Гражданин Прокопий Игнатюкъ

Виктория Гайнуллина
Гражданин Прокопий Игнатюк был ярый перфекционист. Все вещи в его квартире лежали в правильной цветовой гамме (от белого к черному, других не имелось), аккуратно выглаженные и сложенные по полочкам, многие висели в чехлах. Мебель стояла под четко выверенным углом, а потому гостей, или врагов, способных сию гармонию нарушить, не предвещалось. На работу бухгалтером, и по совместительству хобби, он опоздал лишь однажды, когда в его доме перегорела проводка, и он вынужден был спускаться шестнадцать этажей пешком (Прокопий не бегал). Собственно, тот случай был одной из самых мучительных дилемм в его жизни, отчего его спуск напоминал судороги или бег человека с загипсованными ногами. Всем своим видом Прокопий олицетворял размеренность, а с его эмоциональной одаренностью и богатством могла конкурировать разве что тумбочка, что стояла у его кровати.
Тем не менее, однажды, спустя тридцать четыре ничем не отличавшихся друг от друга года, Прокопий встретил ее.
Елена была высокая полная блондинка, пятью годами старше, и мечтала встретить принца. Но хотя Прокопий со скрипом проходил по ее строгим критериям, ее богатое воображение, а главное, тридцатидевятелетний гнет безбрачия, снисходительно утолщали линзы в ее и без того налипших розовых очках. Одинокий обеспеченный умный мужчина несомненно приковал ее внимание, когда Елену перевели в бухотдел помощником бухгалтера. Одиночество она принимала за холостятство, в то время как одиноким он был в прямом смысле слова, и чем был всецело доволен, обеспечен был разве что годовым запасом чистых штанов и рубашек, умом на вряд ли обладал, но знал, чего хочет и был весьма расчетлив. Но даже все это вкупе с его ничем не примечательной внешностью было бессильно пред натиском Елены, уже имевшей с полдюжины детишек, которые даже в воображении, к ее некоторому огорчению, упрямо рисовались как маленькие клоны Прокопия.
С того самого дня, как Елена короновала ни в чем неповинного Прокопия, она, нужно отдать должное, прикладывала все усилия по завоеванию сией неприступной крепости. Благоухало от Елены теперь в два раза интенсивнее, так, что при входе в кабинет робкий начальник стал настежь открывать все окна, а приветствие коллеги Иванькова, страдавшего от аллергии, теперь неизменно сопровождалось громогласным апчхи. Макияж влюбленной теперь по эффектности мог сравниться с обликом гейши, но по факту напоминал боевую раскраску индейцев племени Навахо. Про наряды и вовсе стоит корректно умолчать. Одним словом - Елена была настроена серьезно.
Однако, к ее великому отчаянию, сии старания оценили все, кроме заветного гражданина Игнатюка. Тот по-прежнему оставался  жестоко равнодушен, и это несколько поубавило Еленин пыл. И всё же это еще не конец, - про себя решила Женщина и предприняла новый отчаянный шаг. Заговорить с Прокопием Елена планировала уже давно, но все не представлялось удобного случая. Между ними была непреодолимая преграда в виде столов, в количестве двух штук, и стольких же коллег, соответственно. Иваньков, что прежде сидел подле Прокопия, вынужден был, в связи с описанным выше, переехать в дальний угол. Его место теперь занимал Василий. Между последним и влюбленной сидела Ниночка, что с тем же последним и ворковала, и что ощутимо угнетало Еленин каждодневный настрой. Однажды ей посчастливилось столкнуться с ним в лифте, и даже проехать пять этажей. Но хотя Елена держала двери лифта около двадцати минут, посылая коллег в соседний, или, при дальнейшем развитии диалога, "туда же", а, другими словами, за словом в карман не лезла, заветные пять этажей протекли в тишине. Как она ни пыхтела (все таки двадцать минут осады сказывались), и ни открывала рот в попытке сказать что-либо, связки отказывались ей повиноваться. Последним и уверенным шансом для Елены мог бы стать грядущий корпоратив, где преграда из столов, в количестве двух штук, Василия и Ниночки, соответственно, тесных лифтов, а, главное, зажатости, самоустранились бы. Но Прокопий корпоративы не посещал, за что Елена и тут решила уважать его. В один из вечер пятниц, пару дней после случая с лифтом спустя, случилось страшное. Апполон Елениного воображения, кузнец ее будущего счастья, виновник ее бессонных ночей и двух сброшенных килограммов, как обычно закончил работу в 17:59, попрощался, и пошел прочь. Сидя у окна,  Елена, почти прекрасная, стала смотреть ему в след. По стеклу тарабанили капли дождя, соединяясь, и вновь разбегаясь прочь, избирая причудливые пути для течения. Спустя минуту из-за подоконника, на котором разместился локоток Елены, показался круг черного зонта, и стал двигаться прямиком по направлению к метро. Ничего не обычного - то был давно протоптанный и наблюдаемый Еленой маршрут. Но вдруг, теперь из-за ручки окна, или из-за поворота, показался еще один круг, на этот раз красного цвета. Этот цвет, силуэт и походка однозначно говорили о том, что хозяйка его - женщина. Два зонта подошли друг к другу так, что, казалось, спицы их соприкасались, и продолжили маршрут уже вместе; а капли уже тарабанили по щекам Елены, что опасно высунулась в окно. Пронаблюдав немного дольше, она увидала бы, что зонты почти сразу и разминулись, ведь, в действительности, то незнакомка хотела узнать время. И если бы не Елена, мы бы могли воскликнуть "ну что же еще могло понадобиться женщине от Прокопия?!". Но если бы не она, этой истории и вовсе не было бы... Так вот. Так или иначе, дольше наблюдать сей картины расстроенная женщина была не в состоянии, и, схватив свою сумочку, побежала в уборную. Иваньков едва успел посторониться от стремительно бежавшего мокрого чумазого - макияж оказался менее стойким, чем хотелось бы - и издающего непонятные звуки монстра и проводил его неизменно громким "Апчхи!". Поправив макияж, насколько это было возможно, Елена вернулась в кабинет, закончила работу, чему поспособствовала царившая в офисе гробовая тишина, иотправилась домой. Ночью она снова дала волю своим чувствам, сетуя на судьбу и существование других женщин, помимо неё, впринципе. Так, для нее должна была закончиться очередная бурная история любви, коих было немного, но достаточно для того, чтобы, к примеру, утопиться. Елена и так была в расстройствах, но тут еще мать заявила о том, что приедет на днях её проведать. Вместе со своим сварливым характером, она привезла целый чемодан полосатых невзрачных вещей. И хотя стиль Елены тяжело было назвать идеальным, а точнее ему до него было как до звезды, он явно имел характер, и какой-нибудь дизайнер высокой моды Жан-Поль Этьен из далёкой Франции им непременно вдохновился бы. То было частью бытия женщины, но вопреки обычным протестам, она покорилась родительнице и оставила принесенное.
В понедельник утром Елена раскрыла чемодан и стала искать вещь поприличнее. Ее выбор пал на серый в белую горизонтальную полоску джемпер, достаточно тонкую, чтоб не полнило (азы стиля, благодаря субботним телешоу, Елена знала хорошо), и длинную юбку в тон. Такие вещи она проносила все детство, и теперь предпочитала побольше страз, но, в любом случае, это соответствовало ее теперешнему настроению. Мельком взглянув в зеркало, она отправилась на работу, впервые за долгое время позабыв накраситься.
На работу Прокопий пришел вовремя как часы - то было восемь утра. Большинство коллег, до сих пор приходивших в себя после затянувшегося корпоратива, задерживались, и он вошел в пустующий кабинет. Однако мгновение спустя в дверях показалась Елена, которую он теперь с трудом узнавал. Робеющая женщина отрывисто поздоровалась и суетливо пошла на рабочее место. Про себя мужчина приметил, что на ней такой же джемпер, только женский, а еще его поразил ее идеально ровный пробор. Единственная страсть в его пустой жизни теперь воплотилась в Елене, и обретала новый виток. Пораженный, Прокопий предложил женщине чашечку кофе...