Раздолбай

               


                Глава 1.


         У нас была обычная советская семья. Но произошел непредвиденный казус. Когда меня родила мама, акушерка сказала: - «Посмотрите, какой у вас замечательный мальчик, родился в рубашке!». Не успела мама обрадоваться, как я выскользнул из рук акушерки и упал, на холодный больничный пол. Акушера ойкнула, подхватила меня на руки и сказала… - «Живой!!!».  Мама потеряла сознание, а я заорал так, что в соседних палатах поднялся переполох. Такого детского крика, здесь еще не слышали. Акушерка сказала: - «Что ж, и на старушку бывает прорушка… - за то, будет закаленным как сталь, первыми жизненными невзгодами…   Он может стать гением; и тихим шепотом добавила, или дебилом.

        Я же, с детства был раздолбаем, и виной всему было то, что рано научился читать. В свои неполные шесть лет, я уже перечитал все книжки Чуковского, Барто и Михалкова, а поскольку читать, как я считал, уже было нечего, принялся за журнал «Акушерство и гинекология». Моя тетушка была медсестрой, и у нее было много литературы медицинской направленности. Моя любимая бабушка Варя, ни когда не читала этих журналов, но прекрасно понимала, что в них плохого не напишут. Она очень гордилась мной, и пророчила мне большое будущее. Она говорила всем своим знакомым и подружкам: - из Саши вырастет выдающийся хирург или ученый!  Я, в свою очередь, когда она жаловалась на головную боль, обещал ей, что когда стану хирургом, заменю ее сосуды, на алюминиевые.

         Журнал «Акушерство и гинекология» очень расширил мой кругозор и в шесть лет, я уже знал, что детишек приносит ни какой-то там дятел, а то, что детишки имеют свойство рождаться, и рожает детишек женщина. Далее по косвенным признакам я догадался, что дяди к этому тоже имеют какое-то отношение.  Но сначала в моем детском мозгу, это не увязывалось, я не понимал механизма этого непонятного явления. Время шло, на некоторые вопросы, я получил ответы из Большой Советской Энциклопедии. Все встало на свои места, пробелы в образовании заполнились, и я, понимал роль дяди в этом процессе.

     Еще мне очень нравилось читать передовицы в газете «Правда», особенно посвященные прошедшему съезду ЦК КПСС. Я не знал, что такое ЦК КПСС, но понимал, что это, что-то хорошее, - потому, как ЦК КПСС обещало; - через двадцать лет мы все будем жить при коммунизме. Я не знал, что такое коммунизм, но подозревал, что это, тоже хорошо, работать можно будет, как угодно, а получать всего, сколько хочешь.

      Мой папа был коммунистом, и поднимал в Казахстане целину. Его как передового рабочего направили туда председателем колхоза. Я, правда, не понимал, что такое целина, и зачем именно моему папе, надо было ее поднимать. Мама работала целый день, моим воспитанием занималась исключительно бабушка. Бабушка вела домашнее хозяйство, очень вкусно готовила и наводила в квартире порядок. Она постоянно, что-то штопала, шила, стирала, а иногда ходила в ЖЭК на партсобрание. Она тоже была очень занятой, но выкраивала свободные минуты, что бы почитать мне сказки, которые я и сам мог прочитать. Но мне иногда было лень читать и, я, с удовольствием слушал, как читает бабушка. Бабушка была уже старенькой и во многих вопросах просто не разбиралась, когда я у нее однажды спросил: - что такое Оргазм? - она не смогла мне ответить, сказала, что это что-то, связанное с газом, типа Мосгаз. И сказала чтобы я лучше  спросил у мамы, когда она придет с работы. Когда я задал этот вопрос маме, она, почему-то изменилась в лице, и перевела разговор на другую тему, не касающуюся моего вопроса. Я подумал, что она тоже не знает.

        После этого, все журналы и книги по гинекологии куда-то исчезли, но я к тому времени уже обладал обширными знаниями, и как считал, во многих вопросах уверенно разбирался. Эти знания, помогли мне по-другому взглянуть на жизнь и на сказки, которые я сам прочитал и, которые мне прочитала бабушка. Я, уже вполне определенно и точно понимал, почему у Кощея Бессмертного не было детей. Откуда же им было взяться, если у него было одно единственное яйцо, и оно дефектное, с иголкой, внутри, а у его жены, бабы Яги давно наступил климакс! Притом, надо понимать, что это единственное яйцо Кощея хранилось в сундучке на дубе. Про утку, я уже молчу, - бред сумасшедшего. 

       У нас рядом, в соседней квартире, жила девочка Шура Иванова. Когда бабушка уходила по делам или в магазин, она приглашала Шуру поиграть со мной. Больше всего я любил играть в больницу, понарошку делать уколы, ставить горчичники и градусник. На мое предложение поиграть в гинекологический кабинет, Шура не соглашалась, даже, за вкусную конфету. Я понял, почему не соглашалась, она ничего не смыслила в гинекологии. Как женщина Шура у меня не вызывала ни какого интереса, она была старуха, ей было уже целых десять лет! Самая любимая игра Шуры была в школу, она научила меня писать и не только печатными буквами, но даже прописными. Я, с усердием выводил палочки, крючочки, и другие загогулины. Она ставила за это оценки, и с гордостью могу сказать, что я, был отличником.

      Я рос хилым ребенком, часто болел простудой, постоянно у меня появлялись ячмени и чирьи. Во время болезни я много читал и, к первому классу уже прочитал «Три мушкетера» А. Дюма. Я, очень переживал за Д' Артаньяна, по поводу его любви к Констанс. Эти гады, Ришелье и гвардейцы Кардинала будили во мне ярую ненависть и, когда д Артаньян с Атосом, Партосом и Арамисом насаживали их на свои шпаги, я был счастлив. 

         Я, был одинок и несчастен, когда бабушка занималась своими делами, а соседская девочка Шура не могла ко мне придти. Я понимал, что в жизни надо что-то менять, одними книгами сыт не будешь и наверно пора жениться. 

         Мне очень нравилась одна девочка, ее звали Марина, она была дочкой наших хороших знакомых. Я решил за ней поухаживать, а потом и жениться. Самому принимать такое решение было сложно, посоветоваться с мамой было недосуг, так как она была постоянно занята. Я решил поделиться своими планами с тетей. Тетя меня всегда понимала, очень хорошо ко мне относилась и я, был уверен, что плохого она мне не пожелает. Я ей сказал, что в жены выбрал Маринку, правда, с ней на эту тему, еще не говорил. Тетя меня выслушала очень внимательно и, глядя в глаза, сказала, что у меня еще не выросла женилка. Я попросил ее, это растолковать поподробнее. Но она засмеялась и сказала, что в соответствии с законом, жениться и выходить замуж можно только с восемнадцати лет. В исключительных случаях при определенных обстоятельствах, с шестнадцати. Я ее спросил: - а почему при определенных обстоятельствах нельзя хотя бы в семь лет? Тетя мне ответила, что обстоятельства должны быть настолько определенные, что в данном случае просто не могут наступить. Я долго размышлял по поводу сказанного, и пришел к выводу, что проблема заключается в женилке. Что подразумевала тетя под женилккой, я тоже догадался. Наступило первое разочарование в жизни, а женилка все не росла и не росла.

         Я понимал, что мне надо взрослеть и чем скорее, тем лучше. Для этого, сначала надо научиться курить и по возможности выпивать вино. Все взрослые мужчины курят и выпивают. Курить, я, еще не пробовал, хоть папа, когда не поднимал целину, курил и, когда клубы табачного дыма случайно попадали в нос, мне было очень неприятно. Но в тоже время, я понимал, жизнь сложная штука и если хочешь быстро стать взрослым, нужно учиться преодолевать трудности, а порой и лишения. Папа, когда жил с нами, в зависимости от настроения курил папиросы: - Беломорканал, Ароматные и Приму. От него осталась большая баклажка, доверху наполненная непочатыми и открытыми пачками папирос. Пока папа поднимал целину, эта баклажка стояла на шифоньере и дожидалась его приезда, никто в нее не заглядывал, и не знал, сколько в ней папирос и сигарет. Я раздумывал, с чего начать, и начал с Беломорканала. Когда бабушки небыло дома, я достал одну папиросу, взял на кухне коробок спичек, и пошел взрослеть на улицу. Я понимал, что возможно это не лучший способ взросления, но лучшего способа не знал. Около нашего дома был небольшой, зеленый сквер. Найдя укромное местечко около забора в кустах, под большими акациями, и вставив в зубы папиросу, прикурил. Едкий, противный дым шибанул мне в нос и глаза, часть дыма попала в легкие. Я закашлялся, из глаз потекли слезы, из носа сопли. Откинув папиросу в сторону, я понял, что взрослеть еще не готов, или взрослеть надо по-другому. 

           Мне был известен еще один способ взросления, это попробовать выпить вина или водки. В серванте на полочке, стояла начатая бутылка водки и какой-то наливки. Когда бабушка в очередной раз отправилась по своим делам, а я был предоставлен сам себе, открыл бутылку водки и налил небольшое количество в рюмку. Сколько надо выпить, чтобы повзрослеть, я, не знал, налил на глазок, чтобы не заметили. Водка издавала противный запах, но для настоящих мужчин, это не может быть помехой. Мужчины должны преодолевать трудности, сама жизнь складывается не только из приятных моментов. Теоретически, я знал, что водку надо закусывать. Обычно, папа ее закусывает или кусочком селедки с хлебом, или соленым огурцом. Селедки небыло, поэтому, я выловил из банки огромный соленый огурец, отрезал кусок черного хлеба и приготовился взрослеть. Я прекрасно знал, что перед тем как выпить, надо сказать, по какому поводу пьешь. Папа обычно говорил: «Хай живе, Родянска Украина!», а когда выпивши и закусив огурцом, делал большой выдох, спрашивал сам себя: - «Как ее беспартийные пьют?» Я, сказал: «Чтобы скорей повзрослеть, и чтобы женилка быстрее выросла», - набрал воздуху, выпил, выдохнул, и, засунув в рот огурец, закусил. Ощутив, всю неописуемую гадость водки, я понял, почему беспартийные так сильно морщатся, и почему папа как коммунист, тоже порой морщился, недоумевая: - «Как ее беспартийные пьют?». Я тоже был беспартийным, но уже твердо решил, что когда вырасту, непременно вступлю в партию, буду строить коммунизм, и пить водку!  Хоть водка была не вкусной, и надо честно сказать очень противной, я понимал, если хочешь чего-то в жизни добиться, нужно переживать трудности, а порой страдать. Мое состояние, и ощущения после выпивки было не однозначно. Сначала было противно, потом хорошо, далее, очень хорошо! У меня поднялось настроение, и я, решил спеть песню «По долинам и по взгорьям, шла дивизия вперед». За этим пением меня и застала бабушка, когда вернулась из магазина. Она, конечно, была несколько удивлена моему новому занятию, но приятно улыбаясь, сказала; - Петь полезно, развиваются легкие. Потом, я блевал в туалете, и бабушка подумала, что, я, что-то съел, не помыв руки, и занес инфекцию. Вечером, мне показалось, что женилка несколько подросла. 

           В нашем доме жил инвалид. Во время войны ему оторвало обе ноги. Говорят, что он был командиром стрелкового батальона и геройски сражался с фашистами. Его звали дядя Митя. У него была жена и сын Игорек. Дядя Митя был очень взрослым, и во время праздников, на его груди болталась куча медалей и орденов, и он, очень часто напивался вдрызг. Порой, напившись, как вполне взрослый человек, он тоже блевал, оставляя следы, как во дворе, так и в подъезде дома на лестничной площадке. Из-за этого, ему порой здорово доставалось от своей жены, которая ругала его плохими словами и лупила полотенцем по роже. Но дядя Митя, всегда улыбаясь, говорил: «Ничего, прорвемся, не в 41-ом». Дяде Мити государство выделило машину, инвалидку, которую делали в нашем Серпухове. Сначала у него была инвалидка трехколесная, потом четырехколесная, и мы, пацаны, всегда помогали ему ее ремонтировать. Подавали ключи, промывали в бензине запчасти, и те ребята, что были постарше, бегали в магазин за водкой. Дядя Митя им наливал немного водки за работу, нам же, не наливал, говорил, что еще рано. Иногда он рассказывал нам истории о том, как воевал и дошел со своим батальоном до самого Берлина. Он говорил, что лишиться ног, это все равно, что птице лишится крыльев. Большинство из его батальона погибли в последние дни боев при взятии Берлина, а он хоть и без ног, но остался жив! Дядя Митя рассказывал, что до войны хорошо играл в футбол и был даже капитаном заводской футбольной команды. Инвалидов без рук, без ног, после войны было очень много и ему долго пришлось стоять в очереди в Собесе, на получение инвалидки. Но все-таки дождался, государство дало машину, и платит пенсию, двадцать пять рублей, каждый месяц! Конечно, денег не хватает, но как сказали в Собесе, остальное пошлет бог. И бог действительно посылал. Когда совсем нечего было пить и есть, дядя Митя около церкви, спрятав свою инвалидку в кустах акаций, побирался, и люди подавали, кто сколько может. В общем, на водку и на кусок хлеба у него было всегда. 

      Я спрашивал бабушку, - «Почему дядя Митя всегда блюет, когда пьяный?» Бабушка ответила, что он мало закусывает, что, дескать, на водку деньги находит, а на закуске экономит. Я тоже для себя сделал вывод, что в следующий раз, когда буду взрослеть, буду лучше закусывать, чтобы не блевать.

      У дяди Мити и тети Маши был сын, - Игорек. Ему было тринадцать лет, и он был дебилом. Самостоятельно ходить он не мог, и целыми днями, когда была хорошая погода, сидел около подъезда на специальном стульчике и, хлопая в ладоши, распускал слюни.  Я спросил у бабушки: - почему Игорек дебил? Бабушка сказала, что дядя Митя постоянно пьяный и поэтому в капусте, нашел такого неправильного мальчика. Был бы трезвый, нашел бы хорошего! Я понял, что бабушка гонит пургу, и родился Игорек дебилом, потому, что был зачат по пьянке, и что, капуста здесь совершенно ни при чем.

       Моя любовь к Маринке не угасла. Я задумался над тем, как же так, я повзрослею, а Маринка, что же, останется ребенком? Этот вопрос меня очень волновал, но ответа на него я найти не мог. Сам же, решив взрослеть, - сходить с этого пути не собирался, с какими бы трудностями не пришлось встретиться. Когда бабушка уходила по делам, я продолжал взрослеть, но уже лучше закусывал. Иногда взрослел наливкой, она гораздо приятнее, чем водка и не так противно пахнет, хотя тоже гадость, и с газировкой не сравнишь.

         Мне необходимо было срочно научиться курить, потому, что без этого, повзрослеть было просто невозможно. Старшие ребята, которым было уже по девять и десять лет, давно курили, но меня в свою компанию не принимали. Мой папа говорил: – «Каждый человек, сам кузнец своего счастья». Я решил действовать; - под лежачий камень вода не течет. В это время, в табачных магазинах появились сигары, настоящие сигары с Кубы. В кино я видел, что сигары курят, самые крутые мужчины.

        Я разбил свою копилку, и купил огромную сигару. Эта одна сигара стоила, пачка обычных сигарет, и когда я показал сигару ребятам, они все стали уговаривать меня, выкурить ее по кругу. Так я был зачислен в компанию курильщиков, куда еще совсем недавно, дорога для меня была закрыта. Еще через некоторое время, я стал душой компании, купив четвертинку водки и угостив своих новых друзей. Мои новые товарищи, научили меня играть в карты, «Очко» и «Буру». Мне часто везло, я редко проигрывал и почти всегда был при деньгах. Ребята часто играли в «Расшибок» и я, играл вместе с ними. Игра в «Расшибок» мне не очень нравилась, потому, что не надо думать, да и выиграть можно было жалкие копейки. Так, я влился в компанию, и стал одним из её членов, хотя и был самым младшим. Ребятам нравились мои рассказы, потому, что они читать не любили, а я с охотой пересказывал им прочитанное. Правда, когда я пытался изложить им популярно взаимоотношения полов, (мужского и женского), они просили рассказать, что-нибудь более интересное, про войну или про пиратов, а на худой конец какую-нибудь новую сказку или анекдот.

         Между тем, приближалась осень. Небо все чаще вспучивалось темно-серыми тучами, и шел мелкий, моросящий дождь. Наступило время осенних заготовок к зиме.
Около нашего дома был сарай, поделенный на число квартир в доме. Каждая семья имела в нем свое отделение, с отдельным входом и погребом. Некоторые жильцы держали там кур и кроликов, поэтому проходя мимо этого сарая, приходилось вдыхать ароматы сельского, специфического запаха. Но мы, к этому привыкли, и этот запах стал неотъемлемой частью воспоминаний о детстве, и родном дворе. В одно воскресное утро, жители стали доставать из погребов кадки. Предварительно их хорошо промывали обычной водой, далее разогревали паяльными лампами большие камни, и клали их в кадки, предварительно налив немного воды. Эта операция называлась пропариванием. У каждого хозяина был свой арсенал приспособлений для рубки капусты, сечки, шинковки, специальные деревянные корыта. Вся эта немудреная техника, так же приводилась в порядок. Сечки и шинковки точились, деревянные корыта выскребались до белизны ножами и скребками. Ближе к обеду приехала полуторка, доверху груженная огромными кочанами капусты, и каждый хозяин, покупал необходимое ему количество кочанов, которые взвешивали на огромных весах, стоявших в кузове машины. У каждой семьи были свои секреты, и рецепты квашения капусты, которые держались в строжайшей тайне. Соседи порой помогали друг другу. Сначала рубили капусту для одного, затем для другого. И в процессе рубки и закваски, порой выведывали эти секреты. Кто-то, просто квасил только рубленую капусту, другие рубленой капустой перекладывали кочаны, предварительно разрезанные на половинки и четвертинки. Некоторые клали в капусту ароматные Антоновские яблоки и клюкву. Мы же пацаны, как саранча кружились вокруг и около, и каждый, с собственным перочинным или кухонным ножом. Когда с кочана срезали капустную мякоть, кочерыжки выбрасывали, и мы, ждали того момента, чтобы ухватить свою, очередную кочерыгу. После этого, очищали ее ножом и съедали. Иногда удавалось стянуть и пару морковок, для разноблюдия. После того когда рубка капусты заканчивалась, те кто держал кроликов, собирали все очистки, обрезки, непригодные для засолки листья и относили в свое отделение сарая. Это служило им на несколько дней, запасом кормов. Квашение капусты для нас, было большим праздником, как и засолка огурцов в середине августа. 


                Глава 2.


        Папа писал письма почти каждый день, и каждый день мы заглядывали в почтовый ящик, в ожидании очередного письма. Сегодня, письмо от папы не пришло, но в почтовом ящике бабушка обнаружила конверт с обратным адресом: г. Серпухов завод им. Сольца. Вечером, когда мама пришла с работы вскрыли конверт, и мама прочитала: - «В соответствии с решением профкома завода,  Н.А. Ветрову выделен участок под сад-огород площадью 18 соток». 
        Иметь собственный садовый участок, была мечта, почти каждой семьи и наконец-то мечта нашей семьи сбылась. Мама держала в руках письмо и не верила, что, наконец-то мы будем обладателями собственного сада.
        В один из августовских дней, была дележка и жеребьевка земельных участков. Когда мы приехали на место, нашему взору открылась грустная картина. Перед нами располагался загородный косогор, на котором ранее была городская свалка. Мало того, что вся территория свалки имела ужасно захламленный вид, она еще имела специфический запах, очень далекий по своим ощущениям от цветущего и благоухающего сада, с левкоями, розами и маргаритками. Участки быстро обозначили вбитыми колышками. Каждому участку присвоили порядковый номер, а далее провели жеребьевку. Каждый тянул из коробки свернутый листок, развернув который, можно было прочитать номер своего участка. Мама тоже вытащила заветный листочек, и наша семья стала обладателем восемнадцати соток бывшей городской свалки. 
      Наша семья на этом мероприятии, присутствовала в полном составе, кроме папы, и то, что мы обрели, было далеко от того, о чем так долго мечтали. Самое главное не знали, за что браться и с чего начинать, но глаза страшат, а руки делают.
       Постепенно день за днем, привязав к старому корыту веревку, собирали и свозили в одну кучу остатки мусора и хлама. Далее завод выделял машину и вывозил этот хлам, на новую городскую свалку. Другими машинами привозился грунт и песок, который так же, корытами, носилками и самодельными тачками, развозился и рассыпался по участкам. К вони принюхались, и через некоторое время она уже имела запах не свалки, а собственности. Пока участки не освоены и не выветрились от свалки, собственность имела весьма специфические запахи и ароматы, дополняемые привезенными кучами конского и коровьего навоза. Мы тоже к этим запахам вносили свою маленькую толику. У моей бабушки, как она говорила своим подругам, - была знакомая лошадь. В то далекое время, мусоровозов - автомобилей в Серпухове небыло. Мусор с дворов вывозили извозчики на телегах, запряженных лошадью. Вот моя бабушка и познакомилась с извозчиком; подкармливала лошадку корочками хлеба, а извозчик, после того как лошадка покакает, разрешал собирать ее какашки. Так, что мы, каждый день, когда шли осваивать свой участок, несли в ведре органическое удобрение в виде лошадкиных экскрементов. На участок можно было ездить на автобусе и бабушка, закрыв ведерко старой газетенкой, несколько раз возила удобрение автобусом. Пассажиры недоумевая, затыкали носы и высказывали, свое неудовольствие. После замечания кондуктора, о том, что в общественном транспорте нельзя перевозить взрывчатые и ароматизирующие вещества, пришлось с лошадкиным добром, ходить на участок пешком. От нашего дома до участка было недалеко, минут сорок пять неспешной прогулки. Нужно было миновать старое кладбище, спуститься к речке Серпейке, подняться на косогор, еще десять минут хода, и на месте. Дорога через кладбище всегда была страшной, высокие деревья и кустарники, надгробные плиты и кресты, вызывали какой-то необъяснимый ужас. Самое неприятное, оглушительное карканье ворон. Складывалось такое впечатление, что это вовсе не вороны, а превратившиеся в птиц захороненные покойники. Они ругали всех проходящих, еще живых людей, за то, что они потревожили их вечный покой. Бабушка, любила останавливаться и читать надписи на надгробных плитах, при этом приговаривая: - «Батюшки! Совсем еще молоденькая представилась, и тридцати небыло».
      На следующий год, по весне начали закладывать будущий сад. Купили в питомнике саженцы фруктовых деревьев и кустарников. Промежутки между деревцами и кустарником засадили рассадой клубники и, устроили овощные грядки. Во время посадки плодовых деревьев, на одном из соседних участков, наткнулись на неразорвавшийся с войны огромный артиллерийский снаряд, и всем кагалом собрались на него смотреть. Но бывший фронтовик, дядя Валера, быстренько разогнал толпу зевак, и послал за милицией. Милиционеры вызвали военных. Саперы отцепили огромную территорию вокруг снаряда, прогнали всех любопытных и несколько часов подготавливали этот снаряд к погрузке на машину. Далее его вывезли на полигон за город, и взорвали. Лейтенант нам сказал, что если бы, случайно снаряд взорвался, то в радиусе километра, могло бы быть много жертв.  Вот с такими приключениями мы заложили свой сад, - мечту нашей семьи.



                Глава 3.

     Жизнь катилась клубочком, и мы себе придумывали новые развлечения. Наши развлечения не отличались оригинальностью, но мы об этом не задумывались и развлекались, как могли. Наша улица, называлась «Второй проезд МОГЭСА». Это название объяснялось тем, что через дорогу от наших домов, была огромная территория, обгороженная высоким забором; что за этим забором мы не знали, но знали, лишь, что там, какие-то мощные трансформаторы и высоковольтные мачты, знали, что это связанно с электричеством. На этой улице, мы и устраивали свои детские забавы. В те времена, многие дворы, были огорожены заборами, в том числе и наш двор.
        Предводителем у нас был Генка - Кукиш. Кукиш, это была его кликуха. У нас, у каждого была кличка. У меня была кличка - Профессор. Я удостоился ее, за большой объем, около всяческих знаний, которыми часто удивлял своих товарищей. Генке было двенадцать лет, он жил в соседнем доме, был драчуном и оторвой. При своем не высоком росте, но жилистом телосложении, он очень любил подраться и часто ходил с фингалом под глазом, или шишкой на лбу. Кукишем, его прозвали за то, что он часто, по поводу и без повода показывал кукиш. Этот Генка и был, нашим предводителем и атаманом.
      Одной из наших забав, было следующее развлечение. Вечером, когда стемнеет, мы, подкравшись к одному из окон первого этажа, какого либо дома, прикрепляли кусочком пластилина тонкую леску с небольшой гайкой к краю стекла; потом прятались в кустах, и, размотав леску, дергали за ее конец. Гайка ударяла по краю стекла, но видно ее небыло. Жильцы, сначала выглядывали в окно, затем выходили из дома. Осматривали все, но нас не заметив, возвращались в свою квартиру. Мы же, продолжали подергивать и постукивать, доводя жильцов до белого каления.
        Еще одним из наших развлечений было следующие, мы брали старый кошелек, подвязывали к нему тонкую леску и кидали его на тротуар, прохожий нагибался чтобы его поднять, мы тянули за леску и кошелек медленно уезжал, оставляя прохожего в недоумении. Следующей забавой было, - положить в кошелек немного какашек и уже не привязывая к нему леску, оставить его на тротуаре, прохожий поднимал кошелек, открывал его не заглядывая, и запускал в него руку. Поняв, во что вляпалась рука, раздавалась тирада брани. 
        Однажды, вечером, я вышел гулять позже обычного, и нашел свою компанию за домами на пустыре, на нашем обычном месте сбора. Компания делила какие-то продукты, поедала их и весело обсуждала очередную удавшуюся проказу. Когда я, поинтересовался откуда продукты, и что за новое развлечение, мне рассказали, что Генка придумал новую затею, срезать с форточек первого этажа домов, авоськи с продуктами. Мне эта история очень не понравилась и я, предложил Генке, срезать сетку с форточки его квартиры, благо он жил на первом этаже. Генка возмутился, и как обычно в таких случаях показал кукиш.
     - Хорошо, - сказал я, - если ты не хочешь срезать авоську с своей форточки, срежьте с форточек тех барбосов, которые были с тобой и участвовали в воровстве.
- Мы не воровали, это наше новое развлечение; - сказал Генка, слегка насупившись и искоса посмотрев на меня, - а, тебе, слабо или трусишь? - спросил он геройски.
- Я, не вижу в этом геройства, а ты представь, если бы сетку кто-то срезал с твоей форточки, и твои сестра и братья остались без продуктов. Я не думаю, чтобы твоя забава им понравилась.
- Да ты просто трусишь; - сказал Генка, - кишка тонка! Попробуй, срежь. 
- Хорошо, - сказал я, посмотрев ему в глаза, - но только с условием, что это будет сетка с твоей квартиры.
- А, в морду получить не хочешь, вместо сетки, - возмутился Генка и подняв кулак, поднес его к моему носу. - Струсил, так и скажи, профессора все трусы, только языком, ля-ля, ля-ля. - Только сказки рассказывать и можешь, а, что-то сделать, полные штаны наложишь!
- Если ты такой герой, - сказал я, улыбнувшись, - пройди сейчас через кладбище, с этой стороны, - указал я рукой в направлении кладбища, - и выйди к церкви, около стадиона "Труд"... или слабо?
     На улице было сумрачно. Ветер гнал по небу зловещие тучи, через которые иногда проглядывали бледные проблески лунного света. Сидеть у костерка было нормально, но представить себя в это время на кладбище, среди могил, было жутко.
      Генка поднес руку к виску, покрутил ей... Дескать, у тебя с головой, все в порядке? И сказал: - мне слабо, а тебе? 
       Мне не слабо, - сказал я, не подумав. И сразу же пожалев о сказанном. Но слово не воробей.
      Ну если ты такой смелый, пройди, а мы посмотрим, - сказал Генка. Я, даже готов с тобой поспорить, на что угодно, что не пройдешь, тоже мне герой! 
- С какой стати, просто так, за здорово живешь я пойду. На спор, пожалуйста, сказал я. И спор для меня, должен быть интересный, а не просто так, на шелбан!
- Да я, готов поспорить на что угодно, что не пройдешь, - упирался Генка, - хоть на кучу золота! 
- Что ж, на кучу золота согласен, - посмотрев на наглую Генкину физиономию, сказал я, покажи кучу золота. Я, хотел поймать его на слове, с тем, чтобы найти причину отказаться от затеи идти через кладбище. Генка стал выкручиваться, дескать, он сказал образно, что он, готов поспорить на что угодно, зависящее от него лично.
- Хорошо, если я прохожу, ты месяц будешь моим рабом, будешь выполнять все мои прихоти и главное, больше никогда не будете воровать и срезать чужие сетки с форточек. - Согласен? - Спросил я, глядя на Генку в упор.

      Генка согласился. Мы взялись за руки, я попросил Женю разбить, а остальных ребят быть свидетелями. Спор состоялся. Мне ничего не оставалось делать, как выполнять условия спора.   Я так жутко боялся, что когда начал говорить, не произвольно стал заикаться. Но еще страшнее для меня, было не выполнить условия спора. Я понимал, что наверняка многие люди и в это время, и значительно позже, ходят через это кладбище, потому, что нет обхода, а тот обход, который мимо стадиона, очень длинный. Я, также надеялся на то, что сейчас 11 вечера, а нечистая сила, приведения и покойники, если и встают из могил, то только ровно в полночь. Еще, я себя пытался успокоить тем, что пока, не было случаев и каких либо происшествий на кладбище. Нечистая сила и покойники еще ни кого не растерзали.
Мы договорились о том, что три человека, в том числе и Генка Кукиш проводят меня до угла забора МОГЭСА, а еще четверо, обойдут кладбище со стороны стадиона и будут ждать около церкви. Я же, от угла забора, иду через кладбище один.

      Я, широко открытыми от ужаса глазами, смотрел на лунный свет, слегка пробивавшийся сквозь мрачные тучи, черные тени рисовали и дополняли картину страшно загадочного, зловещего, сумрачного царства мертвых, в которое, через некоторое время я, должен вступить. Мы дошли до заветного угла забора, и не оставляя надежды на то, что мне удастся уговорить моих сопровождающих пройти через кладбище вместе со мной, предложил им сказав: - Ну, что, а пройти со мной вместе слабо? Женя конопатый, посмотрев в сторону кладбища и поежившись, возразил: - Нам пройти не слабо, но тогда, ты проспоришь, - после этого, немного помолчав, добавил: - Если пройдешь через кладбище один, значит ты, псих, если не пройдешь, значит, хвастунишка и трус. Я понял, пришел мой час, и ужас охватил все мое существо. Я точно знал, что придется идти, потому что опозориться, и приклеить себе звание труса и хвастунишки не приемлемо. Еще я понимал, то, что надо идти немедленно, поскольку не наступила полночь и нечистая сила с покойниками возможно еще в могилах и я успею быстро пройти.

      Дорогу через это кладбище, я знал очень хорошо, мы с бабушкой почти каждый день проходили через него дважды, когда шли на огород и на обратном пути домой. Но, во-первых, мы были с бабушкой вдвоем, а во-вторых, все это было днем, но не ночью.
- Ну, ладно, - сказал я, окинув взглядом компанию, - не хотите, как хотите, я пошел.
      Чем ближе я подходил к кладбищу, тем страшнее и ужаснее мне становилось, сначала, от пяток, до самого позвоночника пробегали легкие мурашки, но с каждым метром, эти мурашки превращались в муражищи и уже не просто пробегали, а топтали меня своими ножищами, пробирались под кожу, впивались пиявками, жалили как осы. Мне казалось, что, вот-вот от страха, я сойду с ума или потеряю сознание. Каким-то шестым или седьмым чувством, я сознавал, что надо чем-то отвлечься, подумать о чем-то веселом, вспомнить что-то хорошее. Но чем, больше я об этом думал, ни чего веселого и радостного на ум не приходило. Я уже вошел на кладбище, ледяной холод пронизал меня от затылка до позвоночника. Я шел, стараясь не смотреть по сторонам, но не произвольно поворачивал голову и видел весь ужас, который меня окружал. Черные деревья, раскинув свои ветви - щупальца, со всех сторон тянулись ко мне, при этом поскрипывая, норовили затащить за ограду какой нибудь могилы. Тучи и кроны деревьев закрывали лунный свет, который слегка пробивался, и тускло освещал мою дорогу. Луна, и она, сегодня светила как-то зловеще, словно говорила: "Ну что идиот, доспорился?" и ехидно улыбалась сквозь заросли ветвей. Я вспомнил Маринку и подумал, что больше ее, ни когда не увижу и ни когда на ней не женюсь. Она наверно сейчас сидит дома, слушает какую-нибудь радиопостановку и не знает того, что я, на кладбище, что еще совсем немного и у меня от страха будет разрыв сердца. Я упаду и буду лежать мертвый, в этом царстве ужаса, среди могил. Ребята прождут меня сначала полчаса, потом час, поймут, что со мной что-то случилось и начнут решать как поступить. Кто-то предложит разойтись по домам и лечь спать, ни кому, ни чего не рассказывая. Но Генка Кукишь, наверняка придет ко мне домой и расскажет маме, что я вошел на кладбище и не вернулся. Значит со мной, что-то случилось. Мама, услышав об этом, сразу упадет в обморок, а найдя меня мертвого, тоже умрет от горя. Бабушка тоже умрет, она же меня очень любит, и не сможет пережить моей смерти. Я уже представлял, как около дома на табуретках будет стоять три гробика, вокруг них соседи по дому, из соседних дворов. Вредная соседка Софья скажет, - вот, из-за глупости, и какого-то спора, себя погубил, и мать с бабкой угробил. Дадут телеграмму отцу в Казахстан, он прилетит самолетом на похороны, будет плакать, потеряв сына и жену. Я шел и думал, что будет... Но вдруг, вправо от меня, что-то скрипнуло и зашелестело! Я оглянулся и замер, что-то серое пробиралось среди могил и пробиралось по направлению ко мне.  Все!...  Вот он, мой конец! Волосы на моей голове зашевелились, и я впал в ступор, как будто, кто-то не видимый, ухватил меня за ноги и держит.   Я не могу пошевелиться, не могу поднять не руку, не ногу, тупо смотрю на серое существо, подбирающееся ко мне, я весь во власти и под гипнозом этого монстра!...   Не знаю, сколько я находился в таком состоянии, но по моим ощущениям целую вечность.
    Я не верил в Бога, и не знал, что это такое. Мои мама, папа и бабушка Варя, тоже не верили в Бога. У нас ни кто не верил, но почему-то, всегда говорили "Ну и слава Богу" или "Господи упаси".  Вот и я, про себя мысленно, не обдуманно сказал: - "Господи упаси, господи упаси!"  Этот серый монстр, был от меня буквально в пяти метрах. Я попробовал пошевелиться, - получилось! Руки и ноги заработали, не раздумывая ни секунды, я рванул бегом, не оглядываясь и не глядя под ноги. Вдруг, кто-то подставил мне ножку, я споткнулся, потерял равновесие и растянулся на дорожке, ободрав в кровь коленки и локти, порвав штаны и рубашку. Вскочил на ноги и снова пустился бегом, и снова, падал, поднимался и бежал. Уже вижу кладбищенскую калитку и ворота, уже выбежал за пределы кладбища, вижу подживавших меня около церкви Генку с ребятами. Сердце колотится как отбойный молоток, дыхание на пределе, а в сознании страх и ужас.
    Когда ребята увидели меня бегущего, растрепанного, окровавленного и изодранного, - они подумали, что за мной, кто-то гонится, и тоже пустились наутек. Так мы пробежали еще пару десятков метров и, запыхавшись тяжело дыша, остановились около фонарного столба.
- Ты, чего так бежал? - спросил Генка, оценивая мой жалкий, изодранный и потрепанный вид, - словно за тобой гнались все мертвецы и вампиры этого кладбища. Я стоял бледный как полотно, правая щека моя дергалась в нервном тике, меня колотило как в лихорадке, я не мог произнести ни одного слова.
     Дома я получил взбучку.  Это один из методов воспитания не послушных детей. Взбучка заключалась в том, что мама поставив меня перед собой и глядя в мои бесстыжие, как она говорит глаза, читала мне нотации о том как должен  себя вести хороший мальчик.  Она спрашивала меня где я так изодрался порвав штаны и рубашку.  Хоть я очень не любил врать, но пришлось сказать, что с ребятами играли в салочки, я споткнулся и упал. Если бы я сказал маме, о кладбище, она бы наверно сильно расстроилась.
   - Завтра приезжает папа, - Сказала мама, -  сегодня почтальон принес телеграмму, и мы целый день готовимся к его приезду, а ты где-то шлендаешь!
Что завтра папа скажет когда увидит тебя всего в ссадинах и болячках?
   Потом она загнала меня в ванну и принялась мылом и мочалкой издеваться над моим организмом, называя этот садизм гигиеной.  Мне было больно и обидно, но я терпел как настоящий мужчина.




                Глава 4.   


          На другой день, к нашему дому подкатила блестящая, новенькая "Победа", с черненькими шашечками на дверях.  Я гулял во дворе, и первый заметил подъезжающее такси. Это приехал папа. Когда машина остановилась, и из нее вылез папа, я бросился к нему навстречу, он подхватил меня на руки, поднял к небу и сказал:  -  как вырос казак, не узнаешь, настоящий мужчина! - и поцеловал меня в щеку. Водитель открыл багажник и вытащил из него два огромных чемодана и картонную коробку, крепко перевязанную бечевкой. 
    - Папа! Давай, я помогу нести чемодан, - ухватившись за ручку сказал я,  - мама борща наварила, мы тебя целый день ждем!
    - Санька!  Не надо, отпусти, он очень тяжелый,  - сказал папа, аккуратно освобождая мою руку, - дядя Вася поможет донести,  - сказал он, и указал в сторону шофера такси.
      Дома к встрече, все было готово, - квартира блестела как новенькая, все были нарядны и светились счастливыми лицами. Самой красивой и нарядной была мама, она в течение дня, несколько раз подходила к зеркалу и критически оценивала свою внешность, подправляя красивые русые волосы гребнем. Одних только кофточек, она перемерила несколько штук, советуясь с тетей Галей, какую надеть, и которая более ей к лицу.
     Домашние, так же, увидели в окно подъезжающее такси, и с волнением толпились в коридоре, около уже открытой двери.  Впереди  стояла мама, несколько смущенная с румянцем на щеках и радостным  блеском красивых, счастливых глаз. За ней стояла тетя и бабушка. Володя - брат, еще был в школе и должен был с минуты на минуту вернуться.
    Папа, широкими уверенными шагами, с двумя чемоданами в руках с сияющей улыбкой подошел к двери, поставил чемоданы и обняв маму, прижал ее к своей груди и поцеловал в губы.
    - Проходи, проходи,  - сказала мама высвободившись, и пытаясь ухватиться за ручку чемодана, чтобы внести его в квартиру.
    -  Рита, оставь...  я сам, он тяжелый,  - с улыбкой сказал папа. 
     В прихожей, поставив чемоданы к стенке, он поцеловал в щечку тетю Галю, сказав ей, что она расцветает и хорошеет как хризантема.   Потом слегка нагнувшись, придерживая за хрупкие, слегка сутулые плечи поцеловал в лоб бабушку Варю, сказав ей, что она очень хорошо выглядит. Бабушка вся просияла, засмущалась и сказала,
    -  А, меня то, за что?
    - За компанию,  -  улыбаясь сказал папа и прошел  в большую комнату.    -  Ну, что, вручаем подарки?  - спросил он, глядя на маму. 
    - Нет Коля, подожди, - сказала мама,  - иди с дороги помойся, переоденься, сейчас из школы придет Володя, тогда будем разбираться с подарками.
    Папа ушел в ванну, а мы начали накрывать на стол. Все самое лучшее, что удалось прикупить и сохранить к приезду папы было на столе. Вареная докторская колбаса, шпроты, сардины в масле, селедочка - все самое дефицитное, украшало праздничный стол. Мама сварила холодец, нарезала квашенной качанной капусты с ароматным рапсовым  маслом, наварила яиц в крутую, нажарила котлет - будет пир, на весь мир!

        Пришел из школы Володя. Папа свежий, распаренный и ароматный вышел из ванны, распространяя аромат одеколона "Шипр".  Наступил торжественный момент вручения подарков!
       -  Алле!  - произнес папа волшебное слово, которое всегда произносят иллюзионисты,  и поставил свой огромный чемодан на табуретку, - зрителей с слабой нервной системой, прошу удалиться,  -  пошутил он.
       Все замерли в ожидании какого-то чуда, а  чудо заключалось в том, что все содержимое этого огромного чемодана составляли подарки.  Первой по старшинству, папа вручил подарки бабушке Варе.  Она получила красивую Оренбургскую шаль из козьего пуха, отрез китайского ситца на платье, и маленькую, красивую шкатулочку.
Далее папа как факир стал доставать и вручать подарки, маме, тете Гале, мне и брату. Вручение сопровождалось шутками и смехом, как вдруг раздался дикий свист, крик бабушки и что-то грохнулось на пол.   Все обернулись в сторону бабушки.    Бабушка бледная стояла и тряслась, на глазах навернулись слезы, на полу валялась новая шаль, отрез и открытая шкатулка. Из шкатулки торчала фигура чёрта с высунутым языком.  Бабушка растерянно смотрела на всех нас. Мы смотрели на бабушку и сразу не поняли, что произошло.  Первым нашелся папа.
     - Ах, Варвара Алексеевна, извините...  не успел предупредить, что шкатулка  с секретом!  -  смутившись просил прощения папа,  - виноват, виноват.  Вину признаю и непременно искуплю!
     - Ну зятек...  у тебя и шуточки!  - пропищала  бабушка, в шутку замахнувшись на него рукой.  -  Вот так зятья избавляются от неугодных тещ!  Я, чуть богу душу не отдала.  Так перепугалась, когда этот гаденыш из коробки выскочил, да еще со свистом.
     Мы все покатились со смеху. Совершенно серьезными оставались бабушка и папа. Им обоим было не до смеха. Но недоразумение утряслось, бабушка успокоилась, упокоился и папа, продолжив раздачу подарков.  В искупление своей оплошности, папой  бабушке еще была подарена удивительной красоты, китайская чашка с блюдцем из тончайшего фарфора.   В завершении, папа извлек из чемодана огромную, красивую жестяную коробку, полную конфет леденцов в оберточках. 
    - Это коллективный подарок, - сказал он, я думаю дня на два хватит всем!  - леденцы сделаны в Чехословакии, импортные.  Коробка с леденцами была  такая большая, что их хватило не на два дня а на целый месяц.  Когда я уходил гулять на улицу, папа напоминал мне, чтобы я взял конфет и угостил товарищей.

     За праздничным обедом посвященном приезду папы, мы услышали рассказ о далекой казахстанской земле, деревне Афонькино в которой жил и работал папа, о людях, которые его окружали и которыми он руководил.  Колхоз имени Жданова, в котором папа работал преседателем, был в Северном Казахстане, в него входило несколько деревень.  На весь колхоз, было всего три семьи казахов; - остальные русские, украинцы; несколько семей немцев и очень много чеченцев.  Вокруг деревни раскинулось четыре больших озера - Нижнее, Подкорытово, Шайтаново и Дальнее.  В озерах было много карасей, водилась ондатра, а по вечерам выла выпь.
Летними днями было очень жарко, а вечерами и ночами прохладно и холодно. Как говорил папа, это из-за резко континентального климата.  В деревне небыло электричества и вечерами все сидели при керосиновых лампах, радио тоже небыло.
Но как говорил папа, скучать было некогда, надо было с утра до вечера поднимать целину.    Зачем ее надо было поднимать он так и не сказал, - лежала бы она себе и лежала.   Рассказ был интересным и все слушали с открытыми ртами.  Меня обрадовало то, что папа обещал нас с мамой взять с собой в Казахстан и после окончания отпуска мы уедем туда втроем.

     Вечером мы с родителями, втроем отправились в гости к Березиным.  Александр Яковлевич Березин, был старый папин товарищ.   И правильное его имя не Александр, а Исаак, потому что он по национальности еврей.  Сам же он всегда представляется Александром Яковлевичем, по этому его так и звали. Многие люди плохо отзываются об евреях, говорят что они жадные и хитрые и всех пытаются обмануть.  Но судя по дяде Саше, - это неправда!   Мне кажется, он один из самых добрых, бесхитростных и бескорыстных людей.   С папой они познакомились в серпуховском госпитале во время войны, куда оба попали с тяжелыми ранениями.  Моя мама и тетя Зоя, жена дяди Саши, работали в госпитале медицинскими сестрами. В госпитале они познакомились и после выписки переженились;  дядя Саша на тете Зое, а папа на маме.
      Почти одновременно с небольшим промежутком времени у Березиных родилась дочь - Виктория, у моих родителей, мой старший брат Владимир, а спустя несколько лет у них родилась Маринка, а у моих родителей, я.
      С тех самых, послевоенных дней наши семьи дружили.  Когда папа еще не уезжал в Казахстан, мы часто ходили к Березиным в гости, а они к нам.
      Вот и сегодня в день приезда папы, мы как раньше идем в гости к Березиным.  Я был рад этому, мне хотелось увидеть Марину, и сказать ей что я решил на ней женится, как только она чуть подрастет.  Я был старше её, в этом году первого сентября шел в первый класс, а она шла в школу только в следующем  1959 году. Меня это не смущало, ведь жена должна быть моложе.       
      Пока наши родители пьянствовали, отмечая встречу, мы с Маринкой уединились в другой комнате.  Я рассказал ей, что вместе с папой и мамой уезжаю в Казахстан, помогать папе поднимать целину.
    - А как ты её будешь поднимать? - спросила Марина.
    На самом деле, я почему-то над этим вопросом не задумывался, и поэтому не смог сразу ей ответить что-то вразумительное. Я даже забыл об этом спросить папу.  Может быть он её,  эту целину уже поднял?   Мне очень хотелось выглядеть в глазах Марины героем, но врать или что-то придумывать не хотелось, поэтому я ей честно сказал, что пока не знаю, но когда приеду в Казахстан на месте будет виднее.
    - Пойдем спросим у твоего папы, как поднимают целину,  - предложила Марина, -  мне тоже интересно знать, какая она эта целина! 
   Мы подошли к родителям и я спросил у отца о целине и как её поднимают.
    - Целина, - начал папа рассказ, - это огромные степные просторы, которые ни когда не обрабатывались людьми. В степях раньше пасли скот кочевники, перегоняя стада с одного места на другое и проживали в юртах.
Поднять целину, значит вспахать земли, проборонить, подготовить к посадке сельскохозяйственных культур, - например пшеницы или кукурузы.
    - Дядя Коля! Вы всю уже целину подняли, или еще чуточку осталось? - поинтересовалась Марина.
    - Нет моя хорошая. Всю целину мы еще не подняли, - погладив Марину по головке и расправив кудряшки очаровательных локонов сказал папа. -  Чтобы поднять все земли нужно еще много, много лет.
     - А Саша тоже будет вместе с вами поднимать целину? - продолжала интересоваться Марина с любопытством заглядывая в глаза моего папы.
     - Все, кто живет на целине и работает там, называются целинниками. - Сказал папа. - Каждый из них вносит вклад в освоение целины.  Но не всё конечно так просто и хорошо как кажется, и самая большая беда, поголовное деревенское пьянство и воровство.
     Раньше до тридцать седьмого, деревенька Афонькино, где мы будем жить была совсем маленькая, всего домов тридцать. Жили в ней три семьи казахов, и Чалдоны.  Казахи, понятно - Аборигены степные,  а Чалдоны относят себя к «вольным людям», к тем, кто не обязан подчиняться власти, поскольку потомок «вольных людей». У них бытует присказка «чалдон шапку не ломает», что значит чалдон перед властью не не кланяется. Гордятся они своим вольным происхождением, своей «исконной русскостью» как коренные сибиряки. Иногда это слово использовалось как ругательное.   Видимо, сказывалась неприязнь, между «коренными», то есть чалдонами, и новыми вольными переселенцами, бывшими каторжниками, ссыльными и редкими переселенцами столыпинских реформ.  Чалдоны не торопятся выполнять приказы начальства. Считают себя не обязанными кому-либо подчиняться: они медлительные,  добросовестные работники, не любящие исполнять чьи-либо приказы, подчинение и холопство у них считается позорным. 
     После тридцать седьмого, деревня увеличилась в пять раз.  Согласно Указа Верховного Совета от 1948 года, немцы, чеченцы, ингуши, были переселены в Казахстан навечно. Их выезд с мест поселения карался каторжными работами.
   
    - И что, все поголовно воруют и пьют? - поинтересовался Александр Яковлевич с удивлением посмотрев на папу.  Как с таким народом работать?
    - Пьют все, и пьют по черному, - сказал папа, - но среди них есть еще такие штучки, которые покуривают травку, а накурившись становятся совершенно невменяемыми.  В таком очумелом состоянии они запросто могут поджечь дом или просто порезать ножичком.
    - Ты так спокойно об этом говоришь, будто там не живешь! - слегка возмутился Березин, - И тебе не страшно туда вести семью?
    - Сейчас уже не страшно, в прошлом и этом году более десяти самых отмороженных чеченцев и ингушей забрали и куда-то отвезли. Отвезли видимо очень далеко, под Магадан. Двух из них расстреляли, - был показательный выездной суд. Остальные присмирели, стали более покладистые. До этого честно скажу, было немного страшновато. Приходилось спать с пистолетом под подушкой.
   - Ты никогда не смог бы выстрелить в человека, не говори.  - сказала мама посмотрев на папу.  -  Выстрелить в человека! У меня в голове не укладывается!
   - Когда чеченцы пришли ко мне ночью с обрезами и потребовали чтобы я убирался из колхоза, - возразил папа,  -  мне пришлось пару раз шмальнуть в воздух. После этого они несколько присмирели, зауважали, но приехали следователи и увезли всех зачинщиков. С тех пор их никто не видел.
     Вторая беда пьянство. Как с этим бороться не знаю. Начали строить клуб, будет библиотека, фильмы крутить будем, может и пить меньше будут.  Весной поставили дизель-генератор, теперь в селе с шести вечера и до полуночи есть свет. Представляете, на дворе пятьдесят восьмой год, а народ сидел при керосиновых лампах!  Ничего, теперь у меня помощники будут, - один Саша чего стоит!
    - Ну дай то Бог, дай то Бог!  -  сказал Александр Яковлевич, -  Мы всё равно будем за вас волноваться и переживать!

    Наше с Мариной любопытство было удовлетворено и мы отправились играть в другую комнату. В глазах Марины, как будущий целинник я уже был героем, поэтому я решил брать быка за рога.
    - Ты знаешь! - сказал я ей несколько смутившись и опустив голову. - Я решил на тебе жениться. Ты выйдешь за меня замуж?
    - Как же я выйду за тебя замуж, если ты с родителями уезжаешь в Казахстан? - смеясь сказала Марина и в её красивых карих глазках запрыгали чертики. - Мы еще дети, а дети никогда не женятся, им родители не разрешают жениться.  Сначала надо вырасти, закончить школу, а потом уже видно будет.

    Ну так я и думал, она еще совсем маленькая, ей надо хоть годик подрасти.  Я больше не заводил разговор о женитьбе, а только сказал ей, что буду в Казахстане её часто  вспоминать и думать о ней.  А она сказала, чтобы я хорошо учился в школе и писал ей письма в которых рассказывал о целинниках и своих делах.



                Глава 5.   



      В Казахстан ехали четверо суток, в купе были одни. Первые два дня уничтожали продукты которые взяли из дома, а позже ходили обедать и ужинать в вагон-ресторан.  Я еще никогда не был в ресторане и мне очень понравилось, правда когда ешь и пьёшь не очень удобно, так как вагон раскачивается из стороны в сторону. Но это не очень страшно, можно привыкнуть, главное вкусная еда, совсем не такая которую готовит мама и бабушка. Папа за обедом выпивал рюмку коньяка, мама вина, а мне к сожалению приходилось довольствоваться только лимонадом. Но что поделаешь; родителям же не докажешь, что ты уже взрослый и в этом году идешь в школу.
     Я целыми днями сидел у вагонного окна и смотрел на пробегающие мимо поезда леса, поля, какие-то станции и города.  Когда поезд стоял более пятнадцати минут папа выходил на перрон и покупал кое какие продукты, а однажды купил огромных размеров арбуз.    Мама начала его ругать:
    - Надо было выбрать небольшой арбузик, а ты приволок огромный арбузище! Что теперь с ним делать?
     Папа засмеялся и сказал: - Ты посмотри какой он красавец! Разве можно было пройти мимо?  Дорога длинная дня за три съедим.  Мы действительно ели этот арбуз три дня, и большим куском арбуза папа угостил девочку из соседнего купе, она с родителями ехала в Петропавловск, где её папа работал директором школы, а мама была домохозяйкой. Мне эта девочка совсем не понравилась, не в моем вкусе, я бы на такой не женился. Во первых она была конопатая и рыжая как лисица, во вторых Маринка была гораздо красивее. Звали её Нина, и она все звала меня играть, но мне с ней играть совсем не хотелось и я,  с удовольствием занимался поеданием арбуза.  Мама смотрела на меня с удивлением и говорила, что я могу лопнуть.
     - Ничего, вода дырочку найдет,  - успокаивал её папа. -  Пусть ест на здоровье, арбуз ягода полезная!
     Но права оказалась мама, так как ночью я описался.  Ничего страшного сказал папа, это не беда, за то организм весь промыл!  Мне конечно было стыдно, ведь взрослые писаться не должны, но что поделаешь? Как говорит моя бабушка: "И на старушку бывает прорушка".


      На поезде мы ехали до Мамлютки, это районный центр Северо-Казахстанской области. В Мамлютке нас должен встретить папин водитель на Газике.  Поезд прибыл на станцию с небольшим опозданием всего на один час. Дядя Володя, папин шофер, встретил нас прямо около вагона и взяв два больших чемодана повел нас к машине. 
      Сам город Мамлютка ничего из себя не представлял хоть и назывался городом. Скорее всего он походил на какой-то поселок. Все дома были деревянные и одноэтажные, асфальта небыло, по улицам разгуливали куры, гуси и утки.  Огромная как Гиппопотам свинья лежала в мутной луже и от удовольствия нахрюкивала какую-то песенку. На привокзальной площадке стояла корова и тупо смотрела на приезжих, пережевывая старую велосипедную покрышку. 
     - Папа! Она же отравится!  -  сказал я, и с испугом посмотрел на родителей. -  Нужно у нее отобрать эту гадость!
     - Не волнуйся, она так чистит свои зубы.  -  Успокоил меня папа.
     Странно подумал я. Неужели и коровам надо чистить зубы?  Дядя Володя загрузил наш багаж и мы тронулись в путь.   От прокопченной солнцем дороги пахло пылью и лебедой. Петляя меж солончаков она змейкой убегала к горизонту. Казахстанская степь словно море, колыхалась волнами вызревшего ковыля. Вдоль дороги любопытные суслики высунувшись из своих норок грелись на солнышке.
    - Видишь сынок сколько еще землицы не поднято?  -  Ласково обратился  ко мне отец.  -  А это все тысячи тонн зерна, миллионы буханок хлеба!
    - А когда мы её будем  поднимать? - спросил я всматриваясь в даль.
    - Поднимем родимую, поднимем кормилицу!  -  погладив меня по голове сказал папа. -  Пока не хватает ни людей, ни тракторов, не элеваторов.

    Порой по дороге встречались небольшие березовые перелески. Папа сказал, что они здесь называются околками, и что около Афонькино их очень много. Около околков рос уже не ковыль, а простирались огромные поляны из разнотравья, было много разных цветов: ромашек, васильков а также целые земляничные поляны. Как рассказал папа, деревенские собирают землянику ведрами, и сушат на зиму. Зимой из нее варят кисель, этот напиток здесь очень любят. Также папа сказал, что в этих околках растет очень много грибов: подберезовиков, подосиновиков и свинушек, попадаются даже белые грибы, но местные жители их не собирают.  Недалеко от Афонькино есть лес, называется "Сабуровский", в этом лесу очень много груздей, вот их то и собирают местные жители  и солят на зиму целыми кадушками.  Рассказ папы о грибах проявил у мамы интерес, она в молодости, до войны, очень любила собирать грибы, за которыми ходила со своим отцом и хорошо в них разбиралась.
     Мы подъезжали к деревеньке. Афонькино раскинулось на небольшом пригорке между двух озер, Нижнего и Шайтанова, а с боку примыкало еще озеро Подкорытово.  В камышах озера надсаживались лягушки, и где-то далеко и глухо стонала выпь. Мы въехали в деревню и поскольку по середине дороги была глубокая колея пришлось снизить скорость. На улице играли дети, около домов на завалинках сидели старухи и лузгали подсолнухи. Увидев Газик председателя они чинно вставали, и приветствовали ехавших поклонами. Вся деревня уже знала, что сегодня водитель председателя, поехал в Мамлютку встречать, Николая Ляксандровича с женой и сынишкой. Старушки по этому случаю даже принарядились, надев на головы праздничные цветные платки, а не белые, что носят по будням. Мужики с вилами на плече также, останавливались и чинно раскланивались, сняв с головы картузы и фуражки.
Проехав еще немного, машина остановилась около нового рубленного дома.  Напротив дома стоял жердяной сарай оштукатуренный глиной, под соломенной крышей.
    - Вот и приехали!  -  сказал папа открывая дверь Газика и подавая маме руку,  - А это наш новый дом!  Наш дом, по сравнению с покосившимися деревенскими избушками, вросшими в землю и присыпанными завалинками казался настоящим дворцом. К дому были пристроены широкие сени разделенные на две половины, а перед входом, высокое крыльцо с вбитым на нижнюю  ступеньку  скребком  для  очистки  обуви, в слякотную и дождливую погоду.       Дом был новый и приятно пах смолистой сосной.   В сенях с левой стороны  от входа,  против  широкого окна,  стоял длинный во всю стену стол сбитый  из  тщательно  оструганных  и подогнанных  друг  к дружке досок.   С правой стороны была крепкая, широкая и высокая дверь, ведь рост у папы был очень большой.    При входе в комнату справа стояла огромная русская печь, а слева небольшая печка с плитой и съемными кругами для установки чугунов и кастрюль.      На противоположной от двери стене было широкое светлое окно, выходящее на огород.    Около окна стоял обеденный стол и четыре табуретки, справа на стене висела небольшая полка для кастрюль, под ней находился стол с двумя верхними выдвижными ящиками и нижним пространством закрывающимся небольшими дверцами, для хранения продуктов и всякой всячины.  Рядом с полкой в рамке под стеклом, висел портрет Сталина в парадном мундире генералиссимуса. В другой комнате стоял комод с выдвижными ящиками, большая двуспальная металлическая кровать с панцирной сеткой и пышной периной. Также стояла небольшая металлическая кровать, видимо предназначавшаяся для меня. Три старых стула с гнутыми спинками около кроватей, дополняли убранство комнаты.
     Спустя некоторое время в дверь постучались. 
       - Открыто! Входите!  -  Крикнул папа, занимаясь разборкой коробок и чемоданов.
      В комнату вошла сутулая невысокая женщина.  В руках она держала небольшую плетеную из лозы корзинку. Не найдя взглядом в красном углу иконы, перекрестилась на портрет генералиссимуса. 
    - Ты чего хотела Катерина?  -  Спросил отец, приглашая её пройти в комнату.
    - Лександрыч!  Меня Лёнька муж послал, говорит, отнеси председателю закуски, а то бишь они с дороги голодные, когда еще свое приготовят, а голод не тетка.
    - Вы проходите, проходите,  -  Пригласила мама, протягивая Катерине руку для знакомства.  -  Меня зовут Маргарита Николаевна, а можно просто Рита.
    Катя словно извиняясь вытерла о передник свою руку и не уверенно протянула маме.
  - Катя...   Катя Паклина, -  Словно извиняясь представилась гостья,  -  Соседка я ваша, через дорогу. Вот гостинец принесла, не побрезгуйте.  Картошечка варенная, яички куриные, груздочки солёненькие, не побрезгуйте.
    Она поставила корзинку на пол к столу, поклонилась и направилась к выходу. Потом повернулась к маме и сказала: - "Ой Рида, до чего ты красивая баба, а за корзинкой я как нибудь зайду, ну дай вам Бог!"
     Не успела за Паклиной закрыться дверь, как на пороге появилась новая гостья, но уже со свертком в руках.
    - Шматкова Зина,  -  Скороговоркой представилась посетительница, -  Мы давеча кабанчика закололи, вот меня Карп Мироныч отправил. Говорит отнеси председателю мяска своего малеха и сальца шматочек. Свой кабанчик, хорошего выгудовали.
    - Что вы,  не надо! Неудобно как-то!  - Пыталась отказаться мама.
    - Как тебя зовут то голубушка? - Спросила ласково Зина.
    - Маргарита.  -  Назвалась мама, принимая из рук Зины увесистый сверток.
    - А по батюшке то как?  -  настаивала Зинаида.
    - Маргарита Николаевна. - повторила мама.
    - Сама красавица и имя то как у королевны красивое...  Маргарита!  - Качая из стороны в сторону головой воскликнула Зина. -  Вы не подумайте чего, от чистого сердца гостинец. Очень уж мы уважаем вашего, Николая Александровича.  Ну бывайте здоровы, заходите по соседски коли чего, мы рядом через дорогу, наличники у нас на окнах синие.
   В течение всего дня и вечера к нашему дому подходили соседи и несли кто чего. Кто груздочков и огурчиков солёненьких.  Селиваниха, молочка парного трехлитровую банку и два каравая хлеба.  Дед Мухин, у которого раньше в хате проживал папа, принес огромного осмоленного гуся.  Сосед Синяковский  две бутылки мутноватого самогона и садок еще трепещущих, только что выловленных  карасей.  Когда отец попытался сославшись на то, что не пьет отказаться от самогона, Синяковский не принимая ни каких отговорок поставил самогон на стол и сказал, что можно и с наружи, от ревматизму суставы протирать.  Лучшее средство!  Но во внутрь куда пользительнее!
    - Не принято здесь от подарков отказываться. Люди простые, от чистого сердца несут. Обидеть можно. - Сказал папа слегка приобняв маму и целуя в щечку. - Люди все разные и судьбы разные. Многих так жизнь переколбасила, что кажется на весь свет должны быть злые, ан нет, света и доброты в сердце всё-таки больше.  И вера то у людей разная, кто староверы, кто православные христиане, и мусульмане есть и католики и протестанты, а ведь все ладят между собой, делить то нечего, Бог то, один на всех.
    - Ты же коммунист, и в Бога не веришь. - Возразила мама.
    - Есть Бог, или нет его, ни то ни другое, ни кто не доказал. Верят люди, а это хорошо, главное чтобы Бог в душе был. - Защищался папа, -  Кто по божеским законам живет, тот и людские законы не нарушает.   А люди все видят, все замечают, их не обманешь.

     На следующий день к вечеру пришли папины товарищи, как он их представил - коммунисты и беспартийные. 

     Первым, директор деревенской школы в которой мне предстояло учиться,  Толкунов Александр Харитонович с женой, и сыном Вовкой.  Он был совсем не похож на деревенского; в новом сером костюме и белой, в тонкую серую полосочку рубашке.  На ногах были новые черные башмаки в галошах. Галоши в деревне были редкостью и подчеркивали статусность  сельской интеллигенции.  Сам он был среднего роста, крепкого телосложения с умным, но не выразительным лицом, гладко выбритым и подстриженный под полубокс.   Его супруга Клара Петровна, была яркой колоритной женщиной в тонком крепдешиновом платье сиреневого цвета и с шикарной уложенной на голове косой. Вовка был таким же шалопаем как и я, правда одет был прилично, в новенький клетчатый костюмчик. Он был на год младше меня, но молодец, также как я, он уже умел читать и писать, но в школу шел только на будущий год.  У него было две сестры, - старшую звали Нелли  ей было тринадцать лет, а среднюю Марфа, она была на год младше Нелли.  Толкуновы жили в съемной хате и строили новый дом. Клара Петровна работала в школе учителем географии.
    Вторыми пришла чета Никульшиных.  Петр Кузьмич был колхозным агрономом, а его жена Агапия Власовна зоотехником. Петр Кузьмич и Агапия Власовна были коренными Северо-Казахстанцами, познакомились в сельскохозяйственном техникуме, поженились и приехали по распределению в колхоз имени Жданова. Петр Кузьмич был горбатым, и первое впечатление от знакомства было очень не определенное. Люди, не имеющие физических изъянов, почему-то испытывают несколько неприятные душевные ощущения, граничащие толи с жалостью, возможно с сочувствием и состраданием.  В какой-то степени присутствует непонятное, гнетущее ощущение как бы личной вины. Петр Никульшин был человеком жизнерадостным, общительным и обладал неиссякаемым чувством юмора.  Казалось, что он совершенно не обращал внимания на свою неполноценность, находя в жизни только светлое и позитивное. После нескольких часов общения с ним, было понятно, что оставаясь самодостаточным, и  вполне довольным жизнью, он излучал энергетику добра, располагая к себе всех тех с кем общался. Складывалось впечатление, что горбатость придавала ему не убогость, а наоборот, солидность, мудрость и значимость.  У него было красивое русское  с правильными чертами лицо, светлые, чуть взлохмаченные волосы и прозрачные голубые глаза от которых трудно оторваться, не смотря на то, что на его левом глазу выскочил ячмень. Одет он был в простые брюки, серую рубашку и шерстяной домашней вязки свитер, на ногах модные войлочные Бурки.
     Супруга его, Агапия, такая же не высокая и коренастая, была в городском пальто, темные волосы её покрывал завязанный по моде, белый платок.   Не молодое, но еще красивое лицо было словно испуганно, губы плотно сжаты. Изменяющийся взгляд был скрытный изучающий, порой пристальный и немного дерзкий.
     Представляя маме Петра Никульшина папа сказал: " Это наш самый главный агроном, а  у хорошего агронома ячмень растет прямо на глазах!"
Все присутствующие, в том числе и Никульшины засмеялись, оценив шутку.
     Мама накрыла стол из того, что Бог послал и принесли соседи.   Взрослые выпили бутылку коньяка, и как они обычно это делают, завели разговоры о работе и колхозных проблемах.  Никульшина волновала  тема какого-то севооборота. Как я понял, очень ему не хотелось расширять посевы кукурузы и сокращать пшеницы и ржи.  Жена его Агапия наоборот очень хорошо относилась к увеличению посевов "Царицы полей"  доказывая, что это хороший корм для скота, а «Догнать и перегнать Америку»,  без увеличения полей кукурузы не возможно. 
     Я к тому времени уже знал, что американцы плохие, что они сбросили атомную бомбу на Японию и уничтожили сразу два больших японских города, что погибло много японских людей, но совсем не понял зачем нужно их перегонять и куда они бегут!  Еще я знал, что у них в Америке живет какой-то дядя, которого зовут Сэм, и это он виноват во всем что происходит.  Ладно, подумал я,  через четыре дня в школу, в первый класс, вот там у учителя все расспрошу более подробно.
   - Нам сейчас не об Америке думать надо, а о том как рассчитаться с МТС за три трактора и комбайн.  -  Сказал папа окидывая всех взглядом. -  Сначала  райком партии обещал, что технику продадут колхозам за вычетом износа и с большой скидкой, а в результате, требуют оплатить чуть ли не как за новую.  Если мы произведем оплату, то не останется денег чтобы достроить медпункт и клуб.  Вот и думай башка задачу с тремя неизвестными!
   - Ну, а что тут думать Николай Александрович!  -  Предложил Толкунов,  -  Нам не оставляют выбора.  Мед пункт и клуб колхозу необходимы, придется отказаться от бригады шабашников и достраивать своими силами, благо что все стройматериалы уже закуплены. 
   - Это все конечно так.  -  Продолжил папа.  -  Но с нами еще государство не рассчиталось за сданную пшеницу и кукурузу, а  за рожь заплатили на десять процентов меньше чем обещали, говорят  таково решение Обкома партии.
   - А, что же теперь МТС будет делать, -  Спросила Клара Петровна, обращаясь к присутствующим. -  Если технику всю распродали? 
   - Что будут делать? Понятное дело! Как и прежде с колхозов последние жилы тянуть.  -  ответил Никульшин возбужденно. -  Сначала у них вымаливали технику к посевной, чтобы отсеяться вовремя. Потом чтобы убрать все без потерь. Теперь будем на коленях просить запчасти и чтобы отремонтировали быстро.  А прейскурант на ремонт я уже видел, волосы дыбом встают.
    - У нас как всегда.  -  Встрял в разговор Александр Харитонович.  -  Один с сошкой, а семеро с ложкой.
    - Собрались приезд отметить, познакомиться, а получается производственная планерка. - Возмутился папа вставая из-за стола и открыв проигрыватель поставил пластинку  Маи Кристалинской.  -  Все, сегодня, о работе и колхозе не слова.
     О колхозе сегодня больше не говорили. Клара Петровна спросила маму о том какие прически нынче носят в Москве и мама рассказала, что самая модная прическа называется "Бабета" но есть еще другие, которые носят стиляги: "Взрыв на макаронной фабрике", "Я у мамы дурочка".
    Нам с Вовкой эти темы были не интересны и мы пошли на улицу.  Легкий ветерок приносил откуда-то тонкий аромат навоза, полыни и дымок топившихся печей деревенских хат.  Вечерело, солнце опускалось за горизонт, окрашивая неярким светом желтые верхушки тополей и берез. По улице, усталый и чуть сгорбившийся пастух гнал деревенское стадо.   Вовка помахал ему рукой и поздоровался. Пастух в знак приветствия поднял вверх свою палку и кивнул нам головой.
  - Это дед Зия, -  Сказал Вовка, -  Наш пастух, он приглядывает за деревенским стадом, живет один, ни с кем кроме детей не разговаривает, и не общается.  Одним словом человек закрытый но добрый; детей угощает вареной кукурузой, и выстругивает им из палок всевозможные игрушки.  Папа рассказывал, что Зия жил в Абхазии, у него был свой дом и семья.  Однажды перед войной к ним в дом зашел милиционер и увидел, засиженный мухами портрет Сталина.  Говорят из-за этого его признали врагом народа,  дом отобрали, а его с женой и тремя сыновьями сослали сюда в Казахстан.  Его жена померла в дороге, её сняли с поезда и похоронили где-то под Оренбургом.   Дед Зия приехал в Афонькино с тремя сыновьями; не успели построить дом как началась война и его сыновей призвали в армию. Ни кто из них с войны не вернулся, на всех троих прислали похоронки.
   - Жалко старика!  -  Сказал я Вовке,  -  У меня есть копилка, в ней уже наверно накопилось рублей пять...  Может подарим ему?
   - Нет!  -  Возразил Вовка, -  Он ни у кого ни чего не берет, а у детей тем более.
Пойдем лучше к Шматковым, я познакомлю тебя с Колькой, они ваши соседи через дорогу.
    Мы подождали пока пройдет стадо, потому что я ни когда не видел живых коров, а они такие огромные и у них такие острые рога, - мало не покажется!  Вовка познакомил меня с соседскими ребятами, оказалось, что Колька Шматков и Славка Синяковский так же как я,  через несколько дней идут в первый класс. Еще один соседский парнишка, Петька Селиванов, на год старше и уже пойдет во второй класс. У него есть старший брат Виктор, он недавно пришел из армии, где служил танкистом;  колхоз ему доверил новенький трактор ДТ-75 и он стал трактористом. А еще он в армии научился играть на гармошке, и теперь в нашей деревне свой гармонист.
    Я спросил у пацанов как они проводят время, и оказалось, что все они с утра и до обеда заняты домашними делами; кто двор подметает, кто за скотиной ходит, а кто помогает родителям в поле или на ферме.
   - А что вы делаете когда свободны от работы? - спросил я окидывая всех взглядом, - в какие игры играете?
    Вытирая нос рукавом рубахи Колька сказал, что любит ловить карасей, а еще, лазать по деревьям и зорить гнезда ворон и грачей, доставая из них яйца. Еще ребята рассказали, что за деревней стоит заброшенная ветряная мельница, которой колхоз уже три года не пользуется, отвозя зерно в Мамлютку на элеватор. Ребята в этой мельнице устроили свой штаб, где играют в войну и курят подобранные на улице бычки и чинарики.
   - Почему чинарики, а не покупаете сигареты в магазине? -  спросил я, - Ведь это опасно!  Можно болезнь подцепить, мало ли кто до вас их курил!
   - Фигня! - возразил Синяковский, -  Еще ни кто не заболел.  Чтобы купить сигареты нужны деньги, а где их взять? 
   - Дед Мухин выращивает табак, - Сказал Петька Селиванов, - Можно надрать листьев, насушить и делать самокрутки.
    Я понял, что попал в хорошую компанию и в Казахстане мне скучно не будет. Я научусь ловить карасей, зорить грачиные гнезда, выливать из нор сусликов, а курить я уже давно научился.


                Глава 6. 



     1 сентября 1959 года.  Мы с мамой идем в школу. Вернее в школу иду я, а мама меня провожает. Осеннее утро довольно свежее, даже прохладное, дальний конец деревенской улицы утонул в тумане.  Вчера целый день лил дождь, земля так насытилась водой, что больше её уже не принимала. Большими лужами и заводями, стояла вода не только на расхлябанной и разухабистой дороге но и на полях и в перелесках. Мама купила мне к школе новые блестящие башмаки, но видимо носить мне их в деревне не придется.  Хорошо, что отыскались в чемодане мои резиновые сапоги и это здесь самая подходящая обувь.  Пробираясь между луж и пытаясь не вляпаться в коровье говно мы с трудом пробрались к школе. Около школы стал собираться народ, стекаясь со всех концов села. Кто-то привел таких же первоклашек как я, а кто-то просто пришел поразевать рот и посудачить.
     Школа представляла из себя низенькое, деревянное строение с голубыми наличниками под шиферной крышей. Перед входом широкое крыльцо, рядом с ним длинный скребок для очистки обуви. Над крыльцом на красной материи плакат с лозунгом, написанным корявым почерком белой краской: "Кукуруза — царица полей, земли и труда на нее не жалей."   Классы были не большими всего на два окна.  В каждом классе стояла круглая обитая железом, покрашенная черным цветом печь голландка, старенькие парты в три ряда, изрезанные перочинными ножами и покрашенные так-же черной краской, прибитая к стене у входной двери длинная вешалка с полкой для головных уборов, классная доска с полочкой для мела. Над доской, в деревянных рамках, засиженных мухами висели два грустных портрета, Пушкина и Некрасова.  На стене, рядом с одежной полкой висела географическая карта мира из двух полушарий.  То полушарие на котором размещалась Америка было аккуратно перечеркнуто крест накрест, а внизу подписано "Догоним и перегоним!"
    Школьная линейка была короткая. Трибуной для выступающих было крыльцо, вокруг которого и собралась небольшая толпа школьников,  их родителей и просто ротозеев.  Первым выступил Александр Харитонович Толкунов, он поздравл всех с началом нового учебного года,  и пожелал успехов в этом не простом деле. Вторым выступил секретарь парторганизации колхоза, который от себя, и по поручению райкома партии также поздравил учеников и родителей, и дал им напутственное слово о том, что "Без учения, без труда и жизнь не годна никуда...  Без хлопот и труда растет не кукуруза, а лебеда."  Он выступал минут пятнадцать, и рассказал какими семимильными шагами страна устремилась к коммунизму, самому светлому будущему всего человечества. Также он не забыл упомянуть об агрессивной политике США и её сателлитов, о необходимости объединения пролетариев всех стран, в том числе и колхозников нашей деревни Афонькино.  На этом торжественная линейка закончилась,  и ученики разошлись со своими учителями по классам.
    Как мы узнали накануне, первого сентября  в деревне, принято учителям дарить подарки, - кто что сможет.  Мама выделила мне из своих запасов, небольшой флакончик духов "Серебристый ландыш"; мы уже знали, что моей учительницей будет  Таисия Семеновна.  Но дарили все, что придет кому на ум, от лукошка куриных яиц, баночки соленых груздочков, до купленной в сельмаге, и завернутой в газету селедки.  Люди простые, несли от чистого сердца, а отказываться от подарков было не принято; так на учительском столе образовалась целая куча чистосердечных подарков.
    В нашем классе одновременно занималось два класса, первый и четвертый.  Поскольку первое сентября был день особый, он частично был посвящен знакомству с первоклашками и рассказами четвероклассников о том как они провели летние каникулы. Учительница задавала вопросы о том кем работают родители ученика, кто он по национальности, чем интересуется и что любит делать.  Таисия Семеновна спрашивала только первоклассников и новеньких учеников из четвертого класса, так как остальных она уже хорошо знала по предыдущему году.  Первоклашек было пять человек и первым она допрашивала  Федьку Хазиева.  Он сразу признался, что татарин, отец работает на ферме конюхом, а мать доярка.  Сам Федька Хазиев сказал, что больше всего на свете любит есть халву и грызть семечки, что у него есть маленькая сестренка которую зовут Галима, и она ябеда за что он её терпеть ненавидит.  Вторым рассказывал о себе русский мальчик Шмулик Левитан, его папа Хаим работал бухгалтером колхоза а мама Фаня была врачем-акушером.
Еще у него была бабушка Ревекка, которая до войны и переселения в Казахстан, была скрипачем в  каком-то театре города Жмеренка. Шмулик как и бабушка, любил музыку и учился играть на скрипке, еще он любил читать умные книжки.  Когда дошла очередь до меня, прозвенел звонок, и учительница сказала, что с остальными учениками познакомится позже, в процессе учебы.
     Я был единственным учеником, который пришел в школьной форме:  в гимнастерке с белым подшитым воротничком, отглаженных со стрелками брюках, в ремне с блестящей латунной бляхой на которой быта отштампована крупная буква "Ш".  На моей голове была форменная фуражка.  Все ученики, кроме уже знакомых мне ребят, рассматривали меня как что-то необычное, бляху на ремне даже пытались потрогать руками. Они конечно знали, что я сын председателя и приехал из Москвы, поэтому относились ко мне с уважением.  Для них Москва была чем-то фантастически далеким, и недосягаемым как космос.  О Москве они знали лишь то, что это столица Советского Союза,  и  там есть Кремль.

               

                Глава 7.   

       Вечером, папа подарил мне книжку "Робинзон Крузо",  и я сразу же приступил к чтению.  Не успел я вместе с Робинзоном попасть на необитаемый остров, сражаясь со штормом и морской пучиной, как родители заставили меня укладываться спать.
    - Завтра тебе грызть, гранит знаний,  - Говорил папа, поправляя одеяло и гладя меня по голове, - Ты теперь, рабочий человек и оценки полученные в школе, твоя зарплата, твои трудодни.  Тебе как сыну председателя, нужно учиться только на четверки и пятерки, и показывать всем пример.
    Мне очень хотелось еще почитать, но пришлось подчиниться воле родителей и я заснул глубоким, тревожным сном.
    Шел двенадцатый день нашего плавания с Робинзоном, мы пересекли экватор и находились под семью градусами двадцатью двумя минутами северной широты, когда на нас неожиданно налетел бешеный шквал. Он налетел с юго-востока, потом стал дуть в противоположную сторону и, наконец, подул с северо-востока — дул непрерывно с такой ужасающей силой, что в течение двенадцати дней нам пришлось, отдавшись во власть урагана, плыть, куда гнали нас волны. Нечего говорить, что все эти двенадцать дней я ежеминутно ждал смерти, да и никто из нас не думал, что останется в живых.
 Однажды ранним утром (ветер все ещё дул с прежней силой) один из матросов крикнул маминым голосом:
   - Санек, вставай, тебе в школу пора! - Мама слегка тормошила меня за плечо, пытаясь вырвать из пут сновидения, - Вставай, вставай скорее, ты ведь теперь ученик.
    Что за жизнь началась?  Спросонья думал я. Спать укладывают когда  хотят, будят не свет ни заря, это меня-то, грамотного человека умеющего читать и писать. Нет, еще не учившись в школе,  я  начинаю её тихонько ненавидеть!
     Умывшись и позавтракав, одевшись в пальтишко, форменную кепку и резиновые сапоги, с портфелем в одной руке и чернильницей непроливашкой в сшитом мамой мешочке я отправился грызть гранит знаний. 
     Шмулик пришел в школу с заплаканными, покрасневшими глазами и когда Таисия Семеновна спросила у него, что случилось, Шмулик сказал, что родители отругали его за то, что он соврал, назвав себя русским. Они объяснили ему, что быть евреем лучше, поскольку это избранный народ.  Но куда избранный не объяснили, сказав, что когда подрастешь сам все узнаешь.
   - А, я хочу быть русским,  -  Сказал насупившись Шмулик,  -  Во время войны немцы расстреляли много евреев, а после войны оставшихся, отправили в Казахстан.  Я не хочу быть евреем...  Хочу быть русским!
   - Во время войны, немцы расстреливали не только евреев, -  Таисия Семеновна, пыталась найти правильные слова,  -  Но и Русских и Украинцев и многих людей, других национальностей.  У нас в Советском Союзе все национальности равны, все люди братья.
   - Таисия Семеновна! Почему тогда одних братьев отправляют жить в Казахстан, а других не отправляют?  -  С грустью в голосе и со слезами на глазах спросил Шмулик.
   - Дети!  Вы должны понимать, что в Казахстане решается продовольственная судьба нашей родины.  Ваши родители не  ссыльные они герои и выполняют решения партии.  Помимо трудодней, они получают грамоты, подарки, и медали.  Родина оказала им высокое доверие и наделила большой ответственностью. Вы должны гордится своими родителями и во всем брать с них пример...   А теперь приступим к занятиям.  Первоклашки!  Быстренько достали прописи, чернильницы...   Открыли первую страницу и по трафаретикам аккуратненько пишем наклонные палочки. Старайтесь не посадить кляксы; не берите на перо много чернил. Смотрите внимательно на доску, я вам показываю!
    Учительница подошла к доске, взяла мел, и по разлинованным полоскам стала аккуратно писать палочки, показывая ученикам пример.
    - Таисия Семеновна,  -  Крикнула Люба Иваненко,  -  Я нечаянно посадила кляксу,  в мою чернильницу, забралась муха!
    - Дети!  - Строго сказала учительница,  - Прежде чем задать вопрос учителю, нужно поднять руку!  Любочка!  Ничего страшного не произошло, кляксу промокни промокашкой, и дай мне чернильницу, я достану твою противную муху...   Паклин!..  А ты что рот открыл?  Смотри муха залетит.  Не отвлекайся, учи таблицу умножения, через десять минут буду спрашивать в разбивку.
    Мой сосед по дому Толя Паклин, ученик четвертого класса с тупой улыбкой и открытым ртом, слушал что говорит Таисия Семеновна первоклашкам, усердно ковыряясь в носу и вытирая извлеченные из него козюльки о рукав рубахи. 
      Я  открыв первую страницу прописей и аккуратно погрузив перо ручки в чернильницу, начал заполнять верхнюю строчку косых палочек.  Писать перьевой ручкой было гораздо сложнее, чем карандашом, но у меня это получалось хорошо   и  я,  начал быстро, строчка за строчкой заполнять всю первую страницу прописей.  Палочки у меня получались ровные, красивые и я умудрился не посадить ни одной кляксы.  Когда ко мне подошла Таисия Семеновна и увидела с какой скоростью я заполняю прописи она сказала, чтобы я не спешил, что я уже выполнил то, что было положено написать за два урока. 
    - Мы с тобой Ветров, начнем с третьей тетради прописей,  -  Сказала Таисия Семеновна строго глядя мне в глаза, -  Ты будешь сразу учиться писать прописные и заглавные буквы с нажимом.

     На уроке по чтению, первоклашки изучали первую букву алфавита "А".  Учительница предложила нам придумать слова начинающиеся на эту букву.
Шмулик Левитан поднял руку и сказал слово "Арфа" - музыкальный щипковый инструмент.  Федька Хазиев назвал слово "Арбуз", и пояснил, что никогда в жизни его не пробовал, но говорят он очень вкусный.    Я тоже  захотел с умничать и поднял руку. 
    - Саша Ветров! Назови ты свое слово.  -  сказала учительница.
    - Амниоинфузия, -  Четко выговаривая каждую букву произнес я.
    Все ученики первого, четвертого класса,  и сама Таисия Семеновна от удивления и неожиданности услышать такое мудреное слово приоткрыли рты и затаив дыхание приготовились слушать мои пояснения.
    - Что означает это слово?  -  Спросила Таисия Семеновна, -  Я тоже не знаю его значения.
    - Амниоинфузия,  -  Начал вспоминать я,  когда-то прочитанное в журнале "Акушерство и гинекология",  -  Это когда, в конце беременности объем жидкости недостаточен для обеспечения нормальной жизнедеятельности плода.
    От услышанного объяснения, ученики еще шире открыли рты, потом с недоумением посмотрели на меня, на учительницу, и захихикали.  Таисия Семеновна слегка покраснев и сразу не переварив услышанное, после короткой паузы, слегка наклоняясь ко мне и почти шепотом спросила:
    - Сашенька! Откуда ты знаешь это слово?
    Мне пришлось объяснять, что когда я был еще совсем маленький, и только учился читать, моими первыми книжками были журналы "Акшерство и гинекология", и что я знаю еще слово на букву "А",  -  "аборт".  Ни кто из учеников этого слова не знал, а бедная Таисия Семеновна, чуть не потеряла дар речи.  Она смотрела на меня широко открытыми глазами и по её взгляду я понял, что она сразу переведет меня в третий класс, стоит мне только научиться писать буквы чернильной ручкой с нажимом.
   - Таисия Семеновна!  -  Спросил Слава Синяковский,  -  А, что такое аборт?
   - Я знаю!  Я знаю!  -  С места крикнула Любочка Иваненко. -  Это, когда волны бьются а борт корабля!
    Таисия Семеновна посмотрев на меня, поднесла указательный палец к своим губам, как бы говоря мне тем самым чтобы я молчал, посмотрела на Славу Синяковского и на Любочку.
   - Правильно Любочка!  -  Сказала Таисия Семеновна,  -  Бьются волны о борт корабля. Умница!
    Я конечно понял, что учительница решила не разглашать истинного значения этого слова, оставив его маленькой тайной. Да и зачем детям знать, что такое искусственное прерывание беременности. Научатся читать, - сами все узнают.

  На уроках чистописания я отрабатывал каллиграфический почерк, что давалось мне в виду моей крайней неусидчивости не так просто, но я тем не менее продолжал упорно эти занятия.  На уроках чтения, когда весь первый класс за исключением нас с Шмуликом изучал буковки русского алфавита, Таисия Семеновна разрешила мне читать книжку Робинзон Крузо, а Шмулик чередовал чтение Тимура и его команды, с зубрежкой таблицы умножения.
Я же, пока не дочитаю Робинзона, браться за таблицу умножения не хотел, и вообще как я тогда понимал, мне вполне хватало арифметических знаний и без таблицы умножения.
      
      Приближался праздник 7 ноября, перед которым самые преданные делу дедушки Ленина первоклашки принимались в октябрята. Поскольку мы в Афонькино все искренне преданы заветам дедушки Ленина, всех нас когалом и приняли в октябрята.   Когда пионер Витя Шматков, с красным галстуком на груди, под барабанную дробь барабанщицы Маши, прикреплял мне на грудь  маленькую красную звездочку октябренка, меня переполняло чувство гордости и радости.  Мне хотелось каждый день совершать и совершать подвиги, чтобы своим трудом, приблизить нашу деревню к светлому будущему. Наша жизнь не была светлой, а будущее было эфемерным, потому что свет в Афонькино выключали ровно в полночь, а для трудовых подвигов не хватало времени и сельских масштабов. Но мы с глубокой уверенностью стремились в завтрашний день и верили, что нам тоже, не сегодня так завтра будет дана возможность проявить трудовой героизм. Песня Пахмутовой стала девизом нашей деревенской жизни:

"Мысли пытливой нашей полёт
В завтрашний день нацелен…
Упорно стремиться вперёд и вперёд
Учил нас великий Ленин.


Мечтать!
Надо мечтать
Детям орлиного племени!
Есть воля и смелость у нас, чтобы стать
Героями нашего времени!"



                Глава 8.   



    - Жить в деревне и не иметь скотины, это Рида плохо,  -  Говорила маме наша соседка тетя Поля.  Мы же деревенские, все живем своим огородом да скотиной.  В Сельпо, покупаем только немного крупицы, сахару да солюшки.   Денежки то чай не просто достаются, трудодни то, ой каким трудом горбатятся.  До коммунизму бы дожить...   я уж поди не доживу, да и Никита Сергеевич, наш голубчик тоже...   хоть и хорохорится все по Америкам ездит, а сам словно дитё малое, - Чудотворец одним словом.  Вон говорят в соседних колхозах, Кукурузой Никитичной все поля засеяли, а она то голубушка тут не шибко расти хочет.  Наша землица нас хлебушком за труд одаривает, пшеничкой, - она пот любит, самое лучшее удобрение для нее — человеческий пот!
     Вот и ты Рида!  Заведи сперва коровку кормилицу, молочко свое, сметанка, маслице однако.  Курочек десяток, полтора, - много не надо...   яички мясцо куриное на супчик.  Опосля и поросеночка можно, а ему что?  Все что со стола остается, все и в прок!
   - Да!  Надо бы Тетя Поля, только городская я,  -  Попыталась возразить мама улыбаясь,  -  Разве смогу я научиться доить корову?   У меня душа в пятки уходит стоит этому рогатому чудовищу головой помотать?  А глазища то какие?  А рога то?
     Вы меня хлебушек научите печь,  да правильно квашню завести!
  - Это голуба моя не наука,  -  Причитая ответила соседка,  -  Хлебушек, он руки женские любит, чтоб помяли его, помесили хорошо, да со словом добрым, божьим в печь поставили.  А  вот когда хозяйка хлеба  из печки вынет — сперва в прохладное место их составить надобно, полотенчиком чистым прикрыть — чтобы отдохнул от жара. И отмякнет хлеб, духу земного наберет.
    Чтоб хлебушек добрый получился, надобно сперва печь правильно истопить. Она матушка наша кормилица, хлебушком попотчует, и молочком топленым и щами с пылу с жару. Ежели хлеб печется, не мети избы: богатство выметешь, не клади дрова в печь остряками - ссора будет, а  поколе хлеб в печи, не садись на печь, хлеб испортится.
   Долго еще Тетя Поля рассказывала маме о том как надо, и как не надо топить печь, чтобы хлеб получился вкусным с хрустящей корочкой.  Как надо управляться с кочергой и ухватом. Когда надо открывать и закрывать поддувало да вьюшки. 
  - Тетя Поля!  -  Взмолилась мама чуть ли не со слезами на глазах, -  я наверно ни когда не постигну эту науку с Русской печкой.  Другое дело плита, вроде приноровилась уже, и не подгорает ни что, и молоко не убегает, а Русская печка такая большая, я с ней боюсь не справлюсь.
  - А мы её голубу, сейчас и протопим. -  погладив маму по плечу, сказала  тетя Поля.  -  Пока печка топиться будет, хлебушек замесим, я тебе Рида опарки принесла баночку.  Научишься милая, и пироги с картошкой печь будешь и блинчики с аладушками.
    Тетя Поля затопила печь, а мама как примерная ученица все смотрела и спрашивала. После того как дрова разгорелись, тетя Поля задвинула их глубже в горнило и прикрыла ее заслонкой. Слегка запахло дымком. Женщины принялись умешивать тесто, чтобы испечь хлеб.  Из печки послышался какой-то странный, сначала тихий, а потом более усиливающийся звук, напоминающий завывание вьюги, то ли вой собаки.  Тетя Поля перекрестилась на портрет генералиссимуса и растерянно посмотрела на маму. Мама в свою очередь, также, ни чего не понимая уставилась на тетю Полю.  Чем больше печь
нагревалась, тем более страшнее нарастало завывание. 
   - Сашка! Беги быстро в контору, зови отца. -  приказала мне мама,  -  Он мужик, быстрее нас разберется что к чему! 
    Я подхватив портки рванул в контору. Папа давал указание бригадиру о вывозе на поля навоза с фермы.
   - Папа!  У нас печка скулит. -  выпалил я слегка запыхавшись.  -  Завывает как собака не резаная!  Мама за тобой послала.
   - Ни чего не понимаю...  Какая печка? -  Переспросил папа с удивлением глядя на меня.
   - Мама с тетей Полей затопили большую печку, хотят испечь хлеб, а она завывает.
   - Петя! Съезди, привези деда Мухина, пусть посмотрит, что там завывает. - попросил папа стоящего рядом Никульшина.  И Сашку до дома подбрось, пацан запыхался весь. 
   Через двадцать минут, дед Мухин засунув руку в вьюшку, вытащил от туда пустую пол-литровую бутылку.  Печка успокоилась и перестала выть. 
  - Печку то, Салмон - чеченец клал. - начал ругаться дед. -  Гадючий выползень, хамло навозное, чтоб ему печенку вывернуло. Надо ж гниде, кому?  Председателю, Николаю Лександровичу, бутылку в трубу вставил - сволочь египетская! 
  - Тимофеич!  Не бранись.  -  Попыталась успокоить разбушевавшегося старика тетя Поля, - Бог его анчихриста накажет.
  -  Клим Тимофеич! Может лафитничек водочки?  -  Предложила мама деду Мухину вознаграждение за беспокойство, доставая с полки начатую поллитровку беленькой и наливая водку в стопку. 
  -  Не откажусь Маргарида Николаевна,  -  Дед смачно выплеснул содержимое рюмки себе в рот, сморщился, кусочек хлеба поднёс к носу, понюхал, а затем проглотил.  -  Спасибо тебе голубушка царица небесная: "Кто пьян да умен – два угодья в нем".
   К вечеру два пышных каравая с хрустящей корочкой, укутанные чистым вафельным полотенцем лежали на противени.  Мама с тетей Полей прибирались около печки. В избе вкусно пахло только что испеченным хлебом.
  -  Тетя Поля!  А давайте я вас угощу чаем или какао с молоком. -  Предложила мама, после того как закончили приборку. -  Я вчера пряничков свежих купила.
  -  Давай Рида какаву, я её еще не пробовала.  -  Попросила тетя Поля, - А чайку то я и дома наваландаюсь.
   Мама вскипятила молоко, достала пачку како "Золотой ярлык" и навела напиток в три кружки, одну мне и две им с тетей Полей.   Насыпав в вазочку пряников, поставила их на центр стола. 
   Тетя Поля сделала сначала небольшой глоточек, потом чуть побольше и спохватившись побежала к помойному ведру выплевывать.
  - Тьфу... Не какава,  а какие-то помои. - выплевывая бубнила тетя Поля. -  Век 
эту какаву не пила, и уж до смерти пить не буду.
  -  Что вы тетя Поля!  -  Взволнованно возразила мама.  -  Это самый лучший сорт какао, "Золотой ярлык", я из Москвы целых четыре пачки привезла.  У Сашеньки это любимый напиток, да я и сама люблю его пить.
  - Нет Ридочка, это не наше, не деревенское. Мы к таким заморским питьям не привычные, нам бы, кисельку из землянички, или чайку с травками лесными да степными. В них сила и дух землицы нашей, от всех болячек и хворей излечивает, не то, что ваша какава - отрава.
   Идешь бывало собирать травку в поле, попросишь у духов разрешение на сбор. Деревья и растения всякие нужно любить, понимать, поговорить с ними, они ведь живые.  Ой Рида, а как радостно становится на душе при этом общении, словно после молитвы, будто с боженькой пообщалась.
    Пришлось маме напоить тетю Полю чаем, и поблагодарив за мудреную деревенскую науку, подарить на память красивое полотенце, на котором был  вышит мамой не затейливый узор.


    В сенях скрипнула дверь и в комнату вошел папа.   Сегодня он пришел необычно рано, снял плащ, и усевшись на скамейку при входе стал снимать сапоги.
   - Ну что бедолаги, справились с печкой-то? - продолжая снимать сапоги спросил папа, -  Тимофеич зашел в правление, доложил все  честь по чести.  Даже хозяйку похвалил.  Ангел божий говорит, а не баба, даже чарку старику поднесла!  А как в избе хлебом пахнет, как в детстве в Вешенской до войны.
    Папа подошел к рукомойнику и начал мыть руки, мама подала ему чистое полотенце и позвала к столу, на котором стояла шкварчащая сковорода с жаренной картошкой на свином сале. В эмалированной мисочке распространяя  необыкновенно аппетитный аромат лежали соленые груздочки, а рядом на тарелке, ломти свежего, только что испеченного хлеба.
    Мама подперев подбородок руками смотрела как папа ест, а ест он всегда, что бы мама не приготовила, жадно с аппетитом. Когда он ест, мама только любуется и ни о чём не спрашивает,  разговоры и вопросы начинаются за чаем. Сегодняшний вечер не исключение.  Убрав сковороду и подав чай, мама издалека завела разговор о том, что хорошо бы своего молочка попить да сметанки покушать, сырников из своего творожка напечь и маслице сливочное сбить. 
   - Намек понял,  -  Сказал папа, - Что ж ты раньше не сказала, я бы сегодня молочка выписал, и на ферму заехал. Были бы у тебя и сырники и творожок.
   - Не понял ты намека.  -  Засмеялась мама, -  Мы же теперь деревенские и пора заводить свое хозяйство.  Купить коровушку, курочек...
   -  Поросеночка, уточек, барашков. -  перебил её папа шутя, -  Тебе что, захотелось творожка покушать, или за коровкой навоз вилами почистить?


     Как я понял, маме захотелось первого, а второе перешло в мои обязанности.  Через три дня трактор привез во двор стог сена, а еще через два дня в нашем сарае мычала наша собственная корова, о четырех ногах и двух рогах.  Еще через неделю по двору бегало полтора десятка кур, четыре утки с селезнем, гусак и три гусыни.
Корову назвали "Ирмой", а кур уток и гусей, - просто домашней птицей. 
    С помощью тети Поли мама научилась не только ухаживать за скотиной, но и превращать молоко в сливки, сметану, творог и сливочное масло.  Я тоже с удовольствием помогал маме сбивать из сливок масло, и совсем без удовольствия выгребать из под коровы отходы её биологического существования, а другими словами гавно. Мне нравилось собирать в гнездах куриные яйца, но без хорошего дрына войти в сарай было не возможно в связи с агрессивной сущностью гусака, который сволочь, так и норовил ущипнуть меня за ногу.  Но огрев его пару раз этим дрыном, спеси у него поубавилось, и когда я заходил в сарай он недовольно, на своем гусином языке гоготал своим гусыням держаться от меня подальше, дескать он псих, покалечить может.




                Глава 9.   


    А между тем, как-то незаметно подкралась зима и приближался новый 1960 год.  Снегопады в Северном Казахстане обильные, и нашу деревню Афонькино замело под самые крыши. Дома в деревне сделаны таким образом, что уличная дверь открывается не наружу как обычно принято, а во внутрь в сени. Все это делалось для того, что порой во время снегопадов, дома заметало снегом полностью, по самую трубу, и чтобы из дома выбраться, сначала приходилось забрасывать снег в сени делая небольшой проход в сугробе, а затем расширяя его, продолжать раскопки далее по всему двору до сарая и уборной.   Когда выпадали такие снега, что бывало не редкостью, ни какие трактора и автомобили передвигаться не могли, застревали в сугробах.  Все колхозные и личные проблемы, связанные с перевозками решались исключительно с помощью лошадиного транспорта.  У моего папы, как у председателя колхоза была своя персональная кобыла  Зорька, и водитель кобылы  дядя Лёня Паклин.  Дядя Леня зимой возил папу на розвальнях, а летом он работал на водовозке, конной косилке, граблях и волокуше. Зорька была очень умной и послушной лошадью, я иногда угощал её сахаром и сухариками, она меня полюбила, а когда я к ней подходил слегка ржала, здороваясь со мной и улыбалась показывая ряд ровных красивых зубов.   Дядя Леня давал мне порулить Зорькой, и я как заправский ямщик  на зависть пацанам быстро научился управляться с вожжами. Когда нужно было прибавить скорость, я слегка подхлестывал Зорьку по бокам вожжами и она меня понимала прибавляя в беге. Кнутом я сам ни когда не пользовался, и просил дядю Леню тоже не бить Зорьку кнутом, потому что ей больно, она без кнута хорошо понимает.
      
     К зиме клуб подвели под крышу, сложили большие печки, а зимние морозы уже не были помехой, чтобы продолжать внутренние отделочные работы.  Из Петропавловска выписали двух художников, они специально для вестибюля нарисовали большие картины и украсили стены, фрагментами лепнины в виде растительных орнаментов. В клубе еще во всю шел ремонт, но уже перед новым годом, первым готовым к открытию помещением была библиотека.  Книги для библиотеки закупили еще по осени, и они хранились в одном из помещений колхозной конторы.   Двадцать пятого декабря, папа, Александр Харитонович Толкунов и назначенная библиотекарем немка Грета Бауэр, торжественно открыли библиотеку; в которой даже был небольшой читальный зал.  На открытии библиотеки было человек двадцать пять  колхозников, которые с любопытством заглядывали в дверь библиотеки, разводили руками и как малые дети удивлялись огромному количеству книг собранных в одном месте, и расставленных на больших полках сделанных колхозными плотниками.
Над входной дверью библиотеки красовался плакат, написанный художниками каллиграфическим почерком - "Больше читаешь - меньше пьешь".  Папа поздравил всех с открытием библиотеки и сказал, что весной, на открытие клуба обещает приехать представитель областного министерства культуры.  Он привезет в качестве подарка области, еще около двухсот книг.  Потом выступил Александр Харитонович, и рассказал как чтение книг формирует кругозор колхозника и повышает его культурный и моральный уровень.  Бауэр хотела рассказать о правилах пользования библиотекой, но не успела.  Непонятно откуда появился парторг колхоза, и достав из кожаного портфеля специально написанный к данному случаю доклад, без стыда и совести утомлял двадцать минут всех присутствующих  его чтением.
Начал он его с проблем в отношениях между СССР и Югославией.  Упомянул о осложнении отношений с Китаем, в связи с отказом Хрущева помогать китайским братьям в создании атомной бомбы.  Рассказал о налаживании более теплых отношений с США и странами западной Европы.   Упомянул о Американской выставке в "Сокольниках" и критике Никитой Сергеевичем, образцов фанерных домиков, рассчитанных на одну американскую семью. В общем рассказал все что знал, и в завершении, достав из портфеля две новенькие книжки недавно вышедшие в свет  - «Жить в мире и дружбе!» и «Лицом к лицу с Америкой»  передал их в дар Афонькинской библиотеки.  В этих книжках собраны выступления Никиты Сергеевича Хрущева в Америке. 

    Афонькинцев же, политика не интересовала, и люди переминаясь с ноги на ногу и зевая, с нетерпением ждали когда секретарь заткнет фонтан красноречия и ответит действительно на наболевшие вопросы сельчан. Вперед выступила тетка Бредуниха.

   - О чем толковать-то, Петр Михалыч?  Жизня нас никак не радует, не веселит. Вот энто трошки зачали колхознички собираться с хозяйством, скотинку заводить маненько, огородики однако, и что?  Теперь опять пошло навыворот. Скотинку веди в колхоз, а оттуда прямиком в Мамлютку на убой.  А как же нам кормиться?  Боженька то не подаст!  Ты вот голубчик поглянь на мои руки, - кости да жилы!  Не даром труд наш не легкий называют "страда", - это голубь мой, от слова  "страдать". Вот мы всей деревней и страдаем, а не живем.  Слезы одни да беда горемычная.  На рынок то колхозников не пущають, а где её, копейку-то поднять?
   - Ты тетка, что здесь антисоветчину прешь!  - Возмутился  секретарь, строгим взглядом окинув мнущихся колхозников. - Что деревня, газет не читаешь? Как нам Америку то перегонять, когда все только и живут своим хозяйством как кулаки недорезанные, там только и вкалывают, а уж что силенок трохи останется, можно и в колхозе чуток поработать.  Должно же наоборот голуба моя, сначала колхоз поднять, страну накормить, а уж после о себе думать.  Вон в городах голодуха началась, за хлебом очереди как в послевоенные годы.
   -  Правильно люди говорят. -  вступился за Бредуниху папа,  -  Нельзя у народа с подворий скот забирать. Колхоз богаче не станет, а колхозники разорятся, руки опустят.  Завтра правление соберем, обсудим все, прикинем что к чему, а потом с народом потолкуем.   Безвыходных ситуаций не бывает. Нужно, чтобы овцы целы остались и волки об этом не догадались.  Так, что Михалыч всем миром будем думку думать.
   -  Ну смотри Николай Александрович, ты колхозная голова, - замялся парторг,  -  Райком нам всем головешки поскручивает если сорвем план мясозаготовки.
 
    На следующий день в конторе было не продохнуть от выкуренных папирос, дым стоял коромыслом.  Правление и коммунисты думку думали .  А проблема заключалась в следующем; нужно хоть что-то сдать на мясо, чтобы райкому на время замылить глаза , и при этом племенное стадо не погубить и подворья колхозников не разорить. Были разные мнения, но все они куда не повернись
приводили в тупик.  Выслушав мнение членов правления, выступил папа со своим предложением, которое было принято сразу всеми собравшимися. Решение было простым.  По весне, как распогодится, колхоз планировал закупку у МТС трех грузовых автомобилей  ГАЗ - 51.  Папа предложил закупить не три,  а два автомобиля, которые бы временно закрыли проблемы колхоза; сэкономленные на этом деньги потратить на приобретение в Оренбуржской области недорогих отбракованных коров и сдать их не завозя в Афонькино, Мамлютскому мясокомбинату в зачет госпоставок.  В своем же, колхозном стаде и личных подворьях,  увеличить количество отёлов.  На этом и порешили.

    Школьная ёлка и костюмированный утренник проводились за два дня до нового года.  Елку привез лесник из Сабуровского леса, пушистую, почти трехметровой высоты и установил в самом большом классе.  За две недели до этого на уроках труда, рисовали на плотной бумаге и вырезали ножницами зайчиков, снежинки и початки кукурузы; все это должно было стать игрушками, украшением нашей ёлки.  Александр Харитонович наш директор, также привез ёлочные игрушки из Мамлютки; всевозможную мишуру, шары и огромное количество игрушек кукурузы в ассортименте. Кукуруза была стеклянная, картонная, бумажная и даже из папье-маше.  В общем получилось из нашей ёлки чудо-дерево, которое не могло присниться, нашему агроному Никульшину и даже великому Дарвину, потому что появилось первое в мире кукурузное дерево, сплошь усыпанное початками кукурузы, за которыми остальные игрушки и мишура просто терялись.  Большинство школьников были наряжены в костюм кукурузы.  Длинные балахоны выкрашенные зеленкой, с нашитыми на них вырезками из журналов всевозможных початков кукурузы, символизировали самое популярное растение  - "Царицу полей".  На стене, под грустными портретами Тургенева и Горького висел лаконичный плакат с лозунгом: «Коммунизм – это советская власть плюс кукурузизация всей страны».  Мы водили вокруг чудо дерева хоровод и пели:  «Расти, расти, кукуруза, на всей территории Советского Союза!»


    Только три отщипенца не нарядились в кукурузу, я, Шмулик и Славка Синяковский.  Я нарядился индейцем.  В руке я держал лук, сбоку висел колчан со стрелами, мою голову украшали разноцветные гусиные перья. Шмулик превратился в доктора Айболита, а Славка Синяковский нарядился быком. Правда на быка он был не похож, напоминая своим видом скорее чёрта.  К его голове на резинках были приделаны рога, а к штанам где попа, пришита веревка распущенная на конце и обозначающая что-то вроде хвоста. Чтобы все поняли, что он изображает быка а не чёрта, Синяковскому пришлось весь утренник не разговаривать а мычать.
    Больше всего меня удивило то, что пацаны не имели представления о индейцах, и совсем не знали кто они такие. Также они не имели понятия, что такое лук и как из него стреляют. Мне пришлось продемонстрировать. Я натянул тетиву и выпустил стрелу, пытаясь попасть в деревянный простенок между портретами.  Стрела сорвалась и угодила в ухо Тургеневу, за что я получил нагоняй от Деда Мороза, переодетого Александра Харитоновича. Он убедил меня спрятать лук в колчан, и больше в школе не стрелять, дабы не выбить кому нибудь глазки.
     Первый приз за костюм "Кукурузы-Царицы полей" получила девочка четвертоклассница Катя Хвостикова.  Она была лучшим представителем из семейства злаковых, представленных на этом новогоднем утреннике.



                Глава 10.   


   
    Вечером после новогоднего утренника родители стали расспрашивать, понравилось ли мне на школьном празднике.  Я признался, что так себе, сравнивать не с чем, уж очень много кукурузы. Потом я спросил у папы: "Почему везде и всюду сплошная кукуруза, и все разговоры только о ней?"
Папа попытался перевести разговор на другую тему, но я настаивал и он начал рассказ:
   Оказывается насаждением кукурузы, еще 200 лет назад пытался заниматься российский царь Александр I.  Студент императорской академии Радецкий, направил графу Муравьеву, воспитателю будущего монарха Александра, сочинение о свойствах "растения кокеруза называемого”. Радецкий так же, как и сто пятьдесят лет спустя Никита Сергеевич, думал, что разведение кукурузы – «кокерузы» в состоянии решить хлебную проблему России. Муравьев поразмыслив над сутью вопроса сделал вывод: “кокеруза” — “удобное к разведению во всех климатах и может служить большим подспорьем во время неурожаев”. Но — “может ли быть оно переселяемо из южных областей империи в другие”?  Эти же вопросы встали теперь перед нашим Никитой Сергеевичем Хрущевым. Царская коллегия вынесла заключение:  кукуруза “по многим наблюдениям не может произрастать в северной полосе Российской империи, ибо для созревания требует более теплого климата”.  К сожалению, то, что было понятно двести лет назад, не стало очевидно для Никиты Сергеевича.
   -  Ты запомни, Санек два закона, - серьезно посмотрев мне в глаза сказал папа, -  я думаю, два самых главных закона в жизни. Земля любит человека. И  человек тоже должен любить землю. Запомнишь?..  Научишься понимать природу, её логику. Постигнешь науку слушать растения, и они  сами тебе расскажут, что им нужно. Человек должен быть в гармонии с природой, он сам её крохотная частица.
    Вот ты сегодня...   Прострелил ухо Тургеневу, а мог бы поранить кого нибудь из ребятишек.  Что бы сказали их родители?...   У председателя сын бандит!  Ты понимаешь как мне было бы тяжело людям смотреть в глаза, и разговаривать с ними.  Поэтому прежде чем что-то сделать, надо хорошо подумать о последствиях. 
    Мама месила в квашне тесто на хлеб и слышала весь наш разговор. Она отложила тесто, вымыла руки вытерев их о передник, села на табуретку к столу.
   -  Я же тебе говорила, что не надо делать этот лук,  -  укоризненно посмотрев на папу сказала мама, -  тем более такие острые стрелы, да еще с наконечниками. Тебе самому надо было подумать о последствиях.  Индейцем ему захотелось вырядиться!  Шмулик был "Доктором Айболитом", Слава Синяковский  "Быком" -  простенько по деревенски, а главное безопасно!
    -  Я хочу чтобы мой сын рос мужчиной. -  возразил папа,  -  Ничего страшного не произошло, а не ошибается тот, кто ничего не делает.  Он пацан и должен расти как мальчишка, пройти через все в своем возрасте, пусть даже иногда и синяки заработает.  А ты сынок, если драки избежать нельзя бей первым, не жди когда тебе кренделей навешают.
    -  Чему же ты ребенка учишь?  -   обрушилась на отца мама,  -  Нет бы сказал, что драться неприлично, что дерутся нехорошие, не воспитанные люди...
    -  Ладно мамочка, ты женщина, твое дело кухня!  -  деликатно продолжил папа.  -  Пацанам выяснять отношения на кулаках - самый раз. Они должны с детства научиться за себя постоять.
    -  Ну смотри отец, не тому ты его учишь чему следует. Не пришлось бы потом локти кусать!

    Я не знаю хорошо это или плохо, но между нами, деревенскими пацанами не возникало таких споров, из-за которых приходилось бы драться.  Я рассказал ребятам о Американских индейцах, и о том как они борются с бледнолицыми за свою землю и независимость.  Мы играли в индейцев, но только не в Американских, а Афонькинских.  Американские индейцы при температуре минус двадцать пять градусов вымерзли бы как мамонты, до единого и вымерли.  Нас же такие температуры не смущали. Мы строили снежные крепости с лабиринтами. Стреляли из лука по вылепленным из снега фигурам и играли в снежки. Когда на улице было за тридцать, занятия в школе отменяли и для нас это было хорошим поводом еще один, два дня прошлындать на улице.  Валеные пимы и овчинные полушубки прекрасно защищали от пневмонии и простуды.            
     Январь стоял морозный.  Ветер кружил хрупкий, колючий снег, по дворам мела поземка. За плетнями — на березах и тополях лежал нежный хрустальный иней. Ветер стряхивал его, и, падая, он рассыпался, отливая на солнце тысячами радужных кристаллов. На крышах домов, около задымленных труб, из которых струился легкий дымок, грелись воробьи и галки.  В это время  по ночам, в село повадились ходить волки и лисы.  Были случаи когда они забирались в ветхие сараи, колхозный хлев, резали овец и домашнюю птицу.
Иногда просто, подходили к домам выводками и выли, наводя ужас на все село.   Мы с ребятами сделали длинные острые пики с наконечниками, луки со стрелами и решили вечером, как стемнеет разбившись на две группы стеречь колхозный хлев.  Одна группа из трех человек, должна была засесть на крыше хлева и следить с высоты за подходом волков со стороны поля и лесополосы.  Вторая группа из четырех человек, помимо луков и пик, вооружилась обычными вилами.  Я входил в эту группу.  Мы спрятались за старой, сломанной веялкой в копне соломы, и ждали условного сигнала от наблюдателей с крыши.  Эта ночь была на удивление не морозная, по небу были разбросаны тысячи звезд, которые как маленькие светляки освещали все вокруг хлева и стоящего невдалеке колхозного амбара.  Волки в эту ночь не пришли, видимо им хватило той пищи которой они поживились накануне.  Мы уже было собрались возвращаться в село, как около амбара мелькнула какая-то тень. Волк подумали мы, и мурашки пробежали по моей спине, геройство куда-то делось, мы слегка струхнули. Но нам показалось странным, что тень мелькнула не со стороны поля, а со стороны деревни. Обычно волки заходили через лесополосу.  Тень мелькнула снова, но это был не волк. Мы услышали хруст снега, приближающиеся шаги и увидели слегка сгорбленного человека с санками подходившего к амбару.  Его лицо разглядеть из-за темноты было не возможно.  Он подошел к двери и начал ковыряться с замком.  Замок открылся, звякнул засов и человек со свертком в руке вошел в амбар. Мы сообразили, что это был вор, намеревавшийся совершить кражу. Нужно его задержать мелькнуло у меня в голове но как?  Он взрослый и мы вряд ли бы с ним справились. Петька Селиванов предложил подкрасться к амбару, закрыть вора внутри, задвинув дверной засов и повесив замок.  После чего, кто-то один должен побежать в село и поднять людей.  Так и сделали. Петька и Колька Ревенко тихонько подкрались к двери амбара, быстро закрыли дверь и задвинули засов, после чего в проушины  засова вставили замок.  За дверью послышался грохот чего-то упавшего, не хорошие матерные слова и всевозможные проклятья.  В село поручили бежать мне, а остальной отряд "индейцев", вооруженных луками остался сторожить вора.
      Подбегая к правлению колхоза я увидел толпу людей, о чем-то спорящих. На крыльце стоял мой папа, Александр Харитонович Толкунов и наш колхозный лесник. Меня никто не заметил и я услышал о чем шла речь.  Оказывается нас, охотников за волками потеряли, и решали как организовать наш поиск.  Я протиснулся вперед к отцу и закричал, что мы поймали вора. Все обернулись в мою сторону.
   -  Ты откуда взялся?  -  взволнованно спросил папа, -  Где остальные ребята?
   -  Они около колхозного амбара, охраняют вора.  -  выпалил я, едва переводя дух.
   -  Какого вора? Что вы делали у амбара?  -  переспросил папа.
   -  Потом все объясню.  Мы его заперли в амбаре, нужно срочно бежать туда и его арестовать! -  взмолился я.  -  Ребята его охраняют.
   Вся толпа с керосиновыми фонарями, во главе с отцом побежали к колхозному амбару.  У входа в амбар преретаптываясь и согреваясь похлопыванием валенка о валенок, слегка подпрыгивая, с луками на изготовку как настоящие индейцы стояли ребята ожидающие подмоги. Из амбара слышалась отборная брань.
   Папа открыл засов и с фонарем в руке, в сопровождении лесника дяди Вани Андреева вошел в амбар.  Брань прекратилась, в дверях с опущенной головой, в нахлобученной чуть ли ни на сам нос шапке показался колхозный скотник, чеченец  Сутарби, что-то шепча себе под нос. Его сопроводили в контору для объяснения и составления протокола.  Также в контору пригласили и нас, чтобы мы подробно рассказали о этом происшествии.
    Дома с индейцами не церемонились, кого-то выпороли, кого-то крепко поругали, а кого-то, в том числе и меня слегка пожурили.  Отец мне при этом сказал:  "В жизни всегда есть место подвигу. Надо только быть подальше от этого места."  Тем не менее в школе мы были героями, и всем нам от директора школы была вынесена благодарность за смелость и задержание вора. На Сутарби было заведено уголовное дело и он был осужден на пять лет за воровство. У него было изъято несколько комплектов отмычек, которыми он вскрывал и мог вскрыть любой замок.
    На следующий день правление организовало всех деревенских охотников, и они провели облаву на волков и лисиц.  Охотники оцепили флажками несколько мест возможного их появления, перегородили пути отхода и организовали загон. Часть охотников сидела в секретах и ждала когда загонщики выгонят на них зверя, другая часть на лошадях с ружьями преследовала зверей в седлах.  Три десятка загонщиков из деревенских, с колотушками гнали зверя на охотников.  Облава была удачной, удалось подстрелить шестнадцать волков и семь лисиц.  Волки метались между флажками, выходили на охотников засевших в секретах, раздавались выстрелы и звери зарывшись мордами в снег, бороня сугробы распластывались окровавленными тушами на белом январском снегу. После этой облавы, наделавшей много шуму, волки и лисы в селе не появлялись.
    Мы же, нашли себе новое занятие достойное настоящих индейцев, охоту на ондатру.  Растянувшись цепью, с острыми дротиками в руках мы шли через камыши замерзшего озера и найдя ондатровский домик протыкали его дротиком. Раздавался писк, мы раскапывали камышовую кучку и извлекали из нее тушку ондатры.  Ондатровые шкурки очень ценились, их принимали заготовители.  Мы не умели их выделывать, поэтому за бесценок продавали охотникам, а они выделав перепродавали заготовителям уже за хорошие деньги.

      
                Глава 11.   


      Обычно в селе гуляли свадьбы на Красную горку, но наш деревенский аист несколько поспешил и невеста слегка забеременела.  В марте был пост, но поскольку проделки аиста уже не могла скрыть одежда невесты, Федор и Наташа решили играть свадьбу не откладывая. Да и какая разница в том когда играть свадьбу, если по большому счёту все к ней готово, а в марте в деревне всё равно безделица, вся забота скотину накормить. 
     Председатель колхоза, как было принято не известно когда и кем, был неотъемлемым атрибутом каждого деревенского торжества, то бишь - свадебным генералом.  Мы же с мамой как довески к генералу тоже были приглашены на эту свадьбу. 
     Венчаться в деревне было не принято, поскольку в ближайшей округе, да и в самой Мамлютке церкви не было.  Старики рассказывали, что когда-то, в округе был монастырь, но после революции большевики его спалили.  Дед Селиванов, по молодости служил в этом монастыре дьячком и сторожем-смотрителем;  ему удалось сберечь от пожара и уничтожения несколько икон, которые он раздал верующим односельчанам и одну из них оставил себе, повесив в красном углу.  Так что жениха и невесту вполне устроила регистрация брака в сельсовете, находившемся в соседнем селе Становом. 
     Свадьбу гуляли в доме Федора Глущенко - жениха, куда он и должен был привести молодуху.  Дом конечно принадлежал не Федору, а его отцу, но это ни чего не меняло, поскольку сватья давно обо всем сговорились.  Из горницы  вынесли все лишнее, сколотили столы в виде буквы "П", и обычные длинные скамейки.  Столы застелили льняными простынями, скамейки старыми газетами.  Между столами по центру поставили две алюминиевые фляги, в одной из них была самогонка, в другой брага. Центральное место на столе занимали миски с солеными груздями, но было много и другой полезной для организма пищи, жаренная свинина, вареные яйца, картошка, квашенная капуста.  В крынках был налит домашнего изготовления хлебный квас.  Хата была протоплена, гости, слегка хмельны, недоставало только жениха и невесты со свидетелями, они еще не приехали из сельсовета.  Прислонившись к теплой русской печке, деревенский механизатор Мишка Мясин, бывший фронтовик и деревенский пьяница, наставлял молодого Селиванова.
   -  Вот ты мне скажи Витюха как мужик мужику, ты бы какую жену себе выбрал — страшную, но домашнюю или красивую, но гулящую?
    -  Я об этом не задумывался дядь Миш, мне и холостяком не плохо.
    -  А я бы, коли был холост, -  выбpал страшную и гулящую, чтобы эту уpодину дома не видеть…
    Зимой деревня кажется тихой, праздной, отдыхающей от летних трудов и забот.  Земля, укрытая снегом словно теплым одеялом отдыхала, чтобы потом сбросить его.  В середине марта ударила  оттепель, хотя ночами еще подмораживало. Снег  осел, размяк, начал подтаивать. Воздух сделался прозрачным, остро  запахло навозом и дымком топившихся печек. К полудню начиналась капель. 
     Вдалеке за селом послышался колокольчик. Гости стоявшие во дворе засуетились. Едут молодые. Мать жениха бросилась в избу за караваем.
Отец жениха слегка прихрамывая спускался с крыльца, держа в руках блюдо на котором стояли два лафитника с брагой. Через толпу к воротам протискивался новый деревенский киномеханик с фотоаппаратом в руках. Из избы начали выходить гости чтобы встретить молодых.  Первые розвальни с молодыми, украшенные бумажными цветами и атласными лентами, под бренькание колокольчиков, подкатили к дому. На вторых розвальнях с гуками и улюлюканьем подъехали свидетели.  Выпив брагу и откусив от каравая по ломтю хлеба, молодые скинули тулупы и приготовились к коллективному фотографированию.  В центр кадра встали жених и невеста, с боков от них свидетели, далее лепились все кто хотел оставить себя в истории.  Фотограф требовал счастливых и радостных улыбок, но народ из-за долгого ожидания стоял с постными физиономиями, вяло и дежурно улыбаясь:
   -  Не можете улыбнуться, так хоть перните!  -  Предложил фотограф, и все гости расплылись в откровенных искренних улыбках.  Щелкнул затвор и фотография получилась что надо.
    Витька Селиванов развернул гармонь, и под задорную мелодию армейской "славянки" народ ломанулся в хату занимать места за столом.
    На центральное место посадили жениха и невесту со свидетелями, и с двух сторон их родителей.  Далее рассаживали гостей по степени уважения, - моих родителей, чету Толкуновых, Никульшиных, Левитанов, близких родственников жениха и невесты, в конце столов ближе к выходу остальных. Не приглашенным на свадьбу остался колхозный парторг. Во первых он житель соседней деревни, во вторых зануда, и в третьих жених и невеста не хотели что бы он превратил свадьбу в партийную конференцию.
    Слегка кряхтя, со стаканом самогона в руке приподнялся старик Глущенко обращаясь к молодым:
    -  Голуби мои!  Жизня - она и есть жизня, она всякая разная бывает. Это не праздник, а кажнодневная думка о благополучии семьи.  Семья, что дом:   её надо складывать кирпичик за кирпичиком, обустраивать, ухаживать, что-то подкрасить, что-то сменить, что-то утеплить.  Благослови вас Господь жить в мире и согласии, чтобы решеня примали сообча.  Да детишек поболе, нам старикам на радость понянькаться.
    Закончив говорить, одним залпом, осушил стакан самогона, слегка крякнул вытирая усы, закусил соленым груздем, сморщился словно от сильной боли и гаркнул на всю хату: - Горько!  Гости также выпили и заорали с надрывом:  Горько! Горько! Горько!
     Молодые приподнялись. Жених привлек невесту к себе и поцеловал в губы. Гости тем временем разливали по стаканам брагу и самогонку, закусывали и продолжали кричать, что им очень, очень горько.  По деревенским обычаям между первым и вторым тостом "не должна пролететь пуля", поэтому сразу же дед Глущенко представил слово моему отцу. После говорил Толкунов, Никульшин и колхозный бухгалтер Левитан.  После тоста произнесенного Толкуновым, гости изрядно окосели, рожи раскраснелись, языки развязались и хата наполнилась гомоном.  После тоста Никульшина запели "вот кто-то с горочки скатился", а после Левитана, пустились в пляс с частушками.  Раскрасневшаяся, потная, полногрудая доярка Варвара, лихо, с дробью отплясывая, схватила за рукав моего отца и потащила из-за стола в круг пляски. Отец упирался, дескать не плясун.  Но отказы на деревенских свадьбах не принимаются и мама шепнула ему на ухо, чтоб пошел да сплясал как умеет.  Плясали кто во что горазд, Витька Селиванов рвал меха тальянки извлекая из бедной гармошки разухабистые и задорные звуки "Комаринской".  Варька втянула отца в круг, и выплясывая кренделя с притопом и прихлопом, нагло глядя на маму запела частушку:

    Ох милка моя, шевелилка моя,
    сама шаришь шевелишь,
    а мне пошарить не велишь. 
    О, о, ой!  Ой!  Ой!

    Папа кое как передвигая ногами и руками пытался изобразить что-то среднее между Комаринской и Лезгинкой.  Народ поддерживал плясуна хлопанием в ладоши.  В круг вышла тетка Бредуниха и приплясывая заблеяла срывающимся сиплым голосом:
   
     Я надену платье бело,
     Замараю, вымою.
     Выдаю подругу замуж,
     Самую любимую.

     Полюбила б я Хрущева,
     Вышла б замуж за него,
     Но боюсь, что кукуруза
     Вместо письки у него
    
     Было время — развлекалась
     Я до самого утра!
     А теперь чуть разгуляюсь,
     Муж кричит: "Домой пора!"

     Папа распаренный, раскрасневшийся и запыхавшийся, вернулся на свое место, вытирая платком пот с лица, а Варвара уже тащила в круг Толкунова и Левитана.  Никульшин сидел и посмеивался в усы, - дескать хорошо быть горбатым, не пристают и не достают, пей да закусывай!  Народ в деревне пил крепко, по взрослому, а что касается таких праздников души и чрева как свадьба, разговор особый.  Пока есть силы сидеть за праздничным столом, обязан пить, сколько бы тебе не наливали.  На свадьбе не воспрещается, выйти из-за стола во двор и хорошенько проблеваться, чтобы затем снова сесть за стол пить, закусывать и снова пить. Тот, кто пытался делать вид что пьет, а сам чуть пригубив ставил недопитую рюмку или стакан на стол,  наказывались не взирая на степень уважаемости, - содержимое недопитого стакана или рюмки выплёскивалось за пазуху.  Все это, да и многое другое, было не писанными правилами Афонькинской жизни.  Долго следившая за мамой тетя Клава Ципкина, подойдя сзади вылила ей за пазуху не допитую стопку браги.  Не зная, и не понимая этих диких обычаев, мама со слезами на глазах, схватив меня в охапку, а папу за рукав бросилась к двери.  Папа не в силах был её удержать, поэтому извинившись мы оделись и отправились домой.  Мне было хорошо, я не пил, а вот мама с папой по очереди, чуть ли не на перегонки бегали блевать в сени, в специально для этой цели поставленное ведро.  Больше всего мама переживала за свое новое, крепдешиновое платье, которое было окончательно испорчено.   Деревня гуляла три дня.  Три дня деревенская скотина была на полуголодном пайке, её просто забывали покормить и подоить, я уже не говорю о том что убрать навоз из стоил. Народному пьяному песнопению, из каждого второго хлева вторили коровы, козы и овцы, свиньи и всякая другая живность.  Мама сказала, что запомнит эту свадьбу на всю жизнь.


                Глава 12.   


      Двадцатого марта меня разбудили среди ночи и отвели к Толкуновым.  На мой вопрос - какого фига?  Папа сказал, что сегодня так надо!  Александр Харитоновичь шепнул мне на ухо, что в наш дом залетел Аист.  Я так ничего не поняв уснул у них на печке, где мне последили постель.  Проснулся утром от какого-то бряцания посуды и разговора, о каком то малыше, якобы моем братишке.  Я понял, что кто-то, что-то перепутал, поскольку мой старший брат остался в Серпухове, а ни какого другого брата у меня нет.  Был теплый воскресный день, ярко светило солнце и звонкоголосая капель напевала сою монотонную весеннюю песню. С карнизов крыши сверкая на солнце, свисали длинные сосульки. Сделав из велосипедных камер рогатки, мы с Вовкой начали их сшибать соревнуясь в меткости. Но мы больше мазали чем попадали.  Потом Вовка предложил устроить охоту на воробьев и ворон. В этом деле нам так же не повезло и мы мазали, а вороны вспорхнув, словно издеваясь над нами, сделав небольшой круг с карканьем, садились на старое место и важно прохаживались словно нас совсем не замечая.
   Ближе к обеду за мной пришел папа, уставший но какой-то сияющий и радостный.
   -  Сашок!  -  Обратился он ко мне улыбаясь.  -  Сегодня ночью Аист принес тебе братишку. Ты рад?
   -  Пап!  Мне кажется этот Аист  что-то перепутал.  -  Возразил я серьезно глядя на папу, -  Он вообще-то должен был прилететь к Глущено.  Ведь тетя Наташа была беременной и ждала ребенка?  А я у этого Аиста, братишку не просил, мне и без братишки с друзьями не скучно.  И вообще, ты сам мне всегда говорил, что врать не хорошо, а рассказываешь сказки про Аистов и капусту. Я уже давно знаю, что Аист живет в твоих штанах, а детей рожают женщины и при этом не обходятся без помощи мужчин.  Папа остановился как вкопанный, серьезно посмотрел на меня, потом присел на корточки и тихим шепотом спросил:
  -  Ты откуда все это знаешь?
  -  Откуда, откуда...  От верблюда!  Книжки читать надо внимательно. Там все между строк написанно.
  -  В каких же книжках ты про это прочитал? - внимательно посмотрев на меня спросил папа.  -  Не в "Робинзоне Крузо" надеюсь?
  -  Нет, в журнале "Акушерство и гинекология", -  сказал я,  -  А что касается Робинзона... Если бы Пятница был женщиной, то птица Аист нашла бы его и на необитаемом остове.
  -  Где же ты взял этот журнал про акушерство? В колхозной библиотеке таких нет.
  -  Пап, я это прочитал давно, в прошлом году, еще в Серпухове. Тетя Галя сказала, что у меня женилка не выросла; вот я и прочитал в журнале более подробно про эту женилку - Аист...     Которая очень медленно растет.
   Папа до самого дома больше не задавал мне вопросов о том, - откуда берутся дети.  Он понял, что учение это свет, и что учиться ни когда не рано.
    Дома меня ждал неприятный сюрприз, -  братик по имени Андрюша. Не успели мы с папой войти в дом как он начал орать. 
   -  Это он так с тобой здоровается. -  Сказал папа, погладив меня по голове.  - Крепкий малыш!  Голосистый!
   Этот крепкий малыш лежал с мамой в кровати и орал как резаный поросенок.
   -  Мам!  Дай этому придурку сиську, а то он не успокоится, мне уроки учить надо.  -  Мама виновато улыбнулась и всунула Андрюхе в рот сиську. 
   -  Саша почему ты его так грубо называешь?  - Спросила мама, строго посмотрев на меня.  -  Он же твой родной братик. 
   -  Я вам этого братика не заказывал. Вам что меня мало?  -  Спросил я, обращаясь к родителям,  -  Лучше бы Вовку брата из Серпухова  привезли, он хоть дерется, но не орет как резанный.
   Для меня наступили веселые денечки, хоть беги из дома.  Поэтому я стал чаще пропадать на улице и шлындать с друзьями гоняя деревенских собак.  Я  готов был делать что угодно,  только бы не сидеть дома с обосранным и
орущим братиком, поэтому мама, когда надо было отвлечься на хозяйство, приглашала соседскую девочку, мою одногодку Томку Паклину.  Томка хоть и сама была еще ребенком но управлялась с Андрюхой на раз, два.  Она быстро подмывала его обосранную задницу, пеленала, а чтобы не орал нажевывала в марлю кусочек хлеба и всовывала ему в рот.  Андрюхе это нравилось, он переставал орать и тянул к Тамарке свои маленькие ручонки.  Я тоже тянул к Тамарке свои рученки и мы, порой уединившись играли совсем не в детские игры, знакомясь с особенностями анатомического строения друг друга, и не только.  Я рассказал ей многое из того что знал сам, особенно касающегося отношений между мужчинами и женщинами, и прочитанного в журнале "Акушерство и гинекология".  Тамарку эта тема очень заинтересовала, а сам процесс делания детей в особенности. Мы решили сделать моим родителям сюрприз к новому 1961 году, -  родить им с Тамаркой ребенка, - пусть радуются.  Но сколько бы мы не пытались, у нас ничего не получалось.  После этого я понял, что делать детей очень не простое дело, и осознал, почему мой папа так радовался когда родился Андрюха.  Видимо они с мамой тоже долго тренировались пока получился этот засранец.

      Звонкая капель и ручейки – вестники приближающегося тепла. Для всей природы наступает пора обновления.  На проталинах появляются первые весенние цветы. Не будет больше низко нависших туч и снегопадов. На чистом голубом небе сияет ласковое солнышко. Дни стали заметно длиннее.     В Афонькино приготовления к Пасхе велись загодя.  Всю Страстную седмицу колхозники приводили в порядок свои жилища: белили печи, мыли лавки, скоблили полы. Мужики заготавливали дрова, и корм для скотины.  Пасха в этом году была 17 апреля. Поскольку светить куличи было негде, некоторые семьи с утра побывали на деревенском кладбище, похристосоваться с покойными родителями. На могилках оставляли кусок пасхи, кулича, тройку крашенных яиц и только после этого, шли домой – христосоваться и разговляться с домашними.  К разговенью мамаши будили своих детей приговаривая: "Вставай, мелочь пузатая, подымайся, нам Божинька пасочки дал".  Любимой забавой у нас было катание яиц. Яйца катали с какого-нибудь бугорочка. Если скатившееся яйцо ударялось о какое-нибудь из лежащих на земле, играющий брал это яйцо себе.
     Чтобы отвлечь колхозников от пасхальных праздников, парторг приурочил открытие клуба к 17 апреля.  Перед клубом был натянут кумачовый транспарант с надписью -  "Борьба с религией - это борьба за социализм". Но агитировать народ за Советскую власть было лишним, народ не верил ни в Бога ни в черта, а тем более в Советскую власть. И в том и в другом люди видели сплошной обман. В Бога они не хотели верить потому, что хотелось еще на этом свете пожить по людски, церковь же обещает достойную жизнь только на том свете, и эфемерное спасение души непонятно от чего.  К Пасхе они относились не как к церковному празднику, а просто следовали давно установленным народным традициям.   Власти они не верили, потому что власть их всегда обманывала, и если бы просто обманывала, это еще пол беды. К этому можно было бы привыкнуть и приспособиться.  Власть ломала людей через колено, калечила судьбы, разлучала семьи, лишало человека самого главного, - человеческого достоинства.  Не видя в жизни просвета людям оставалось надеяться только на себя, и пытаться просто выживать, приспосабливаться, порой лукавить и обманывать эту власть. Верить хотелось, но верить было не во что.  В 30-е годы у крестьян забрали лошадей, потом сократили приусадебные участки. В начале 60-х годов начали принудительно заставлять продавать коров в колхозное стадо. Толковые председатели колхозов и секретари партийных организаций, понимали, что этого делать нельзя и по возможности представляли фиктивные сводки и отчеты с целью не допустить разорения личных хозяйств крестьян, подвергая себя опасности партийных и уголовных наказаний.  В Афонькино так же, с большим трудом удалось избежать разорения личных хозяйств, за что народ был благодарен отцу, взявшему на себя всю ответственность.
     17 апреля состоялось открытие колхозного клуба и бесплатный показ фильма "Девушка с гитарой". В главной роли Людмила Гурченко.  Представители Обкома вручили папе почетную грамоту Министерства культуры РСФСР, и передали в фонд библиотеки три сотни новеньких книг. Не обошлось без торжественных речей парторга Петра Михайловича. В этот раз он выступал не долго, всего каких то двадцать минут.  Но и этих минут хватило всем по горло, потому что весь доклад был посвящен предстоящему визиту Эйзенхауэра в Москву и наметившимся улучшениям отношений с Америкой.  Но радость потепления отношений с Америкой была преждевременной,  пятого мая ТАСС объявил о сбитом Американском самолете разведчике в канун празднования Первомая.  О том, что летчик сбитого самолета был захвачен не сообщалось. Американцы за этот инцидент извинений не принесли, в связи с чем приезд  Эйзенхауэра стал невозможен.
    Разговоров о сбитом самолете хвалило не более чем на три дня; Афонькино готовилось к посевной, а это намного важнее и самолета и Эйзенхауэра.   Что же касается меня, то самые большие неудобства я терпел из-за Андрюхи, он орал по ночам и не давал выспаться, а когда я случайно засыпал на уроках, учительница Таисия Семеновна подходила ко мне, тихонько трогала за плечо и ласково говорила: "Просыпайся дружок, уже перемена".


                Глава 13.   


     После нового года по всем колхозам и совхозам Казахстана спустили план посевной компании.  В соответствии с этим планом предполагалось засеять кукурузой шестьдесят процентов пахотных площадей, против тридцати в предыдущем году.  В случае выполнения циркуляра и неблагоприятных погодных условий, колхозу грозила катастрофа остаться без фуража.  Мало того, сокращение посевов пшеницы и ржи лишало колхоз основных статей дохода.  Пшеница и рожь, давали стабильно высокие урожаи и гарантировали продажу государству по установленным закупочные ценам. Руководство Обкома и Райкома партии не принимали ни каких возражений от колхозов против циркуляра ЦК КПСС.  Хрущеву лично докладывали о ходе посевной, и он лично ездил по областям и республикам проверяя выполнение показателей.
      Отец как председатель прекрасно понимал, что в случае неурожая кукурузы,  Обком и Райком с него взыскивать не будет, и вся проблема тяжким грузом ляжет на колхоз.  Правление собралось на очередное совещание. Необходимо было принимать согласованное решение.  Секретарь парторганизации колхоза, настаивал на строгом выполнении разнарядки райкома.  Главный агроном Никульшин, был категорически против этого плана. Окончательное решение должен был принимать отец.  К компромиссу придти не получалось; за выполнение разнарядки ответ держать парторгу, за урожайность агроному, а за хозяйство в целом отцу.  Чтобы освободить парторга от ответственности и взять эту ответственность на себя, отец решил отправить Петра Михайловича в отпуск. Тем более, что он не был в отпуске два года.  Парторг сам был деревенский мужик и прекрасно понимал, что для колхоза лучше.  Он находился между молотом и наковальней.  Не доложи в райком о нарушениях, - лишишься партбилета.  Доложишь, -  колхоз лишится урожая и фуража.  Поэтому, чтобы иметь хоть какую-то отмазку, он решил согласиться на отпуск, и уехал на месяц в санаторий. 
     Что во время посевной будут приезжать проверяющие из райкома ни кто не сомневался, поэтому было решено действовать строго по разработанному плану.  План состоял в следующем.  Для проверяющих необходимо было создать иллюзию увеличения посева кукурузы, и выход был найден.  Середину пашни засевали пшеницей или рожью, а края на пару десятков метров кукурузой.  Взвороченные лемехами пласты жирного чернозема курились на припеке паром.  За сеялками и боронами по пашне важно расхаживали грачи, склевывая потерянные семена и червячков.  Когда кукуруза, рожь, и пшеница взойдут, из далека не поймешь где что.  Потом кукуруза подрастет и закроет собой посевы ржи и пшеницы.  Со стороны будет казаться, что все поле засеяно кукурузой, а это значит что циркуляр Райкома и Обкома выполнен.  В конце концов, - цыплят по осени считают, а победителей не судят.  Сам Петр Михайлович вернувшись из отпуска и проехав по полям не понял фокуса.  По его подсчетам кукурузы посеяли ровно столько, сколько запланировал райком, и не гектаром меньше.  Встает вопрос: зачем надо было уезжать в отпуск?  Поскольку парторг ни о чем не догадался его решили не расстраивать, пусть до осени спит спокойно.  Осенью фокус разгадается сам собой, и зимой можно будет спать также спокойно. Проверяющие из райкома также остались довольны результатами посевной.
    
       Когда отец взялся за колхозное хозяйство и стал вникать в его различные  части, внимание привлекло к себе отношение крестьян к своему подворью.  Он сначала всматривался, стараясь понять, что нужно людям, что они считают дурным и хорошим, учился у мужиков приемам, внимательно слушал их разговоры и суждения. Прежде чем понять для себя полезные свойства навоза, прежде чем постигать экономику колхоза, отец в первую очередь интересовался количеством скота у крестьян и всячески способствовал его увеличению, всеми возможными средствами. И только тогда, когда понял дух деревенской жизни, мотивации и стремления мужика, научился говорить его простым не мудреным языком, почувствовав себя сроднившимся с деревней, только тогда он стал смело управлять колхозом. При посевной и заготовке сена, уборке хлебов и урожаев с личных огородов, он одинаково следил за колхозными и мужицкими полями.  В редких хозяйствах были так рано и хорошо посеяны и убраны поля, далеко не все колхозы были безубыточны, не во всех колхозах люди на трудодни получали живые деньги.


    Наступило долгожданное лето, но ему еще нужно некоторое время, чтобы разгореться.  Впереди долгие жаркие, и просто теплые приятные деньки, когда солнце просыпается рано, а заходит поздно, давая вволю нагуляться, прежде чем уйти в сумерки. Небосклон голубой, время от времени проплывают по нему пушистые облака. Воздух источает благоухание разнотравья и аромат простых полевых цветов, ромашек, васильков, маков.  Порой первыми залпами ударяет гром, неожиданно природа настораживается, птицы затихают, сильные порывы ветра  готовы сорвать ветви с макушек деревьев, и тут же заряжает ливень. Неба не видно, лишь отблески молний с треском чередуются с раскатами грома. Гроза стихает так же неожиданно, как и началась. Небо светлеет, вспышки молний становятся реже, раскаты грома уходят в сторону. Проглядывают золотистые лучи солнца, ярко отражаясь в лужах. И снова природа оживает, птицы радостно щебечут, животные выходят из нор и укрытий. В лесу и колках, появляются первые грибы, соседние поляны усыпаны земляникой.
   
     На летние каникулы из Серпухова приехал мой брат и сестра мамы Галина. У мамы появилась возможность немного отдохнуть от Андрюхи, переложив на некоторое время обязанности няньки на сестру. А у меня появилась возможность пройтись с мамой по колкам за грибами. Столько грибов, сколько было в окрестностях Афонькино, я еще не встречал. За два часа мы набрали огромную корзину и целое ведро подберезовиков, подосиновиков, белых и свинушек.  Вечером в гости зашла тетя Поля и застала нас за чисткой грибов. Заглянув в корзину она охнула.
    -  Ой, Рида, что же вы столько поганок то насобирали, у нас в деревне такие грибы не берут.  Не боитесь подохнуть то!
    -  Тетя Поля!  Эти грибы все съедобные и очень хорошие.  -  Она начала доставать из корзины грибы и показывать соседке.  -  Это беленький, самый хороший гриб, его можно сушить на зиму, а зимой варить очень вкусный суп. А это подберезовичек и подосиновик, - их можно и жарить и мариновать, а можно и супчик из свеженьких сварить.  Это вот, жирненькая свинушечка, ее хоть жарь с картошкой, хоть супчик вари, а хочешь, и замариновать можно. Так что не волнуйтесь, все эти грибы мы хорошо знаем и всегда их берем.
   -  Нет Рида! Все это поганки.  -  продолжала убеждать маму соседка.  -  Вот по осени, в Сабуровском лесу пойдут груздочки, вот это гриб так гриб, а эти все поганки в помойку выбросить, да и только!
    Грибы мы конечно не выбросили, а нажарили огромную сковородку с картошкой и луком.  Тетя Поля от этого угощения отказалась, ссылаясь на то, что хочет немного пожить и понянчить внуков. Мама настаивать не стала, угостив соседку чаем с ватрушками.  Тетя Поля тоже принесла гостинец, - рыбный пирог.  В Афонькино, все деревенские пекли пироги с карасями, пойманными в соседнем озере.  Карасей ловили кто во что горазд, сетями, вентилями, бреднями, не ловили только на удочку.  Их было так много в озерах, что ими даже подкармливали поросят.

     С открытием клуба, жизнь в деревне стала веселей, три раза в неделю крутили фильмы, в субботу и воскресенье после фильма были танцульки под гармошку.  Даже приезжали настоящие артисты с концертом, - цыганский ансамбль Пертопавловской филармонии. После их гастролей многие колхозники не досчитались кур и гусей.  Ансамбль переезжал из деревни в деревню в настоящих цыганских кибитках, ночевали в шатрах на краю села. Там где не было клубов концерты устраивали прямо на улице натянув между деревьями брезентовые кулисы и занавес. Пока вся деревня открывала рты на концерте, слушая цыганские романсы и песни, часть артистов шуровала по дворам воруя кур и гусей.  О пропажах, колхозники узнавали только дня через два после отъезда труппы.  На месте стоянки артистов, было большое количество обглоданных косточек, которые даже не пытались спрятать.


     В июле пришла райкомовская депеша, -  срочно мобилизовать часть колхозников не занятых на полевых работах, и всех школьников на уничтожение сусликов.  Команду по борьбе с грызунами возглавил лично Петр Михайлович, самый ответственный коммунист колхоза.  Операция по отлову этих самых сусликов началась с небольшого доклада, который он читал в течении четверти часа всем участникам антисусликовской компании.  Рассказав о особенностях и повадках этого зверя, о том колоссальном вреде сельскому хозяйству которое он наносит, о методах борьбы и способах выливания вредителя из нор, он призвал молодежь и стариков костьми лечь в этой борьбе за сохранение урожая от этого мерзкого грызуна.  На борьбу было снаряжено три водовозки и полсотни людей с ведрами и лопатами. Был установлен дневной план. Каждый член команды, в конце дня должен сдать секретарю парткома не менее тридцати тушек сусликов.  Это значит, что в течении дня вся команда из пятидесяти человек должна уничтожить 1500 грызунов, которые в течение дня сожрали бы 30 килограмм колхозного зерна, а в пересчете на год 10 тонн и 800 кг.  Вот такая убедительная арифметика и здесь без глубокого понимания таблицы умножения не обойтись. 


    Когда по осени сосчитали цыплят, получилась хорошая арифметика. Колхоз имени Жданова, где папа был председателем, по показателям занял первое место не только в Мамлютском районе но и в области. Кукуруза ни где не уродилась, а вот пшеничка и рожь дала хороший урожай, и колхоз перевыполнив план по сдаче хлеба государству, неплохо пополнил свой расчетный счет в банке. Все колхозники получили по несколько центнеров пшенички и ржи на трудодни, многие их них медали "За освоение целинных земель", а папа, агроном Никульшин и Коршунов Петр Михайлович - по ордену "Трудового красного знамени".  Трудовой подвиг Афонькинцев прописали не только в районной газете, а также в областной и республиканской.  Папе предложили на выбор, должность первого секретаря Мамлютского райкома партии или второго секретаря обкома.  Мама категорически не согласилась с предложением, и начала уговаривать папу вернуться в подмосковный Серпухов.  После долгих уговоров, папу всетаки отпустили в Подмосковье. На его место председателем колхоза, назначили Коршунова Петра Майловича, бывшего колхозного секретаря парторганизации и орденоносца. Колхозники ахнули и схватились за голову, но райкому и обкому с высоты партийных постов лучше видно кого и куда назначать.




                Глава 14.   

      В Серпухов мы приехали перед ноябрьскими праздниками груженные в основном деревенскими продуктами.  Остальные вещи отправили из Мамлютки багажом.  Всю домашнюю утварь раздали соседям на память, а часть оставили в доме папиному приемнику Коршунову. 
       На ноябрьские праздники родители пошли в гости к Березиным, я с ними не пошел.  Мне было стыдно перед Маринкой, что я ей изменил, и закрутил деревенский роман с Томкой Паклиной.  Конечно я мог ей ничего не говорить и она бы ни о чём не догадалась, но я же был Октябренком и врать не имел права.  Мне очень хотелось её увидеть, и я порой спрятавшись в какой нибудь закоулок около её дома ждал когда она выйдет гулять и из далека за ней наблюдал, не решаясь подойти.  Я очень переживал и корил себя за этот деревенский роман, но изменить уже что либо было нельзя. Я считал себя не достойным такой девочки, тем более, что наши родители дружили, а это значило бы, что я обманываю не только Марину но и её родителей, к которым я относился с уважением.  Я дал себе зарок, больше ни смотреть ни на каких девчонок, а чтобы вновь завоевать право дружить с Маринкой, совершить какой нибудь благородный поступок или даже подвиг. 
     Наступил Новый 1961 год, и начался он с перемен.  В  стране провели денежную реформу. О предстоящем обмене денег было известно заранее, в связи с чем увеличились закупки товаров, приток вкладов в сберкассы,  подскочила выручка ювелирных магазинов, раскупались меховые изделия, шерстяные ткани, продукты длительного хранения. Нашу семью и меня это особенно не волновало, хоть пальтишко для мамы с песцовым воротничком папа всё-таки прикупил.
      Я ломал голову над тем, какой подвиг или поступок совершить?  Но ничего не происходило где я мог бы отличиться.  Всё же  одна идея посетила мою голову.  Я выходил в школу на десять минут раньше обычного. Путь  лежал мимо дома Маринки, и я ждал когда она выйдет в школу.  Далее следуя за ней по пятам на некотором удалении, я мечтал о том, чтобы какой нибудь мальчишка - хулиган начал к ней приставать. Тогда я бы подбежал и защитил её. Провожал я Марину  до школы каждый день, она об этом даже не догадывалась, и к моему сожалению в наших отношениях так ни чего не произошло.  Самое интересное произошло в стране 12 апреля, - Юрий Гагарин полетел в космос. Как же я ему завидовал, я был готов лететь в космос вместо Белки и Стрелки, лишь бы стать героем, достойным дружить с Мариной.  По случаю полета Гагарина в школе писали сочинения.  Борька Аникин мой одноклассник написал: "Гагарин был первым проходимцем в космосе."  Когда учительница зачитала нам, этот Борькин опус, мы все дружно заржали и прилепили Борьке, прозвище "проходимец". Борька был талантливым человеком по фонтанированию оригинальных словечек.  Вместо названия сочинения "Мцыри и Родина", по произведениям Лермонтова, Борька написал "Цмырь и Родина".  Соответственно и кличка с тех пор у него стала "Цмырь".
     Но наступили летние каникулы и моё провожание закончилось. Наши родители дружили, встречались, и Маринины родители постоянно спрашивали - почему я не прихожу в гости.  Я же, всегда искал какую нибудь отмазку.
     Потом все в городе и школе говорили про партийный съезд, что "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме и к концу 1965 года у нас не будет никаких налогов".   И еще кто-то говорил, что Ленину и Сталину в мавзолее стало тесно, и что Сталина решили переселить в другое место.


     В Серпухове папа работал начальником отдела снабжения на заводе имени Сольца. После Казахстана, эта работа для него стала не интересной.  Часто вечерами он жаловался маме, что хочет сменить работу на более интересную, и связанную с сельским хозяйством. В 1962 году Серпуховский Горком предложил папе работу заместителем директора совхоза,  на что он согласился, предварительно посоветовавшись с мамой.  На новой работе ему сразу выделили новую трех комнатную квартиру, но не в Серпухове, а в поселке Пущино.  До этого в небольшой двухкомнатной квартире мы жили всемером, а здесь трех комнатная, на третьем этаже, с балконом и на пять человек.  Все было здорово, но меня огорчало одно, что я не смогу видеть Маринку.  Но потом я подумал, что возможно это к лучшему, не видишь и не страдаешь, а время всё излечит.  Так и произошло, через пару месяцев о своей любви я уже и не вспоминал.
     В Пущино мы переехали 1 июня. Этот радостный день как назло совпал с повышением цен на мясо и сливочное масло, о чем только и говорили во всех семьях.  Даже говорили, что где-то на юге, в Новочеркасске была забастовка и военные расстреляли двадцать четыре человека рабочих, что девять человек потом расстреляли по приговору суда за - "выкрикивание клеветнических измышлений на советскую демократию".
     Но в Пущино, у меня появилось много друзей и скучать было некогда. В нашем подъезде на первом этаже жила многодетная семья Дорофеевых, у них было семеро детей. Старшая Татьяна была ровесница моего брата Владимира, Серёга старше меня на год, Генка ровестник, Сашка на год младше, а остальные - Борька, Мишка и Вовка, были пузатой мелочью. 
   
    После окончания войны, бывший пехотинец, Гвардеец Сергей Иванович Дорофеев женится, и одним из условий невесте, было родить в браке шесть пацанов, по числу погибших товарищей его отделения.  Поскольку первой родилась девочка, она в счет не шла, пришлось рожать еще шестеро мальчишек. Рожденных детей назвали именами погибших бойцов однополчан.
    Во время страшного пожара, из-за  взрыва газового трубопровода в деревне Бутурлино Серпуховского района, сгорает все подворье Дорофеевых.  Взрыв произошел ночью и был такой силы, что сгорели многие десятки домов, погибли в пожаре люди, но к счастью всей семье Дорофеевых  удалось спастись.   Вынести из дома во время пожара ни чего не сумели, документы и деньги так же проглотил пожар.  Были разные версии пожара, но большинство склонялось, что это была диверсия.  Оставшись без крыши над головой огромная, семья поселилась по распоряжению райкома в пионерском лагере.   Сергей Иванович и Валентина Ивановна перенесли сильнейший стресс и долго находились в состоянии депрессии.  Сектанты начали убеждать их, что пожар божья кара за безверие и отступление от бога.  Тетя Валя уверовала и стала ходить в церковь.  Дядя Сережа был непреклонен и остался атеистом. Потом им, как погорельцам выделили трехкомнатную квартиру в Пущино.  Дядя Сережа работал сварщиком на стройке, а тетя Валя лаборантом в институте Биофизики, подрабатывая при этом там же уборщицей.  Пацаны целыми днями были представлены сами себе и наводили ужас на все соседские дома, устраивая далеко не детские проказы.  Старшие кроме Татьяны, стояли на учете в детской комнате милиции, младшие готовились к постановке на учет.
Город был в шоке от этой семьи, но никто ничего не мог поделать. Денег в семье постоянно не хватало, дети питались пустой картошкой и кашей на подсолнечном масле. Хлеба на день покупали по десять буханок но и этого было мало. Их любимым лакомством был ломоть черного хлеба пропитанный растительным маслом и посыпанный солью и чай с сахаром, если удавалось открыть комод, в котором мать запирала сахар под замок.  Пацаны совсем не брезговали, когда что-то плохо лежало и попадало под руку. 
     Братья Дорофеевы были моими первыми друзьями, и мы целыми днями пропадали на речке, купаясь и загорая.  Потом мы научились ловить рыбу и раков, обшаривая прибрежные коряги и камни.  Из пойманной рыбы варили уху, заранее взяв из дома немного крупы, лаврушки и соли, а раков просто варили в соленой воде.  Любимым нашим деликатесом были вареные мидии, которых в Оке было огромное множество, мы собирали их целыми ведрами.  Когда же просто, шлындая по улице нам хотелось перекусить, мы заходили в рабочую столовку, покупали на рыло по три стакана сладкого чая, а хлеб, черный и белый лежал порезанным на столах бесплатно. Стакан чая стоил всего-навсего три копейки, как стакан газировки с сиропом. Мы пили сладкий чай и от пуза наедались бесплатным хлебом.
    
     Поселок строился на правом, высоком берегу Оки, на огромном пустыре между деревнями Балково, Пущино, Присады и Грызлово. Была еще деревня Харино, которую полностью поглотила поселковая застройка. Сначала, по правую сторону от деревни Харино был построен поселок для рабочих, из полусотни бараков. Для начальства и инженеров, там же построили  полтора десятка двухквартирных коттеджей. В поселке была баня с парикмахерской, продовольственный и промтоварный магазин, столовая, школа, и в конце на возвышенности клуб с танцевальной площадкой.
За клубом был большой детский садик, утопающий в зелени деревьев и кустарников, а за ним футбольное поле на котором проходили состязания местных команд.  Правее от этого поселка, в сторону деревни Балково была построена промзона и завод Железо-бетонных конструкций.  Все это вместе взятое хозяйство называлось не поселок, а деревня Харино.


     Первые сведения о селе Пущино относятся ещё к эпохе Ивана Грозного, когда земли правобережья Оки уже принадлежали Московскому государству и раздавались за службу служилым людям.  В деревне Пущино, в старинной барской усадьбе, в разное время принадлежащей огромному числу выдающихся исторических личностей, с 1928 года была устроена районная больница.  В главном доме размещалась больница, в доме управляющего – поликлиника, в кучерской – аптека, а в часовне – морг.
    
     В городе же было построено пока, всего лишь четыре трехэтажных дома, в одном из которых жили мы и Дорофеевы. Весь пустырь вокруг наших домов гудел днем и ночью. В одном месте рыли котлованы под будущие дома, в другом заливали фундаменты, в третьих возводились стены и кровля. После дождя ходить между новостроек было невозможно, машины и трактора так вымешивали колесами землю, что и сапоги можно было легко потерять.
Для нас же пацанов, самой большой забавой была Ока. На речке мы пропадали с утра и до самого позднего вечера, придумывая себе все новы и новые игры. То представляли кораблекрушение, - заплыв на середину реки и прорубив топором днище лодки.  То прицепившись за баржи, перевозившие песок и щебень, - поднимались на пять, шесть километров в верх по течению, а от туда уже течение реки возвращало нас назад.  Баржи по Оке таскали настоящие пароходы, с огромными круглыми лопастями, сразу по три, четыре штуки.  Сначала они цепляли баржи друг за дружкой и мы не успев ухватится за первую баржу, цеплялись за следующую.  Но однажды они зацепили баржи по другому. Сначала шла первая, за ней вторая, а третья и четвертая цеплялись не друг за другом, а параллельно - борт к борту.  Мы когда поплыли, этого не заметили и промахнувшись мимо первой баржи, повернули головы чтобы зацепиться за вторую и только тогда поняли, что нас тащит под нос третьей баржи.  Серега Дорофеев крикнул, чтобы мы ныряли, и мы нырнули глотнув как можно больше воздуха.  Хорошо, что в этом месте была глубина и баржа не размазала нас притерев ко дну.  Когда я вынырнул, баржа отошла от меня всего на пару метров.  Если бы я вынырнул на пару секунд раньше, то ударился бы головой о дно баржи и скорее всего утонул.  После этого случая мы к баржам больше не плавали, а сделали к лодке парус, чтобы попытаться ходить галсом, но это дело оказалось очень не простым и у нас ни чего не получилось. Пришлось как раньше грести на веслах, набивая мозоли и мускулатуру.
     Лето пролетело как одно мгновение, о Маринке я даже не вспоминал, а здесь началась школа, четвертый класс и новый школьный коллектив.  Как часто бывает в таких случаях, начинаются выяснения отношений и определение лидеров. Отношения выясняются на кулаках, поэтому все претенденты на лидерство ходили с разбитыми носами и финалами под глазом. Другими словами все пацаны разделились на две группы. В одной группе были те кто мог за себя постоять и не побояться выяснять отношения на кулаках, другая группа воспитанных мальчиков, в драках участия не принимала, а уходила в сторону занимая нейтральную позицию. Третья группа, - Гидроцефалов не дорезанных, были откровенными сексотами и наушниками. Они ябедничали на первую группу пацанов учителям и родителям, за что потом огребали по полной программе.  Я относился к первой группе и дрался не по любви к этому занятию, а просто так, чтобы меня не задирали. Когда меня не трогали, сам я не имел привычки к кому либо задираться, а чаще дрался, заступаясь за ботаников, которые не могли за себя постоять.  Но все эти шалости с мордобоями быстро закончились сами собой, поскольку уже было ясно кто есть кто.  И ещё, -  все, даже драчуны хотели стать пионерами, а пионер - всем ребятам пример.  Наша классная предупредила, что те мальчики которые будут замечены в драках в пионеры приняты не будут! 
     Надо сказать, что не смотря на начальные недоразумения, и борьбу за лидерство, нашему классному руководителю Людмиле Павловне удалось нас сплотить и организовать.  Она увлекла нас любовью к искусству, серьезной музыке и истории, а также организовала в классе художественную самодеятельность.  Приобщение к высоким ценностям, не лишило нас маленьких детских шалостей и безобидных развлечений.  Свободное от школы время мы своей компанией проводили в соседнем овраге, где устроили себе укромный закуток.  Купив в магазина бутылочку портвейна, пару сырков "Дружба", пачку папирос, мы шли играть в карты.  В пионеры нас приняли всех без исключения, и мы с красными галстуками на шее, гордились что являемся юными строителями коммунизма, резервом комсомола.   Нам говорили - Будь готов!  И мы отвечали - Всегда готов!  Правда не знали. и не понимали к чему надо было готовиться, за то научились дудеть в горн и бить в барабан.  Видимо пока от нас требовалось только это.



                Глава 15.

      
    В 1963 году наконец-то построили большую трехэтажную школу, с спортивным и актовым залом. Правда актовый зал одновременно служил и столовой, а когда надо было провести какое нибудь мероприятие, столы просто сдвигались к стене, а стулья расставлялись рядами перед сценой.   В школе были слесарные и столярные мастерские.  В слесарных нас учили работать напильником. В течении целого года, зажав в тесаках металлическую болванку, мы обтачивали её, постепенно превращая в молоток. В столярных делали табуретки. Мы же мечтали о космосе, тем более что в в космос уже слетала Валентина Терешкова. Нам больше всего нравился спортивный зал; потому что с открытием школы начали работать секции бокса и самбо, куда все пацаны записались и некоторое время дружно ходили.  Со временем физические нагрузки в секциях увеличивались, а количество самбистов и боксеров уменьшалось.  Нужно было делать выбор, то ли серьезно заниматься спортом, то ли пить портвейн, курить и играть в карты. Наша кампания выбрала второе.
Это было обусловлено ещё тем, что мы случайно познакомились с одним забавным алкоголиком, Колей Забулдыгиным. Отсидев в тюрьме три года за воровство он вернулся в родные пенаты, деревню Пущино, где у него был маленький убогий домишко. На работу из-за судимости его ни куда не брали, поэтому его главным промыслом стало собирание бутылок.  Мы же, студенты прохладной жизни, так же собирали по помойкам бутылки на портвешок и сигареты.  Одна из городских помоек, а их было всего три на весь город, свела нас по интересам и подружила. Теперь сдав собранные бутылки и купив бухла, мы уже в натопленной избе, как белые люди продолжали постепенно превращаться в алкашей и морально разлагаться.  Наши еще не окрепшие мозги, затуманенные никотином и алкоголем, категорически отказывались воспринимать школьные дисциплины, да и школу мы стали посещать реже, так как бухло и учеба не совместимы.  Дома нам устраивали разбор полётов, пороли, даже поставили на учет в детскую комнату милиции, - но нас это только закаляло и прививало навыки конспирации.  Я не знаю в каких бы микробов мы превратились, если бы не произошла беда.  А случилось вот что.
Дело было перед октябрьскими праздниками, и дядя Сережа Дорофеев к праздничку решил выгнать самогоночку.  Он купил сахарку, дрожжец и поставил в ванной бидончик с брагой. Брага еще не выстоялась, не набрала оборотов, как Дорофеевская мелюзга решила её продегустировать.  Борька и Мишка откушав бражульки сначала устроили в подъезде концерт, горланя русские народные песни, потом обблевались и обосрались, потом у них снесло крышу и Мишка двинул кони (умер).  Борька остался жив, но после продолжительного лечения в психушке, так и остался со сдвигом по фазе.  С пьянками и картами мы решили завязать, хоть курить в тихаря продолжали.  У нас появилось новое увлечение, мы записались в школьный радио кружок, где сделали каждый по первому детекторному приемнику.  Потом стали более глубоко изучать радио технику, научились читать схемы, понимать как что устроено и работает.  Собрали по ламповому радиоприемнику, по усилителю низкой частоты, и собрав радио приставку, первый раз вышли в радиоэфир, поздравив тетю Валю Дорофееву с днем рождения. Тетя Валя была в восторге от нашего изобретения и расхваливала наши таланты, но вдруг приехали какие-то дяденьки на машине с антенной, определили место от куда шла радиопередача, забрали радиоприемник, а нас отвезли в милицию к участковому Косте Толкушкину.  Костя нас очень хорошо знал, так как не единожды принимал активное участие в нашем воспитании посредством детской комнаты милиции.  Когда мы поголовно увлеклись радио любительством, перестали употреблять портвейн и играть в карты Костя Толкушкин вздохнул с облегчением.  Он очень долго о чем-то разговаривал с этими дяденьками, в чем-то их долго убеждал, но в конце концов приемник нам вернули, но категорически запретили всякие радиопередачи и радио поздравления.  Нам сказали, что если мы еще хоть один раз выйдем в эфир, то наших родителей арестуют и посадят в настоящую тюрьму, а нас засранцев в детскую колонию.  Выходить в эфир мы перестали, но эти не хорошие люди отбить у нас интереса к радио любительству не смогли.  Вдохновленные "Битлами" из Ливерпуля,  мы стали делать электрогитары, для чего во всем городе поскручивали в телефонных будках трубки.  Они нам были нужны на звукосниматели под струны. Нас не вычислили и нам все сошло с рук.
         
       Город строился. Уже работал институт Биофизики и Специальное Конструкторское Бюро Биологического приборостроения. Построили еще несколько жилых домов, продовольственный магазин "Спутник" и промтоварный магазин "Весна". Наше внимание, как радио любителей привлекло Специальное Конструкторское Бюро Биологического приборостроения.  В то время тяжело было купить в магазинах новые радиодетали, транзисторы, диоды и многое другое.  Склады СКБ не охранялись, поэтому мы подставив к окну пустую бочку и открыв ножом окно, спокойно через него влезали, и строго по схеме, с фонариком в руке набирали комплект необходимых радиодеталей с небольшим запасом для регулировки.
Потом так же аккуратно закрывали окно, не оставляя после себя ни каких следов.   Теперь у нас появилась возможность делать не только ламповые схемы, но и транзисторные карманные радиоприемники и цветомузыкальные установки.  К тому времени наша лихая компания распалась, кто-то стал дружить с девочками, кто-то опять занялся спортом, а я продолжал заниматься радио любительством, сойдясь ближе с одним из своих одноклассников Сережкой Соловьевым. Он тоже увлекался радио техникой, и мы вместе моделировали миниатюрные радиоприемники, умещая их в футляры от зубных щеток и мыльниц. 
      Прошло несколько лет, к тому времени моим любимым предметом в школе была только физика, поскольку её законам я видел реальное применение в радиотехнике. На остальные предметы я просто забил, в результате чего в восьмом классе остался на второй год. Мои родители возмутились, что их сын не только раздолбай но еще и тупорылый дебил. Меня решение учителей оставить на второй год тоже оскорбило, я всё-таки надеялся переползти в девятый класс.  Но что же делать? Меня не поняли.  Пришлось второй год посещать восьмой класс.  Повторенье мать ученья.  Во второй попытке окончить восьмой класс я преуспел. Пришлось сменить акценты, и доказать в первую очередь родителям, что я хоть и раздолбай но не дебил. Со второй попытки окончил восьмой класс не только без троек, а всего с двумя четверками по математике и русскому языку.  Я как дурак проявлял инициативу, сам поднимал руки на занятиях, готовился к контрольным работам.  Мне это было так противно, но пришлось наступить на горло своему самолюбию и на время отвлечься от любимого занятия радио любительством.
Родители и учителя были крайне удивлены, подумав, что у меня на фоне стресса поехала крыша и снесло голову.  Они все стали на меня смотреть с каким-то подозрением, очень уж не знакомый диагноз.  Не пора ли студента отправлять в дурку.  А мне, действительно как дураку, очень понравилось учиться. У меня была хорошая память и я хоть продолжал втихаря курить, это не отразилось на моем образовании.  Все эти школьные задачки я щелкал как орешки, в теоремах пытался понять логику и когда её находил, мог доказать любую теорему без зубрежки.  Когда я вторично заканчивал восьмой класс, учителя начали планировать меня в золотые медалисты к десятому классу.  Как они говорили, такого прогресса они ни у кого не замечали и стоит мне немного подналечь на математику и русский, из меня выйдет настоящий медалист.
Родители убедились, что я не дебил, и даже начали мной гордится, - вот мол какой, захотел и сделал!  Он так у нас еще и в институт после школы поступит, инженером станет!  Но я их быстренько разочаровал и опустил на грешную землю, заявив, что после восьмого класса пойду работать в СКБ, а учиться буду в вечерней школе.  Что же здесь началось!  Меня начали уговаривать родители, учителя, родственники и знакомые, что окончи мол школу, а потом хоть куда.  Но спорить со мной было бесполезно.



                Глава 16. 


       В СКБ, после собеседования меня приняли на должность радиотехника в отдел автоматики. Моя работа заключалась в том, чтобы электронные схемы разработанные инженерами, воплощать в макеты и настраивать по всем параметрам. Наконец-то моя мечта сбылась, - я занимался своим любимым делом и мне за это, ещё платили семьдесят рублей в месяц.  У нас был прекрасный коллектив, три инженера и три радиотехника. За каждым инженером был закреплен радиотехник. А самое главное, я мог получить в  отделе Контрольно Измерительной Аппаратуры (КИП), любой, необходимый мне для работы прибор, от осциллографа до самого крутого генератора импульсов.  Работа  для меня стала праздником жизни, - вторым домом и семьей.  Рабочие дни пролетали словно мгновения, не смотря на то, что я засиживался на работе до самого позднего вечера.  Теперь я начал прогуливать вечернюю школу, только ради того, чтобы еще каких-то пять шесть часов посидеть с паяльником в руке за настройкой схем, подышать специфическим ароматом раскаленного паяльника и канифоли.  Моим наставником был прекрасный специалист, - старший инженер Володя Миронов.  Очень симпатичный, умный, интеллигентный человек, ни когда не повышающий голос, с благородными чертами лица и проницательным, пытливым взглядом.  Моим другим коллегой, тоже радио техником был Валера Куров. Он настраивал схемы разработанные инженером Седовым.  Куров был, чуть выше среднего роста, коренастый, крепкий парень лет двадцати семи.  Он прекрасно пел под гитару песни Высоцкого, Визбора, Окуджавы, был душой и сердцем компании. Валера Куров всегда был тактичен, обожал шутки, но при этом, всегда во всем знал меру.   Он был холостяком и мечтал получить однокомнатную квартиру, чтобы наконец-то свить семейное гнездо с какой нибудь особью женского пола, но непременно по любви.  Валера Седов был инженером, и в нашей же группе работала его жена Татьяна, под руководством инженера, - Ольги Кудряшовой.  Валера Седов и Татьяна, примерно одногодки, им лет по тридцать.  Валера, среднего роста, приятной внешности, слегка склонный к полноте. Татьяна, - его противоположность, миниатюрная, хрупкая, изящная женщина, с тонким, приятным и немного писклявым голоском.  Ольге Кудряшовой было примерно года тридцать три.   Она была симпатичной, строгой в одежде и манерах женщиной, но не занудой, а вполне компанейским веселым человеком.  На работе часто возникали разговоры на простые житейские темы. Но с чего бы не начинался разговор, и какие бы темы не затрагивались, в конце концов все сводилось к тому, что всем кроме меня не хватало денег. Миронов мечтал много лет купить катер с мотором. Валера Куров мотоцикл.   Седовы мечтали купить два велосипеда и кататься по окрестностям Пущина.  Единственное мы не знали о чем мечтает Ольга Кудряшова, она это оставила своей маленькой тайной.  А может она вообще не о чем вещественном не мечтала и её все вполне устраивало. Но самое главное заключается в том, что к сожалению, ни у кого из моих товарищей, за три года совместной работы, мечты и желания так и не осуществились.   Я впервые в жизни задумался над тем сколько же стоит человеческий труд?   Отец мой в то время работал, директором совхоза и зарабатывал 250 рублей. Мама работала продавцом в магазине и зарабатывала 90 рублей.  Старший брат работал механиком по измерительные приборам и зарабатывал так же как я 90 рублей. С такими зарплатами мы не могли мечтать о приобретении автомобиля, хотя он нам и не очень то был нужен, так как у папы в распоряжении была персональная "Волга".  В Серпухове на садовом участке мы построили не большой летний домик. Каждый год ездили отдыхать в Ейск, на Азовское море  к папиному брату и моей второй бабушке. В общем у нашей семьи проблем материального характера не было, тем более что недавно нам дали четырехкомнатную квартиру в совершенно новом девятиэтажном доме, и все семейные накопления ушли на её благоустройство и меблировку.

    Наш отдел работал над интересным проектом по заданию Московского Института Медико-Биологических Проблем. (ИМБП). Мы разрабатывали систему закрытого цикла жизнеобеспечения на космическом корабле или орбитальной станции, а именно,  обеспечение возврата в оборот очищенных отходов жизнедеятельности космонавтов. Через год работы я стал старшим радио техником с зарплатой девяносто рублей, не смотря на то, что многие техники отдела, окончившие приборостроительный техникум, так и оставались просто рядовыми техниками.  Всю свою зарплату, также как папа и старший брат я полностью отдавал маме на хозяйство, оставляя себе небольшие деньги на карманные расходы. Потом мама с папой предложили мне что-то купить на память, из хороших и нужных вещей.  Не долго думая я купил стационарный катушечный магнитофон "Днепр 14А" за сто семьдесят рублей. Это была моя первая крупная покупка за свои честным трудом заработанные деньги.
    Шел декабрь 1969 года, мне было семнадцать лет, я работал и учился в школе рабочей молодежи.  Как-то не с того не с сего, мою голову посетила шальная мысль.  Я вдруг вспомнил про существование моей первой, детской любви, - Березиной Марины.  К тому времени я совершенно забыл о своих детских угрызениях совести, по поводу того, что не достоин такой девушки как Марина. Совсем забыл о своих детских шалостях с Тамаркой в далеком Казахстане.  С Маринкой мы не виделись целых десять лет! Я даже не мог себе представить какая она сейчас.  Помнит ли меня? Мне страшно захотелось её увидеть и однажды, не долго думая я поехал в Серпухов. Купив в магазине коробку хороших шоколадных конфет и торт, я позвонил в дверь. Открыла тетя Зоя мама Марины, дядя Саша тоже был дома.  Они меня сразу не узнали, ведь тоже не видели более десяти лет!  А потом пили чай и разговаривали разговоры.  Я им рассказал о своих успехах на работе, о том, что увлекаюсь радиотехникой, передал привет от родителей, они также давно не виделись после нашего переезда в Пущино.  Маринки к сожалению не было, она еще не приехала из Москвы, где училась в музыкальном училище. Мы еще немного посидели, я от имени родителей пригласил Березиных в гости и передал Марине привет.

       ЕСЛИ ЭТО КОМУ ТО ИНТЕРЕСНО, ПРОДОЛЖЕНИЕ МОЖЕТ БЫТЬ ДОПИСАНО.

    Не зарегистрированных на сайте читателей, прошу присылать отзыв на мою электронную почту aalei@yandex.ru