Петр Петрович Сухостоев, будучи до неприличия тощим, второй месяц не мог найти работу, возможно, потому, что никто не хотел брать грех на душу, видя в нем живое существо, которое и существовать не должно в силу своей конституции, а если существует, то исключительно милостью божьей.
Надо заметить, что таким он был не всегда, а причиной стало то, что, будучи еще молодым, Петр Петрович имел неосторожность полюбить кого-то, кого – он и сам уже не помнит, но любовь его иссушила, не задалась, да таким и оставила после себя. Его родной дядя, исключительно Христа ради, взял Петра Петровича уже в таком виде под свое начало на незначительную канцелярскую должность, где Сухостоев проработал тридцать лет и три дня, пока дядя не умер. Новый начальник, не убоявшись бога, обозвал Сухостоева убогим и тут же прогнал, пристроив на его место свою племянницу. Зато коллеги Петра Петровича устроили ему хорошие проводы, благодарили за совместную работу, осторожно хлопали по плечу и советовали не обижаться за «убогого», потому что это лучше, чем тот же «козел», и еще – убогих хранит Господь.
Новую работу, как было отмечено в начале повествования, по известной причине найти оказалось непросто. Отчаявшись, Петр Петрович вспомнил про бога, который вроде как должен его хранить. Не зная, как правильно обратиться к богу напрямую, неопытный в этих делах Сухостоев зашел в первую попавшуюся церковь разузнать что там и как. Церковь эта оказалась раскольнической, о чем и поведал ему сразу батюшка, возраст которого из-за густой растительности на лице трудно было определить. Далее, выслушав новоявленного прихожанина, который не то чтобы жаловался, не то чтобы просил, а так – довел до сведения, он заявил, что их вера самая правильная, что все под богом ходят, что бог все видит и воздает по заслугам, а кому посылает трудности, так только на пользу, чтобы закалить дух и укрепить веру. Потом батюшка, взглянув на Петра Петровича, как на брата, стал говорить уже про свои трудности, в основном - экономического характера, которые он не отделял от трудностей вверенной ему церкви, и договорился до того, что, по его мнению, бог тут ни при чем, а виновато невежество людей и немного он сам, потому что, каков поп, таков и приход. И оба загрустили, только каждый о своем, но это продолжалось недолго, потому что батюшка вдруг как-то странно обошел вокруг Сухостоева, осмотрел его со всех сторон, хлопнул кулаком себя по лбу и сказал, что есть идея…
Через два дня Петр Петрович, изображая святые нетленные мощи, лежал в раке, которая представляла собой деревянный ящик, смахивающий на гроб, обитый простенькой материей неопределенного цвета, со стеклянной крышкой сверху и стоящий в церкви на двух табуретках по причине бедности. Тело Сухостоева, кроме головы, кистей рук и ступней ног было накрыто тканью, которая сильно напоминала оконную занавеску. В ящике имелись потайные отверстия, чтобы внутри него можно было свободно дышать. Петру Петровичу приходилось это делать незаметно, как и впрочем - не подавать и других признаков жизни.
С новой ролью Сухостоев справлялся блестяще. Верующие и неверующие повалили толпой. Поздно вечером батюшка отдавал Петру Петровичу его долю малую от пожертвований, оставлял десятину церкви, а остальное, как дар божий, клал в свой карман. А еще вскладчину выпивали, закусывали… Батюшка наливал Петру Петровичу всегда меньше, чем себе, опасаясь, как бы прихожане не почувствовали запах водочного перегара от святых мощей на следующий день. А они и действительно стали святыми, потому что несколько верующих и один неверующий после поцелуя раки чудесным образом исцелились, в чем божился батюшка.
Хоть и казалось, что дальше некуда, но Сухостоев, то ли от усердия на новом поприще, то ли от систематического возлияния, то ли от того и другого вместе, еще больше похудел, посерел и осунулся, что не могло, с какой бы стороны на это не посмотреть, не радовать батюшку и не стать причиной его нездорового оптимизма…
И вот как-то вечером, когда церковь закрыли для прихожан, старушка, помогавшая батюшке во всех его богоугодных делах, подошла к вылезшему только что из ящика Петру Петровичу и поведала тому, что батюшка, хоть и лицо духовное, но мошенник, потому как ей перепадают сейчас крохи от щедрот людских, а вот когда дела были плохи, то она делилась с батюшкой милостынею, честно полученной ею на паперти. А еще он, аспид, не иначе как возжелает погибели Петру Петровичу, потому что, кабы мощи соответствовали своей природе, то батюшке было бы так спокойнее и делиться ни с кем не надо; а рассказывает она потому, что считает Петра Петровича святым и, уверовав в его мощи, избавилась от радикулита.
В тот же вечер, почти ночью, при распитии с батюшкой Петр Петрович, изрядно захмелев, заявил, что он не то чтобы со страхом и упреком, но не позволит и желает знать. Чего не позволит и что желает знать, он не смог сформулировать, но батюшка все прекрасно понял и даже предположил, откуда ветер дунул, поэтому обозвал старуху старой дурой и пообещал ее наказать, отправив на паперть на три месяца, чтобы языком меньше молола. Потом он поцеловал в лоб Петра Петровича и сказал:
- Я грех на душу брать не хочу… Вот что я тебе скажу… Не дай бог, конечно, но все может случиться, и дай бог, чтобы исключительно естественным образом… Ведь как бывает – живет человек в никчемности своего существования, как червь какой-то, и только в конце жизни может нащупать дело, дело нужное, святое… которое останется после него, и через которое он будет служить людям и богу, но уже… Хотя, дорогой мой человек, никто тебя не неволит. Ежели что не так, то прости, и, как говорится, вот тебе бог, а вот порог…
В этот раз соратники допились до такой степени, что батюшка тут и свалился без чувств, а Петр Петрович еле-еле заполз обратно в свой ящик. Утром старушка растолкала спящего на полу батюшку и сказала, что Петр Петрович не подает признаков жизни, причем не так, как это он делает обычно, а вроде как вообще. Она заплакала, а батюшка сунулся в ящик и убедился, что вроде так оно и есть. Он придал святыне надлежащий вид, отослал старушку на паперть, опохмелился, отслужил полагающиеся богослужения, а вечером ушел домой.
На следующий день рано утром батюшка, придя на службу, увидел, что церковная дверь распахнута, а на крыльце плачет от счастья старушка, которая сквозь слезы радости и поведала, что Петр Петрович, оказывается, воскрес, вышел из церкви на свет божий и, пока она, упав на колени, неистово молилась, то ли вознесся к небесам, то ли скрылся за поворотом, и где сейчас мытарствует - ей неведомо. Батюшка на всякий случай перекрестился…
2015