О любви. Алиса - 3

Вера Маленькая
     Она исчезла! На пятый день после родов. Не сказали сразу, что ребенок умер. И я промолчал, уж слишком подавленный у нее был вид. Намучилась, никого не хотела видеть, даже меня. Врачи подозревали послеродовый психоз. Это лечится. И не всегда бывают рецидивы. «Это лечится», - повторял я себе десятки раз, ездил на консультацию к психиатру. Он приехал ее посмотреть. Седой дядька с умными глазами. После его визита меня отпустило. Через день, два должно быть легче. Не психоз! Организм отреагировал на тяжелые роды шоком.
      Купил соки, фрукты, розы. В этот день она пришла в себя. Попросила медсестру принести дочку. Узнала правду... К черту розы, которые я искал по всему городу! Она ушла из роддома. Я не успел. Она исчезла! Провалилась, словно в черную дыру. Не было ни в бывшей квартире с белым диваном, ни у матери, ни у друзей, ни в больницах. Где? Я искал ее на улицах, днем, ночью. Ездил по самым глухим переулкам. Был даже на кладбище. У памятника авторитету лежали свежие желтые хризантемы. Она бы такие не принесла. Иногда не мог сдержаться, рычал, уткнувшись в подушку. Куда ее могло унести в больничном халате? Слякотной весной...
      – Возьми себя в руки, – успокаивал друг, – и думай. Думай! Милиция свое дело знает, но пока докопается, найдет зацепки. Ищи свои. Без копейки не выедешь из города, не купишь и четвертушку хлеба. Может, у кого – то из прежних?
      Если бы я знал этих прежних? Да и зачем она им нужна? Крутые бритоголовые обзаводились бизнесом, семьями, катали шары в боулинге, содержали юных барби. А кто такая Алиса? Милая девочка из прошлого!
       – Перетряхни все шмотки, бумаги, документы, – настаивал друг,  и я вдруг понял, что именно меня беспокоило, не было паспорта. Паспорта не было! Значит она заходила домой. В этот же день обнаружил, что нет замшевой куртки, ботинок, теплого джемпера, старой дорожной сумки. Дался мне тогда больничный халат и тапки на босу ногу! Майор милици, которому я звонил каждый день, облегченно вздохнул:
      – Значит скоро найдется. Может, к подруге уехала или к любовнику. Все,    человек, бывает. Будем искать.
      Я хотел закричать, что нет у нее ни любовника, ни подруги. Но больно кольнула мысль, а разве я знаю это точно. Уезжала ведь на пленэры, общалась с художниками... С этой  мысли все и началось. Ее не было уже полгода, я переживал, но все чаще злился, искал приметы вины и предательства. В доме было неуютно, глухо, дико. Уезжал в командировки, ночевал в рабочем кабинете. Выживать всегда трудно, а я не жил. Выживал. Чувства не уходят стремительно. Они вибрировали, обжигали, напоминали о маленькой руке, растегивающей пуговицы на моей рубашке, одну, вторую, третью... О выпуклом животе, о набухшей груди, о мягкой улыбке. Алиса и беременная была прелестна. Я обожал ее широкие пеньюары, бежевые, персиковые. Ее лицо без косметики, милое, наивное. Ее глаза в рыжеватых ресницах. Чудесные зеленые. «Как у инопланетянки, – говорил я иногда, – не глаза, сияющие овалы. Даже смотреть в них боязно. Затянут, как в омут!» Алиса смеялась: «Так затянули уже. Куда ты теперь от меня денешься?» Казалось, что наши отношения за гранью любви, выше ее. А что может быть выше? Разве мы знали! И сейчас не знаю. И разве мог я подумать, что на смену высокому, чистому придет  неприязнь, затем ненависть, чувство вины и боль...
  ***
      – Все думаешь, думаешь, – Настя заглянула в мои глаза, – и пьешь второй день, – чем тебе помочь?
      Лучше бы не заглядывала. Невозможно все время врать, а рассказать нельзя. Душа, как тугая пружина. Чтобы расслабить ее хоть чуточку, я и пишу эти нелепые, загадочные истории, каждый раз создавая новые условия и обстоятельства. Фантазирую, чтобы найти спасение, убежать от того страшного, что случилось со мной... Тот рассказ, что Настя прочитала, не первый. Может, десятый, а, возможно, двадцатый, пятидесятый. И не помню уже. Мой герой...  Впрочем, какой герой? То сходит с ума по девчонке в бежевом, то стыдится ее. И женат. Конечно, женат. Жена, как каменная стена, а он то в рефлексии, то в ностальгии. Не мужик! Мне становится легче, когда изображаю его таким, вытесняю и извращаю тоску по прошлому. Вытеснение, ложь и водка – вот мое спа;ение. А теперь еще и Настя. Господи, что она видит в моих глазах? Доверчивая, большеротая, рыжая. Красивая. Очень красивая!
      – Настюш, хочешь новый сюжет? Добрый! Если не понравится, я не буду писать рассказ.
      – Не хочу. Опять что – нибудь с ужасом! И не пиши. Всегда пьешь после своих шедевров. Журналист и журналист! Разве этого мало? 
       Наивная. С податливыми, покорными бедрами, почти, как у Алисы. Нежная! Никогда ее не предам, не обижу.
       – Солнышко, спустись на кухню, свари кофе. И убери водку.
       Шлеп – шлеп... Вниз, не держась за кованые перила. Так ходила Алиса. Это ее квартира, та самая двухъярусная, с камином. Я живу здесь давно... Алису нашли. Вернее нашлась сама. Позвонила из Москвы, с вокзала. Коротко сказала: «Приезжай за мной. Я на Ярославском». Прошло уже три года. Я стал отвыкать от нее. Боль притупилась. Сбежала или кто – то увез, уже не имело большого значения. Иногда предательски думал, что лучше бы не нашлась. Да, я так думал! И не только потому, что уходила любовь. Дело в том, что я обнаружил деньги. Много. Триста  тысяч долларов. В берестяном коробе, куда Алиса складывала одежду для малыша. Что мне в нем  потребовалось, не помню. Я растерялся. Мы жили на широкую ногу, но мне всегда казалось, что бандитское наследство вот – вот закончится. А на эти деньги можно было купить жилье за границей, виллу где – нибудь на Кипре. Уютную такую виллочку.
      Размышлял лихорадочно, меня все время трясло. Какая Алиса? Все в прошлом. А деньги надо спрятать. Куда? Не знал, можно ли арендовать ячейку в банке. У друга, коллег и знакомых не спрашивал. Боялся любопытства, подозрений. Ночами вздрагивал от страха. За пять лет Алиса ни разу о них не обмолвилась. На поездки снимала со счетов. Деньги могли появится незадолго до родов. Уверен, раньше их не было. Почему – то уверен. Но как? Откуда? Это не две тысячи и даже не двадцать.
      Впрочем, скоро я успокоился. Никто меня не преследовал, не беспокоил. Все было, как было! Отвез доллары в деревню, к матери. Спрятал в старом чемодане на чердаке. Отоспался, наплавался в речке. Мама плакала, вспоминая Алису, не верила, что однажды найдется. Я и сам не верил: время смутное, лихих людей много, могли убить. А она позвонила вдруг. Позвонилаааааааа! Отвык, но ведь женщина – то моя, родная. Алиска в бежевом, с маленькими ладошками и ступнями. Озорная, легкая, словно птица. Когда – то бандитская девочка, шлюха! Радовался, что нашлась, но воспоминание об авторитете раздражало, бесило. Наверное, потому, что пользовался его деньгами, присмотрел уютный домик на Кипре... Женщина моя, а деньги чужие. Приедет и спросит: «Где?»
      Она не спросила. Ни когда встретились, ни потом. Я и узнал – то ее с трудом. Это была не Алиса, нет! Толстая, с огрубевшим лицом и руками, с измученным взглядом. В темном платке, дешевеньком платье. Не бросилась ко мне, не обняла. Сказала тихо: «Домой! И не спрашивай ни о чем».
      Я понимал, что надо молчать, быть внимательным, ласковым. И был таким. Был! Сам купил ей одежду. Пригласил косметолога, парикмахера, массажиста. Но маникюр, стильная прическа, маски и макияж ничего не меняют, если глаза равнодушны, а у губ скорбные складки. Прижимал к себе неуклюжее и толстое тело, целовал высокую шею. С жалостью! Она отводила мои руки. И плакала, плакала... Это было невыносимо. Однажды, чтобы скинуть напряжение, я написал первый свой шедевр об Алисе. С надрывом, отчаянием! Не тот, который прочитала Настя. Другой, после которого понял вдруг, что надо ехать к психиатру, к дядьке с умными глазами или к любому другому. Надо спасать ее и себя.
      В больницу она собралась охотно. Первый раз услышал волнение в голосе: «Мне помогут. Помогут, да? Лишь бы не плакать». Откуда мне было знать, но уверенно ответил: «Конечно, только ты расскажи обо всем доктору!» На секунду мелькнула улыбка. Прежняя, Алисина!
      – Ему расскажу! Тебе не могу. Прости!
      Если честно, не хотел слушать. И не понимал, как же это происходит – вчера человек родной, сегодня чужой? Не от того же, что изменился внешне, замкнулся? Нет, не от этого, если любишь. От чего?
      – Это ты меня прости, - сказал я, - не уберег тебя.
      – Не уберег, – горько согласилась она, –  иначе как бы я оказалась в Сибири. Очень далеко. Дальше только Лыковы.
      Я ахнул, а она замолчала. Достала косметичку, густо припудрила ресницы, усмехнулась:
      – И даже так уже чужая, правда?
      Отвык, забыл, что она наблюдательна.
      – Жена, – пробормотал я.
      В зеленых глазах, в этих инопланетных овалах, был такой мрак, что я испугался. И заторопился.
      – Едем. Нас уже ждут. Все будет хорошо.
      По щеке скатилась слезинка. Совсем как у Насти сегодня.
  ***
      Вспоминал, а дождь все лил и лил. Настя позвала ужинать, поворчала ласково и тепло. «Да ладно, – пообещал я, – больше не буду ни пить, ни грустить. Это все от погоды. Пройдет». Пообещал и подумал, что и через десять лет, и через двадцать она будет заботливой и нежной, надежной. Нарожает здоровых детей. Как вымышленная жена моего героя. Наверное, подсознательно я тоже хотел именно такую, иначе с чего бы придумал ее. Только страсть и семья совсе не одно и тоже! Страсть иногда сильнее. Мелькнет в памяти маленькая рука и заноет сердце... И захочется прижаться к этой руке, хотя бы в фантазии.
      Может быть, однажды мы будем отдыхать с Настей в Юрмале. И я встречу девушку в бежевом, с напудренными ресницами, точь в точь Алису. И захочу сказать «Прости!» А, может, Настя купит гламурный журнал с портретом фотомодели в бежевом летящем платье, с дорогими волнами кружев. И я узнаю Алису. Разве много на свете женщин, которые любят макияж нежных оттенков этого цвета? Может быть! Мысли материальны. Господи, о чем это я? Юрмала, журнал – все вымысел! Но рассказ не удалю, не сожгу, не  опубликую, как и прежние истории об Алисе. Пусть будут, если мне это необходимо. Пружина растянется по – тихоньку. Уйдет боль, и я забуду о шее, похожей на стебель экзотического цветка. О доверчивой шее... Черт побери, с ума можно сойти. Не хочу вспоминать. Не хочу! Не могу!
      Настя подошла неожиданно, погладила мои волосы.
     – Муж, а на Кипре дождя нет. Возьми отгулы.
     Кипр. Конечно, Кипр! Там наш дом, уютный, просторный. Надо поехать, ради Насти. Только как мне туда не хочется!
      Шлеп, шлеп... Это Настя. Довольная взбежала по лестнице. Совсем, как Алиса, до первого исчезновения и до больницы.
      Шлеп, шлеп, а не тяжелые, медленные шаги. Шлеп, шлеп...
  Продолжение.
  Опубликован в книге «Горячка» 2015г.