение пришло внезапно - я вспомнил про госпиталь Гримсби Мэрвиля, в котором числился оперирующим хирургом и штатным консультантом. В те времена это был единственный в своём роде госпиталь, где сосуществовали филантропия и передовая наука, деонтология и профсоюзность, частное консультирование и бригадный подряд.
Фасадом госпиталь выходил на Оксшотт-стрит, но его тыльную часть отделял от задворок нашего дома только небольшой пустырь, окружённый каменной оградой, да живая изгородь, за которой уже начинался больничный сквер.
- Вставайте же! Ну! - затеребил я Холмса с удвоенной энергией. - Ещё немного потерпите, дружище, мы уже почти дома.
Он поднялся, но тут же почти повис на мне - у него дрожали и подгибались от слабости ноги. Кое-как мы всё-таки пробрались через пролом в каменной кладке стены, перешли пустырь и, исцарапавшись в кустах, оказались, наконец, перед дверью чёрного хода.
Вниз уходили ступеньки - там, в цокольном этаже помещался больничный морг, нераздельное владение Воблы - Джереми Мэртона - патологоанатома и прозектора коронёрского управления при Скотланд-ярде.
Я толкнул тяжёлую обитую жестью дверь, и мы оказались в царстве мертвенных газовых ламп и подвального холода. Сам Мэртон - сухопарый блондин с глазами навыкате, длиннорукий и длиннопалый, в чёрном блестящем переднике, в резиновых перчатках и нарукавниках - сидел за столом, ковыряясь пинцетом в чьей-то полуразложившейся требухе.
- Что случилось? - спросил он, не оборачиваясь, не поднимая головы, словно видел затылком.
Но в это время Холмс, державшийся на ногах из последних сил, прислонился к стене, съехал по ней, скользя спиной, и повалился набок. Мэртон проворно вскочил.
- Господи, что это с ним? Он ранен?
Мы перенесли Холмса на узкую кушетку в каморку за моргом, где сам Мэртон практически жил, наведываясь в свою пустующую городскую квартиру лишь изредка.
- Он не ранен, - сказал я, осторожно трогая ладонь обжигающе-горячий лоб Холмса. - Он сильно простужен. У него бронхит и ужасный жар. И нас разыскивает полиция. За убийство. Спрячьте нас, Мэртон.
Круглые глаза Воблы ещё округлились от любопытства, но он был человеком действия:
- Оставайтесь здесь. Только тихо, хорошо? Сюда никто не зайдёт до вечера, а вечером не зайдёт, по крайней мере, никто чужой. На спиртовке можно согреть чай. Я потом принесу всё, что нужно.
Это было неплохое убежище. Тёплое и тихое. Соседство мертвецов меня, как врача, не слишком беспокоило. Наоборот, куда опаснее представлялось мне сейчас иметь за стеной живых соседей. Ещё хуже стало к вечеру, когда тихое забытьё Холмса постепенно перешло в возбуждённый болезненный бред. Он метался по узкой спартанской койке Мэртона, то выкрикивая что-то бессвязное, то бормоча, то ругаясь. Несколько раз с его губ сорвалось имя Натэл, и, судя по интонации, это было отнюдь не имя любимой. Когда Мэртон в десятом часу зашёл навестить нас, я уже изнемог в борьбе с полубезумным из-за болезни моим другом.
- Я принёс вам ужин, - сказал Вобла, выкладывая из карманов на стол кое-какую снедь. - Ну как Холмс?
- Сами видите, - горестно кивнул я в сторону койки.
- Никто не узнает, - пробормотал Холмс, а потом вдруг истошно завопил. - Она ядовитая, смертельно ядовитая!
- Кончится тем, что его услышит кто-нибудь из пациентов, - вздохнул я.
- А почему не введёте успокоительное?
- Уже вводил. Боюсь за его сердце.
- Ладно, отдохните немного. Да вот ещё поешьте. Я пока тут побуду.
- Спасибо, Мэртон. Раз так, я выйду покурить. Сказать по правде, страшно хочется, а при Холмсе не решаюсь. Ему и так нечем дышать. Ему нужен свежий воздух, а не табачный дым.
- Вот и ошибаетесь, - спокойно возразил Вобла. - Заядлого курильщика нельзя совсем лишать привычного зелья. Курите смело при нём, вот увидите, станет спокойнее.
Я последовал его совету и с удивлением убедился, что он прав - Холмс словно бы притих. Пока я жадно расправлялся с ужином, Мэртон, придвинув стул ближе к постели Холмса, склонялся над ним, насторожив уши.
- Вобла, - сказал я, - подслушивать бред беспомощного человека неэтично.
- Зато информативно, - незлобиво откликнулся он. - Кто эта Натэл?
- Мне известна в его окружении одна женщина с таким именем, - припомнил я, - жена его брата - Натэл Алисия Паркер Холмс.
- Не думаю, чтобы он питал к ней горячую любовь, - задумчиво покачал головой Мэртон. - Ну а вы… Вы-то, может быть, расскажете, что на самом деле произошло?
- Разве что с его слов, да и то не знаю, имею ли я право, - заколебался я.
- Я тоже едва ли имею право укрывать вас, вместо того, чтоб, как преступников, выдать полиции, - резонно возразил Мэртон.
Делать нечего, мне пришлось со слов Холмса пересказывать историю гибели Мартина Траволты.
- Хотя то, что вы делаете, шантаж, - добавил я.
- Ладно, ладно, - отмахнулся Мэртон. - А сами-то вы как думаете, Холмс вам не врёт?
- Холмс никогда не врёт, - оскорбился за друга я. - Да и потом, не подозревать же его, в самом деле, в убийстве.
- Да нет, об этом речи не идёт, - поморщился Мэртон. - Но не кажется ли вам, что он что-то от вас скрывает?
- Безусловно. Ну и что? Я всё равно на его стороне, а тем более сейчас, кода он так беспомощен.
- Да это-то понятно, - пробормотал Мэртон и стал менять Холмсу на лбу холодный компресс. Мой несчастный друг на одно мгновение приоткрыл мутные глаза, и я услышал хриплый шёпот:
- Уотсон!
- Я здесь, здесь, дружище, - поспешно откликнулся я , но он уже снова погрузился в забытьё.
Наступившая ночь принесла новое беспокойство, а у меня уже не было сил. Холмс метался и кричал, а я дошёл до той стадии отупения, когда все звуки доносятся словно издалека, причудливо перемешиваясь и расцвечиваясь несуществующими видениями - я словно спал с открытыми глазами. В какой-то момент сознание и вовсе оставило меня, и мне привиделось, будто Холмс умер от воспаления лёгких и лежит, остывая, а я никак не могу проснуться и подойти к нему, хотя совершенно точно знаю, что он мёртв. Горе, охватившее меня во сне, оказалось столь невыносимо, что я проснулся от собственных рыданий и ещё долго не мог поверить в то, что всё это мне только приснилось. Лишь склонившись над Холмсом и услышав его хриплое тяжёлое дыхание, я окончательно пришёл в себя.
Был третий час ночи. Мэртон ночевал где-то в другом месте госпиталя, мы были одни. Я потёр лицо ладонями, чтобы прогнать сон, закурил и - чуть не задохнулся от внезапно навалившейся тоски. Я не привык брать на себя ответственность в такого рода делах, а сейчас, лишившись поддержки Холмса, чувствовал себя совсем скверно. Пустая прохладная комната по соседству с моргом, скудное освещение, тяжёлое дыхание и отрывистые выкрики бредящего - всё это угнетало мою психику, давило, словно взваленный на плечи груз. Мои глаза снова намокли, сигарета задрожала в пальцах, я всхлипнул и стал смотреть в потолок, чтобы слёзы, не выкатившись, высохли в глазах.
- Уотсон, - послышался вдруг хриплый шёпот Холмса, слабый, но вполне осмысленный.
Вздрогнув, я быстро обернулся к нему. Его глаза были открыты, и муть почти исчезла из них.
- Где мы? - спросил он. - Я ничего не помню…
- У Мэртона. Вы потеряли сознание в секционном зале, мы вас перенесли в его комнату при морге.
- Он нас не выдаст? - Холмс беспокойно шевельнулся. Он попытался осмотреться, но от слабости не мог повернуть голову.
- Нет, не выдаст, - успокоил я.
Прежде, чем снова заговорить, он какое-то время собирался с силами, прикрыв глаза.
- Трудно вам… - наконец снова услышал я срывающийся шёпот. - Совсем растерялись, да, Уотсон?
Я переглотнул ком горечи в горле и хрипло сказал:
- Ничего, вы, главное, поправляйтесь.
- Вот что… - он говорил с трудом, то и дело прерываясь, чтобы отдышаться. - Вы напишите на бумаге… я подпишу… как я рассказал… это поможет вам оправдаться… на случай, если я… - он не договорил, но не трудно было догадаться, о чём идёт речь.
- Ерунда, вы поправитесь, - быстро сказал я, но, должно быть, под влиянием недавнего сна голос мой прозвучал испуганно.
- Напишите, - с нажимом повторил Холмс.
- Хорошо, Холмс.
- Я сейчас опять уплыву, - проговорил он, проводя кончиками пальцев по лбу, словно убирая с глаз невидимую паутину. - Я это чувствую. Вот ещё что, Уотсон: в крайнем случае обратитесь к моему брату, но не сами. Мэртон уже знает так много, что сможет быть посредником… просите его. Только одно… - он не договорил - глаза его снова стали мутиться, мутиться, словно затягиваться полупрозрачной сеткой, губы ещё шевелились, но слов разобрать было нельзя.
Я положил ему на лоб ладонь - голова была горячей, как бок пылающего камина. Смочив в воде полотенце, я обтёр ему лицо, помахал, чтобы остудить, по воздуху и положил мокрый компресс туда, где проходит черепной шов, у границы волос.
Холод снова привёл его в себя.
- О чём я говорил? - спросил он.
- О том, что мне через посредство Мэртона следует связаться с вашим братом.
- Ах, да, верно… Так и сделайте, - он снова закрыл глаза, страшно утомлённый даже таким коротким разговором
«Его нужно показать специалисту по лёгочным болезням, - подумал я. - И незамедлительно. Похоже, это всё-таки пневмония, и похоже, он не справляется».
Утро не принесло радости. Медленно серо рассвело, по жестяному карнизу над черным ходом лениво зашлёпал не то дождь, не то снег. Я безрадостно дремал, то засыпая чуть глубже, то поднимая голову и прислушиваясь к хриплому дыханию Холмса. Он больше не приходил в сознание и жар ни чуточки не спадал.
Около десяти часов нас зашёл проведать Мэртон. То есть, я и прежде слышал его шаги в соседнем секционном зале, но там он был не один, и я опасался подавать голос, пока он сам не зашёл в комнату с лицом угрюмым и озабоченным.
- Ну как вы тут? Впрочем, сам уже вижу, как. Он так и не приходил в себя?
- Приходил ненадолго. Я тревожусь, Мэртон. И вот что: нам нужен гонец. Сам я не могу, потому что за мной могут проследить, я у полиции на заметке, а вы их ничем не насторожите… А, Мэртон?
- Хорошенькое дело, - проворчал Вобла. - Это вы, выходит, совсем уж в соучастники меня планируете?
- Но, Мэртон, вы и так уже соучастник, дальше некуда, - улыбнулся я. - Полиции вам лучше не попадаться так и так.
- Ну-ну, ладно, - буркнул Мэртон. - Куда нужно идти и что сказать?
- Пойдёте на улицу Пэл-Мэл, - понизив голос, заговорил я. - В доме номер семь спросите мистера Холмса. Ни с кем больше в беседу не вступайте, только с ним самим. А ему скажете, что мы здесь, что Холмса обвиняют в убийстве, словом, с ним скрытничать не нужно. Вы сделаете это, Джим?
- Да, конечно, - кажется, Воблу смутило неожиданное обращение по имени. - Не беспокойтесь, Уотсон, всё сделаю, как надо.
Он должен был дождаться вечера, чтобы уйти, не то его хватились бы и, чего доброго, начали бы искать в жилой комнате. Весь день я не мог найти себе места: то садился, то вставал, пытался заснуть, но не смог - словом, мучался. Мэртон ушёл около девяти часов, когда уже стемнело. Холмс всё метался в жару, лицо его совсем заострилось и казалось уже мертвенно-восковым, а ногти посинели, как и впрямь у покойника.
К полуночи, когда Мэртон не вернулся, я начал медленно сходить с ума. Все мои ресурсы были исчерпаны, я не знал, что делать дальше, ни в чём уже не мог быть уверенным и додумался чуть ли не до того, что сам брат Шерлока Холмса мог подстроить историю с трупом из каких-то своих высших политических соображений, хотя я не представлял, из каких, собственно.
В первом часу ночи Холмс вдруг почти моментально взмок, температура резко упала и он пришёл в себя.
- Слава богу, кажется дело пошло на поправку, - вслух сказал я, щупая его пульс. - Как вы?
Он шевельнул губами, но беззвучно от слабости, а в следующий миг уже спал. Я укрыл его потеплей тем, что нашлось, а сам присел в кресло, рассчитывая всего лишь вздремнуть до прихода Воблы, но, когда я открыл глаза, было уже позднее утро. Мэртон так и не вернулся, Холмс спал, его лоб был прохладным.
- Холмс, - позвал я, осторожно трогая его за плечо, - Холмс, вы меня слышите?
Он глубоко вздохнул и открыл глаза, ясные и чистые, как у младенца.
- Ну что, вам получше? - спросил я, хотя мог бы и не спрашивать - сам всё прекрасно видел.
- Получше? - Холмс обнажил в улыбке свои ровные и белые, табакоустойчивые зубы. - Да, доктор, пожалуй, что получше, - у него и голос окреп, не сравнить со вчерашним, но был он, конечно, ещё слаб.
Безжалостно это было с моей стороны, конечно, но - делать нечего.
- Тогда слушайте, - сказал я и присел на край его постели.
Весть об исчезновении Мэртона заставила брови Холмса сойтись над переносицей в одну черту.
- Со вчерашнего вечера, говорите? - переспросил он.
- Да. Вы уверены в лояльности вашего брата? Быть может, бедняга Мэртон уже в полицейском участке за сговор с нами?
- В Майкрофте я уверен, - покачал головой Холмс. - Но вот если…
- Что?
- Нет, ничего. Вы предупредили его о том, что заговаривать о деле можно только с самим Майкрофтом?
- Мэртону не нужны такие указания, - возразил я. - Он никогда не делает промахов, насколько я знаю. Нет-нет, с ним точно что-то случилось. И я не представляю себе, что делать дальше.
Холмс беспокойно оглянулся вокруг.
- Нам нужно поскорей убираться отсюда. С братом я найду способ связаться, а что касается судьбы Мэртона…
Он не договорил. В секционном зале послышались тяжёлые шаги и голоса. Побледнев, Холмс вытянул шею и прислушался.
- Слишком официальная поступь, - шепнул он встревожено. - Это не полицейские?
- Да, похоже. Впрочем, у полицейских может быть дело не только к вам - здесь полицейские врачи часто проводят вскрытие совместно с Мэртоном, госпиталь ведь «муниципально арендованный».
- Подождите, подождите, - он сжал мою руку. - О чём они там?
У Холмса был куда более тонкий слух, чем у меня, и то, что мне представлялось через дверь невнятным бормотанием, он, вполне возможно, слышал членораздельно. Не желая ему мешать, я затаил дыхание. Впрочем, отдельные слова долетали и до моего слуха. Я понял, что разговаривавших четверо и один из них наш знакомый инспектор Лестрейд. Он время от времени поправлял молодого, судя по голосу, мужчину, что-то рассказывавшего взахлёб. Остальные двое - бас и старческий дребезжащий тенорок - задавали вопросы. Речь шла, насколько я понял, об обнаружении какого-то тела, не то мёртвого, не то только раненого. «Там ещё строительный мусор, - волнуясь, говорил молодой, - и почти всё было засыпано, только волосы виднелись. То ли его нарочно засыпали, то ли не заметили, когда выгружали мусор». Старческий тенорок что-то невнятно спросил, и Лестрейд ответил: «Ну да, как раз под пару трупу с Бейкер-стрит».
Холмс схватил мою руку и сильно сжал. Невольно взглянув на него, я увидел, что его глаза расширились, а с губ вот-вот сорвётся слово столь ужасное по смыслу, что мне совсем не хотелось, чтобы оно сорвалось. Я ещё раз услышал произнесённое басом имя «Траволта», а потом Лестрейд вдруг громко выкрикнул:
- Нет и нет! Я в это не верю! Я исполняю свой долг, претензий ко мне быть не может, но в это я никогда не поверю!
Мне почему-то показалось, что речь идёт о Холмсе. Это в его виновность отказался поверить старший инспектор Скотланд-ярда.
Затем я ещё уловил слово «обыск», но больше ничего, потому что Холмс вдруг по-кошачьи мягко, но стремительно подскочил к двери и стал запихивать в петлю вместо засова ножку стула. «Зачем же он это делает? Уж не сошёл ли с ума? - тревожно подумал я. - Отсюда же всё равно нет другого выхода». И только тогда сообразил, что выход есть.
Из комнаты Мэртона вверх вела шахта несуществующего лифта. На моей памяти ей никогда не пользовались и почти забыли о её существовании. Но каждый в госпитале знал, что года тир назад Мэртон пожаловался на сырость и запах формалина в жилой комнате и обнаружил, что внизу каменный колодец шахты разрушился, и в подвал, где стояли бачки с формалином, а порой лежали и тела, образовалось довольно широкое отверстие. Мэртон забил дыру досками, но кладку восстанавливать не стал. Шахта не имела больше никаких выходов, так что проникновение сквозь неё на верхние этажи крыс или заразы опасаться не приходилось, было очевидно, что о ней-то и вспомнил сейчас Холмс.
Я не успел ещё ничего обдумать, а дверь уже задёргалась, и удивлённый дискант воскликнул: «Да тут заперто!»
- Быстрее, - одними губами сказал Холмс и ужом скользнул в каменный колодец. Я последовал его примеру, соображая, что мы опять удираем неизвестно куда почти раздетыми.
- Холмс, зашептал я, хорошенько стукнувшись лбом о каменный выступ, - а не лучше ли было бы…
Но он уже с треском отодрал доски и свесил ноги в дыру. На меня пахнуло затхлостью и плесенью, перемешанными с острым духом формолового спирта и гнилья. Холмс свесился вниз, придерживаясь за край отверстия только руками, затем отпустил и руки - и исчез.
Удары в дверь стали уже нешуточными, дерево затрещало. Вздохнув, я, делать нечего, последовал за Холмсом.
В подвале нас со всех сторон окружил удушливый, остро пахнущий смертью, мрак. Я не видел ровно ничего, но Холмс взял меня за запястье - я чуть не вскрикнул от его прикосновения - и потянул куда-то в сторону. Пользуясь своим необыкновенным, по истине кошачьим, зрением, он шёл уверенно, пока, набив себе шишки о балку, я не почувствовал вдруг сквозняк, и не оказался перед дверью чёрного хода.
Холмс чем-то скрежетнул в замочной скважине, петли заскрипели, и мы выскользнули в пронизанный ветром сад.
- Дверь, - тихо велел Холмс, и я налёг плечом, чтобы щель не выдала путь нашего бегства, а потом уже растерянно обернулся к Холмсу.
- Ну и куда теперь?
- А вы слышали, о чём они говорили? - на ходу спросил Холмс.
- Я понял только отдельные слова.
- В Уайтчепеле в строительном котловане, куда сбрасывали мусор, они нашли Мэртона.
- Мёртвого? - ахнул я.
- Слава богу, живого, но сильно израненного и избитого. Его отвезли на городскую квартиру, и он пока не приходил в сознание. Догадываетесь, что они могли подумать, застав нас с вами в его комнате?
- Н-да, - пробормотал я. - Можно себе представить. - Но всё равно… Куда же мы теперь?
- Не знаю, - вздохнул Шерлок Холмс. - За решётку страшно не хочется. А вы, - насмешливо проговорил он, взглянув на моё лицо, - должно быть, и не предполагали, что сыщик Холмс может пребывать в абсолютной растерянности и не представлять себе, что делать?
- Ну нет, сверхчеловеком я вас не считаю, - покачал я головой. - Думаю, вы, как и все, имеете право на слабости. Вот только…
- Что?
- Холодно, - стукнул я зубами. - Вам особенно нельзя переохлаждаться.
- А деньги при вас? -деловито спросил он.
- Да, вот здесь в кармане.
- Ну тогда мы чудно погреемся. Здесь неподалёку турецкие бани.
- Бани? - недоумённо переспросил я. - Вы шутите?
- Отнюдь. Чего ещё желать? Тепла там сколько угодно, искать нас в этом заведении никто не подумает, да к тому же, сможем разжиться чьей-нибудь одеждой.
- Украсть?! - у меня даже челюсть отвисла от изумления, а Холмс, глядя на мою вытянувшуюся физиономию, со злой улыбкой ответил:
- Ну да, конечно, украсть. А вы как думали?
И добавил:
- Для сообщника убийцы, Уотсон, вы уж слишком щепетильны.
Прислуживал в предбаннике молодой человек в турецкой феске. То, что мы явились без верхней одежды, вызвало его лёгкий интерес, который тут же затмил серебряный соверен.
- Номер на двоих, - приказал Холмс.
Нам вручили ключ на оловянной бирочке с номером, мы разделись и погрузились в блаженную атмосферу расслабляющего тепла. Постоянное нервное напряжение в котором нам пришлось пребывать, вкупе с естественной усталостью, сделали своё дело - расположившись на удобных лежанках, мы почти тотчас оба задремали, а затем и провалились в глубокий сон.
Меня разбудило осторожное прикосновение к плечу - столь лёгкое, что в другое время я продолжал бы спать, не обращая на него никакого внимания, но тут я подскочил, как ужаленный.
Точно так же, как и мы, завёрнутый в простыню, с мокрыми от пота волосами, надо мной склонялся самый бесцветный человек на свете, невидимка в толпе. У него были небольшие и невыразительные светло-голубые глаза, русые брови, чисто выбритый маленький подбородок и тонкие непримечательные губы.
- Доктор Уотсон, - тихо проговорил он. - Извините, что разбудил вас, но дело не терпит отлагательств. - Я буду ждать за углом в кэбе. Только не медлите - на углу Даунинг-стрит я отцепил «хвост», но он может возвратиться снова.
С этими словами невзрачный тип испарился, а я с огромным облегчением затормошил Холмса, ибо субъект, несмотря на всю свою блёклость, был мне великолепно знаком.
- Холмс, здесь был секретарь вашего брата. Он нас ждёт. Скорее, дружище, не медлите, похоже, Мэртон всё-таки успел повидаться с мистером Майкрофтом.
- Вы уверены, что это был Уилкс? - сонливо улыбаясь, пошутил Холмс - ему было прекрасно известно, что мы хорошо знакомы, но неузнаваемость личного секретаря мистера Холмса Оливера Уилкса давно уже стала предметом для шуток.
- Э, да вы, я виду, не удивлены… - протянул я, начиная кое о чём догадываться. - Постойте-ка… Вы ждали его?
- Я мог только надеяться. Но уже и то хорошо, что вопрос о краже одежды отпадает сам собой. Надеюсь, Майкрофт уже придумал для нас хоть какой-то выход. Его голова работает куда лучше, чем моя собственная.
- Но это значит, что турецкие бани для вас обычная явка, к которой…
- И в самом деле, поторопимся, Уотсон.
- Вот странно, - проговорил я уже по дороге к указанному экипажу.
- Что именно?
- Почему этот Уилкс обратился ко мне, а не к вам? Вы же были рядом.
Холмс усмехнулся.
- Потому что это меня, а не вас разыскивает полиция. Уилкс всячески избегает неприятностей. Если бы его даже увидел кто-то, никто впоследствии не мог бы упрекнуть его в пособничестве преступнику.
- Надо же, какая предусмотрительность, - хмыкнул я, без особенного, впрочем, уважения.
Холмс не успел ничего ответить. Кэб, вывернувший из-за угла, призывно распахнул дверцу, и мы не заставили себя ждать.
- Запахнитесь в пледы, - тихо посоветовал Уилкс. - Погода на редкость скверная сегодня.
Два шотландских пледа услужливо ожидали на сиденье и оказались как нельзя более кстати. закутавшись в мягкую шерсть, я устроился поудобнее и, закрыв глаза, прислушивался к негромкому разговору между моими спутниками.
- Мистер Майкрофт получил ваше сообщение. Дословно он сказал так: «Кажется, малыш всерьёз доигрался в полицейские ребусы». Но расспрашивать вас ни о чём не велел и на словах ничего не передавал.
- А что мой посланник? - с тревогой, сдерживая волнение, спросил Холмс. - Тот человек, которого я отправил к брату, был найден полумёртвым сегодня ночью, ближе к утру. Что с ним сталось? Кто напал на него?
- Человек, которого вы послали? - удивлённо переспросил Уилкс. - Нет, не знаю… Он ушёл сразу, с мистером Майкрофтом они проговорили не больше четверти часа.
- Кто впустил его? Вы?
- Миссис Холмс. Я выпустил его. И ещё посмотрел, не следит ли за ним кто-нибудь из Скотланд-ярда.
- В каком направлении он пошёл?
- К Паддингтону. За ним никого не было, это точно, разве что потом…
Они продолжали обсуждать происшествие с Мэртоном, но у меня в голове произносимые ими слова стали как-то путаться и переплетаться, а потом я вдруг увидел мою жену, стоящую на палубе великолепного белого парохода, в светло-сером платье, с отделкой из страусовых перьев - платье, которого у неё никогда не было - и перья шелестели по ветру. Она улыбнулась, привычно отводя от глаз непослушную прядку, и тут же лицо её затянуло туманом, а до меня донеслись голоса:
- Да, эти дни ему нелегко дались…
- Доктор, доктор, просыпайте, приехали.
Я сделал над собой усилие и кое-как приоткрыл глаза.
- Вас не добудиться, - мягко посетовал Холмс, наклонившись к самому моему лицу. - Идёмте. Вы будете спать в постели после хорошего ужина.
Только теперь я заметил, что уже наступили сумерки и идёт снег, а наш экипаж стоит у подъезда небольшого уединённого домика посреди голого пустыря, окружённого вдалеке какими-то посадками.
- Сколько же я спал? - спросил я хрипло, выпрямляясь и потирая рукой затёкшую шею.
- Почти три часа, - ответил мне Уилкс - он уже ступил на подножку, чтобы сойти, и сейчас озирался по сторонам.
Я чувствовал себя завёрнутым в компресс - вся моя одежда под пледом пропиталась потом и прилипла к телу, но это не было неприятно, и мне по-прежнему страшно хотелось спать.
Кэб, едва мы сошли, поспешно отъехал, а Уилкс торопливо отпер дверь и, не столько впустил, сколько втолкнул нас в небольшой квадратный вестибюль со стенами, обшитыми светлым деревом, на котором висели, очевидно в качестве вешалки, оленьи рога. Дальше вела ещё одна дверь, наполовину застеклённая, но стекло не пропускало света, тщательно замазанное с внутренней стороны тёмной охрой. В эту дверь Уилкс постучал сложным условным стуком, и голос, столь же глухой и необычный, как у Холмса, но только тона на два ниже, откликнулся из-за двери:
- Войдите.
Посередине практически пустой комнаты был накрыт скатертью круглый стол. В нескольких блюдах я увидел куски мяса, зелень и фрукты, на доске истекал слезой сыр, окружённый сразу тремя узкогорлыми бутылками, а венчал композицию круглый пирог размером около фута в поперечнике. За столом лицом к двери сидел массивный широкоплечий человек с лёгкой проседью в тёмных, зачёсанных назад волосах, с пронзительными серыми глазами, как мыши выглядывающими из-под густых мохнатых бровей, одетый в дорогой шерстяной костюм и батистовую сорочку, схваченную у горла шёлковым шнурком с булавкой в виде шахматного конька.
Как всегда в его присутствии, я почувствовал охватившую меня необъяснимую робость, но, борясь с ней, первым шагнул вперёд с лёгким поклоном, что вероятно, учитывая плед, намотанный на меня, словно тога римского императора, производило комическое впечатление.
- Здравствуйте, мистер Холмс.
- Здравствуйте, доктор, - словно не замечая моего вида, с достоинством откликнулся Майкрофт Холмс. - Здравствуй, Шерлок. Что это у тебя с лицом?
- Где? Ах, это… - Холмс коснулся пальцами подживающих порезов. - Я уж, признаться, и забыл, хотя свою роль они сыграли. Но разве Мэртон не объяснил тебе?
- Он сказал только самую суть, да и мне некогда было растабарывать. На Пэл-Мэл был обыск из-за тебя - знаешь?
Мой друг свистнул.
- Вот именно, - наклонил лобастую голову Майкрофт. - Но сейчас вам, кажется, нужно привести себя в порядок. Туда, прошу вас, - и он качнул головой в сторону большого зеркала, висящего на противоположной стене.
Я не успел удивиться, как мой друг Холмс, очевидно знакомый с такими вещами не понаслышке, шагнул вперёд и, особым образом надавив на раму, заставил её повернуться на шарнирах и открыть узкий проход в соседнюю, меньшую по размерам комнату с одной широкой кроватью, платяным шкафом и ведром в углу.
- Кровать, к сожалению, только одна, - вслед нам крикнул Майкрофт. - Я не собирался принимать здесь гостей. Но в шкафу одежда для двоих. Надеюсь, доктор, я не ошибся с размером.
Через несколько минут, вытеревшись нашедшимися в том же шкафу полотенцами и облачившись в халаты, мы присоединились к Майкрофту за стлом, воздавая должное простым, но питательным блюдам.
Какое-то время никто не произносил ни слова - с присущей ему тактичностью Майкрофт Холмс давал нам время насытиться. Сам он к еде почти не притронулся - прожевал только кусочек сыра.
- Что это за дом? - наконец нарушил молчание Шерлок Холмс. - Я его раньше не видел.
- А, ну так это мой охотничий домик, - Майкрофт сделал жест, как бы приглашая нас оглядеться. - Я им редко пользуюсь, очень редко.
- Знает ли о нём Натэл? - резковато спросил Холмс.
- Невижу, какое это может иметь… - начал было Майкрофт, но тут же сам себя перебил. - А, впрочем, не знает. Так же, как и ты не знал о нём до сегодняшнего дня, мой мальчик. Но в качестве «берлоги» он отличное место. Вы сможете здесь отсидеться, а потом…
- Но я вовсе не собираюсь отсиживаться, - перебил мой друг ещё резче. - Я нуждаюсь в отдыхе, это верно. Как и мой друг Уотсон, - поспешно добавил он тут же, извинившись глазами за то, что не сразу упомянул об мне. - А что касается всей этой истории… Я намереваюсь сам разобраться в ней. Кто-то подставляет меня полиции и итальянцам совершенно недвусмысленно, и ты хочешь, чтобы я при этом оставался сторонним наблюдателем? Пострадало моё доброе имя, причём не только в глазах полиции, но и в глазах нашей квартирной хозяйки - добрейшей женщины, перед которой тоже был разыгран весь этот спектакль, убит человек - молодой полицейский Траволта, пострадал мистер Мэртон - заметь, наш с Уотсоном добрый друг, который отнёсся к нам в щекотливой ситуации с добротой и сочувствием, не считаясь с собственными удобствам. И теперь ты хочешь, чтобы я отсиживался где-то, отдав попечение о расследовании в чужие руки?! За кого ты меня принимаешь? Я сыщик экстра-класса, а не жалкий халтурщик, способный только рекламировать себя, а не дело делать.
- Любопытно, - невозмутимо проговорил Холмс-старший. - Как ты собираешься делать это дело, находясь вне закона? Полиция тебя ищет по всему Лондону и она от этого не отступится, будь спокоен. До тех пор, по крайней мере, пока не упрячет тебя в каталажку. Оттуда много нарасследуешь?
- Именно поэтому я и обратился к тебе, Майкрофт. Нам нужно выдать себя за других людей. Изменить облик, выступить под другими именами. Я собирался это сделать, стащив в бане одежду каких-нибудь мастеровых. Но, коль скоро ты нашёл нас, всё будет ещё легче.
Так ты, - Майкрофт взглянул на брата со странной смесью ужаса и увадения, - собираешься проникнуть в криминальное сердце итальянского квартала?
- Именно, - кивнул мой друг.
- Шерлок, это опасно! - Майкрофт даже головой замотал. - Я не могу допустить…
- Не только допустишь, братец, но и поможешь мне. Я твёрдо решил, как быть, разговоры на эту тему бессмысленны. У меня есть ещё причина разбираться во всём самому. Ты о ней не знаешь, да и не узнаешь, Майкрофт. Но поверь мне на слово, она весьма существенна.
- Ну что ж, - Холмс старший поднялся со своего места. - Я не стану тебя ни о чём расспрашивать, коль решение уже принято. Отдыхайте. Утром вы получите одежду и всё, что нужно. Но, Шерлок, тебе бы стоило помнить о том, что ты не только сам лезешь волку в зубы, но и тащишь туда же за собой доктора Уотсона.
Я открыл было рот, чтобы возразить в том смысле, что если меня кто-то куда и тащит, то лишь по моему собственному и недвусмысленному желанию, но Холмс - Шерлок Холмс, а не его брат, разумеется, ласково взглянув на меня, ответил:
- Без помощи Уотсона я был бы уже покойник. Потом, конечно, в одиночку я вообще бы не решился на такую авантюру. Но ты напрасно беспокоишься, брат. Между нами всё давным-давно оговорено и выяснено.
Мне показалось, что Майкрофт Холмс слегка смутился, но тут же, сделав непроницаемое лицо, кивнул.
Я заснул, едва коснувшись головой подушки, а пробудился от того, что меня дёргал за плечо кудрявый смуглокожий мастеровой в не слишком чистой блузе. За его широким ремнём торчал молоток на длинной ручке.
- просыпайтесь, - сказал мастеровой голосом Холмса. - Время позднее. Тем, кто зарабатывает свой хлеб руками и горбом, так долго спать не пристало.
Зевая, я сел в постели. Судя по освещению в большой комнате, где было окно, стояло ещё очень раннее утро. Холмс выгодно использовал тёмный цвет своих волос и горбинку переносицы, чтобы стать похожим на южанина. Мне же предстояло перекраситься и переодеться.
- Если вы хотите выдать себя за итальянца, - заметил я, - то что вы будете делать с итальянским языком?
Холмс улыбнулся.
- Я буду говорить по-английски с итальянским акцентом. Я понимаю, что говорят итальянцы, с этим проблем не будет, а своё нежелание говорить на родном языке я как-нибудь объясню.
- По-итальянски я понимаю лишь кое-что, - сказал я, - и не говорю вовсе. Боюсь, что из меня не выйдет итальянца.
- И не нужно, - решил Холмс. - Вы будете французом.
Я вымыл волосы с хной, превратившись в медно-рыжего, подкрасил усы, нанёс специальным кремом на кожу конопушки, а затем натянул клетчатую рубаху, грубые башмаки и превратился в бродячего точильщика. В арсенале Холмсов нашёлся и точильный камень.
- Не очень-то удобно будет таскать такое сооружение, - вздохнул я.
- Зато не возбуждает подозрений. Кроме того, промышлять мы можем где угодно. Наше дело только возвращаться в итальянский квартал ближе к вечеру.
- А что вы собираетесь делать этим молотком?
- Я кровельщик, - сказал Холмс. - А это, к вашему сведению, кровельный молоток. Да, вот ещё: нам нужно сменить имена. Вас имя Жан Жаре устроит?
- Во всяком случае, его не слишком трудно запомнить. А как думаете называться вы?
- У меня устоявшееся имя для таких дел - Бэзил. Базиль. Так и будет. Переодевайтесь и дождёмся Оливера. Он даст адрес, где мы пока поживём.
- А если вас кто-нибудь всё-таки узнает?
- По-вашему, это легко?
Я пожал плечами.
- Можно нанести грим, но постоянно жить в гриме…
Холмс вместо ответа с силой провёл пальцами по своей щеке и показал мне абсолютно чистые подушечки.
- Как видите, это не совсем обычный грим. А вы, слава богу, довольно смуглы для рыжего. Нет, с этой стороны, думаю, проблем не возникнет. Другое дело, если… - он не договорил.
- Что?
- Нет, ничего, - сказал Холмс и нахмурился.
Мы ждали не слишком долго. Осторожный стук в дверь возвестил появление самого незапоминающегося человека в мире где-то через час с четвертью.
- Вот адрес, мастер Шерлок, - Уилкс протянул моему другу маленький клочок бумаги. - Там неподалёку трактирчик, о котором вы говорили, «Золотая лихорадка», кажется.
- Да-да, Уилкс, благодарю вас, - Холмс чиркнул спичкой и поджёг бумажку. - Если мне будет что-то нудно, я вам оставлю записку для брата в «Прис-палаццо».
Я никогда не слышал этого названия, но Уилксу оно, видимо, было знакомо, потому что он молча согласно кивнул. Бумага догорела, Холмс уронил остатки её на пол и стряхнул пепел с рук.
- Всё, нам нужно идти, Уотсон. Уилкс, прошу вас, уничтожьте здесь следы нашего пребывания.
И снова Уилкс молчаливо кивнул.
Холмс привёл меня в район Ист-Эндовских меблирашек, грязных и тесных, как все заведения подобного рода. Мы сняли убогую конуру с расшатанным шкафом и двумя железными койками. Холмс сказал хозяйке, что на лучшее жильё мы пока не наскребли денег.
- Только вышел, благодетельница, гол и бос. Вот уж постой, заработаем мы с приятелем, перейдём в важные хоромы, не этим чета. Мой приятель человек нездоровый, деньги у него не держатся, так присмотреть было не кому, а теперь-то уж я присмотрю, - пообещал он, выставляя меня горьким пьяницей.
- Ничего, Уотсон, - заметив мой кислый вид, похлопал он меня по плечу, едва хозяйка ушла. - Спать здесь можно, вдвоём безопаснее, а что касается мелких неудобств, так ведь это явление временное.
- Но что я должен делать?
Холмс засмеялся:
- Как что? Точить ножи, ножницы, бритвы править.
- А если серьёзно?
- если серьёзно, то вам и в самом деле лучше поизображать точильщика, насколько вас хватит. А вечером встретимся в «Золотой лихорадке».
- Холмс, если я буду изображать точильщика, а вы кровельщика, то зачем мы здесь?
Он укоризненно покачал головой:
- Уж очень вы нетерпеливы. Ну хорошо, допустите, что я не буду только изображать кровельщика. Вы же слышали, я только что вышел из тюрьмы. Что, если честный труд покажется мне скучным?
Я понял, о чём он говорит, и похолодел.
- Вы что, хотите войти в доверие к Либерето?
- Пуркуа па, милый Уотсон?
- Но если он узнает вас?
- Да, - спокойно сказал он, - в этом случае моей участи, конечно, не позавидуешь. Впрочем, друг Уотсон, могу вас утешить: вам тоже не поздоровится, если меня узнают. Ну, до вечера.
Делать нечего, я взгромоздил своё точило на плечо и отправился шататься по улицам, вяло предлагая желающим поточить ножи-ножницы. К своему удивлению, до вечера я даже успел кое-что заработать, пора было в «Золотую лихорадку».
Холмс уже сидел за столиком в обществе невысокого брюнета явно итальянского происхождения. У него были опасные бегающие глаза преступника.
- А вот и мой дружок, - завидя меня, воскликнул Холмс пьяным голосом. - Иди сюда, Жан, познакомься с синьором Кастро.
- Привет, меня зовут Тото, - сказал Кастро, пожимая мне руку цепкими пальцами опытного карманника. - Выпьешь с нами?
- Угостишь, отчего же не выпить, - рассудительно сказал я.
Мне налили рюмку какой-то мерзости, которую пришлось выпить. Спиртное сразу же ударило мне в голову, я испугался, что придётся пить ещё, и тогда я потеряю ясность рассудка.
- … пять лет подряд, - продолжал начатый рассказ Холмс. - И все мои денежки, конечно, ухнули. А всё из-за проклятой ищейки, из-за этого Холмса, будь он неладен. Если б только мне представился случай сквитаться с ним…
- Это несерьёзно, - отмахнулся Тото Кастро. - На то и кот, чтобы мыши не дремали. Глупо мстить сыщику за то, что он исполняет своё дело, как надо.
- Да наплевать мне на его дело! - взвился Холмс. - Меня больше мои дела трогают. Мало того, что я потерял все деньги, моя девчонка не дождалась меня.
- Не дождалась, значит, и не ждала.
Холмс вскочил и, потянувшись, через стол, отвесил своему собеседнику сочную оплеуху. Я не успел моргнуть глазом, как они уже, сцепившись, покатились по полу, на ходу вытаскивая ножи.
- А ну, кончайте, - заорал я, сообразив, что дело вот-вот дойдёт до кровопролития. - Хватит! Базиль! Тото! Базиль, ведь он ничего не знает о твоей девушке.
Я, правда, и сам ничего не знал о «его девушке», но предоставил ему выпутываться, как он знает.
Холмс с силой оттолкнул от себя итальянца и вскочил.
- В самом деле, Тото, постой, - надрывно кашляя, крикнул он. - Ведь ты не знаешь…
Кастро поднялся и покачивался на полусогнутых ногах, готовый к прыжку. В нём угадывался ловкий боец на ножах.
- Ну-ну, - насмешливо произнёс он. - Говори, коли хочешь, но я ничего не обещаю.
- Она не изменяла мне, - пояснил Холмс - видно было, что ему больно говорить, - просто мы успели с ней пожениться, а вот повенчаться ещё нет. И тут меня сцапали. Понимаешь теперь? У неё были строгие родители…
- Постой, так она…
- Бросилась в Темзу с плотины и утопилась, приятель. Понимаешь теперь, какой у меня счётец?
- Да, теперь понимаю, - Тото расслабил мышцы и убрал нож в карман. - Извини, приятель, я и в самом деле этого не знал. Как звали твою невесту?
- Она была не из наших. Литта Боуин, вот как её звали. Литта.
В лице Кастро мелькнуло какое-то узнавание.
- Литта Боуин? - переспросил он. - Помню, об этом болтали года три-четыре назад.
«Холмс неспроста выбрал это имя», - догадался я. Мой друг всегда был великим знатоком уголовной и скандальной хроники, держал в памяти подробности сотен преступлений и происшествий и теперь использовал свои знания, чтобы убедить Кастро.
Мы снова уселись за стол и выпили мировую - ещё один бокал отвратительного пойла. Я почувствовал, что пьянею.
- А знаешь, может быть, тебе и представится случай, - сказал Тото, понижая голос и пододвигаясь поближе к Холмсу.
- О чём ты говоришь? Какой случай, приятель?
- Ну как это, какой. Случай сквитаться, разумеется. О чём ты только что прожужжал мне все уши7 или ты только болтать горазд?
- Я горазд на многое, - похвалился Холмс. - Только если это настоящее дело и стоит свеч. Но эта ищейка Холмс - моя собственная проблема. Тебе какое дело до него?
- Мне? - Тото словно бы удивился. - Мне-то никакого. Но я могу свести тебя с одним человеком, ты утолишь свою жажду мести, де ещё и денежки получишь.
- Денежки? - переспросил Холмс заинтересованно. - Большие денежки?
Тото рассмеялся и опрокинул ещё бокал.
- Тебе понравится сумма, - пообещал он.
Мы продолжали пить ещё и ещё, пока - для меня, во всяком случае - реальность не утратила привычные формы. Я положил на стол скрещенные руки, закрыл глаза и ткнулся в свои предплечья лбом. Это было последнее, что отложилось в моём сознании в тот вечер.
Я проснулся с разрывающей череп болью и понял, что спал одетым. Во рту был вкус прогорклого сыра, грубая рубашка от пота прилипла к спине. Шерлок Холмс сидел рядом, бледный после вчерашнего возлияния, и зашивал прореху на плече своей куртки.
- На улице ещё похолодало, - проговорил он, видя, что я проснулся. - Маскировка маскировкой, но подхватить очередную пневмонию не хотелось бы. А вот тёплая одежда и для вас, - он указал на какую-то промасленную жилетку, подбитую мехом.
- Ну что, - проговорил я, с трудом ворочая сухим, как наждачная бумага, языком, - удалось вам получить заказ на убийство самого себя?
- Не так скоро, дружище. Но Тото, как мне сказали вчера, правая рука Либерето, и у меня появилась надежда.
- Бредовая надежда! - не выдержал я. - Вы сошли с ума? Вы что, в самом деле собираетесь убить его?
- Сначала я хочу узнать его, - откликнулся Холмс, не возмутившись на мой выпад. - И с Либерето мне сейчас лучше быть союзником, чем противником.
- Возможно, в этом и есть безумие, - покачал головой я. - Вас ловит полиция, а вы союзничаете с Либерето. Вам самому это не дико?
- Мне дико совсем не это, - ответил он, помолчав, и меня чуть не бросило в дрожь от его интонации.
Мы провели день так, как и предыдущий. Разница в том, что шёл снег, и почти ничего не заработал. Холмс появился около пяти часов вечера, вынырнув из снежной завесы, как привидение из тумана.
- Озябли, Уотсон?
- Немного.
- Пойдём в трактир погреемся.
- Это не становится у вас дурной привычкой? - обеспокоенно спросил я. - Знаете, Холмс, люди часто спиваются незаметно.
Моё беспокойство оказало на Холмса странное действие - он рассмеялся своим особым беззвучным смехом, который я так любил у него и который неизменно заражал меня. Улыбнулся я и теперь.
- Но в самом деле, Холмс!
- Нет-нет, не надо волноваться, всё ещё смеясь, сказал он. - Но в трактире нас снова будет ждать Тото. Он обещал вчера свести меня с джентльменами рангом повыше.
- Из окружения Либерето?
- Именно.
- Значит, вы ещё не оставили своей безумной идеи? - в моём голосе помимо моей воли прозвучала безнадёжность.
Холмс посмотрел на меня внимательно, его улыбка погасла.
- Вы боитесь? - прямо спросил он. - Или считаете мое поведение недопустимым с моральной стороны?
- Мне трудно вам ответить. Мне кажется, я не совсем в курсе. У вас есть какие-то свои соображения. Вы не рассказали всего ни мне, ни вашему брату, не хотите рассказать всего и полиции, потому что, если бы вы сделали это, вам поверили бы.
Я говорил, не глядя на Холмса, и взглянул, лишь договорив. Он был белее мела.
- Я, стало быть, прав? - обречённо спросил я.
- Пошли, - он, было, взял меня под руку, но, спохватившись, что для нашего теперешнего вида это странно, быстро хлопнул меня по плечу и отстранился. Мы зашагали рядом, и он всё молчал, но не глухо, а как молчит человек, собирающийся заговорить и подыскивающий слова. Мне хотелось ему помочь, но я боялся спугнуть зреющее откровение. И не успел - в двух кварталах от «Золотой лихорадки» нас окликнул Тото:
- Ну и погодка! Вы не примёрзли к вашему камню, Жан?
- Как сказать, почти что примёрз, - буркнул я, с ужасом предвкушая очередное возлияние в «Лихорадке».
Сеньор Кастро был не один. Мы увидели рядом с ним человека, при виде которого мне немедленно захотелось почесаться - так он был волосат. Его массивная голова заросла густой гривой волос, косматой бородой и бакенбардами, волосы курчавились и на тыле кисти, протянутой мне для рукопожатия, и буйно выбивались из-под расстёгнутого, не слишком чистого воротника. Мне подумалось, что и ладони его должны быть волосаты, я почти готов был ощутить прикосновение щекочущей шерсти, а из носа волосы торчали клочьями - странно было, что он удерживается от чихания, ведь это было всё равно, что водить в ноздрях колонковой кисточкой, при условии, что колонок неделю не мылся и делал перманент. Тото представил его как сеньора Победито, «большого мастера по улаживанию кое-каких щекотливых дел», - при этих словах Тото засмеялся, а у меня снова проассоциировалось слово «щекотливый» с густой шерстью сеньора Победито, и я невольно поёжился.
За столиком в «Золотой лихорадке» Тото заказал нам всем давешнее отвратительное пойло и, обняв Холмса за плечи, заговорил, обращаясь к своему волосатому знакомому:
- Вот этот человек, о котором я говорил тебе, Люччо. Его зовут Базиль, и у него свой счёт к сыщику Холмсу.
- Серьёзный счёт? - подозрительно спросил Победито.
- Насколько я успел узнать, серьёзный, - и повернулся к нам. - Победито его давно пасёт, но он сторож, а не исполнитель.
- Сколько же я получу? - деловито спросил Холмс.
Победито и Кастро переглянулись.
- Пятьсот, - сказал волосатый.
Холмс насмешливо свистнул:
- Джентльмены принимают меня за слабоумного?
- Да ведь вам это самому нужно! - возмутился Победито. - Вы бы задаром всё это сделали, а тут вам дают пятьсот фунтов.
- Сделал или не сделал бы, это вас на касается, - отрезал Холмс. - За работу нужно платить, если, конечно, вы хотите, чтобы я эту работу выполнил как надо.
- А вам уже приходилось прежде выполнять такую работу? - спросил Победито.
Я ожидал, что Холмс скажет, что занимался подобными делами прежде, но, к моему удивлению, мой друг покачал головой.
- Не приходилось. Ничего, новичкам везёт. Потом, я ведь аванса не прошу. Сделаю дело, расплатитесь.
- А если мы вас обманем, Базиль? - прищурился Победито, не обращая внимания на подталкивания Кастро.
- Тогда вас я убью бесплатно, - холодно, ровным голосом сказал Холмс. У него хорошо получилось. Кастро и Победито переглянулись, видно было, что они восприняли его слова с должным вниманием.
- Ну хорошо, - наконец проговорил Победито. - Какие ваши условия?
- Пять тысяч, - таким же ровным голосом сказал Холмс.
Кастро открыл было рот, но Победито глянул на него искоса, и рот закрылся.
- Так, - повторил Победито, - пять тысяч, - его голос тоже звучал бесстрастно.
- И покажите мне его, чтобы я не спутал.
- Всё?
- Всё.
- А приятелю за молчание? - Кастро кивнул в мою сторону.
- Это моё дело, - сказал Холмс. - Если бы я не доверял ему, я бы не звал его сюда.
- Разве вы не знаете Шерлока Холмса в лицо? - подозрительно спросил Победито.
- Я видел его в зале суда, - сказал Холмс. - Помню, что он длинный брюнет. В таком деле не хотелось бы ошибиться.
- Ну-ну… Проблема в том, что Холмса разыскивает полиция, и он скрывается.
- Он ведь не в королевском дворце скрывается, - пожал плечами Холмс. - Полагаю, он где-то неподалёку от этих мест. Не пощупать ли мальчишек?
- Кого-кого? - переспросил удивлённый Кастро.
- Да те десятки маленьких оборванцев, которые, как тараканы, могут проникнуть в любую щель. Сам Холмс, насколько я знаю, пользовался их услугами без стеснения. Почему бы им и не знать, где он?
- К тому же и услуги их обходятся не слишком дорого, - вставил я.
- Не пойдёт, - Победито нахмурил брови. - Никого нельзя расспрашивать, когда речь идёт о такого рода делах. Лишние свидетели ни к чему. Я постараюсь сам разыскать того, кто вам нужен. Как вас известить?
- Я-то работаю то тут, то там, - Холмс усмехнулся. - Дважды в одно место предпочитаю не возвращаться.
Тото и Победито понимающе переглянулись. Разумеется, они решили, что кровельщик Базиль обворовывает квартиры в домах, где ему приходится крыть крыши. Собственно, Холмс на это и рассчитывал, так загадочно усмехаясь.
- Но зато мой приятель, - продолжал Холмс, указывая на меня, - каждый вечер останавливается в шесть часов у собора Святого Павла, чтобы послушать службу. Жан у нас очень набожный, - он шутливо ткнул меня в бок. - Ну так, видать, ему есть, что отмаливать у господа. Суньте ему записку, он передаст её мне, идёт?
- Мне всё равно, - пожал плечами Победито. - Так - так, как скажете.
После того, как договорённость была достигнута, началась точно такая же адская попойка, как накануне. Наученный горьки опытом, я постарался как можно раньше «упиться до потери сознания» и, таким образом, сохранил остатки ясного ума и кое-как работающего желудка, уронив голову на руки, закрыв глаза и прервав своё участие в «весельи».
Уже глубокой ночью, вернувшись в свою берлогу, я полюбопытствовал, что, собственно, добился Холмс, получив заказ на своё убийство. Ведь ни местонахождение, ни намерение его двойника не стали от этого яснее. «Разве что, - сказал я, - вы получили индульгенцию на его убийство от Либерето. Но что-то я сомневаюсь, что вам так уж это было нужно».
- Разумеется, я не собираюсь его убивать, - поморщился этот наводчик- вор и кровельных дел мастер. - Но разве вы не слышали, что сказал Победито? Он хочет помочь мне отыскать самозваного Шерлока Холмса в трущобах, и это, по крайней мере, будет означать, что ни мне ни вам не воткнут нож в спину без особой надобности.
- Спасибо, утешили, - проворчал я.
- А что, разве не утешил? Или вы, может быть, полагали, что лондонское дно так же приветливо, как магазин готового платья с Одли-корт? Нам просто необходима влиятельная защита, покуда мы будем здесь вертеться.
- Зачем на вообще здесь вертеться? Безумие предполагать, что тот человек останется поблизости от Либерето, которого надул. Потом, его разыскивает полиция за убийство полицейского.
- Не его, а меня, - мрачно сказал Холмс. - При всей их ограниченности, полицейские власти всё-таки не законченные кретины, чтобы не понимать, что я не стану разгуливать по улицам в своём настоящем виде. Ну так и он в моём настоящем виде не будет разгуливать. Но вся беда в том, что, сняв грим с меня, любой инспектор Скотланд-ярда увидит Шерлока Холмса, а сняв грим с него, нет. Своё дело он сделал - опозорил и подставил меня - и если он наденет ещё раз мою личину, то только для того, чтобы усилить впечатление.
- Ну так Победито его не найдёт? - сообразил я.
- Скорее всего, нет. Главное, чтобы он не мешал мне, а у меня задачка будет очень непростой: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Правда, одна зацепка у меня есть, но… - он снова помрачнел лицом.
- Та, о которой вы не хотите говорить?
- Та, о которой я не хочу говорить, - подтвердил он, стаскивая через голову свою грубую рубаху. - Всё, Уотсон, давайте спать.
Ночью сильно похолодало. Я замёрз под тонким и грубым одялом, поэтому был вынужнен встать ещё затемно. Угля не было, в комнате царил зверский холод, даже питьевая вода в ковше подёрнулась корочкой льда. Холмс ещё спал, свернувшись под одеялом так, что его острые колени едва не касались ушей. Я сверху набросил на него своё одеяло, меня оно всё равно не спасало от холода, и отправился в сарай, надеясь раздобыть горстку угля или полено, чтобы хотя бы вскипятить чайник. Образ жизни гамена, перенесённого на нашу английскую почву, нравился мне всё меньше и меньше - во Франции зимы хотя бы тёплые.
К моему удовлетворению, полено нашлось; прихватив его подмышку, я совсем было собрался вернуться в дом, как вдруг моё внимание было привлечено знаменитой «шахматной каретой» - небольшим изящным экипажем, которым мистер Майкрофт Холмс иногда пользовался, отправляясь по делам. «Шахматной» карета называлась из-за двух шахматных коньков на чёрно-белой дверце, да ещё из-за того, что дружеское прозвище Майкрофта Холмса в правительственных кругах было Шахматист - подобно игроку он переставлял на воображаемой доске политические фигуры и целые департаменты, решая задачи столь же высокой важности, сколь и сложности. Да и шахматы он любил до самозабвения, зачастую оценивая людей по способности к комбинаторному мышлению.
«Однако не может быть, чтобы это был Майкроф Холмс», - подумал я. Холмс старший никогда - подчёркиваю: никогда - не выходил из своего дома без самых существенных оснований, и уж, во всяком случае, он не стал бы рисковать выдать нашу конспиративную квартиру. Но если не он, то кто ещё мог воспользоваться «шахматной каретой»? Я решил, что это человек-невидимка Уилкс. Но я ошибся.
Дверца кареты распахнулась, и я увидел женщину лет тридцати с небольшим - очень стройную, даже хрупкую, темноглазую, красивую настолько, что глазам было больно на неё смотреть. На ней было меховое полупальто, но никакого головного убора, и густые вьющиеся волосы тут же припорошил снег. Цветом лица она напоминала мякоть зимнего яблока, а нежный рисунок губ будил самые потайные желания. Я остолбенел и стоял, как телеграфный столб, уставясь на неё во все глаза. Её интересовала лавка, располагающаяся в нижнем этаже нашего дома - там торговали восточными украшениями. «Ах, как бы ей, в самом деле, пошло бы какое-нибудь ожерелье с жуком скарабеем, или жемчужные бусы, или тяжёлый золотой браслет, от которого тонкое запястье кажется ещё тоньше», - подумал я.
- Послушайте, сэр, - вдруг обратилась она ко мне, не отводя взгляда от витрины, - вы ведь друг Шерлока?
Меня смутил этот вопрос. И пока я старался найтись с ответом, она разъяснила всё:
- Я миссис Холмс, супруга Майкрофта Холмса. Муж показал мне вас из окна кареты.
Значит, Майкрофт всё-таки находился в карете.
- Здравствуйте, миссис Холмс, - сказал я.
Она подала мне тонкую руку, и её тепло после этого податия ещё долго оставалось у меня на пальцах.
- Я знаю, что Шерлок не мог совершить ничего дурного, - сказала она. - И я, можете мне поверить, очень люблю моего маленького братца, - с её губ сорвался тихий бархатный смешок, но глаза оставались серьёзными и даже трагическими - её так и хотелось взять под свою защиту, я не мог не оценить выбор Майкрофта Холмса и удивлялся лишь тому, что не был раньше представлен этой прекрасной женщине. «Надо будет попенять Холмсу на это счёт», - решил я.
Она словно бы читала мои мысли.
- Шерлок ни за что был не позволили женщине вмешиваться в его дела. Но о вас он отзывается, как о добрейшем существе, вот я и подумала, что вы не откажетесь хотя бы поговорить со мной.
Я стоял в растерянности, не зная, что говорить и как себя вести.
- Я не хочу выпытывать никаких тайн, - заметив моё замешательство, сказала миссис Холмс. - Кстати, меня зовут Натэл Алисия, а вас, кажется, Джон, да?
- Да, Джон, - кивнул я, радуясь, что хотя бы в этом мне можно не хитрить.
- Послушайте, Джон, я в самом деле не особенно любопытна, - обращение просто по имени в других устах прозвучало бы наигранно, а у неё было естественным и очень тёплым. - Но меня касаетсмя очень близко всё, связанное с Шерлоком. Нет-нет, - тут же улыбнулась она мелькнувшему в моём взгляде осуждению, - я верна своему мужу. С Шерлоком меня связывает нечто другое, не связанное ни с чем низменным. Он умница, им можно любоваться, как произведением гениальности создателя, шедевром интеллектуального творения господа. Беседа с ним настоящее удовольствие для ума, вы не находите? Он никогда не снисходит к собеседнику, но склонен скорее поднимать его до своего уровня.
Я не мог не согласиться. И вообще чувствовал себя польщённым, хотя речь шла не обо мне, а о моём друге.
- Как вы нас нашли? - спросил я.
Она засмеялась.
- Полезно знать конспиративные квартиры мужа и водить дружбу с его слугами. Перед доказательством моей информированности Майкрофт не смог устоять, хотя от него и требовалось только кивнуть головой.
- А что требуется от меня? - спросил я, против воли ответно улыбаясь.
- Я слышала, что Шерлок обвинён в убийстве. Ведь это ложь, не так ли?
- Конечно же, это ложь! - вырвалось у меня прежде, чем я подумал, стоит ли отвечать.
- Но разве обвинение основывается не на показаниях миссис Хадсон? Зачем же ей клеветать на Шерлока, если она ничего на самом деле не видела? Ведь она хорошо к нему относится? Или … или я не права?
- Миссис Хадсон сама введена в заблуждение, - сказал я.
- Как можно ввести в заблуждение человека, чтобы он утверждал, что видел кого-то, кого на самом деле не видел?
- Миссис Хадсон видела другого человека.
- Ни за что не поверю, что она могла спутать Шерлока с другим человеком. Разве она знает его первый день?
- Близнецов можно спутать, зная и дольше.
Она посмотрела на меня удивлённо.
- У Шерлока нет близнецов.
- Похоже, - сказал я, - что один появился.
Она великолепно умела слушать. Её глаза то взволнованно расширялись, то впивались в собеседника, губы, приоткрывшись, словно проговаривали за мной каждое моё слово.
- Вы полагаете, он из этой отвратительной банды торговцев опиумом? - спросила она, когда я кончил. - Это удобно: ограбить собственного главаря, свалив всё на сыщика, одинаково ненавистного и бандитам, и полиции. Тем более теперь, когда убит полицейский. Эта история попала в газеты, вы знаете?
- Да, но я не читал.
- А я читала. И, судя по всему, вину Шерлока даже не ставят под сомнение. Что же он собирается делать?
- Превратить противников в союзников, как я полагаю.
- Как, сдаться полицейским? - ужаснулась она. - Но ведь они…
- Нет-нет, - поспешил успокоить я. - Не тех, других.
- Бандитов?! Сыщик обращается за союзом к бандитам?! Я этому не верю!
- Но, миссис Холмс! Холмс сейчас в таком положении, что для достижения успеха все средства хороши.
- О боже! Да разве я говорю об этической стороне дела! Ему угрожает опасность, я об этом беспокоюсь.
- Но миссис Холмс! Бандиты жене подозревают о том, что он сыщик.
- Ну конечно, - она усмехнулась смущённо и виновато. - Он выдаёт себя за другого. Как же я сразу не догадалась. Беспокойство притупляет разум, он и сам всегда это говорил. Доктор Уотсон, Джон, я вам очень благодарна. Вы меня успокоили. Вы и в самом деле добрейший человек. Жаль, что я не могу повидаться с Шерлоком, но он вряд ли будет рад в этих обстоятельствах моему визиту. Лучше бы и вам не говорить ему о нашей встрече.
- Почему, миссис Холмс?
- А разве вы не знаете, что Шерлок не доверяет слабому полу? Он рассердится на то, что я сую нос в его дела, а моё беспокойство за него он назовёт сентиментальностью, и вас обвинит в том же.
Я не мог не признать её правоту. На прощанье она снова протянула мне руку, оставив в моей ладони тепло своих тонких пальцев, и вошла в лавку, перед витриной которой мы разговаривали. Только тогда я сообразил, что время ещё совсем раннее, и странно, что лавка в такой час уже открыта.
Вернувшись в комнату, я увидел, что Холмс ещё спит. Согревшись под дополнительным одеялом, он смог наконец выпрямиться во весь рост и страдальческое выражение исчезло с его лица: черты разгладились, на щеках проступил лёгкий румянец, и дыхание легко срывалось с приоткрытых губ.
Я затопил камин, поискал в буфете и баре, обнаружив пачку печений и плохой херес, налил себе рюмку и сел в кресло скучать.
Холмс заворочался в половине девятого, когда в комнате уже было относительно тепло, а за окном рассвело.
- Спасибо за одеяло, Уотсон, - услышал я. - Всю ночь мёрз, как бродячая собака. зато к утру так сладко заснул… - он мечтательно зевнул и сразу с зевка легко рассмеялся.
- Что вы будете делать сегодня? - спросил я во время скудного завтрака. - Снова крыть кровли или у вас найдётся другое занятие?
- Я бы навестил Мэртона сегодня, - задумчиво проговорил Холмс. - В гриме, конечно. Думаю, не вызовет ли это подозрений.
- Ещё пришёл ли он в себя, - вздохнул я. - А, может, его и в живых-то уже нет.
- Ну же, с чего так мрачно? - Холмс с удивлением посмотрел на меня.
А я, вспомнив о Мэртоне, подумал снова о нашей сегодняшней встрече с Натэл Алисией Холмс, и в мою душу закралось, наконец, ледяное сомнение. Очарованный прекрасным лицом и ещё более прекрасными манерами супруги мистера Холмса-старшего, тая от её несомненного расположения, я как-то совершенно позабыл о том, каким срывалось это имя с губ мечущегося в бреду Холмса.
Но и теперь Холмсу я ничего не сказал.
Он же понял по изменившемуся выражению моего лица, что мысли мои отклонились куда-то в сторону и посмотрел вопросительно.
- Просто задумался о том, что с нами будет дальше, - соврал я.
Соврал удачно - Холмса сразу же охватило чувство вины, и он забыл, о чём, собственно, ему следовало бы меня спросить.
- Уотсон, такое положение не продлится слишком долго. Даю вам слово, я… - начал было он, но тут осёкся и прислушался.
Кто-то осторожно поскрёбся у двери. Холмс поднялся с места и скользнул - ибо именно так следовало обозначить манеру его передвижения - ко входной двери. Он не стал сразу отпирать - он склонился и стал, прижав ухо к щели, внимательно слушать. Постарался прислушаться и я.
За дверью явно кто-то был, хотя и не торопился войти. Я слышал беспокойное дыхание и шорох. Затем что-то зашипело. Я не успел ничего понять, а Холмс вдруг резко отпрянул, метнулся в прыжке ко мне, ударил грудью и, уже падая с размаху вместе со стулом на пол, я услышал тугой тяжкий грохот. Воздушная волна швырнула нас с Холмсом к стене, а там, где только что была дверь, образовался рваный, обсыпавшийся обломками кирпича, пролом, в котором всё ещё висел дым, густо мешаный с известковой пылью.
- Господи! - только и вырвалось у меня.
Холмс, навалившийся на меня, не шевелился и не поднимал головы. Я почувствовал, как меня стремительно охватывает всё нарастающий ужас. Я успел подумать о самом худшем, но он вдруг сел - резко, одним движением - и потряс головой, вытряхивая из волос куски извёстки. Зря: в его завивке они держались, как нарисованные.
- Живы, Уотсон? Вот чего уж я никак не предполагал!
- Чего не предполагали? Того, что я жив? - мрачно пошутил я.
Когда нервы напряжены, шутить следует с опаской. Я не сказал ничего смешного - шутку хуже трудно придумать - номы оба немедленно зашлись в выворачивающем душу болезненном смехе. Это длилось несколько мгновений, пока, обессилев, не перестал первым Холмс.
- Уотсон, взгляните, что у меня под лопаткой? - он повернулся спиной. Я только и сумел со свистом втянуть воздух сквозь зубы: это был обломок жести, тонкий и острый, вошедший в его тело почти на дюйм.
- Господи, Холмс, вы ранены! Подождите, я помогу вам. Надеюсь, ничего важного не задето.
Стараясь быть осторожным, я крепко ухватил осколок и потянул. Он вышел легко, но за ним тут же хлынула толстая струя крови. Серая блуза Холмса вмиг стала бардовой. Он побледнел. Я, задав рану платком, лихорадочно соображал, что теперь делать, и в этот миг, клянусь, о Натэл Алисии Холмс я и думать забыл.
Мне ещё не скоро удалось остановить кровь, и к тому времени перед нашей дверью - точнее, перед тем, что от неё осталось - столпилось уже более десятка любопытствующих соседей, лишний раз убеждая меня в том, насколько в самом деле разнообразен социум меблированных комнат Ист-Энда. Все желали знать, что здесь произошло.
- Это анархисты взорвали бомбу! - раздавались предположения.
- Хотели ограбить!
- Господь с вами, что тут грабить?
- А вот позвать полицию, они сами разберутся.
«Только полиции нам здесь не хватало», - тревожно подумал я. Но, слава богу, почти такого же мнения, по-видимому, придерживалась хозяйка меблирашек, чья представительная фигура тоже замаячила где-то за спинами.
- В чём это, интересно, могут разобраться эти недоумки? - насмешливо спросила она. - Кто произнёс «полиция»? Мистер Гривс? - испепеляющий взгляд в сторону длинноволосого юноши. - Или это вы, мисс Энлоундин? - я знал, что Энлоундин ищет себе заработка на панели и уже имела неприятности с полицией.
- А вы, Базиль, заплатите мне за дверь, - решила хозяйка, словно ставя точку во всей этой истории.
- Мне кажется, это не совсем справедливо, мэм, - бледно улыбнулся Холмс. - Ведь бомбу бросил не я, скорее уж, в меня.
- Ах, значит, это вы предпочитаете разбираться с полицией! - хозяйка упёрла руки в бока. - Что ж, в таком случае…
- Нет-нет, вовсе нет, - поспешно перебил мой друг. - Мы обойдёмся без них. Сколько стоит ваша дверь?
- И стена, - злорадно уточнила хозяйка.
- Хорошо. Дверь вместе со стеной, окнами и крышей, чёрт побери!
- Подождите, постойте! - услышали мы вдруг высокий мужской голос. - Мне кажется, я видел, кто это мог сделать.
Все заинтересованно обернулись на голос, раздавшийся из-за спин зрителей от общей входной двери.
У вновь подошедшего к нам человека была немного восточная внешность, чем-то напоминающая египтянина: высокий рост при значительной худобе, пружинистая походка, иссиня чёрные волосы, от природы вьющиеся, но сейчас подрезанные очень коротко, глубоко посаженные глаза светло-зелёного цвета и только кожа не смуглая, как полагается египтянину, а наоборот, очень бледная, словно он никогда не видел солнца.
- Меня зовут Иморос, - сказал он, выдержав небольшую паузу. - Я владею антикварной лавкой, здесь, внизу. Восточные украшения, статуэтки… Послушайте, мне кажется, я видел злоумышленника. Это был мужчина, такой худой, совершенно бесцветный, мимо пройдёшь, не заметишь.
«Неужели Уилкс?» - я вопросительно взглянул на Холмса. Лицо моего друга отражало непривычное замешательство. Действительно, на первый взгляд всё совпадало, особенно, если вспомнить о странном нападении на Мэртона, но, интересно, действует ли Уилкс по своей инициативе, или сам Майкрофт против нас?
- Почему это вы решили, что он злоумышленник? - подозрительно спросила хозяйка.
- Потому что он поспешно покинул дом, и от него пахло порохом. Я, видите ли, очень хорошо улавливаю запахи.
- Хорошо, хорошо, - хозяйка торопливо перебила его, опасаясь, как видно, что снова может всплыть вопрос о полиции. - Должно быть, это какой-нибудь социалист или сумасшедший. Не водите знакомств с такими людьми, Базиль, и ваш кошелёк останется полным, а голова целой.
Сочтя после этой фразы свой долг выполненным, хозяйка величественно удалилась. Любопытствующие тоже мало-помалу разошлись, и мы остались вдвоём посреди разорённой, запорошённой извёсткой комнаты без дверей.
- Завесьте чем-нибудь дверной проём, - устало попросил Холмс и потащил с себя окровавленную блузу.
- Мне нужно обработать вашу рану по-настоящему, - сказал я, стаскивая с кровати одеяло и укрепляя его в дверном проёме.
- Пустяки, не стоит тратить время. Скажите лучше, что вы думаете по поводу всего этого. Да говорите тише, одеяло всё-таки не дверь.
- Описание подходит Уилксу, - пожал я плечами. - Что, если ваш брат…
Горестное восклицание вырвалось из уст моего друга словно бы против его воли.
- Простите, вас это слишком касается, - сказал я. - Не думаю, что расчёт строился на том, что взрыв убьёт вас, но, возможно, это было сделано всего лишь для привлечения полиции. Я думаю, брат ваш беспокоится о вас, он предпочёл бы вдеть вас в руках закона, но не в руках итальянской мафии. А переспорить вас трудно - вот он и решился…
- Нет, нет, Уотсон, холодно, - покачал головой мой друг. - Но здесь мы не можем больше оставаться, нудно уходить.
- Снова бежать?
- Бежать, мой бедный доктор.
- И до каких же пор?
- Не знаю. - Холмс беспомощно посмотрел на меня и снова повторил. - Не знаю, Уотсон.
Теперь мы не могли доверять и Майкрофту. Не меняя грима, Холмс пошёл и нанял каморку в самом сердце итальянского квартала. У нас оставалось немного денег, так что вскоре нам могло понадобиться заняться кровельными работами не для маскировки, а для пропитания. Я не видел впереди никакого просвета. В довершение ко всем не приятностям я сам, наконец, простыл, не выдержав непривычного образа жизни обитателя лондонского дна. Холмс исчезал с утра на весь день, появлялся поздно вечером, принося пищу, уголь для камина и скудные новости. «Мэри, должно быть, уже вернулась домой, - тоскливо думал я. - Что она будет думать? Что ей скажут в полиции? Надеется ли она вообще увидеть меня в живых?» Я не понимал поведения Холмса. Не имел представления о том, как он может искать неизвестно кого неизвестно где, и, наконец, наступил кризис: в очередное возвращение Холмса я набросился на него с жалобами и упрёками, как хворый и злой мальчишка.
Бледный и усталый Холмс был буквально раздавлен моей агрессией. Не отвечая, он опустился на стул, не снимая пальто, такого же бедного и замызганного, как он сам в своей роли.
- Вы втравили меня в это приключение! - надрывался я. - Почему вы не отдали всё в руки брата? Ваша самонадеянность пока что приносит только горькие плоды.
- Уотсон, пощадите, - потерянно пробормотал Холмс. - Я не мог отдать всё в руки Майкрофта, потому что… О господи, да потому что не мог! Но вы… Вы совершено правы, - его голос вдруг окреп. - Помните, что я предлагал вам, когда мы прятались у Мэртона? Подождите, - он присел к столу и принялся быстро писать что-то на листочках бумаги своим мелким, но твёрдым убористым почерком.
- Вот, - проговорил он через несколько минут, окончив свою работу.
- Что это?
- Признание. Вы возьмёте это и отправитесь в Скотланд-Ярд. Мои показания снимут с вас всякую вину, вы сможете вернуться домой к жене.
- А вы?
Холмс молчал.
Я представил себе, как уйду сейчас и оставлю его совершено одного во враждебном мире, преследуемого, растерянного, не знающего, как оправдать себя, как жить дальше, как защититься и от тех, и от этих. А что, если я вскоре услышу страшное известие о его смерти? Или - ещё хуже - вообще ничего не услышу больше о нём?
Должно быть, мои сомнения явственно отразились на моём лице, потому что взгляд Холмса смягчился.
- Я кое-что узнал, - сказал он.
- Что?
- Давайте поужинаем, - предложил Холмс совсем уж примирительно, выкладывая из кармана свёртки. - Я, между прочим, был сегодня в вашей квартире под видом слесаря и оставил пространную записку.
- Спасибо, Холмс.
- Я вам очень многим обязан…
- Холмс, давайте не будем об этом. Я… я просто немного устал.
- Понимаю. Мне самому надоело изображать из себя беглого каторжника. Ну так вот, я справедливо рассудил, что, как бы не велико было сходство моего двойника со мной, без помощи гримёра ему не обойтись.
- Ну да, конечно, - не мог не согласиться я.
- Любой театральный гримёр не подходит. Поручение необычное, он мог насторожиться, обратиться в полицию, и тогда всё пропало, ведь, благодаря газетным публикациям некоторые люди знают меня в лицо.
- И что же предприняли?
- Вы помните о том, что Либерето руководитель организации опийных королей?
- Да, конечно.
- Я нашёл человека, который, будучи театральным гримёром, давно простился со своей профессией, погрязнув в пагубной страсти опииста. Это некто Джеймс Джойс, в прошлом лучший гримёр «Лицеума». Я обратился к нему, предъявив для опознания свою собственную фотографию. Он рассказал, что около месяца назад к нему в притоне, где он валялся в состоянии жестокой абстиненции, подошла молодая интеллигентная женщина. Она показала фотографию и спросила, сможет ли он загримировать другого человека так, чтобы нельзя было отличить. Джойс ответил, что должен посмотреть материал, прежде, чем сможет согласиться или отказаться. Ему вручили солидный аванс и назначили встречу. Между прочим, в «Золотой лихорадке». Предъявленный Джойсу человек оказался столь подходящим по фактуре, что гримёр немедленно согласился. Ему очень хорошо заплатили за работу и аккуратно платили каждый раз, когда вновь прибегали к его услугам.
- А были и другие случаи?
- Да, ещё трижды.
- Бог мой, что же они ещё успели натворить вашим именем?!
- Тот случай, с которым мы столкнулись, по всей видимости, был последним. Но то, что сообщница нашего двойника нашла Джойса именно в притоне, лишний раз указывает на их отношение к банде Либерето. Они добились двух целей сразу: ограбили своего патрона и скомпрометировали меня, как в глазах полиции, так и в глазах бандитов. Беспроигрышный вариант: Шерлок Холмс украл деньги Либерето, Шерлок Холмс убил полицейского, а некто - не известно, кто - чист и свеж, как рождественский ангел.
- Но Джойс же может узнать его! - воскликнул я. - Он видел его без грима, он может дать показания.
- Если с ним не расправятся, как с Траволтой или бедным Мэртоном.
- Нам нужно спрятать его!
- Полно, Уотсон, - охладил мой пыл Шерлок Холмс. - Мы и сами-то пока не слишком хорошо спрятаны.
- Но что же делать? Как их найти? Как заставить признаться?
- Я должен буду увидеться с Уилксом.
- С Оливером Уилксом? Но ведь это он… Имарос… Тот человек… Он видел…
- Боюсь, что это единственная нить, Уотсон, - перебил Холмс. - К тому же, я теперь отвечаю за жизнь Джойса.
- На эту встречу я пойду с вами, - сказал я. - Я вас одного не пущу.
- Хорошо, хорошо, - как-то слишком поспешно ответил он. - Но пока вы ещё не совсем здоровы, отдыхайте. Сегодня я ещё не буду искать эту встречу.
Я спал в своей холодной постели бедняка, когда до моих душей донёсся какой-то посторонний звук, и потянуло сквозняком. «Кто-то лезет в окно», ужаснулся я, тут же просыпаясь. Но у окна я увидел склонённую фигуру Холмса - он разговаривал с кем-то, стоящим снаружи. Голоса звучали негромко, но я всё-таки сумел понять, что говорят по-итальянски. Поскольку беседа носила мирный характер, я предпочёл не вмешиваться, и только молча досадовал на холод из открытого окна, пробиравший меня до костей. Наконец, рама снова скрипнула, и я услышал стук шпингалета.
- Кто это был? - громким шёпотом спросил я.
Холмс вздрогнул от неожиданности и обернулся.
- Так что, вы не спали, Уотсон?
- С кем вы разговаривали? - повторил я вопрос более требовательно, чем вначале.
- С Победито.
- И о чём?
- Я высказал предположение, что Шерлок Холмс вот-вот должен объявиться в «Золотой лихорадке», и пусть там на этот случай дежурит человек. Не исключено, что преступный детектив проявит интерес к некоему Джеймсу Джойсу.
- О чёрт! - с восхищением я хлопнул себя по лбу. - Верно! Значит, вы сделали сторожами Джойса людей Победито?
- Вернее сказать, людей Либерето, - поправил Холмс. - Отчего бы их и не использовать. Цели, правда, у нас разные, но союз на данном этапе пока что оправдан. Ложитесь, ложитесь, Уотсон, спите.
- Неужели они и в самом деле принимают вас за итальянца? - спросил я. - Ваш итальянский безупречен, но не для природных носителей языка.
Холмс рассмеялся.
- Я же вам говорил, я дал зарок не пользоваться родным языком, пока не могу считать себя полностью победителем над законом. Я говорю по-французски с итальянским акцентом, а это у меня получается. Довольно того, что я понимаю итальянский язык. Засыпайте, Уотсон, вам нужно отдохнуть.
Утром Холмс сменил грим. Кудрявый итальянец исчез, появился пожилой седоволосый горбун со шрамом через губу.
- Где вы всё это взяли? - удивлённо спросил я, оглядывая седой парик, катушку телесного пластыря и коробочки с косметикой.
- Разжился у Джойса в порядке компенсации за причинённые мне его искусством неудобства.
- Куда вы собираетесь?
- В дом моего брата.
- Холмс, разумно ли это, ведь вы не знаете ещё…
- Я не стану раскрываться до поры, до времени.
- А я? Я не останусь просто ожидать вас, не зная, что происходит, и не схватили ли вас.
Холмс словно бы рассердился - за гримом трудно было прочесть выражение его лица. Он молчал довольно долго.
- Ладно, - услышал я наконец. - Это будет, по правде говоря, лишней тратой времени и лишней опасностью, но в нашем положении я ни в чём не могу вам отказать. Садитесь на стул, я вас загримирую. Только ради бога, не открывайте рта!
Пока мы добирались до Пэл-Мэл, у Холмса прорезался ярко выраженный американский акцент, а манеры стали несколько развязны.
- Передай эту бумагу мистеру Уилксу, приятель, - обратился он к вышедшему на стук швейцару. Тот, поморщившись от Холмсовой фамильярности, отправился исполнять поручение. Напомнив мне ещё раз, чтобы я не раскрывал рта, Холмс стал ждать, я же ломал себе голову над тем, кого мы с ним, собственно, изображаем.
Оливер Уилкс появился так поспешно, что чуть не упал, запнувшись, с крыльца.
- Привет тебе от братьев-каменщиков, малыш, - негромко и насмешливо сказал ему Холмс.
- Я… не имею чести знать вас, - пробормотал Уилкс, смертельно бледнея.
- Ну ещё бы, сынок, ну ещё бы, - расхохотался Холмс. - Хотел бы ты и дальше не знать нас, однако выучкой, полученной у братьев, пользуешься и поныне.
- Что вы имеете в виду? - Оливер чуть не взвизгнул от страха.
- Что ты делал второго в итальянском квартале, где меблирашки?
- Отвозил в лавочку жену босса.
- Как отвозил? В кэбе?
- Да нет же, в «шахматной карете».
- И заодно подбросил бомбу в квартиру?
- Какую ещё бомбу! Клянусь вам всеми святыми, что…
- Ладно, - оборвал его Холмс. - Садись в кэб.
- Зачем?
- Побеседуем без помех.
И Уилкс беспрекословно полез в кэб. Я видел, что он до смерти напуган, но не понимал, чем взял его Холмс.
- Командуй, куда ехать, - велел ему Холмс. - Да не финти.
Дрожащим голосом Уилкс назвал наш прежний адрес. Кэб тронулся с места. Холмс молча следил за дорогой, Уилкс озирался по сторонам. Я заметил, что парализующий ужас, охвативший его поначалу, начал как будто бы отступать, и это было не слишком хорошо - в таком состоянии он мог бы, пожалуй, что-то и предпринять для обуздания непрошенных гостей.
Мы уже подъезжали к району меблированных комнат, как вдруг Холмс, глядевший в окно, бессознательно схватил меня за руку и сильно сжал. Я повернулся туда, куда он смотрел и увидел спешащую в одном направлении с нами миссис Холмс. Уилкс, сидевший между нами, не мог не обратить внимание на внезапное волнение Холмса и на то, как он схватил меня за руку. Поэтому он тоже выглянул в окно и увидел то же, что и мы. Его лицо при этом исказилось.
- Что вам нужно? - почти закричал он. - Что вам, наконец, нужно?!
- Т-с-с, - своим обычным голосом, уже не стараясь изображать американца, проговорил Холмс. - Что ей здесь нужно?
Уилкс выкатил глаза и раскрыл рот.
- Мастер Шерлок? - еле выговорил он - у Холмса был своеобразный тембр голоса, и, когда он не притворялся, узнать его не составляло труда даже в гриме. Я только не понимал, почему он совсем перестал притворяться.
- А, Уилкс, - сказал он насмешливо, - а вы-то думали, что это ваши друзья масоны? Видать, Чикаго не отпускает вас, старый вы бандит!
Обычно бесцветная физиономия Уилкса приобрела свекольный оттенок.
- Если это шутка, мастер Холмс, то очень дурная. Я всегда помогал вам и ничем не заслужил, чтобы вы так со мной обращались.
- Успокойтесь, Уилкс, это не шутка. Мне совсем не до шуток. И я не просто так спрашивал про взрыв. Пока я не увидел миссис Холмс, я даже скажу, что подозревал вас. Но вы сказали мне правду, вы действительно подвозили миссис Холмс в лавочку. Мне показалось странным, что вы ответили так сразу. Людям не свойственно хранить в памяти свои передвижения в течение нескольких дней.
- Но я всегда поступаю именно так! - оскорблённо воскликнул Уилкс.
- А где вы были третьего в семь часов вечера? - на пробу спросил Холмс.
- В клубе «Диоген», относил письмо одному человеку.
- А двадцать восьмого в шесть?
- Искал вам квартиру, мастер Шерлок.
- А шестого в пять пополудни?
- Шестое сегодня, мастер Шерлок, и пять пополудни ещё не наступило.
Они говорили быстро, словно нападающий и обороняющийся. Миссис Холмс, между тем, свернула в ту же самую лавочку, перед которой мы разговаривали второго.
- Смотрите, Холмс, это лавка Имароса, - сказал я.
- Ах да, того человека, который описал вас, как возможного подрывника, Уилкс.
- Имарос? - переспросил Уилкс. - Ерунда, этот египтянин меня отлично знает - ведь я по просьбе босса сопровождал туда миссис много раз.
- Вот как?
- Да, она увлеклась египетскими украшениями.
- Полагаю, с тех пор, - усмехнулся Холмс, - как вы сняли для нас здесь квартиру?
- Нет, сэр, гораздо раньше. Уже больше месяца она бывает здесь едва ли не каждый день.
- Так значит, меня она увидела тогда случайно, - вырвалось у меня.
- Когда? - живо повернулся ко мне Холмс.
- Да второго же. Вы спали, а я вышел поискать топливо, и она обратилась ко мне. Она очень дружески и с беспокойством отзывалась о вас, и я…
- И вы выболтали ей всё, что знали обо мне, ещё слава богу, что знали мало.
- Холмс, вы ко мне несправедливы!
- А что, не так?
- Её беспокойство было искренним.
Холмс ничего не ответил, он снова повернулся к окну и стал смотреть, как миссис Холмс вошла в лавку. Наш кэб медленно проехал мимо и, едва мы свернули за угол, Холмс распахнул дверцу.
- Выходите, Уилкс. Извините, что так обошёлся с вами, но со мной самим обстоятельства не церемонятся. И пожалуйста, ничего не говорите моему брату.
- Даже об Имаросе? - сощурился человек-невидимка.
- Особенно об Имаросе.
- Что ж, будь по-вашему.
- И забудьте мне эту масонско-чикагскую шутку. Я понимаю, что разбередил в вас прошлое, но иначе было нельзя - я боялся, что иначе вы не скажете правды.
- Вы очень заблуждались на мой счёт. Но я постараюсь забыть. Удачи, - Уилкс спрыгнул на землю.
Холмс стукнул кэбмену в крышу.
- Встаньте и стойте, пока я не скажу, - он снова прикрыл дверь и обернулся ко мне. - Было искренним, говорите? Её беспокойство обо мне было искренним?
- Мне показалось… Мне показалось даже, что она неравнодушна к вам в том смысле, что…
- В этом самом смысле, вы совершенно правы!
- Холмс, я не понимаю вашего тона!
Он провёл концами пальцев по щеке, там, где под гримом - я знал - ещё оставались видны следы порезов.
- Это сделала она, доктор Уотсон.
Я почувствовал, что бледнею.
- Бог мой, Холмс! Жена вашего брата… Она…
- Для неё порезать мне лицо - невинная шалость. Вы не знаете…
- И, признаться, мне и сейчас кажется, что я ослышался. Вы, действительно, сказали, что ножом лицо вам порезала жена вашего брата?
- Она предпочла бы быть моей женой, - голос Холмса пугал меня, - так мог бы говорить оживший мертвец. - А ещё вернее - моей рабовладелицей. У неё маниакальная страсть, идея фикс овладеть мной. На грани помрачения рассудка, а может быть, уже и за гранью. Много раз предъявляла на меня претензии самым беспардонным образом. А самое страшное, что она при этом имеет надо мной власть. Её присутствие парализует меня, потому что… потому что, ужасая и вызывая отвращение, она, в тоже время, отнюдь не оставляет меня равнодушным, как женщина…
- Неудивительно, Холмс. На первый взгляд она совершенна.
- А на второй тем более, и это ещё очень-очень-очень слабо сказано. Вы знаете меня, мой друг, и знаете, насколько я не склонен терять голову, но одно прикосновение этой женщины к моей коже - самое невинное - заставляет меня трепетать от противоестественной чувственности, словно она заражает меня.
- Что вы такое говорите, Холмс?!
- Она Макбет: неистовая, непредсказуемая, способная на всё, настоящая безумица. Но с внешностью романтичной Джульетты, которую носит умело, как актриса маску.
- Холмс, такая характеристика…
- …лишь бледно отражает действительность. То, что сейчас между нами, началось давно - я был совсем мальчишкой. Она не старше, но ребёнком, мне кажется, не была никогда. Почувствовав, что ей не заполучить меня в той мере, в какой ей хочется, она воспылала ко мне самой лютой ненавистью и женила на себе моего брата только ради того, чтобы подобраться ко мне.
- То, что вы говорите, Холмс, само по себе уже отдаёт манией.
- Я предпочёл бы, чтобы это было порождением моей больной фантазии, Уотсон. Поверьте мне, нет страшнее ненависти, чем ненависть, замешенная на страсти, а у меня притом связаны руки, потому что Майкрофт, мой брат Майкрофт, столь прозорливый во всех отношениях, в том, что касается Натэл, слепее слепца. Он любит её. У них двое детей.
- У них есть дети? - я не мог сдержать удивления.
- Майкрофт не хвастается этими детьми. Но он относится к ним, как отец. Что с того, что ни один из них на Майкрофта ни капли не похож? Что с того, что оба они даже не англосаксонской расы? Думаете, это его смущает? А если и смущает, ни словом, ни взглядом он ни разу не упрекнул её. Он любит - любит безумно, в прямом смысле слова «безумие». Всего лишь один намёк, сделанный мною однажды, привёл к тому охлаждению, которое вы наблюдаете между нами по сей день. А если я скажу ему прямо… да он просто не поверит мне. Хуже того - сочтёт клеветником, а он и так обо мне не слишком высокого мнения. Да если даже и поверит, его сердце будет разбито, как фарфоровая чашка. Я не могу этого допустить.
- Я и сам вам не верю, Холмс, - я покачал головой - нежный образ Натэл Алисии Холмс никак не сочетался у меня в голове с характером страстной фурии. - Вы не любите женщин, не доверяете им, вы могли обмануться и принять невинное чувство за…
- Невинное чувство?! - воскликнул он и громко расхохотался, совсем не похоже на свой обычный смех. Он был страшно взвинчен. - Невинным было, например, угрожать мне выбросить из окна свою дочь, если я расскажу Майкрофту, как она пыталась соблазнить меня? Невинным было пригрозить в другом случае объявить меня самого совратителем детей, якобы питающим низменные чувства к племяннику?
- Вы рассказываете ужасные вещи, - пробормотал я.
- Вздор! Я и четверти того, что было в действительности между нами, не говорю! А что касается происхождения этих детей - я что ж, по-вашему, Уотсон, вообще ничего не смыслю в наследственности и антропологии? Мне всегда казалось, что это - те области специальных знаний, в которых я неплох… Ну, и касательно взрыва, - продолжал он, немного успокоившись и помолчав, - я теперь почти совершенно уверен, что это её рук дело. Заветная мечта: чтобы мне оторвало ноги или парализовало, и она бы получила таким образом возможность ухаживать за мной, владеть мной. А, если заодно она убила бы и вас - издержки, ерунда, невелика потеря.
- Что вы такое говорите?!
- Я? Ну, нет. Это она сама мне говорила об этом, склоняя к близости. Она говорила, как ей хотелось бы обладать мною - так хотелось бы, что она готова уничтожить все препятствия между нами. Вы понимаете, что она понимает под этим словом, Уотсон? Своего мужа и своих детей. И, говоря, «уничтожить», уверяю вас, она выражалась не фигурально.
- Холмс! Холмс! Остановитесь, Холмс! Вы не в себе.
- Ещё как не в себе, - сказал он. - Ещё как не в себе, Уотсон! Да разве я терпел бы всё то, чему подверг и вас, и себя в эти последние дни, если бы не совершенно особые обстоятельства.
- Но вы… вы ничего мне об этом не говорили…- растерянно пробормотал я.
- А что я мог вам говорить, милый друг? «Да, кстати, между делом: моя невестка - сумасшедшая, одержимая страстью ко мне, и она обещала, если я ей не отвечу взаимностью, убить своего мужа и своих детей» - хорошенький разговор за чаем. Разве вы замечали за мной склонность к таким откровениям? Я мог бы - со временем. Наверное, мог бы поделиться, имея в виду получить медицинский совет, но я всё тянул и тянул - из-за Майкрофта. Мой брат только на первый взгляд выглядит толстокожим - под этой толстой оболочкой ранимая душа, и мой кокаинизм, от которого вы - спасибо вам - почти избавили меня, в его случае будет неисцелим.
Я слушал Холмса, и веря, и не веря. Никогда прежде я не замечал, подумать не мог встретить в нём такую страстность. Он сам походил сейчас на сумасшедшего - бледный, как смерть, с горящими глазами, с беспокойными движениями длинных пальцев. Будь мы меньше знакомы, я в его рассудке усомнился бы, но я знал Холмса не первый день - знал, как человека на редкость трезвого ума, не склонного ни к преувеличению, ни к пустым бесцельным мистификациям.
А он вдруг сразу и внезапно остыл, сделавшись тусклым и очень усталым - эта усталость виделась мне в нём, не смотря на грим.
- Я вижу, вы не верите мне, - вздохнул он. - Вы - человек, считающий себя моим близким другом, видевший Натэл лишь однажды. Так как же я могу строить себе иллюзии того, что моим словам поверит брат, живущий с нею бок-о-бок вот уже пять лет? Я не имею понятия, получает ли она какие-то ещё дивиденды, кроме возможности погубить меня - думаю, что да, Натэл умеет считать деньги. Но вернёмся к фактам. Допустим - даже вы это можете при всём вашем скептицизме - только на миг допустим, что отношение к этом взрыву имеет всё-таки она. Но не сама же она изготовила и бросила бомбу. Наверняка у неё имелся сообщник - возможно, похожий на Уилкса, если верить описанию этого Имароса. Может быть, он его действительно видел, если они встретились внутри или около его лавки.
- Постойте, - я потёр лоб, стараясь не упустить вдруг возникшую мысль. - Тогда, второго, был ещё совсем ранний час, и меня удивило, что лавка оказалась открытой. Но Холмс, возможно, что она была открыта только для миссис Холмс, и тогда… тогда выходит…
- Что это сам Имарос. Ну конечно! Куда девался разум, который господь вложил в мою голову! Имарос! Он высокий, худой, длинноносый - идеальная фактура для гримёра! Нужно предъявить его Джойсу. Немедленно! Сейчас! - Холмс дрожал от возбуждения. - Свидетельство другого, свидетельство постороннего человека, не посвящённого в наши семейные дела - вот что нам, действительно, может помочь. Мне может помочь. Пять лет, Уотсон! Пять лет!
- Друг мой, пожалуйста… Нужно успокоиться.
- Успокоиться?! Вы не понимаете, Уотсон, в нём наша индульгенция! И не только в глазах полиции, но и в глазах Майкрофта. Как ни слепит любовь, но если только Джойс даст показания, то… Боже! Что это?!
Я невольно привскочил на сидении от его возгласа и увидел, как мимо нас промчался закрытый экипаж, в окне мелькнуло лицо Натэл, а кнутом нахлёстывал перекошенный от страха, бледный Имарос.
- Что-то случилось.
- Они что-то заподозрили и спешат замести следы. Очень характерный симптомы.
- Нас предал Уилкс? - предположил я.
- Едва ли. Скорее уж кто-то из банды Либерето дознался до правды и потребовал их к ответу, а, скорее, шантажировал - обычное в их кругах средство наживы. Нас с вами - законопослушных и преследуемых - они бы так панически не испугались. Но не будем терять время, - он стукнул тростью в крышу. - Вперёд, скорее! За тем экипажем, что сейчас пролетел мимо, как сумасшедший. Плачу гинею, если не выпустите их из виду.
Однако, как ни старался погонять наш возница, соблазнённый щедрым гонораром, мы отставали всё больше и больше, поэтому, когда кэб, взмыленный, подлете к «Золотой лихорадке», пустой экипаж уже стоял там.
- Скорее! - Холмс бросился внутрь, высвобождая из-под одежды револьвер. - Они скакали сюда не с такими лицами, с которыми ходят к воскресной службе - я чувствую запах крови.
Он ворвался в помещение так стремительно, что никто не посмел или не успел помешать ему. Я изо всех сил поспешал следом. Я уже понял, что нашей целью была обитель гримёра-наркомана. Подвал, представлявший собой сердце притона, был плохо освещён. Я видел перегородки и двери, какие-то тени, свечи, дымные жаровни. Это казалось похожим на преддверие ада, где люди годами существовали: пили, кормились, дрались, играли, спали и грезили.
Холмс, нёсшийся первым, вдруг затормозил так резко, что я с размаху налетел на него. Прямо на полу мы увидели окровавленный труп, ещё содрогавшийся в последней агонии. В двух шагах от него скорчился с распоротым животом другой. Крупный массивный итальянец обшаривал его карманы, спешно, но деловито. Но вот, привлечённый нашими шагами он повернулся, и мы узнали волосатого Победито. Человека, лежащего на полу, я не знал, в крови с зажмуренными от боли глазами был ещё живой, но умирающий Имарос.
- Что вам здесь нужно? - в руке Победито блеснуло лезвие ножа.
- Чёрт возьми! - Холмс стащил с головы парик. - Это я, Базиль. Какого чёрта? Вы что, решили сделать всю работу за меня?
- Ерунда. Я прибежал на крики. Понятия не имею, кто их обоих уделал - может, друг друга.
- Похоже, произошло то, о чём я предупреждал вас. Этот человек?
- Они явились вдвоём с женщиной. Никто и пикнуть не успел.
- Где эта женщина?
- Сбежала через другой выход. Всё произошло так быстро, что мой парень, приставленный тут от общества следить за порядком, просто не успел среагировать.
Я чувствовал, что должен помочь или, по крайней мере, попытаться помочь раненому, но меня останавливала кроме естественной неприязни к нему, необходимость раскрыть себя, как врача. Наконец, я рассудил, что грим делает меня достаточно неузнаваемым, и опустился на колени, чтобы осмотреть рану Имароса. Увы, она оправдала мои худшие опасения: ранение проникало в полость, задев кишечник. Неминуем был перитонит.
- Ему нужен врач, - сказал я - больше Холмсу, конечно, чем Победито, чья способность к состраданию представлялась мне очень спорной.
- И вы дождётесь его, - велел Холмс. Сам он поспешно осматривал тело Джойса. Потом склонился над Имаросом.
- Где нож? Где у него нож? - нетерпеливо спросил он у Победито.
- Не знаю. У меня - мой собственный, а у него вообще нет ножа.
- Значит, нож у неё.
Я не сразу понял, что означает эта реплика, а Холмс уже выпрямился, готовый бежать.
- Будем надеяться, что Уилкс всё же возьмёт на себя труд предупредить его, - пробормотал он уже на ходу. Я понял, что речь идёт о Майкрофте Холмсе.
Только теперь до меня , наконец, дошло, что если Имарос ударил Джойса ножом, а нож затем бесследно исчез, то самого Джойса, по логике вещей, скорее всего мог ударить лишь тот, кто унёс затем нож.
Но что заставило Натэл с сообщником немедленно кинуться убивать Джойса? Неужели, ей, и в самом деле, могло двигать только желание погубить Холмса, понадёжней запутать его в ловчую сеть безжалостного закона. Узнать было не у кого: Имарос едва ли мог сейчас говорить. По злой иронии судьбы один человек, способный обелить Холмса в глазах закона, был мёртв, а другой умирал у меня на руках. Победито отправился за врачом, и я остался ожидать его один в этом злачном месте. Имарос стонал в забытьи, но больше на нас никто не обращал внимание, как видно, поножовщина в этом заведении не была чем-то из ряда вон выходящим.
Прошло добрых сорок минут, прежде чем появился врач. Это был невысокий и не слишком чистый человек, с расширенными сосудами на носу и у глаз, но сейчас, слава богу, как будто бы трезвый. Оставив Имароса на его попечение, я выбежал из «Золотой лихорадки» и, схватив первый попавшийся экипаж, приказал ехать на Пэл-Мэл.
Всю дорогу мне казалось, что он едет слишком медленно, а соскочил я ещё на ходу.
Швейцар отшатнулся, когда я, как таран, ворвался сначала в вестибюль, а потом на половину мистера Майкрофта Холмса. Сзади я слышал воззвания к полиции, потом мне почудился голос Оливера Уилкса, но меня влекли другие голоса, раздающиеся сверху. Они не были спокойны. Я различил нежный, хотя и несколько утративший свою нежность, голос Натэл и звенящий, срывающийся, полный ужаса крик Холмса.
- О нет! - кричал мой друг так, словно глядел в глаза самого дьявола. - Не может быть! Чудовище! Чудовище!!!
Его высокий голос сверлил мне барабанные перепонки, и в голосе этом мешались такие страсти: боль, ужас, отчаяние - что на моих ногах выросли крылья.
Я бросился вверх по лестнице.
- Тебе никто не поверит, - спокойно, хоть и резко, говорила Натэл. - Я мать, поверят мне. Никто никогда не подумает, что мать могла убить своих детей. А ведь это ты виноват. Я предупреждала тебя: меня никто не остановит. Имарос мёртв. Эти бандиты будут только рады узнать, что убил его пресловутый Шерлок Холмс. А ведь было довольно одного твоего слова. О, я знаю: ты уже пожалел о том, что не сказал его, только теперь уже поздно: всё сделано, и итог подведён. Твой недалёкий друг уже в пути. Прекраснодушный дурачок, он ужаснётся, конечно, но потом возьмёт себя в руки и поможет тебя вязать. И никто не станет слушать горячечный бред сумасшедшего убийцы. Ты сгниёшь в тюрьме, Шерлок! Если сумеешь выдать себя за сумасшедшего, не то тебя просто повесят.
При последних её словах я настежь распахнул дверь, за которой слышались голоса.
Я повидал за свою жизнь всякого, но никогда никакое зрелище не вызывало у меня такого чувства. Холмс - совершенно растерянный, дезориентированный, стоял на коленях, держа на руках мёртвое тело мальчика лет пяти, всё в крови. Другой труп, девочки лет трёх, лежал перед ним на полу. Оба были зарезаны ножом Имароса - длинным египетским стилетов, взятым, как видно, прямо из лавки.
У меня язык прилип к нёбу, а сердце загрохотало так, что в глазах стало темно. А в следующий миг Натэл бросилась ко мне на грудь, заливаясь слезами.
- О, доктор Уотсон! Он обезумел! Смотрите, что он натворил! Джейк! Катрин!
Кровавая пелена застлала мне глаза. Я потерял контроль над собой. Натэл извивалась и хрипела в моих руках, кто-то кричал, кто-то, кажется, даже бил меня, отрывая мои пальцы от её горла. Наконец, тяжкий удар обрушился мне на голову, и свет померк.
Когда я очнулся, первое, что я увидел - настороженные глаза Холмса, пристально наблюдающие за мной. Я лежал в постели в незнакомой комнате с мокрым компрессом на голове.
- Это я вас ударил, - виновато сказал Холмс.
Только теперь я заметил , что он в халате, но не своём, а большего размера и незнакомом мне.
- Где мы? - с трудом разлепил я губы.
- В доме Майкрофта.
Только теперь я всё вспомнил и резко сел, застонав от острой боли в темени.
- Лучше лежите, -сказал Холмс. - Я почти не сдерживал удара.
- Боже мой, Холмс! Какое несчастье! Дети!
Его губы дрогнули, и я увидел, как слёзы заливают его всегда твёрдые и насмешливые глаза.
- Мы всегда надеемся на лучшее, когда речь идёт о тех, кого мы любим, - дрогнувшим голосом проговорил он. - Мой бедный брат безутешен. И я виню себя в том, что не смог прежде убедить его в том, что Натэлл на это способна.
- Что ей теперь будет? - спросил я.
Отвернувшись, он что-то неразборчиво пробормотал.
- Я всё равно до сих пор не верю, что мать могла убить своих детей, - у меня тоже перехватывало горло, я с трудом говорил.
- Мать? Кошка, свинья, последняя крыса - лучшая мать, чем Натаниэлла. Она минуты детям не уделила ни разу, но всё равно рассчитывала на то, что поверят ей, а не нам с вами - люди, нормальные люди, свято чтут материнство, как правило.
- Что ей будет, Холмс? - снова повторил я.
На этот раз Холмс посмотрел мне в глаза. Он смотрел так долго и неотрывно, потом негромко произнёс:
- Уотсон…
- Да, Холмс? - я почувствовал, как в моей душе от его мягкого тона нарастает безумный страх.
- Уотсон, добрейший мой доктор, ей уже ничего не будет.
- Почему? - сипло выдавил я, вдруг разом потеряв голос.
- Потому что вы задушили её, Уотсон.
- Как? - ошеломлённо повторил я. - Задушил? Как? Как же… - перед моими глазами закружился серый туман, и я почувствовал, что погружаюсь в бездну, глубже которой нет…
Нервная горячка сослужила мне, тем не менее, службу. Я пролежал в постели больше месяца, пока нанятый Майкрофтом адвокат всячески отстаивал моё доброе имя в суде. Мне очень повезло, что в руках Натэлл, когда она бросилась ко мне, а, вернее, когда я бросился к ней, всё ещё был кинжал, и лишь потом она выронила его. Как-то это удалось доказать - возможно, принимая во внимание показания Холмса. Моё поведение сочли аффективным и оборонительным, в результате я легко отделался - мягкий приговор и немедленное помилование. Предстояло ещё объясняться с Королевским хирургическим обществом, членство моё в котором было теперь поставлено под вопрос, но это я уже относил к малозначащим мелочам. Куда серьёзнее меня беспокоили навязчивые кошмары, в которых я снова видел окровавленные тела и душил за шею красивую, но ужасную женщину.
Примерно на пятой неделе моего затворничества меня навестил Шерлок Холмс. Мэри не хотела его пускать, опасаясь, что его визит причинит мне вред, напомнив обо всех ужасах живее, чем что-либо, но я настоял, и, взяв с меня обещание не волноваться, она разрешила ему войти.
- Ну, чем там окончилось? - быстро шёпотом спросил я, оглядываясь на дверь. - Я получил уведомление, даже не чаял. Как вам удалось?
- Уотсон, я не должен… - слабо запротестовал Холмс, тоже оглядываясь на дверь.
- Как помилованный убийца, я настаиваю…
- Уотсон! - запротестовал он. - Мне не нравится, что вы называете себя так. Скорее, это был несчастный случай - ведь вы не хотели её убить, просто вы были…
- Знаю, кем я там был, оставьте, - перебил я. - Мне не жаль вашу невестку, и если совесть и загложет меня когда-то до смерти, то не по этому поводу. Она - чудовище. А вы скажите лучше, с чего они так спешно бросились убивать Джойса?
- А-а, ну, это, как я и предвидел, - с облегчением сменил тему Холмс. - Видите ли, Имарос когда-то оказывал услуги Либерето по сбыту драгоценных камней. С Натэлл он познакомился случайно, в лавке, а она, вы видели, умела влюбить в себя, если ей хотелось. Мой несчастный брат тому подтверждение, не смотря на все его семь пядей во лбу. Вот Натэлл с Имаросом и придумали вместе этот план, как одновременно насолить мне и ограбить главаря опийного синдиката. На вырученные деньги натэлл обещала этому простаку свадебное путешествие. Конечно, он знать не знал, что она давно замужем.
Неудачи начались у них сразу, из-за того, что Траволта выследил их, и его пришлось заманить на Бейкер-стрит и убить. Потом, пока люди Либерето охраняли Джойса, он в разговоре описал своего заказчика Кастро. Он ведь был наркоман, невыдержанный на язык. Всплыла вся махинация, Кастро узнал по описанию Имароса - в Лондоне не так много египтян-полукровок. Он, правда, рассчитывал всего лишь разжиться с помощью шантажа, но Имарос перепугался до смерти - он-то знал, что с Либерето шутки плохи. Кастро он ткнул ножом сразу же - полицейские нашли тело в лавке, а Джойса решил убрать, заручившись поддержкой Натэлл.
- Господи! Да здесь всё чудовищно! А бомба?
- Служила только цели привлечь внимание полиции. По совету Натэлл. Она рассчитывала, что в поднявшейся суматохе нас арестуют. А может, и Имароса. Он ведь ей больше уже не был нужен. А меня она попросту опасалась, как сыщика, привыкшего докапываться до истины… Ну что, Уотсон? Белых мест больше не осталось?
- Только одно. Откуда вы всё это узнали?
- Преступник сознался сам, - Холмс своим собственным, только ему одному присущим образом, двинул бровями. - Имарос выжил. И у вас всё обошлось, мой дорогой, во многом, благодаря его показаниям. Видите ли, Натэлл говорила ему, что, как последний козырь, ей, может быть, придётся пустить в ход детей.
- Мистер Холмс, - заглянула бдительная Мэри, - вы ведь останетесь выпить с нами чая?
Холмс правильно оценил её интонацию и стал поспешно прощаться.
И только ещё через неделю меня навестил бледный и похудевший, но, слава богу, живой и здоровый Вобла Мэртон. Оказалось, он получил внезапный удар по голове, следя за фальшивым «Холмсом». Поистине, духа авантюрности мой коллега никогда не изживёт. Впрочем, он тут же торжественно поклялся впредь не иметь со мной никаких дел.
Кошмарные же сновидения полностью прекратились лишь спустя полгода, после нашего с Холмсом совместного расследования, в котором фигурировали лошади, букмекеры и люди в одинаковых шляпах.