В светлой комнате...

Повесть

Без права передачи

















Данные об авторе:
Горбенко Вера Федоровна,
Учитель русского языка и литературы МОУ СОШ №1
Ст. Каневской, Краснодарского края.
Адрес: ул. Свердликова 17
Тел.: 4-20-55; 8-964-90-83-089











В светлой комнате послышалось чуть уловимое заразительное потягивание. Девушка, еще разомлевшая от сна, окончательно проснулась, хотя не спешила вставать. Сначала Вера напрягла свою память – и тут же соблазнительно улыбнулась, припоминая, что вчера она была безумно счастлива в невинных объятиях с элегантным мужчиной. О таком парне, наверное, мечтает каждая молодая особа: высок и строен, кудри струятся волной чуть ли не до плеч, проникновенные карие глаза, обрамленные ресницами, которые при желании можно в пучки вязать. Губы, теплые, чуть шероховатые, но такие нежные, что Вера до сих пор ощущает прикосновение пухлых чувственных бугорков на своих губах, шее, щеках.
Наконец очнувшись от приятных воспоминаний, девушка встала с кровати, небрежно разгладила одеяло, при этом рассматривая красивые руки с ухоженными пальчиками. Маленькое колечко с изумрудом слегка сбилось в сторону. Машинально поправив его, Вера запустила пальчики в пышные волосы. Конечно, от вчерашней элегантной прически не осталось и следа. Прошуршав расческой по огненным кудрям или по тому, что от них сохранилось, она заглянула в зеркало, висевшее в ванной, и осталась довольна отражением. Глаза чуть раскосые, поражающие изумрудными переливами, брови дугообразные, элегантно вздернутый носик. А в основном самая обычная девчонка. И за что ей такое счастье?
На полочке рядом с зеркалом среди всевозможных баночек, пудрениц, карандашей и помад ловким движением выхватила остро отточенный карандаш, привычным рывком очертила глаза сверху еле заметной дужечкой, еще один взмах руки – и тени пали на свое положенное место, губы не слишком старательно промокнула помада – хватит! Красоту ничем не испортишь! Лукаво подмигнула довольному собой отражению, одновременно взбивая развалившуюся копну волос. В передней натянула легкие босоножки, поправив упрямо сопротивлявшиеся пряжки, потопталась на месте, будто проверяя, удобно ли ей будет целый день вышагивать в такой обуви, и рванула из квартиры.
Ощущение счастья и беспечности надолго поселилось в ее душе. От неудержимого благостного настроения не смогла пройти мимо куста, осыпанного розами, беря обеими руками самую нежную и , как оказалось , ароматную, утопила в прохладных лепестках свое лицо. Жадно втянула одурманивающий запах, позволила себе еще некоторое время  наслаждаться нектаром не возражающего на ее притязания цветка. Подумала : « Не зря эти бархатные создания сравнивают с прелестью юных дев». Еще немножко полюбовалась невообразимой прелести с шипообразными стебельками и помчалась дальше.
Вера незаметно впорхнула в просторную контору с множеством столов, компьютеров, шкафов, забитых папками, файлами и просто сложенной в стопки бумагой. Почти все уже были на своих рабочих местах, некоторые даже успели погрузиться в работу. Вера приветствовала всех задорным «доброутро», протискиваясь между столами коллег, игриво спасаясь от похлопываний по всегда одному и тому же месту любвеобильного ко всем более или менее очаровательным молодым особам Григория, которого Вера в шутку прозвала Пятьсот Веселых, плюхнулась со всего размаху в кресло позволила себе вздохнуть полной грудью. Она на какое-то время притихла, стараясь сосредоточиться на работе. Потом только поймала на себе взгляд Галины Ивановны – начальницы, изучающей ее, будто за те 14 часов, что они не виделись, в девушке произошли колоссальные изменения.
- Здравствуйте, Галина Ивановна!- персонально поприветствовала Вера зрелую прозорливую женщину, которая ценила Веру за работоспособность и ответственность.
- Что это ты сегодня светишься, на премию рассчитываешь, что ли? – наверное, просто из вежливости, не оставив без внимания приветствие сотрудницы, отозвалась начальница.
Вера в последнее время всегда была в прекрасном расположении удачливого духа, и все равно ей было приятно, что ее состояние заметили окружающие
Закрыв на время книгу воспоминаний о свидании с Максимом, она с головой окунулась в работу, отвлекаясь только тогда, когда ее приглашали к телефону многочисленные заказчики или когда к ней подходили за консультацией и разъяснениями.
Через время с подружками вышли в фойе, налили себе по чашечке кофе, при этом болтая беспечно о самых обычных вещах.
-Ой, вчера еле добралась домой. Все автобусы битком набиты, а я на остановке не удержалась и купила огромнейший арбуз. Не смогла устоять, такой толстяк аппетитный. Только в автобусе в давке пожалела, что взвалила на себя непомерную ношу,- это щебетала беспечная Ольга, которой не очень повезло с выбором мужа, грубого и невнимательного остряка.
- А к нам вчера друг мужа с женой в гости завалился, все планы мне спутали. Хотела как следует отдохнуть. А пришлось ублажать всю эту компанию да выслушивать бредни этой деревенской дурочки,- это отозвалась Света, недавно перекочевавшая из глухого села, но очень быстро забывшая «корни» свои.
- А я в таких случаях прекрасно маскируюсь: делаю вид, что никого нет дома,- отпарировала кареглазая Зоя Вениаминовна, усталая по жизни женщина. Ее, поговаривали, бросили мужья, а потом благополучно отрешились от нее и дети.
А Вера прокручивала в памяти вчерашнюю беседу с Максимом, который доверчиво рассказывал ей о том, как трудно жили они с матерью в детстве, поэтому, возмужав, отчаянно добивался сначала положения в обществе, а потом и состояния. Учился и работал, ведь помощи ждать было неоткуда: его воспитывала одна мама, которая не уклонялась ни от какой работы, лишь бы ее сын был не хуже других. А отец, которого он и не помнит, давно оставил семью, считая, наверное, что и так достаточно сделал для наследника наследника, даровав ему жизнь. Правда, мама всегда только с благодарностью вспоминает бывшего, хотя Максим сомневается, был ли он вообще или мама просто придумала себе этого «хорошего» человека
Ее в этой исповеди поразило то, что он доверительно поведал о неприятных, в общем-то, вещах и что сам он к предательству отца относится без обиды, даже с юмором. Она бы так не смогла!
Маленький перерыв и бестолковая болтовня позади, и все вернулись на свои места. Веру пригласили к телефону, она взяла трубку, а там…
- Привет, это я…
Боже мой, она уже и не  вспоминала то неприятное знакомство. Это был Игорь, ее давняя любовь.
Взбалмошный и беспринципный молодой человек, который гнусно и безжалостно растоптал ее доверчивое сердечко около года тому назад. Страшно вспоминать, как она убивалась по этому подонку.
- Здравствуй, Игорь. Что-то случилось? Очень странно, что ты опять вторгаешься в мою жизнь…
- Случилось…- будто не слыша ее , отозвался на другом конце провода уже ненавистный голос.- Но это не телефонный разговор Нужно встретиться.
-Ой, ты знаешь, я сегодня не могу – приглашена в гости. Да и вообще…- как могла открещивалась Вера от нежелательного свидания тем более теперь, когда она повстречала такого замечательного человека.
- Это касается тебя и … твоего будущего, прошу тебя, не игнорируй мою просьбу.
Что ж тут поделаешь, видимо, он ее еще долго не оставит в покое. Придется окончательно порвать с ним, если он до сих пор мечтает ее вернуть. И поэтому она раздраженно предложила Игорю огласить информацию о месте и времени их сегодняшнего свидания. Раздраженно бросила трубку и возвратилась за свой стол, еще долго не могла успокоиться.
Потом решила: ничто и никто не омрачит ее счастья. Что, она не сможет поставить выскочку на место? Ну не заставит же он ее силой вернуться к тому кошмару, который давно уже кажется ей безвозвратным прошлым Она вдруг испугалась: что это она всполошилась, нет-нет, все у нее будет хорошо. Однако уже без всякого настроения поглядывала на экран компьютера, нажимая клавиши не совсем верно.
Помнится, было время, когда была Вера несерьезной особой. Увлечена бесшабашной компанией девушек и юношей, которые ввергли ее в пучину развеселой жизни. Бары и стриптизы, оголтелые застолья, дикое дрыганье под бестолковую музыку. Беззаботная жизнь часто от душевной скуки сводила ее с молодыми людьми, ухаживания которых легко принимались за отношения. Воистину, она и сама не догадывалась, чем  может обернуться такое уродство времяпребывания для ее неокрепшей души – просто не знала она тогда другой жизни, видела, правда, в допотопных фильмах о серьезных отношениях и страстях, но в то время другого она не искала. Другое ее нашло само. Это и был Игорь.     Из состоятельной семьи интеллигентов – дипломатов, которые долгое время жили за границей, выполняя государственный долг. Отец Игоря после продолжительной службы был отозван в Россию. Сын, избалованный и неуравновешенный, долгое время не мог привыкнуть к новой обстановке. Не сразу разобрался, что и здесь, в Краснодаре, можно от души веселиться. Поэтому принял новое положение в изысканном обществе южной столицы. А когда обзавелся товарищами-студентами после поступления в Кубанский госуниверситет, понял, что с папочкиными деньгами и здесь он избранный из избранных. Со стороны молодых девушек к нему было особое внимание: богат, красив, беспечен, иномарка же придавала ему уверенности в мужской силе, да  не очень–то он спешил принимать в свои объятья хрупкие статные талии. Еще жива в памяти встреча с восточной красавицей, которая быстро вскружила голову неопытному юнцу. И не только голову вскружила она парню. Он до такой степени был переполнен отношением с девушкой, что собрался немедленно на ней жениться. Потом оказалось, что интересовал фривольницу только его кошелек. А потом только ему открыли глаза на то, что она падшая женщина, занимающаяся промыслом неприличным и гадким
Мимолетная связь разбила сердце, однако не сгубила душу, но долгое время он брезгливо морщился, вспоминая свой первый неудачный опыт. Вскоре и совсем забыл неуемные ласки искусительницы – развратницы
А вот эту девушку, веселящуюся безудержно в ночном клубе, Игорь заметил сразу. Долго наблюдал за ней, копна золотистых волос с блестящими кудрями не оставляла в покое молодого человека – они встретились взглядами, чтобы уже не расставаться… ну хотя бы на несколько месяцев.
Игорь дал Вере другую жизнь : приглашал в театр, на концерты популярных артистов, водил по пристойным ресторанам. Раскрыл ей тайны взаимоотношений. Она прикоснулась к его сильному телу, которое могло быть одновременно и напористым и нежным. Впервые она узнала, что нельзя стесняться, когда твое тело разглядывает страстный мужчина. Девушка и сама пытливо всматривалась в разгоряченную фигуру избранника. Ей тогда казалось, что ближе Игоря нет никого на свете. Но счастье узнавания тайн друг друга длилось недолго.
Однажды Игорь пригласил Веру на свой день рождения, предупредив, что компания будет взрослая: друзья родителей, родственники. Но виновнику торжества хочется познакомить свою избранницу с родителями. Она была немножко сконфужена – впервые ее представят пред очи близких Игорю людей. Приняла приглашение, постаралась одеться изысканно, насколько это было возможно, почти отказалась от косметики, лишь чуть-чуть подчеркнула свои прелести, волосы собрала в тугой пучок, на пальчик водрузила свое любимое колечко – милый подарок мамы. Не скрывая волнения, доверилась молодому человеку, который, предугадывая ее состояние, крепко держал возлюбленную за руку. В таком единении и увидели их гости, вальяжно расположившиеся за огромным столом, сервированным всевозможными яствами.
Родители Игоря, Инга Гавриловна и Владимир Игоревич, встретили ее весьма сдержанно, но учтиво. Общение в празднично убранной комнате было чопорным и сдержанным. Хозяева, в основном мать Игоря, с упоением рассказывали о сытой жизни в Индии, как их ценили в том далеком обществе, принимали на праздниках, как живут нищенски простые жители. Сколько в магазинах и мелких лавках дешевых товаров, сколько невероятных безделушек куплено задаром в местах, где за кусок хлеба владельцы готовы распластаться по прилавку, чтобы угодить богатым клиентам. Чувствовалась ностальгия рассказчиков по утраченному положению, сытости, обеспеченности. Собравшиеся с пониманием слушали, редко задавали вопросы, чтобы не мешать семейной паре нежиться в воспоминаниях, но и не предпринимали попыток помочь им смириться с утраченными привилегиями.
Вере скоро наскучило трястись от своей роли невесты именинника, тем более, что на нее и ее положение никто не обращал внимания – пришла и пришла, сиди помалкивай, невеста ты или просто попутчица – время покажет. Она расслабилась, пригубила вино из замысловатого фужера округленной формы на высокой изящной ножке. Есть почти не хотелось, салаты  в хрустальной посуде девушка уже перепробовала. Игорь учтиво принимал подарки, поддерживал тосты в свою честь, с гордостью посматривал на Веру. И было непонятно, то ли ее присутствие в этом обществе его радует, то ли богатые подношения близких вызывают определенную гордость.. Он самодовольно посматривал на соседку справа, отметив для себя умение избранницы сидеть тихо рядом с ним и не привлекать внимание присутствующих.
Заиграла легкая музыка, пары подались в гостиную, закружились в танце, стараясь не подвергать соседей по веселью нежелательным прикосновениям. Игорь подал руку Вере, призывая ее присоединиться к старшим гостям. Она благодарно приняла его приглашение – в последнее время ей приходилось просто скучать в этой компании, она этого и не скрывала, уверенно положила руки на плечи партнера по танцу, мило прижалась своей щекой к его, на время забыла, что, наверное, в этой компании найдутся те, кто посчитает ее фривольность просто неприличной. Да ей до этого нет никакого дела: имеет же она право крепко обнять любимого!
Веселье как-то само собой достигло конечной точки. Вера попросила Игоря проводить ее домой – не хотелось оставаться наедине с людьми, которые не проявили к ней ни малейшего интереса. Боялась она и нежелательных расспросов о ее семье, а похвастаться–то ей нечем: отец бросил маму, а потом дошли слухи, что где-то в глухом селе закончились бесславные дни сильно пьющего человека, мама – портниха в ателье, подрабатывает, насколько позволяет зрение, и дома. Слава Богу, подошедший к ней Игорь прошептал на ухо:
- У меня для тебя сюрприз: мы с тобой проведем целую ночь вместе.
- Надеюсь, это произойдет не здесь?- с надеждой посмотрела она на довольного собой молодого человека.
- Конечно, нет. Я снял гостиничный номер и рассчитываю на необыкновенную ночь любви! – самодовольно прошептал он ей в самое ухо, при этом нежно прикусил мочку, стараясь сделать это незаметно для еще оставшихся в комнате.
- Посмотрим,- потупилась от смущения красавица, желая скрыть румянец, предательски заалевший на щеках.
Игорь  на мгновение лишь приблизился к маме, что-то тихонько стал нашептывать ей на ухо, и Вера заметила, что губы незнакомой и почему-то неприятной женщины то сжимались в неприличной гримасе, то выговаривали что-то резкое и недовольное своему сыну, которому явно не нравился тон матери. Правда, он и не пытался успокоить разгоряченную женщину. Вера внимательно наблюдала странную выходку двух людей, размолвку между ними и посчитала это простым недоразумением между близкими людьми. Не отнесла эту неприятную сцену на свой счет, ведь родители Игоря видели ее в первый раз, и она не сделала ничего предосудительного, чтобы вызвать такую немилость.
Игорь был недоволен замечаниями матери, резко прекратил сцену объяснения, вернулся к подруге, взял ее за руку, обнял за талию, направляя властным движением ее к выходу.
Ему удалось заслонить девушку от матери, ее недовольного взгляда. Вера повиновалась его настойчивости, на ходу прощалась с малочисленными свидетелями чего-то непристойного, улыбалась приветливо, благодаря родителей за приятный вечер. В ответ получила чуть заметный кивок мамочки и какое-то подобие прощания из уст Владимира Игоревича. Вот и все.
А приятный вечер продолжился в чужом, таком же неприятном, как кивок матери Игоря, гостиничном номере, где после пышного застолья очутилась пара. Мужчина был, как всегда, ласков и учтив, но не раскрывался до конца, что–то ведомое только ему висело над ним. Вере от недосказанности стало не по себе. Спросить прямо, в чем дело, не решилась. Как мышка, успокоилась у него на плече и затихла. Ждала чего-то, потом решила, что любимый просто устал от собравшихся в их доме множества гостей.
Игорь много курил, стараясь не смотреть на соседку по кровати. Собрался с духом и наконец выдавил из себя слова, цедя их по звуку:
- Моя мама хочет видеть нас завтра в непринужденной обстановке, познакомиться поближе, поговорить о нас…
- Я ей совершенно не понравилась?- насторожилась Вера.
- Понравилась, успокойся. Она не ожидала, что я тебя в качестве невесты без предупреждения представлю широкой публике.
- Послушай, но ведь мы с тобой пока еще не решили ничего. Сегодня нам хорошо – мы вместе. Я же не требую от тебя обязательств. О будущем нам еще рано думать. Чего это она всполошилась?
- В Индии я чуть было не женился… Избранница моя оказалась … блудницей.
- Это намек на мою нравственность? – легко пошутила Вера.
- Просто мама боится, что молодых девушек привлекает мое особое положение.
- О чем ты? Когда мы познакомились, я о твоем положении даже не догадывалась. Машина… кого сейчас удивишь иномаркой. Она во времена Брежнева могло выдать твое дипломатическое происхождение, а сейчас…
- Мы как будто ссоримся, я не хочу.
- Хорошо, не будем выяснять отношения. И что же я должна буду завтра предъявить следствию по нашему делу?- постаралась пошутить Вера.- Как я должна доказывать, что меня не интересует богатство и какое-то там положение вашей семьи. Оправдываться, что ли? Я просто люблю тебя, во всяком случае, на статус жены не претендую.
- Завтра просто будь милой лапушкой, и все уляжется.
« Если наступит завтра» - почему-то про себя подумала она, решив, что Игорь прав : завтра она предстанет перед коварным судьей в лице мамаши достойного отпрыска, все выяснится само собой.
Теперь она бес содрогания не вспоминает маму Игоря, эту стареющую как-то изящно женщину, которая с самого начала предстала перед ней сухой грымзой с поджатыми губами. И сразу стало понятно, что ревнует она, просто ревнует единственного сыночка, который для нее дитя, а значит, и обидеть его может каждый.
Без особых церемоний уселись за стол, Вера – с одной стороны, благородное семейство – с другой. Обстановка натянута до предела, сразу малочисленной стороне пришлось обороняться от доводов мамами – не пара, не пара, не пара. Долго терпеть Вера не смогла, слишком убедительна в своей непримиримости была эта женщина. Поднялась из-за стола, нарочито горделиво встряхнула рыжей шевелюрой, будто отбиваясь от назойливых насекомых, и молча удалилась, в душе надеясь, что дорогой догонит, попытается успокоить ее – ничего такого не произошло. Тяжко брела она по безлюдной улице, хорохорясь, уговаривая себя: это все мать Игоря разыграла, но, не выдержав, разрыдалась, понимая, что Игорь предал ее, ему ничего не угрожало, а он взял и предал, разрешив молчаливо унижать ее своим родственникам.
А теперь он, наверное, попытается подобрать убедительные аргументы, чтобы постараться вернуть ее. От одной мысли, что придется еще раз встречаться с истеричной мамашей и слабаком-отцом, всегда молчащим и не имевшим намерений вмешиваться, у нее мурашки зашевелились на коже, да она и слушать не станет Игоря. Теперь у нее есть Максим, который за нее и в огонь и в воду. Он, не в пример Игорю, внимательный. Ни разу даже не постарался затащить ее в постель – им сейчас и так хорошо. Она точно знает, что Максим ее любит, поэтому ни о ком больше она и слышать не желает!
После рабочего дня вышла на оживленную улицу. «Не желаю, а все же придется его выслушать» - вот такие тяжелые воспоминания отвлекли Веру от реальности, и она чуть не угодила под автомобиль, переходя оживленную трассу на красный сигнал светофора. Удар по тормозам, визг, бряцание колес моментально отрезвили ее. Она непонимающе смотрела на сидящего в машине мужчину, прижав от испуга руки к груди, будто защищалась от возможного удара. Поняла, что доставила мужчине беспокойство, виновато развела руками и удалилась, давая возможность машине продолжать движение.
Эдуард Игнатьевич, водитель машины, чуть не сбивший нерасторопную гражданку, долго не мог прийти в себя : как же так! Столько лет за рулем, ни одного правонарушения. А тут, видите ли, сорока чуть не влетела к нему под колеса. Немного посидел, приходя в себя. И тронулся дальше, судорожно припоминая свои печальные размышления о смысле его долгой жизни. Он уже не молод. Что сделано? Да, он хирург с мировым именем. Дело свое любит. Можно сказать, работой только и живет. А вот личная жизнь не удалась, да ее просто нет, и все.
В молодости он часто увлекался девушками, в зрелые годы был даже женат на доброй, миловидной девушке. Его все в ней устраивало: хозяйственная, не транжира, его по-своему любила, ценила, а уж об уважении и говорить нечего. Миленькая простушка, немного наивная. Он до сих пор помнит: только с ней он по-настоящему был счастлив.
В его отношения с женой вмешалась младшая сестра Тамара. Она была привязана к Эдуарду по-отечески. И немудрено: когда погибли их родители, ей было 9 лет, ему – 21 год. Он – студент медицинского института. В одночасье из баловня судьбы пришлось переквалифицироваться в парня, который взвалил на себя заботы о младшей сестре. В наследство от родителей им досталась трехкомнатная квартира в центре города, немного денег на счету у попавшего в авиакатастрофу отца, дача возле водохранилища. Это сейчас такие постройки называют дачами, а на самом деле – старенький домик дедушки. Мамино золото, нитка жемчуга. Разбитый, но еще передвигающийся «Москвич». В общем, было все, чтобы продолжать жизнь без дорогих людей, и новоиспеченный глава семьи старался ни в чем девочке не отказывать, раз судьба так безжалостно наказала ее, лишила в таком юном возрасте материнской заботы и ласки. Эдик, ответственный добрый малый, выполнял все капризы и прихоти сестры.
- Ой, Эдя, а знаешь, у моей подруги есть кукла странная, ноги длиннющие, тоненькая с маленькими грудками.
- Слушай, с такими куклами, я думаю, должны играть мальчики,- неудачно шутил брат
- А я тоже хочу!- не унималась сестренка.
И он выспрашивал у однокурсниц о странной игрушке. Те просветили его: это американское чудовище – Барби. У нас не достать, а вот за границей пользуется большим спросом. Чертыхаясь и нервничая, мчался к дядюшке Глебу. Тот морщился, скрепя сердцем обещал из очередной загранпоездки привезти вожделенную вещь. Знала бы сестра, как неловко брату с такой ерундой обращаться к родственнику – чувствовал себя униженным, видя стянутую достоинством кожу на лице высокопоставленного чиновника, который даже не поинтересовался, как дела у племянников: раз о диковинной кукле мечтают, значит, все  хорошо.
Эта странная девушка с пышной неестественной шевелюрой недолго радовала сестренку. Новая блажь не заставила себя ждать. Тамарочка с упоением рассказывала, как на Дне рождения одноклассницы попала в первый раз в кафе, где ей понравились пирожные, пропитанные сиропом. Девочки еще долго на перемене судачили, какое веселье с танцами и играми устроили любимой доченьке родители. Сразу зауважали тихоню Наташеньку, которая за столько лет учения в школе наконец-то попала в центр внимания подружек. Девочка зарделась от счастья, когда на нее с завистью поглядывали обделенные приглашением на пиршество неудачники.
- Эдик, давай и на мой День рождения устроим такой праздник!
И в кафе шедевры из муки, яиц, масла и кремов занимали почетное место на столах, девочки из класса Тамары рассаживались вокруг нарядной именинницы, щебетали, со смущением поглядывая на старшего брата. Ему в такую минуту становилось грустно : это не заменяет любивших своих детей родителей, ну хоть как-то он может компенсировать утраченную навсегда преданность сестре.
Когда Тамара закончила десятилетку, уже работавший в больнице Эдуард мотался по городу, ища «нужных» людей, чтобы царица Тамара, не очень старательная и не блещущая знаниями, из абитуриентки превратилась в студентку КГУ. Когда судьба младшенькой благополучно была разрешена, тогда только он решил создать семью. Познакомил сестру с Любочкой, своей давней знакомой, неизбалованной и домашней девушкой. Расписался с ней без всяких пиршеств, и стали все вместе жить в квартире, хотя уживаться с Тамарочкой было нелегко, а переехать на другую квартиру Эдуард с Любой не решались, не желая оставлять сестру одну.
Жена не жаловалась на Тамару, терпела выходки несносной девчонки, хотя было ей невыносимо трудно. Все необузданные выходки сестры мужа носила в себе. А вот Тамара жужжала молодожену, что Люба много командует, что есть ее «бурда моден» она не намерена. Что «пусть она не смеет перешагивать порог ее комнаты» - потом найти ничего нельзя... В конце концов все закончилось печально: Люба потеряла первенца после очередного скандала.
Когда Тамаре исполнилось 19, в ее жизни случился отчаянный и безумный роман с оболтусом Сергеем. Свадьба игралась в лучшем ресторане, живая музыка, множество гостей. Уже на свадьбе Эдуард решил, что нужно обзаводиться своим жильем, новоиспеченная семья должна жить только отдельно.
Срочно покупалась двухкомнатная квартира (на большую денег не хватило) за городом, где грязи больше, чем света в ночное время, но счастью Любы не было предела: теперь она станет полноправной хозяйкой  в своей семье.
Переезд на новое место жительства оживил ее, страдающую из-за потери ребенка. Она занималась устройством их уютного (как она считала) гнездышка то, что чуть не разлучило их, стало укрепляться, восстановился покой, и семья будто заново начала восстанавливаться.
Но брак Тамарочки уже на втором году существования затрещал по швам. Эдуард после работы спешил на прежнее место жительства, подолгу задерживался у сестры, пытаясь примирить мужа с Тамарой, повлиять на гулену-мужа, усовестить его, ведь Тамара ждет ребенка, он обязан заботиться о будущей матери, а не устраивать скандалы. Даже когда возвращался домой, не оставлял без внимания сестру, звонил ей, выслушивал все ее претензии к мужу. Он во всем оправдывал сестру, усмиряя в очередной раз загулявшего зятя
После таких разборок становился опустошенным, разочарованным, Смотрел в глаза жены и ощущал на себе холодный взгляд обделенной уже им женщины. Просил у нее прощения, надеясь на понимание мудрой жены. Иногда не выдерживал и плакался ей в жилетку, ненавидя себя за слабость. Люба молча успокаивала его, а внутри будто что-то сгорело. Жила по инерции.
Полный разрыв произошел после того, как Тамара родила сына Егорку. Желание опекать, консультировать молодую мамочку стало неотъемлемой обязанностью брата с медицинским образованием. Люба не выдержала и тихонько исчезла из его жизни. Никогда он не искал встреч с нею, понимая, что сам испортил жизнь хорошему человеку. Он вздохнул свободно: ходячий памятник его невнимания больше не будет с укором смотреть ему в самое сердце. Тамара, заручившись поддержкой брата, не стала церемониться с Сергеем. Выставила его взашей из квартиры, надавала ему по рукам, когда он попытался претендовать на ее жилплощадь. Родственники Тамары стали глухой стеной на защиту имущества сиротки, и неудачник-муж отступил без боя, обещая напоследок «всех закопать»
Эдуард Игнатьевич еще надеялся на счастье : он, сорокалетний мужчина, богат, успешен, его уважают коллеги, знают в городе как искусного хирурга. Часто выезжает и в Москву, и за рубеж, регулярно его статьи печатают в журналах, снимает телевидение. В общем, завидный жених. Правда, он почти никуда не ходит: работа – дом, дом – работа. А вот миловидная Наденька, молодая медсестра, в его представлении, вполне могла бы составить его семейное счастье. Правда, она маленькая хищница, ее внимание приходится покупать дорогими подарками, поездками на курорты.
 Солидный мужчина гордился красотой и стройностью изысканной блондинки. Не строил иллюзий по поводу ее любви к себе, да и сам особых чувств к ней не испытывал. Как-то прикипел , как к удобным комнатным тапочкам, которые обволакивают ноги, позволяют расслабиться и на время забыть о хлопотах после перенапряжения в больнице.
В это время Тамара не требовала от брата ничего…, кроме денег. «Егорушке нужно то, мальчику хочется это». Не стеснялась просить и на свои развлечения. Молчаливая покорность человека, которому некогда было выслушивать россказни сестры о муках и страданиях безалаберной жизни, придавала уверенности женщине. Единственный раз Эдуард Игнатьевич воспротивился:
- Тебе уже скоро тридцать. Не пора ли учиться жить по средствам?
- Ты упрекаешь меня? Эдик, ты же знаешь, что я одна воспитываю твоего племянника,- достала платочек, нервно потерла густо подведенные глазки. Брат прекратил бессмысленный разговор обычным способом: достал из сейфа в кабинете пачку денег, протянул ее навстречу пальчикам, жаждущим немедленно потратить хрустящие бумажки. Больше говорить не о чем, Тамара чмокнула брата в макушку и упорхнула в свою жизнь.
Эдуард Игнатьевич поклялся себе: как только он узаконит свои отношения с «тапочками», это сладострастие к развлечениям должно прекратиться.
Тем более, что Егор рос избалованным, разнузданным ребенком. Никто не учил его самым элементарным нормам поведения. Дядя предпринимал попытки повлиять на сестру:
- Вспомни, пожалуйста, как с тобой общалась мама: книжки читала, на прогулки водила. Я чувствую себя виноватым: избаловал тебя. Знаю: моя мягкотелость стала причиной твоей беспечности. Не совершай моей ошибки: займись серьезным воспитанием ребенка. Подумай о его будущем. Учти: я не вечен. Денег моих может не хватить…
- Зая, - не слушала его Тамара,- он еще маленький, вот увидишь, он станет таким же знаменитым врачом, как и ты.
- Вряд ли.
А Егорка пошел в школу. Проблемы начались почти сразу же. Неусидчивый и бестолковый, он никоим образом не хотел делать то, что от него требовали на уроках. Тут же на защиту ребенка становилась мамаша, забрасывая все возможные инстанции возмутительными письмами. Бедная учительница оправдывалась как могла, да кто ее слушал? Мальчика определили к более опытной учительнице, которая более или менее смогла найти общий язык с Тамарой Игнатьевной, кое-как научила проблемного ученика читать, писать и считать.
А Егорка пробовал себя сначала в танцах, потом обучению игре на пианино, затем не проявил себя в шахматах, пожелал стать футболистом, потом боксером – результат везде был один и тот же: увлечение быстро надоедало, молниеносно он засыпал маму обидами и жалобами на педагогов и тренеров. Мама, не стесняясь присутствия сына, поносила на чем свет стоит «придурков и гнусов», обидевших ее ангелочка. Со скандалом разрывала отношения с очередной жертвой, долго еще жаловалась брату, как к ее деточке несправедливы. Брат не вмешивался, щурил брови, доставал кошелек.
Когда пришло время познакомить сестру с другой претенденткой на кошелек, мужчина не волновался: уж Надежда сумеет поставить Тамару не место.
При первой встрече с Тамарой Надежда уверенно переступила порог уютной квартиры, протянула обалдевшей от неожиданности женщине руку, знакомясь с родственниками будущего мужа. Тамара сразу восприняла девушку как соперницу. Стараясь казаться гостеприимной, хозяйка пригласила всех к богатому столу и с ходу стала накапливать информацию о будущей жене любимого брата:
- Наденька, где изволите трудиться?
- Я медсестра у Эдуарда.
- А родители ваши кто? –
- Мама – предприниматель, папа … помогает маме в бизнесе (потом выяснилось, что успешный предприниматель – продавец в продуктовом магазине, ее помощник – обычный шофер).
- Тамарочка, осмелюсь тебе напомнить: это я избранник Наденьки, а не ты. Все, что нужно, я для себя уже выяснил, меня все устраивает,- настойчиво вмешался Эдуард. Эта настойчивость, с которой брат попытался поставить ее на место, и не понравилась Тамаре, желавшей окунуть свои пальчики в отношения пары. Она переменила тактику: стала любезной, но глаза… стали злыми и жаждущими мщения. Тут племянник Эдуарда, поглотивший почти всю спелую черешню и навостривший свой опытный взгляд на пышный торт, окончательно поставил точку в неудавшийся допрос:
- А теперь давайте выпьем за молодого дядю!
Наденька и Тамара рассмеялись, а Эдуарду Игнатьевичу захотелось провалиться от стыда.
После трапезы будущие молодожены направились к выходу. Наденька не хотела оставлять Эдуарда наедине с сестрой, но Тамара в очередной раз продемонстрировала свою властность, беря брата за руку, увела его в дальнюю комнату и попыталась втолковать неразумному, что медсестра – это слишком мелко.
- Я учту твое мнение. Прости, но в мои годы все девушки моложе пятидесяти мне пара!
- О, да ты ее не любишь! Смотри, чтобы эта хищница не оставила тебя без портов!
- Учту. Тебе самой от меня ничего больше не нужно?
- Деньги…
- Нет. Предстоят расходы на свадьбу. Придется тебе пока обходиться своими средствами, - это была вторая ошибка Эдуарда, о которой он вскоре пожалеет.
Тамара с решительностью тигрицы ринулась спасать обезумевшего брата, потому что жить по средствам – это приговор, и она начала действовать.
 Во-первых, обратилась к частному детективу. За немалую сумму он рьяно взялся за дело. Тут же была разоблачена деятельность родителей Нади. Это разоблачение не имело действа на Эдуарда: какое ему дело до материального положения семьи. Он достаточно богат, чтобы создать семью даже с выпускницей детского дома.
- Тамара, успокойся. Я намерен связать свою судьбу с ней, что бы ты там не предпринимала. Смирись. Хочу быть счастливым. Хочу своих детей
Это заявление поддало жару действовать дальше.
 Во-вторых, женщина встретилась с подругами Нади – кто как не они смогут разоблачить наверняка не облачную репутацию девушки. Узнав, что «эта мерзавка» станет женой успешного человека, они с удовольствием поведали все нюансы прошлого Надежды, с пеной у рта повествуя о ее многочисленных романах (пробы негде ставить). И даже эта информация не имела действа на жениха.
- Тамара, у тебя связей было не меньше. Тебе ли обращать внимание на амуры Нади? В конце концов, это ее прошлое.
В-третьих, отчаявшаяся повлиять на брата женщина подключила нелегкую артиллерию – Алика. Массажист и бабник, каких свет не видывал, он хорош собой, умеет обольщать женщин, за деньги сделает невозможное.
И все стало налаживаться. Случайная встреча в тренажерном зале. Наденька стойко выдержала настойчивое ухаживание ловеласа, приятно, когда такие мужчины осыпают тебя комплиментами. Тут же вспомнила похожих на Алика молодых людей, даривших ей любовь во всех ракурсах, да где же они? А Эдуард – рядом. Надежности его позавидует английская королева. Пусть он не так эффектен, да в стабильности ему не откажешь – вон как сестрица забегала, а он не отказался от нее.
Через неделю позвонила ее старинная подруга, та, которая омерзительнее остальных выставила жизнь Надежды. Она предложила встретиться, вспомнить молодость, посудачить о будущем, и Надежда не удержалась от соблазна:
- Ой, Ленка! У меня такие новости,- обрадовалась ничего не подозревавшая подруга в ее неожиданном желании увидеться.
В зале кафе, куда вошла Надежда, звучала тихая музыка, позволяя немногочисленным посетителям мирно беседовать. Она сразу выхватила взглядом свою знакомую. Пока подходила к столику, заметила рядом с подругой собеседника, он сидел спиной к вошедшей. «О, а у Елены новый знакомый!», - порадовалась за подругу. А узнав в приятеле мастера на все руки – фотографа с не очень приличной репутацией, немного расстроилась за подругу. Но он спутник Елены, не ей ее судить. Села за столик, ничего не подозревая, болтала с подружкой, делилась своими новостями, рассказывала о приятных хлопотах и не заметила еще одного клиента кафе, того самого детектива, который сидел невдалеке и снимал приятную компанию скрытой камерой. И рукопожатие, и дружеский поцелуй в щечку. Елена, зная тягу Надежды к увеселительным мероприятиям, предложила прогуляться в другую компанию – Надежда категорически отказалась, в свою очередь приглашая Елену стать дружкой невесты и завтра принять участие в выборе свадебного наряда. Распрощалась с друзьями и упорхнула к своему Эдуарду.
Следующая их встреча, уже не случайная, произошла в салоне, где счастливая предстоящей семейной жизнью девушка присматривала наряд невесты. Ей хотелось выбрать наряд необыкновенный. Вот платье с великолепными рюшами, расшито перламутровыми бусинками, с необыкновенными меховыми пучочками в середине соцветий. Но, облачившись в такой наряд, Надежда сразу поняла: не то! А второе с тугим корсетом лучше, но кружева до того невыразительны, что смотрятся дешевой подделкой –  не пойдет! Рассматривая очередной наряд, она и не заметила, что есть желающий из наблюдателя превратиться в опытного консультанта. Предприимчивый молодой человек убедительно проговорил:
- Я бы на вашем месте уделил внимание вот на этому наряду. Смотрите, внешняя простота подчеркнута изысканной  вышивкой по низу платья, а чуть мельче – по краю проймы.- А за его спиной–щелк, щелк!
И правда, как это она не обратила внимания на нежнейший атлас, из которого сшит наряд, на диковинные узоры ненавязчивого шитья- благодарности ее не было предела, она нежно улыбалась такому компетентному помощнику в лице довольно – таки приятного мужчины. Она кокетливо кружилась перед зеркалом, когда наконец показалась Елена. Она одобрила выбор Надежды, нарочито искренне благодарила консультанта и расхваливала выбор такой прелести. Елена предложила отметить удачную покупку, Надежда не хотела быть неблагодарной, пригласила молодого человека присоединиться к веселью, все вместе спустились на первый этаж, заняли места за свободным столиком. Вот будущая невеста чокается с молодым мужчиной, улыбаясь его учтивости.
- К такому платью я советовал бы не фату, а накидку. Или веночек из мелких цветочков поверх нарядной прически – и достаточно.
- Я вообще-то хотела фату, но я подумаю.
Заказали по бокалу вина и чашечке кофе.
- Давайте завтра вместе посетим еще один свадебный салон и подберем под платье аксессуары.
- Мне неудобно вас отвлекать от ваших дел…
- Да какое беспокойство! Я только рад буду помочь таким очаровательным девушкам. Кстати, и Леночка там сможет посмотреть себе наряд подружки невесты, - не унимался их почти хороший друг. Надя кивнула подруге, мол, ты как, согласна? Та в ответ уверенно подмигнула, кокетливо посматривая на  Михаила.
 Надежда безумно устала от посещений магазинов, их витрин, примерок. Белое, бежевое, пышное; перчатки, туфли. А Елена и их новый знакомый терпеливо переносят ее капризы.
Наконец-то этот ад предсвадебной гонки подошел к концу. Решили перекусить в кафе. Девушка не заметила, как Елена незаметно опустила в бокал с вином таблетку, как пузырьки устремились вверх, угрожающе шипя. Напиток из бокала обжег рот Надежды, что-то в голове замутилось, девушка и не заметила, как откуда-то появился Алик, увлекая ее за собой, предложил подвести домой. Почти не соображающая Надежда безвольно кивнула, вместе с Еленой они уселись в незнакомую машину…
А что было дальше, она позднее рассматривала на удачно отснятых снимках. Вот она сладострастно обнимает Алика, а тут они страстно целуются, при этом молодой искуситель гладит обнаженную грудь. А здесь действие уже перешло на диван. Смена актера, и будущая невеста в объятиях Михаила, прижалась к нему всем телом, а глаза, по-видимому, закрыла от удовольствия. Оп-ля – и на сцене фотограф, обнаженный торс позирует камере, при этом Надежда свободно, без стыда распласталась на чьей-то кровати, Алик на коленях рядом с ней припал неестественно к ее животу…
Эдуард Игнатьевич не сразу поверил в любовные похождения своей милой избранницы, на лбу и возле губ выступила испарина – удар в самое сердце. Наденька как могла оправдывалась, но в этой битве за свое счастье победила алчность Тамарочки. Брак между молодоженами так и не был зарегистрирован. Теперь у него навсегда отпало желание устраивать свою личную жизнь
«Мне так хотелось детей, чтобы дома меня ждала любимая женщина. Разве это грех мечтать о тихой семейной жизни?» - он так и не понял, что в очередной раз Тамара разрушила его мир, слишком занят он был, чтобы понять. Надя тоже жертва, пострадавшая от их семьи и, конечно же, заслуживающая лучшей доли.
Тамара так была увлечена судьбой брата, что и не заметила, как ее сынок из избалованного ребенка превращается в неуправляемого мальчишку: дурные компании, там украл, тут стекло разбил, здесь обозвал старушку-соседку. И дяде неоднократно приходилось вызволять его сначала из детской комнаты милиции, затем из зала суда, вручая конверты с деньгами.
 В неполные 15 лет Егор стал наркоманом. Эдуард Игнатьевич пытался вразумить племянника, но тут же заботливая мамаша подростка тигрицей бросалась на спасение. Да и говорить с человеком, который тебя мало что не слышит, а еще и игнорирует, - неблагодарное занятие. Сердце знаменитого в городе человека, всеми уважаемого сжималось от выходок парня и истерик Тамары, а еще от одиночества, теперь верного спутника его жизни.
«Как жаль, что некому передать любимое дело. Слишком я замкнут, чтобы обрести хотя бы способного ученика. Как же так случилось, что в свои 50 лет не для кого жить, не к кому преклониться седеющими кудрями, или тем, что от них осталось?»
От этих мыслей его отвлекла девушка, которую он чуть было не сбил. Слава Богу, она не пострадала. «Боже мой, как это я могла не заметить красного света? Чуть не угодила под колеса нового русского!» - думала про себя Вера, даже улыбнулась старику за рулем  и помчалась дальше на встречу с прошлым – дальше этой грани она не впустит Игоря. Свернула в парк, наслаждаясь прекрасным вечером, прошла по дорожке к скамейке, где ее уже ждали.
Как он изменился! Осунулся, одряхлел как-то. Неужели так сильно переживал разлуку с ней? Что-то не верится. Вера неторопливо подошла к скамейке, села рядом с ожидавшим ее чужим человеком. Какое-то время они молчали, не решаясь один сказать и другая услышать причину настойчивого требования встретиться.
Наконец Игорь решился:
- Вера, я понимаю: то, что ты сейчас услышишь, расстроит тебя, Но молчать не имею права.
«Ничего себе, начало! Сейчас начнет противно извиняться за боль, которая давно умерла!»- подумала Вера. Но ни слова не проронила.
- Вера, я болен СПИДом… это, как выяснилось, случилось еще там, за границей. А это значит, что когда у нас был… ну, роман, ты понимаешь? Я был уже заражен.
От ощущения счастья не осталось и следа, все вокруг в одночасье рухнуло: и небо, и земля, и мама, и работа, и даже Максим. В наступившей тишине она не сразу поняла: о чем тут мямлит Игорь. СПИД. Заражен. Ей какое дело? Ах да, у нас был роман, и значит, что ее как раз это касается. Постепенно она поняла, что это касается и ее дальнейшей жизни. Выражение ее лица из недовольного из-за беспокойства когда-то близкого человека превратилось в бледное, как-то неестественно вытянувшееся пятно с остановившимися глазами. Она медленно повернулась в сторону собеседника, будто надеясь услышать: шутка! Но Игорь серьезен, вдавлен в скамейку сознанием того, что он сообщает ей самое страшное, что может услышать человек на этой Земле.
- Ты точно уверен? – процедила, даже не по словам, а по звукам, молодая женщина, которая еще отказывается верить, что между этим человеком и ею и правда может быть общее.
- Дважды проходил обследование. Если ты скажешь мне, что близких отношений у тебя за этот год не было, я обещаю не сообщать о тебе как о партнере. Если только…
- Не было, слава Богу. Разве эта услуга может меня спасти?
- Послушай, не факт, что я тебя… заразил. Господи, как мне жаль. Жаль, понимаешь, что я не знал. Недавно знакомая мамы позвонила нам и сообщила, что мою бывшую знакомую… в постели которой я побывал, понимаешь, ее судят в Дели за распространение болезни. Я ненавижу ее, ненавижу себя.
- Я тоже.
- Эта дрянь назвала мое имя, меня заставили сдать анализы. Вот так все выяснилось.
Вера не проронила ни слова.
- Вера, послушай, тебе немедленно нужно обследоваться. Вдруг хоть тебе повезло, и я не … и ты осталась здоровой.
Внезапно, как гром среди ясного неба, в сумочке зазвонил телефон. Оба вздрогнули, будто увидели привидение. Звонил Максим. Ах да, он ее ждет. Она попросила его отменить встречу, у нее сегодня срочное дело.
- Я сейчас отвезу тебя в частную клинику. В лаборатории ты сдашь анализы, и через три дня мы узнаем точный результат. Мама договорилась с лаборанткой, все пройдет конфиденциально,- вмешался в ее размышления Игорь.
Не сговариваясь, они поднялись и пошли по той же дорожке, где Вера клялась себе, что никто не омрачит ее счастье. Теперь все выглядело по-другому. Она боялась прикоснуться к чему-нибудь живому. Еще не до конца понимая, больше умом, чем сердцем, что теперь не имеет права, как раньше, притрагиваться к цветам, траве, деревьям. А к людям? И подавно! А Максим? Что-то же надо делать со всем этим.
Они подъехали на фешенебельной машине Игоря к частной клинике, через черный вход прошли в кабинет, где сидела, видимо, поджидавшая их медсестра в резиновых перчатках, маске на почти невидимом лице. Девушка брезгливо приступила к привычной для нее процедуре, капельки крови неспешно перебрались в прозрачную пробирку. Освобожденная от процедуры рука небрежно отпущена. Девушка будто боялась лишнее мгновение находиться рядом с Верой. Ни слова не говоря, медсестра покинула комнату, удалившись в соседнюю, где стоял сложный аппарат, наверное, предназначенный для вынесения приговора обвиняемым.
Посетители покинули заведение, Игорь предложил подвезти ее домой – она была в таком состоянии, что не стала отказываться, покорно заняла место рядом с водителем, и машина тронулась с места.
- Вера,- как гром, прозвучал глухой бас, - послушай, еще есть надежда, будем надеяться, надо подождать результата.
Она не отозвалась – все же надежда призрачная, думай о лучшем, готовься к худшему.
Возле своего дома девушка молча вышла из машины, поднялась к себе, тенью прошла мимо ничего не подозревавшей мамы, которая ждала ее к ужину. Вошла в свою комнату и рухнула на постель. Так хотелось плакать, рыдать, выть, но сил не было. Не было желания даже смотреть – глаза плотно сжаты, губы еле-еле шевелятся, даже думать о чем-то определенном нет возможности. Ждать. Ждать приговора. Без результата анализа нечего и напрягаться, дальнейшее не зависит от нее. Как же дальше? Как случилось, что прошлое в одно мгновенье стало страшным настоящим?
Ждать! Сжать сердце в кулак. Остановить разум. «Максим, спаси меня»- хотелось крикнуть в трубку телефона. Но даже к этому человеку не имеешь права обратиться за помощью!
Не сразу поняла, что звонит телефон. Не открывая усталых от неизвестности глаз, нащупала в темноте кнопку, приложила аппарат к уху.
- Да,- выдавила из себя.
- Верочка, это опять я. Ты пропала на целые сутки, я уже начинаю думать, что ты меня разлюбила…
- Максим,- обрадовалась она, как в прошлой жизни, и испугалась, не понимая, в каком она измерении: в счастливом прошлом или пропащем настоящем? – Максим, никуда я пока не пропала, уже дома, только устала смертельно.- Она пыталась говорить спокойно, не выдавать разрывающей грудь печали.
- А насчет любишь – не любишь? Ничего не ответила!
- Да разве тебя можно не любить?
- И все же это не ответ. Слушай, завтра мы с тобой приглашены на дачу к моим друзьям. Если ты не возражаешь, я заеду за тобой после работы, а ты приготовься сразу из душного кабинета перебраться на природу. Я уверен, мои друзья тебе понравятся, я обещаю вести себя идеально!
Тишина. Она молчит. Надо ждать. И не все ли равно, где это будет происходить. За городом время пройдет незаметнее. Пусть все так и будет. Пусть напоследок она запомнится всем беспечной и счастливой. Да и мама начинает волноваться, видя ее омертвевшее лицо.
- Не уверена, что я могу понравиться твоим друзьям, ладно, я согласна. Спасибо тебе, ты волшебник.
- Нет, это ты моя фея. Представляешь, оказывается, я без тебя не могу жить. Пожалуйста, не бросай меня, я хороший,- игриво завершил он свое признание.
- Я постараюсь,- очень серьезно, со слезами на глазах ответила она и отключила телефон.
Мама обрадовалась, когда увидела ее на кухне.
- Доченька, я думала, тебе нездоровится.
- Здоровится, мамочка. Слушай, Максим пригласил меня на выходные за город. Так что ты меня завтра не жди, приеду только в воскресенье.
- Хорошо. Ты счастлива, и моя жизнь наполнится смыслом. Я уверена, с Максимом тебе повезло. Такого парня еще поискать…
Следующий солнечный день не принес ей никакой радости. Почти бессонная ночь оставила след возле уголков глаз, пухлых губ. Встала, умылась, отражение в зеркале затаилось, будто не знало, чем успокоить владелицу ненависти. Косметика осталась не тронута. Гребенка несколько раз лишь пригладила разметавшиеся кудри. Руки машинально собрали волосы в тугой пучок на затылке. Только на улице порыв ветра вернул ее к жизни.
Тот же двор. Лавочки. Клумбы. Ее любимый куст розы. Хочется прикоснуться к родным лепесткам. Но имеет ли она право наслаждаться беззащитным цветком? Теперь это может быть неприятно прелестному бутону. А для Максима? Для других?
В облаке грусти и безысходности подошла она к работе, нерешительно поднялась по лестнице в еще родной кабинет. У порога врезалась взглядом в репродукцию иконки на столе начальницы. Эта прихоть Галины когда-то, в другой жизни, забавляла Веру. На ней изображена святая в темной накидке с шестью перекрещенными в центре саблями – три на три. Много выстрадавшая женщина оправдывалась, что к ним в кабинет входят люди с разными мыслями и намерениями. А святая защитит их от новых напастей. Теперь Вера ощутила на своем теле удары всех шести заостренных сабель. Теперь и она может принести страдания окружающим. Ее надо бояться. Ибо носит она в себе смертельную опасность.
- Доброе утро, - неуверенно произнесла девушка, смирно прошла на свое место, сжавшись в комок, желая, чтобы о ее существовании тут же забыли. Но не тут-то было:
- Веруля, ты что-то неважно выглядишь. Приболела или кто-то успел уже испортить настроение?- обратилась к своей сотруднице начальница.
- Замуж не берут! – грубо пошутил Веселый.- Пупсик, выходи за меня, я перспективный и ласковый,- небрежной походкой он приблизился к ней и попытался, как обычно, похулиганить и приобнять ее за талию, зная наперед, что шансы его на успех невелики.
- Не смей прикасаться, не приближайся ко мне! И вообще,- она бесцеремонно вырвала из рук Григория карандаш, который тот успел безобидно облюбовать у нее на столе.
-Никогда не трогайте мои вещи, а то придется пожалеть о своей беспечности.
Мгновенно гул и милое щебетание превратились в мертвецкую тишину. Даже Григорий застыл с развороченной неожиданным выпадом Веры челюстью – не ожидал от пушистой Верочки такого действа.
Вере ничего не оставалось, как вытащить на свет Божий из нижнего ящика стола давно забытую пачку сигарет и спасаться бегством от назойливых глаз коллег. В коридоре она прислонилась к не очень чистому окну и жадно глотала едкий дым со слезами пополам. Она уже думала, что с этой пагубной привычкой покончено навсегда, ради Максима, конечно, да вот опять спасительные затяжки, мертвецки глубокие и жалящие горло, позволяют ей спрятаться от всех. А от себя не спрячешься!
Недокуренный окурок с темным от никотина кружком в центре фильтра швырнула в пепельницу, наполненную останками когда-то соблазнительных трубочек, набитых табаком, которые в уродливом виде мертвой хваткой вонзились в грязную от пепла и окурков чашу.
Вернулась на место, попросила у всех прощения за злобную выходку, так и не поняв, прощена или нет. И день потек своим чередом. Девушки не осмелились пригласить несчастную попить кофе. Обиделись, значит. Но в процессе работы все вели себя как ни в чем не бывало. Время тянулось нудно, Вера без конца поглядывала на часы. Ей дано пока право встретиться с тем, кто дороже всего.
Как же вести себя с ним? «Нужно изобразить простуду, уклоняться от поцелуев и объятий, чтобы он не проклинал себя с брезгливостью, которую она уловила в голосе Игоря, когда он вспоминал свою знакомую, заразившую его, и в поведении медсестры, бравшей ее кровь, потом, когда все раскроется,» - решила она.
После работы, надев маску беспечности, впорхнула в знакомую машину, прикрываясь платком. Максим подался к ней всем телом, чтобы поцеловать знакомые уже губы, девушке пришлось отмахиваться, ссылаясь на простуду. Всю дорогу Максим без умолку болтал, рассказывая о своих знакомых. Их объединила работа, общее дело, жизнь не раз проверила их на прочность, это и есть главная причина, почему, такие разные и по интересам, и по возрасту, и по отношению к жизни, и по занимаемому положению, они на протяжении многих лет остаются друзьями и время от времени собираются вместе шумной компанией, с женами и подругами на даче, на природе, иногда покупают путевки, чтобы цивилизованным образом предаться отдыху. Максиму нравилось, что знакомые никогда не выясняют между собой отношений, не устраивают разборок – обстановка спокойная, позволяющяя на время отстраниться от проблем, приятно провести время.
Не заметили, как доехали к месту назначения. Там уже суетились мужчины у костра, готовя шашлык, аромат которого разносился на всю округу. Дамы суетились у стола, нарезая и водружая на тарелки всякие вкусности. Только теперь Вера вспомнила, что ничего не ела целый день, засосало под ложечкой.
Эти милые люди встретили запоздавшую пару приветственными возгласами, размахиванием шампурами с солидными кусками запеченного мяса, бокалами с вином. Вере показалось, что они все родные и близкие и ей. Ничуть не смущаясь, девушка подхватила наполненный игристым вином сосуд и пригубила опьяняющий напиток, приятно холодящий разгоряченное от поездки лицо. Она удобно устроилась в раскладном стульчике, наблюдая за мирно существующими в огромном пространстве людьми.
Скоро все собрались за столом, потекла беседа, звучали тосты, сначала «за женщин – мы все равно выпьем, а им приятно», за успех в делах – «денег много не бывает, лишь бы их не стало мало», за новую пару – «совет, любовь, шайку детей». Вера с аппетитом проглатывала кусочек за кусочком пахнущего одновременно уксусом, дымком, лучком куски мяса, присматриваясь к друзьям Максима.
Самая колоритная пара – худощавый мужчина за 50 и его пухленькая жена. Иван Григорьевич без остановки шутил, припадая к плечам жены, вспоминал, как увидел свою будущую жену еще до армии, влюбился на всю жизнь в сероглазую худенькую Наташку в коротенькой юбчонке. Сразу решил: будет только моя. После армии усиленно завоевывал и очаровывал, вскружил голову первой красавице, и вот уже тридцать лет несет непомерную ношу в лице располневшей, но не ставшей безобразной второй половинки. Жена в шутку ударяла ладошками по его губам, обещая наказать обидчика самым жестоким образом.
Максим рядом с ней, шепчет ей на ухо:
- Удивительно, как можно помнить в мельчайших подробностях первую встречу, которая состоялась много лет тому назад? Вот это, наверное, и есть настоящая любовь. Жаль, что у моих родителей все было намного прозаичнее.
Заиграла музыка. Сначала все энергично попрыгали, чтобы утрясти сытный ужин, затем пары закружились под мелодичную мелодию до слез любящего Серова. Максим нежно касался ее талии, плеч, пытаясь разгадать грусть в ее глазах. Пары менялись партнерами, Веру, кроме Максима, никто не беспокоил.
Как-то между прочим к ней наклонилась Инга, самая молодая из друзей, прошептала тихо, что постелила в дальней угловой комнате, а Максиму на веранде, а там, мол, сами разбирайтесь. Вера подхватила одиноко лежащую у березки с белой поволокой на стволе сумку, которую Максим тут же властной рукой забрал у нее, прошла вслед за ним в дом. Комнатка была уютная, большую часть занимала кровать, уже разобранная ко сну. Вера опустилась на нее, Максим плюхнулся рядом, прерывисто дышал, пылая огнем страсти. Он повернул застывшую от неожиданного порыва девушку к себе, прильнул к ней всем телом, пытаясь страстно поцеловать. Но тело Веры отозвалось холодом и неприступностью. Взрослый мужчина был удивлен, но, взяв себя в руки, каким-то гортанным звуком выпалил почти в лицо изумленной девушке:
- Хорошо, я понял. Ухожу. Успокойся, я тебя понимаю: тебе, видимо, неловко перед моими друзьями,- и удалился, пошатываясь, явно не от вина.
Дала о себе знать предыдущая бессонная ночь, и Вера моментально утонула в объятьях крепкого сна. Проснулась, когда солнышко припекало буйствующую в естественном веселье компанию.
- О, наконец-то, мы уже соскучились!- встретил ее смущенный ночным происшествием Максим. Она в халатике, с полотенцем, обернутым вокруг шеи, постаралась оделить его учтивостью. Все понимающе нарочито продолжали наслаждаться свободою: женщины загорали на плотном покрывале, мужчины сидели кружком, браво подпевая мужу Инги, который под гитару проникновенно пел песню Булата Окуджавы про виноградную косточку, теплую землю, друзей, в общем, подходящую к этой милой обстановке. 
Вера отправилась к реке, резким движением сдернула халат и со всего маху плюхнулась в  еще не прогретую, жалящую прохладою воду. Нырнула, отдаваясь стихии, энергичными рывками отбиваясь от выталкивающих ее тело речных струй, поплыла, щурясь от бьющих в глаза солнечных лучей. Барахталась до тех пор, пока не обессилела. Перевернулась на спину, переводя дух и успокаиваясь от тяжелых размышлений. Неожиданно резким движением предприняла попытку сделать сальто, нырнула, дотягиваясь лицом до самого дна, поросшего скользкими водорослями. С открытыми от страха глазами замерла, никак не желая возвращаться туда, откуда она сейчас только подло сбежала. Время замерло для нее на несколько мгновений. Как в кино, на большом экране, протекала здесь своя жизнь. Она рассматривала с любопытством представший перед нею мир: движущаяся растительность, мелкие частички непонятно чего плавно кружились, будто в танце, крошечных рыбешек с остановившимися мертвыми глазами, будто ждущих продолжения представления. Вера попыталась смахнуть движением непослушной под тяжестью воды рукой не понимавших происходящего красноперок. Ничего не предпринимала, чтобы всплыть, глотнуть  необходимого сейчас воздуха, желая навсегда остаться в мире Нептуна. Но тело само выскользнуло из глубины водоема. Фыркая и хватая ртом живительный воздух, девушка опять увидела и небо, и камыш, шелестящий невдалеке, и берег, на котором стоял взволнованный Максим. Он еще издали увидел нырнувшую под воду, долго не мог дождаться, когда же она опять покажется над водой, уже было хотел броситься в воду, слава Всевышнему, все обошлось.
Вера подплыла к берегу, вяло попросила его отвернуться и упала свободной от белья грудью в пыльную траву. Разрыдалась, потрясая плечами, закрывая лицо ладонями. Истеричный вопль еще долго вырывался изнутри, она ничего не могла с собой поделать.
Максим хранил молчание, не понимая, то ли она испугалась стихии развернувшейся вширь реки, то ли причина в нем, обидевшем ее вчера.
- Прости меня, я вчера был невозможен, пары выпитого превратили меня в нахала. Не хотел тебя обидеть.
- Это ты прости меня. Я не могу объяснить, в чем я виновата, надо ждать.
Присаживаясь к ней поближе, он пытался ее успокоить:
- Вчера мои друзья поспешили с предположением о предстоящей свадьбе. Я попросил их больше не шутить на этот счет, раз тебе это так неприятно.
Она взяла его руку, оказавшуюся рядом с ее, крепко, по-мужски, сжала смуглую  пятерню:
- Подождем. Дай мне одеться.
- Догоняй меня, - на ходу проговорил Максим, воодушевленный ее прощением, и пошел по тропинке. Вера долго рассматривала удаляющуюся фигуру. Как жаль, что все так вышло. Присела, с ужасом рассматривая грязь, прилипшую к телу, с ужасом представляя, что вот так будет выглядеть грудь, если только диагноз подтвердится. Смыла неприятную хмарь с тела в реке, натянула халат и догнала медленно бредущего Максима. Вложила свою руку в его ладонь, спокойно пошла рядом с ним. Может, все обойдется?
Неожиданно зазвонил телефон. Дрожащей свободной рукой достала его, выяснив, что звонил Игорь. Включила мобильник, но ничего не говорила, только слушала.
- Вера, ты не хочешь встретиться? Понимаешь, я беспокоюсь о тебе… Может, приехать?
Чувствуя, что молчание в трубке затянулось, спросила:
- Что, есть новости?
- Нет, нет, в понедельник. Я тебе сам сообщу, не обращайся никуда.
- Меня нет в городе, поэтому приезжать не надо, - и связь прервалась.
А навстречу парочке мчался пестрый клубок бесшабашных отдыхающих, который соскучился за так необходимой в жаркий день прохладой. Кто в чем! Иван – в элегантных темных плавках, Наталья в футболке и пестрых шортах, Инга в купальнике, плечи покрыты обычным платком в серую клеточку, видимо, она боялась обжечь на солнцепеке белую кожу, через которую удивительным образом голубела сетка из вен и артерий. Тело от этого приобретало свойство светящегося сосуда.  А муж ее в простых семейных трусах. Павел в коротких штанах, Маринка, его жена, в пестром сарафане.  Будто не замечая влюбленных, эта постоянно двигающаяся, как шарики ртути, масса тел плюхнулась в воду, завизжала, забарахталась, брызгаясь и толкаясь всеми конечностями. В возне оборвали бретельку на сарафане, тут же предприимчивая Наташа связала ее узлом, хозяйка даже опомниться не успела.
Максим и Вера с высоты прибрежного бугорка смеялись и веселились вместе с ними. Подождали, пока друзья надурачатся, нарезвятся. Наконец, утопив в теперь уже мутной воде неуемную энергию, бравая команда, продолжая потасовку уже на берегу, присоединилась к наблюдавшим и все вместе вернулись в дом Инги и Петра. Там влюбленная парочка, Виктор и Лиза, хлопотали у стола, выбрасывая в пакет салфетки и объедки от завтрака, приглашали к сладкому столу друзей. Торт, который испекла хозяйка, - настоящее украшение! Максим достал из машины пакеты с фруктами, коробку конфет, консервированные ананасы в жестяных банках, пакеты с соком. Мужчины еще выпили, уже без тостов, просто ради удовольствия. Женщины пили сок, надкусывая кто конфеты, кто торт. Вера очистила банан, отламывала крупные кусочки, отправляя в рот лакомство, аппетитно облизывала кончики пальцев.
Наталья затеяла варить кубанский борщ прямо на костре, все дружно принялись ей помогать. Кто чистил картошку, кто лук, кто морковь и свеклу. Вера побоялась взять в руки нож и вызвалась перебирать зелень. Ей интересно было наблюдать за процессом кулинарного шедевра: Наталья, порезав на мельчайшие кусочки лук и чеснок, растолкла содержимое в ступе, добавила туда старое сало, желтое и пахнущее как-то по-особому, еще раз активно все перетерла. Странно, ее мама так не делает. Борщ был со щавелем и отварными вкрутую яйцами.
Борщ получился на славу. Все ели и нахваливали искусную мастерицу.  Она без лишней скромности соглашалась:
- Знаете, когда мы возвращаемся из гостей, где разносолов каких только не подавали, Ваня всегда дома требует борщ. Если его нет, чувствуем себя голодными.
 Затем ели распарившееся в борще мясо и слушали пояснения главной поварихи:
- Мясо кладем трех сортов: говядина, курятина или утятина, свинина. Этому мою бабушку учила еврейка, которая жила во время войны в ее доме. А бабушка нам передала эту премудрость.
 Сытный обед заедали овощами и фруктами. Затем играли в «дурачка», необидно щелкая по носу проигравшего, затем решили это наказание заменить на реальное: выполнить желание более удачливых игроков. И пошло веселье! Иван под столом кукарекал, Инга на ножке прыгала вдоль дорожки  и назад, Петру было велено тащить на себе крупную Наталью, Максим рвал на грядке сорную траву, Вере пришлось догонять убегавшего, но не очень старавшегося Максима и целовать его в щеки. Понятно, что это наказание придумано специально. А вот хитрая Инга ни разу не проиграла. В награду победительницу понесли на руках к реке, пока несли, передумали тащить далеко, искупали в бочке возле крана, хотя вода там была, мягко говоря, не очень свежая. Она визжала изо всех сил, кричала, что они обманщики, хлестала обидчиков и брызгала в них смрадной водой. Теперь уже хочешь не хочешь всем надо было приводить себя в порядок.
 Вера впервые находилась среди таких веселых и неуемных людей. Современная молодежь так развлекаться не умеет. И правда, в такой обстановке ждать исхода дальнейшей судьбы было легче, Вера за весь день почти не вспоминала свое горе – оно будто отступило на второй план, притупилось. Вере не хотелось думать о неприятном: прошлое не мучило, будущее не пугало.
- Спасибо тебе, ты даже не догадываешься, что ты для меня сделал,- проговорила она подошедшему к ней Максиму. Он беззвучно кивнул, не понимая, о чем идет речь.
Ночью он даже не пытался атаковать ее спальню, долго сидел в мужской компании, будто стесняясь своей робости. Когда все разошлись, скрылся на веранде, долго не мог заснуть. Что-то странное в поведении своей подруги не давало ему покоя. Что – разгадать не смог. Подумал, что она робеет перед его знакомыми. Хотя непохоже. В конце концом реальность исчезла, погружая молодое тело в сон-забвение.


Эдуард Игнатьевич срочно собирался в Париж на конференцию. Зазвонил телефон. На другой затараторила сестра, и началась все та же песня: ты забыл нас, Егорушке нужна помощь. Он опять связался с негодяями, дурно влияющими на мальчика. Не ночевал дома, прихватил с собой все ее сбережения и драгоценности.
- Ты же знаешь,- сбиваясь на всхлипывание, жаловалась несчастная женщина,- раньше он себе такого не позволял.
«Все когда-то случается впервые,» - подумал Эдуард Игнатьевич, а вслух проговорил:
- Его спасет только клиника, закрытое учреждение. На чудо рассчитывать не советую, больше мне нечего добавить. Надумаешь по-настоящему спасать сына, звони моему заму. Он в курсе. Если решишь воспользоваться не только деньгами, но и советом, сделай так, как я прошу. Попробуй хотя бы неделю не напоминать мне о том, что ни у тебя, ни у меня, собственно, будущего нет,- и положил трубку.
В последнее время его раздражали близкие родственники, которые вторгались неучтиво в его жизнь, отвлекали от любимой работы. Поймал себя на мысли, что в этот раз ничуть не впечатлился горем матери и новыми похождениями племянника. Зачем терзать душу, если гнусные выходки стали привычными в поведении потерянного молодого человека.
Телефон бросил в стол, оттуда достал новый, номер этого знал только его заместитель. Взяв не очень тяжелый чемодан, укатил в аэропорт, пообещав себе, что в этот раз будет наслаждаться не только докладами и дебатами, но и Парижем – городом мечты.
Новые достижения в области медицины поражали масштабами гениальных идей, открывшимися возможностями для медиков вылечить больных от смертельных недугов. Эдуард Игнатьевич с интересом окунулся в работу, постоянно прочитывая работы коллег, делал определенные выводы о лабораторных исследованиях. Был уверен: и его работа не пройдет мимо внимания ученых мужей со всех стран.
Он был счастлив насыщенностью бурлящей вокруг него жизни. После заседаний и не думал отказываться от неофициальных встреч, постоянно был в центре обсуждения актуальных проблем. Встречался с присутствующим на конференции министром здравоохранения России, обращая его внимание на так необходимую аппаратуру, до крови в голосе добиваясь соответствующих указаний по закупке долгожданной технологии и инновационной техники, которая в первую очередь нужна больным. Вот такого напора он давно не демонстрировал. Имя его известно в мире медицины, взяв на себя обязанность добиться от министерства долгожданной помощи, яростно сражался за исход дела.
И как гром среди ясного неба – звонок, заставивший его понять, что не все зависит от человека, есть еще силы, стоящие над простым смертным и диктующие свои правила игры.
– Эдуард Игнатьевич, прошу прощения, что именно мне необходимо сообщить Вам о страшном известии,- послышался голос его заместителя.
- Не утруждай себя лишними извинениями, я догадываюсь, о ком пойдет речь.
- Племянника больше нет. Передоз.
- Когда это случилось?
- Сегодня ночью. Пытались поместить его в клинику. Не успели.
- Как Тамара?
- Ждет Вас…
- Прошу Вас, сделайте все необходимое. Завтра мое выступление. После обеда вылетаю,- сам удивился спокойному тону, будто предвидел такой исход. Конечно, предвидел: этим часто заканчиваются взрослые игры.
 Отключив трубку, спешно спустился в гостиничный номер. Перед глазами всплыло лицо убитой горем сестры. Мучил вопрос: правильно ли поступил, оставив ее наедине с бедой. Все ли сделал, чтобы не допустить такого финала? Ответов пока не было, жизнь определит долю вины каждого. Жаль, что все завершилось так печально.
Следующее утро встретило его прохладой, от которой состарившийся на несколько лет хирург поежился с отвращением. Но дал себе слово держаться во время доклада. Уладил процедуру с командировкой, не напрягая сил на споры с российской делегацией. Ровно и как-то прохладно выступил перед собравшимися. Проходя по залу, учтиво принимал поздравления. Больше он здесь не нужен. Пора возвращаться в реальный мир, где его участие необходимо.
В Краснодаре его встретил все тот же зам. Сухо поздоровавшись, поехали к дому Тамары. Гроб несуразно водружен в центре комнаты. Тамара молчаливо страдала, не отводя взгляда от столь любимого сына, тело которого, скованное идеальным костюмом, заполнило навсегда дорогой гроб. Белые оборочки словно извинялись за то, что навсегда воссоединились с тем, что осталось от дорогого еще близким человека.
Церемония печальных людей добралась до конечной для Егора остановки. Эдуард Игнатьевич учтиво держал под руку Тамару, благодаря ее предугадывающим объятием за тихую печаль без истерик и причитаний. Гроб поглотила недавно вырытая могила. Крест, венки, цветы – все это уже не имело никакого значения для усопшего.
Эдуард Игнатьевич неохотно принимает соболезнования от людей, знакомых и не очень, понимающе кивал редеющими кудрями. Тамара ни на кого не реагировала, не отрывая взгляда от свежего холмика рядом с могилой родителей. Она встала на колени и припала всем телом к мраморной плите, с которой близкие люди смотрели на обезображенную горем дочь.
- Встречайте внука. Его мне теперь приходится доверить вам. Простите меня, не уберегла, - вымолвила ссохшимися от страдания губами Тамара. Умолкла надолго, не хотела подниматься. Брат пришел на помощь.
- Сейчас, Эдик, погоди, я впервые за эти годы почувствовала маму и папу. Они меня простят и поймут.


Назад возвращались в полной тишине. Но она не тяготила ни Максима, ни Веру. На губах у девушки еще играла улыбка воспоминания о проведенных за городом днях. Легкое молчание прервал Максим:
- Я исчезну на несколько дней, уезжаю по работе, не обижайся, буду звонить.
- Ничего, я подожду,- бережно прикоснулась Вера к плотному пуловеру на упругой руке.
Дома было уютно и тепло. Аппетитно призывал к себе мясной соус, но есть не хотелось. Мама, ничего не подозревая о свалившейся на голову дочери проблеме, подумала, что после шашлыков ее стряпня не по вкусу дочери.
- Ой, мама, устала,- потягиваясь до хруста в суставах, пролепетала Вера.
- Отдыхай, доченька, завтра на работу, отправляйся в ванную.
Утром немодно одетая девушка с почти привычным в последнее время пучком упрямо выбивающихся непослушных волос влилась в поток спешащих на работу людей. В конторке все по-старому: суета, споры, россказни о пролетевших незаметно выходных. Все испытующе украдкой посматривали на Веру, та не демонстрировала своего настроения – сидела с каменным лицом, на котором отпечаталось лишь время. Время… длилось оно медленно, и час расплаты приближался. «Подождем» скоро станет реальностью.
Вечером позвонил Игорь, голос его не предвещал ничего хорошего. Вера пригласила его к себе домой. Встретила у двери, показала на свою комнату, провожая его перед глазами обезумевшей от неожиданности матери, путь которой преградила плотно закрытая дверь.
- Вера, извини, нерадостные вести. Результат положительный. Это значит, что мы с тобой повязаны общим …состоянием. Моя мама тоже так считает.
- Теперь ее не смущает мое низменное происхождение?
- Нет. Извини ее за высокомерие. Эта трагедия вернула ее наконец на грешную землю.
- А меня подняла к облакам. Поэтому нам с тобой никак не встретиться ни там, ни тем более тут.
Игорь пал перед ней на колени:
- Прости нас, мы тебе столько горя принесли. Знаешь, я узнавал, у нас могут быть и здоровые дети.
- У меня не может быть детей. Я просто не имею на них права.
- Верь мне, мы будем счастливы, я все сделаю…
- Уже, не старайся. Знаешь, а ты женись на той девушке из прошлого, думаю, вы достойны друг друга. Расскажешь ей о будущих детишках, о своих познаниях в этой области.
Игорь закрыл лицо ладонями
- Все равно это конец твоему роману!
- Что, не имею права?! Права в руках таких, как твоя несносная мамаша? Тебя нет в моей судьбе – это главное. Остальное я разрешу без твоего участия,- иронично выпалила она.
Бурное объяснение было прервано матерью Веры, которая услышала через дверь шумное разбирательство. Хотя и не поняла, о чем шла речь, вытолкала парня из Вериной комнаты.
- Что он от тебя хочет? Неужели ты готова простить его? Я поражаюсь, как быстро некоторые забывают слезы, страдания.
- К сожалению, не все так просто.
Вера выскочила из квартиры, на ходу успокаивая мать:
- Не забыла. Пройдусь немного, скоро буду.
Прохлада ночи быстро успокоила мысли. Она брела куда глаза не глядят, обходя стороной идущих навстречу.
Вдруг, как спасительный круг, ее глазам предстал храм в огнях, со светящимся наверху крестом. Не раздумывая, шагнула к таинственному зданию. Искала ли она спасения, ждала ли поддержки – наверное, нет. Неосознанно поддалась настроению, робко вошла внутрь.
Тишина. Немногочисленные посетители переходят от одной иконы к другой, доверяя святым свои печали. Вера бредет по полутемному пространству. Свечи потрескивают и шипят, будто напоминая, что к ним прикасаться нельзя. Останавливается у изображения матери с младенцем. Печальные очи святого лика смотрят в бездну души несчастной. Они все понимают, да помочь уже не могут. Младенец доверчиво прижался к одежде святой, защищаясь от нежелательных прикосновений. А другой святой поднял персты кверху, напоминая ей, что теперь от ее решения зависит судьба других.
Вере что-то пыталась рассказать подошедшая старушка, та лишь смотрела на нее глазами, полными слез. Решив, что старушка просит денег, выудила из кармана юбки несколько монет, протянула звенящие гроши, теперь только понимая, что ей предлагают накинуть на голову платок. Верина рука так и застыла с протянутыми деньгами, но их уже некому было взять – она одна посередине прохладного древнего сооружения. Монетки опустила в своеобразную копилку, вытерла вспотевшие от волнения ладони, потерев их друг о дружку. Еще раз осмотрела святое место и побрела к выходу.
Пришла домой, по инерции попила чаю из своей любимой чашки, которую, к ее счастью, никто не возьмет.
Почему-то вспомнила, как мама рассказывала о ее рождении в зимний суровый день, представила орущего в хмельном угаре папочку, который на чем свет стоит ругался, что дочь ему не нужна, а требует он долгожданного сына. Мать из роддома после выписки никто не встречал, стояла она на остановке с мягким комочком на руках.
Пожалел ее молоденький шофер, проезжавший мимо.
- Садись, молодая мамаша, застудишь ребенка-то, помог подняться на подножку. Осторожно захлопнул дверь.
- Малыша как назвали?- не унимался балагур.
- Пока никак.
- А назови девочку Верой, мою невесту так зовут.
- Верой так Верой, уважу тебя, ведь ты принимаешь участие в ее судьбе.
На том и порешили. Это теперь Вера осталась без веры, желала бы вернуть прошлое, однако, чудес не бывает. Хаотическое настроение прервал звонок телефона. Конечно же, это Макс.
- Слушай, голуба моя, я имею важное предложение.
- Не важничай с предложениями, а то я загоржусь еще…
- Ничего, до свадьбы можно, потом я прекращу обращать внимание на твои выходки, и ты станешь пушистой. Рад, что ты в прекрасном расположении духа.
- Ты скоро возвращаешься?
- Дня через два.
К этому времени надо быть готовой. Она не может просто бросить хорошего человека, эта радость в его жизни уже была. Поэтому готовиться несчастная начала с того, что на следующий день подала заявление об увольнении. Галина Ивановна, насторожившаяся таким исходом событий, долго вертела в руках листок, исполосованный ровными рядами безжалостных слов, не поняла, что стоит за сухими, изложенными по всем правилам официала фразами.
- Вера, послушай, если ты нашла работу лучше – я только рада буду. Но ведь это не так?
- Не так.
- Значит, что-то произошло в твоей жизни, но советоваться со мною ты не намерена. Так?
- Так.
- Послушай, самое страшное, чего человек не в состоянии исправить, - это смерть близких. Мама здорова?
- Здорова.
- Это уже хорошо. А с остальным ты в состоянии справиться. Согласна?
- Не совсем.
- Давай так, я даю тебе за свой счет неделю. Если за этот срок ты не найдешь выхода, мы поговорим.
- Конечно, это как раз тот срок, за который я постараюсь решить проблему.
- Вот и хорошо. Иди. Нужна будет помощь – обращайся.
- Не тот случай. Вы потом сами будете мне благодарны, что…свои недоразумения я решаю сама.
На том и порешили. Вера вышла на улицу, прошла через переход в ее любимый парк с подметенными дорожками, деревьями, величественно замершими вдоль тротуара. Подошла к белеющей березке – кора чуть влажная от утренней росы. Неприветлива красавица. От нее веет прохладой, но Вера прижалась к ней и замерла, закрыв глаза. Боль и безысходность заполнили фигуру. Жизненная энергия покидала ее, а желаемое облегчение не поступало в опустевшие уголки ее сердца.
Медленно отстранилась от любимицы, побрела по лужайке, рассматривая веселенькие цветы, тупо смотрящие на девушку своими разношерстными  сердцевинами, будто интересующимися: что потеряла? кого-то ищешь? Вера смахнула со стеблей капельки росы, пропитанные нектаром, от этого на пальчиках осталась махровая пыльца, желто-коричневая кашица. Вера искала покоя, но не находила его, брела дальше. Дальше – кусты боярышника с тугими нежно-зелеными плодами-шапочками. Некоторые грозди у макушки заляпаны бордовыми крапушками. На одном устроилась красная божья коровка, даже крылышки, которые ну никак не хотели складываться привычным веером, не успела еще спрятать. Прозрачные, которые прячет чаще всего от посторонних глаз. Вере разрешено полюбоваться и точечками на спинке, «коровка, коровка, полети на небко» - вспомнила она детскую считалочку.
Совсем рядом шумные подростки затеяли возню с гиканьем и глупыми смешками – они напугали божье создание – насекомое ретировалось на всякий случай, от греха подальше, оставляя Веру одну с ее мыслями. Компаньонке коровки никто не угрожает – она с интересом наблюдала за потасовкой беспечных ребят, которые облюбовали лавочку под раскидистой липой, шлепнулись на нее кучкой, клацая клавишами телефонов.
Вера была благодарна мальчишкам, что не обращают внимания на нее, будто нет никого среди уединения в парке. Так оно и есть, не в праве она быть. Прошла далее к затерявшейся среди деревьев и кустарников кафешке. Столы и стулья расставлены прямо на открытой площадке. Это тоже ее любимое место. Заказала чашечку кофе, достала сигаретку, сладостно затянулась, запивая едкий дым ароматным напитком. Лениво посматривала на редких клиентов и суетящихся у барной стойки официантов. Зазвучала ненавязчивая музыка, терзающая раненое сердце.
Люди все подходили. Детишки, нарядные и непринужденные, поглощали мороженое в вазочках и проглатывали соки через разноцветные трубочки. Стало шумно и неуютно, она почувствовала себя чужой на празднике жизни. Поднялась и пошла в сторону площади, находившейся рядом с улицей, на которой жила она и ее знакомые. Гул и лязганье машин оглушили ее, все, что представало ее взору, видела будто в первый раз. Шла, прикасаясь к стенам, редким почтовым ящикам, желая оставить невидимый след на домах. Зашла в книжный магазин, пробежалась глазами по многочисленным стеллажам, вглядываясь в названия книг, но не осознавая, любимые это книги или неведомые еще, просто посматривала на новенькие обложки. Зарябило в глазах от богатого выбора, скученности всевозможных полочек, отделов, ярких рекламных щитов, аннотаций книг.
Заставила себя войти в кинотеатр – здесь она бывала не раз в той прошлой жизни. Толпа ожидала начала сеанса. В просторный зал вошла вслед за вереницей людей. Села в кресло, постаралась отрешиться от всего, что ее так мучило в последние дни. На экране играли со страстями голливудские актеры, пытались наладить отношения, но сути страданий так и не уловила.
Посчитала нужным вернуться домой. Единственное, что ей сейчас нужно, казаться беспечной, как в завершившейся совсем недавно жизни. Привычка притворяться помогала ей не пускать к себе в душу даже самых близких людей. Они еще настрадаются, зачем же убиваться раньше времени.
Телефон оторвал ее от злобствующих мыслей. Ну, началось! Мамаша Игоря не заставила себя долго ждать.
- Верочка, мне нужно с тобой поговорить.
- Что-то подсказывает мне, дорогая барыня, что Вы после недавних событий заинтересовались моей персоной. Что, теперь, после того, как вы с сынишкой сделали все, чтобы разворошить мое и без вашего усилия развороченное гнездышко, признали во мне невесту для принца из далекой Индии?
- Подожди, мы с тобой не в том положении, чтобы считаться, кто кому и что разворошил.
- Значит, считаться не будем? Это уже кое-что. Так чем обязана, государыня?
- Игорь страдает, винит себя, я не могу на это смотреть.
- Страдает? Да ваш отпрыск слов-то таких не знает.
- А ты стала злая. Так получается, что вы только вместе сможете смириться со своей участью и пережить горе. Медицина не стоит на месте. Денег у нас хватит.
- Приберегите свою валюту для Игорюши, медицина догонит и его, и ту мерзость, которую он в себе носит.
- Милочка, не забывай, мерзость и в тебе! И если ты надеешься хранить от окружающих страшную тайну, то уж я молчать не намерена.
- Вот-вот, уже и зубки прорезались. Не старайтесь, тайна уйдет со мной. Вам такого удовольствия хвалиться перед гостями подвигами шалунишки-сына я не доставлю.
Отшвырнула трубку, сжала голову руками. Неумело растерла по лицу не столько слезы, сколько ужас. Постараться взять себя в руки и держаться до самого конца. Позвонил Максим и сообщил, что завтра будет в городе и что у него для нее сюрприз. Как кстати!
Следующий день полностью был посвящен себе любимой. Тщательно выдраила себя банной мочалкой, завела кудри, полировала ногти сначала на ногах, затем – руках. Приступила к выбору наряда, сделав полнейшую ревизию в платяном шкафу. Красное платье. Нет, только не эти вызывающие оборочки. Вот сиреневое – блекло, невыразительно.  О, нежно-кремовый костюм. Юбка-карандаш обворожительно облегает бедра. Пойдет. А этот аксессуар просто необходим – крупные коралловые бусы, их можно дважды обернуть вокруг шеи. Туфли. Обязательно на высокой шпильке. Красные, в тон нитки бус.
Села к туалетному столику. Должен получиться идеальный макияж. Нет, белил немножко, румяна неяркие. Губы очертила темным, в тон шариков на упругой нитке, а помада чуть спокойнее, чтобы блистала перламутром. Самое главное – глаза, подводка сверху тоненькая, выходящая  треугольником к уголкам. Тени сиреневые, внутри – уверенные мазки, к краю – сдержаннее. Брови подводить не надо – они и так великолепны. Лишь узенькая полосочка абсолютно бесцветных теней.
-  А ну, дочка, дай полюбуюсь,- мама покружила ее в одну сторону, затем вернула на старое место. – Просто красавица. Вот Максим порадуется,- вытирая полотенцем навернувшиеся слезы, немолодая уже женщина просто светилась от счастья. Она и не скрывала симпатии к Максиму, галантному, уважительному, тем более состоятельному и, что не менее важно, самостоятельному мужчине. Чего же ей, матери, еще желать! Пусть будут счастливы, заслужили. А ей большего и не надо.
Встретились молодые люди тоже в их любимом месте – на мосту всех влюбленных, где на периллах множество замочков вопиют о счастье тех, кто их сюда водрузил. Здесь по давней традиции влюбленные признаются в искренности своих чувств, клянутся в верности, предлагают руку и сердце, если до этого доживают их чувства.
Мост массивный, по обеим сторонам дорожка для пешеходов, отделенная от широченной проезжей части высоким бордюром. По левой стороне навстречу друг другу шли девушка с мощными бусами и элегантный мужчина с букетом алых роз, ручной камерой, которая к этому времени уже внимательно следила за главным в их жизни событием, главной участницей была Вера. Он легонько приподнял девушку, направляя на нее глазок камеры, осторожно покружил ее и легонько водрузил на место. Вручил букет, театрально-демонстративно вытащил из кармана бордовую бархатную коробочку, где колечко играло всеми цветами радуги. Она взяла букет, а коробочку бережно защелкнула и незаметно положила в карман пиджака любимого.
- Что имеешь сообщить?- наигранно спросила она.
- Я прошу твоей руки, милая моя. Я уверен, что мы созданы друг для друга,- он говорил с ней через отверстие в камере, которое направлял на возлюбленную.
- И я буду твоей женой?
- Будешь самой лучшей женой в мире! – еле успевая горящим огоньком за веселящейся, промолвил Максим.
Она шагнула на бордюр и лихо пробежалась по нему, кружась и смеясь, не обращая внимания на проезжающие плотным потоком машины и не смущаясь их понимающих гудков.
- И мы будем счастливы!- выкрикивала она в каком-то исступлении, не сводя взгляда с камеры.
- Вера, осторожно, опасно подходить так близко к шоссе, упадешь, чумная!
- Не бойся, я сейчас самая счастливая на всем белом свете!
- Вот дает! – прошипел из машины случайный свидетель их бурного объяснения и загудел сигналом в знак одобрения.
- Скажи, что ты меня любишь! – не унималась Вера, срывая с шеи бусы и крутя их в руках, как обруч.
- Я люблю тебя больше жизни! – вторил избраннице Максим.
- И ты будешь любить меня в радости и в горести?
- Я буду любить …
- И мы будем счастливы? – взбираясь в очередной раз  на бордюр, продолжая перебирать в руках бусы, вопила от восторга влюбленная.
- И мы… - вдруг букет и бусы полетели в Максима, цветы сорвались вниз с моста : их не успели поймать, а бусы свободной рукой пойманы, при этом Максим выпустил из поля зрения девушку, от неожиданности резко дернул камерой вверх.. Пока Максим хватал кораллы, раздался дикий скрежет колес встречной машины, и Максим увидел тело Веры в воздухе, она упала плашмя после сильного удара о корпус автомобиля, несколько раз неестественно перевернулась на асфальте, замолкла, лишь струйка крови удивленно пробиралась по лицу, желая покинуть бездыханное тело.
Эдуард Игнатьевич и Тамара возвращались с кладбища, уставшие от процедуры посещения дорогих могилок. Они молча сидели в машине. Вдруг увидели девушку, выделывающую странные пируэты вблизи проезжей территории.
- Смотри, Эдик, как опасно эта девушка…
Не успела Тамара договорить, как розовое пятно сначала оттолкнулось от парапета, потом с силой полетело вверх и моментально оказалось на лобовом стекле. Удар отбросил тело на асфальт, по инерции оно покатилось. Удивительно, как такой удар не развалил его на части.
Резко остановив машину, водитель выбрался из-за руля, с дрожащими от волнения руками пытался оторвать от девушки человека, который невидящими глазами и искаженным от ужаса лицом смотрел то на распластавшееся тело, то на мужчину, неведомо откуда взявшегося.
- Позвольте, я врач…
- Ты убийца, ты… - Максим пытался ухватить неумело, будто не своими руками незнакомца за борты пиджака, но они выворачивались, это позволило человеку наклониться над Верой. Нащупав пульс, он обреченно уронил седую голову, вспоминая, что девушку эту он уже где-то видел. Боже, так это на нее он чуть было не наехал… Что это за наваждение!?
На мосту собралось скопище машин. Мужчина с несуразными для происходящей трагедии бусами пытался прорваться сквозь толпу зевак и цепочку оперативников к закрытому кровавой простыней бугорку, и лицо мужчины с перекошенным скорбью и сознанием вины почему-то показалось Максиму знакомым. Его допрашивали – он молчал, а за него давала объяснение женщина в трауре. «Как это она так быстро успела переодеться в черное»,- почему-то подумал Максим.
Теперь только сознание живо представило ему полную картину происходящего – вот здесь, на мосту, поставлена последняя точка в его счастливой жизни.
Его и мужчину с трясущейся челюстью поместили в машину с мигалками. Пожилой человек все порывался вразумить Максима, что он не виноват, а девушка сама бросилась под колеса (уж так получилось!) его машины. Максим закрывал ладонями уши, не желая верить в этот бред.
- Она не могла, она была самой счастливой.
Слезы застилали глаза, Максим опустил руку в карман, намереваясь достать платок, а наткнулся на что-то неестественное. Не поняв, что за предмет нашел приют в его кармане, достал бархатную коробочку с обручальным кольцом для Веры.
Похорон Максим не помнил. Все плыло, как в тумане, растянулось на неопределенное время – гроб, несчастная рыдающая мать, знакомые рядом с Максимом. Привел его в чувство суетящийся возле гроба молодой человек:
- Я погубил ее, заразил СПИДом. Она покончила с собой, я уверен.
- Это теперь не имеет значения,- равнодушно произнес Максим и приказал Игорю молчать.
На похоронах была его мама. Утирая слезы, она стояла рядом с Максимом. Чем она ему может помочь? Все же не стоит оставлять сына в такую скорбную минуту. Люба ловила на себе взгляд мужчины. Ей показалось, что чувствует себя он явно не в своей тарелке, и догадалась: он и есть тот человек, который сбил Веру.
Когда возвращались с кладбища, мужчина этот как-то неуверенно приблизился к ним.
- Простите, Любушка, ты, наверное, не узнала меня
Женщина внимательно присмотрелась и ахнула:
- Эдик, господи, я тебя не узнала!
Этот голос он любил больше всего на свете Эдуард Игнатьевич просто старался не ворошить прошлое, понимая, что быть рядом с той, которая столько выстрадала по их с сестрой вине, просто не имеет права.
- А этот молодой человек… твой родственник? Надо же, при каких обстоятельствах довелось свидеться.
- Это мой сын!
- Сын… Какое странное слово.
Максим не понимал, чего хочет этот тип, который разрушил его счастье. Он что, давний знакомый мамы? Смотри, и она смущается, румянцем залилась Его, что ли смущается? А, пусть вспоминают, что хотят, ему какое до этого дело? Сын – не сын. Удивил : он сын мамы Любы. Мало ли одиноких мамаш. И вообще, он ненавидит его, ему неприятно видеть свидетеля своего несчастья.
- Эдик, ты прости, я нужна сыну, сам понимаешь его состояние.
- Да-да, извини. Вот мой телефон, мне нужно поговорить с тобой. Извините еще раз, - наконец-то неприятный человек оставил их в покое.
- Как же он изменился, да и я, наверное, тоже. Видимо, он очень несчастен, выглядит жалким и одиноким, - уже вслед удаляющейся фигуре посылала свои размышления Люба.
- Ты его знала раньше?
- Да. Он известный хирург. Знаменитость.
- Что тебе за дело до этого чужого человека? – выпалил с досадой Максим.
- Как знать. Человеческие пути неисповедимы.
А жизнь продолжалась. Люба не отходила от сына ни на минуту. Пока не убедилась, что единственная ее надежда – Максим- постепенно приходит в себя. Друзья его, которых мать любила как родных окружили молодого человека особым вниманием. Он во всем доверял им и только им рассказал истинную причину поступка Веры.
- Она боялась навредить мне. Считала, что не имеет права связывать со мной свою жизнь.
- Это ее выбор. Она так любила тебя, что ты стал ей дороже жизни. Вспоминай ее с теплом, мы тоже не забудем Веру.
Люба вошла в ресторан, который встретил ее особым балаганным шумом. Ее с нетерпением уже ждал Эдуард Игнатьевич, который галантно предложил своей даме присесть к столику, поцеловав ей руку. Потом не сдержался, обнял и прижал к себе родного и близкого человека. Просто не видел ее долго, расстались, так и не поставив точку в их отношениях. По недоразумению потерял много-много лет тому назад. И приобрел ее при таких странных обстоятельствах.
Когда Люба позвонила ему, он все бросил и помчался на встречу, отмахиваясь от заместителя, как от назойливой мухи. Таким Эдуарда Игнатьевича никто не помнил в клинике. Помолодевший и приобретший смысл жизни, он мчался к той, которую до сих пор любил, желал, надеялся хотя бы увидеть.
Долго молча смотрели друг на друга.
- Расскажи о себе
И он сухо поведал, что была в его жизни еще одна женщина, но судьбе было угодно…
- Я даже знаю, как зовут твою судьбу
- Неважно, сейчас уже неважно. Тамара, собственно, несчастная женщина, сына потеряла единственного.
- А я своего сохранила. Сначала от Тамары, потом от тебя. От этого происшествия тоже сохраню.
- Подожди, при чем тут Тамара? Это я сбил девушку.
- Я знала, что она не даст мне спокойно родить,- не слушала его Люба.- Когда поняла, что беременна, решила бороться за своего ребенка. Ушла и предпочла сама воспитывать малыша.
- Подожди, так значит Максим – мой сын?!
- Не волнуйся, Максим крепко стоит на ногах, ему не нужна ничья помощь.
- Ты о чем? Какая помощь? Я так мечтал о сыне, уже не смел надеяться. Посчитал, что недостоин такого счастья. А ты говоришь «не волнуйся»? Ты боишься, что я наврежу моему сыну?
- Пока только моему. Успокойся. Я сама не знаю, что говорю. На всякий случай, если ты сейчас же ринешься спасать сестру.
- Ей от меня больше ничего не надо. Да и что я могу дать сестре и сыну? Я привык откупаться от близких, а вам, наверное, даже деньги мои не нужны..
- Ошибаешься. Максим, я думаю, будет рад новому обретению. Он всегда мечтал об отце. Знаешь, он очень похож на тебя, того, заботливого и любящего. Давай я вас познакомлю. Максим имеет право узнать своего отца.
«Господи, я совсем недавно убеждал себя, что не имею права быть счастливым, не могу надеяться на любовь. И вдруг та погибшая девушка подарила мне и то и другое. Уверен: Максим не признает во мне отца, да и какой я … Я приму любое решение мальчика…сына».
Люба вела светящегося от новостей пожилого, а может, не такого уж и пожилого, - долго жившего и страдавшего человека к себе домой. Она как давнему другу рассказывала, что следила за успехами бывшего мужа, гордилась им.. Ее долгие годы распирало желание поведать и сыну большую радость : самый близкий человек – знаменитость. Но боялась : сын неправильно мог истолковать отсутствие отца в их жизни, ждала чего-то.
Сама судьба воссоединила разбитые сердца, одновременно лишив Максима веры на счастье и подарив ( в этом она нисколько не сомневалась) утраченное в потоке жизни знакомство с тем, кто должен занять надежное место рядом с сыном.
Вошли в прихожую. Сердце Эдуарда Игнатьевича сжималось от предвкушения встречи с только что рожденным для него 27-летнего сына.
В квартире тишина. Счастливчик было испугался: вдруг мальчика (ну не мужчины же?) нет дома. Отнюдь – Максим, спокойный, сосредоточенный, сидел в комнате, уставившись в одну точку, видимо, перебирая в памяти недавно пережитые события. Мать тихонько подошла к нему, нежным прикосновением возвращая его обратно к действительности. Она надеялась, что, приобретя отца, он быстрее отрешится от своей печали – утраты любимого и любящего человека.
Максим сразу отстранился от воспоминаний, даже выстрадал для мамы приветливую улыбку, которая тут же превратилась в подобие гримасы, когда он увидел нежелательного гостя за спиной у матери. Этого неприятного человека он ну никак не ожидал в своей квартире, поэтому лицо из прекрасного моментально превратилось в злобствующее и ненавистное.
- Опять вы?! Что мне нужно сделать, чтобы он навсегда исчез из моей жизни?
- Сынок, не кипятись. Мне нужно сообщить тебе новость, которая все эти годы жила со мной, разрывала мне сердце. Я очень виновата перед тобой. И хочу исправить ошибку – пришло время собирать камни.
- Камни. Может, скажешь еще булыжники? Собирайте уже свои грехи и оставьте меня в покое.
Эдуард Игнатьевич неуверенно и растерянно вошел в комнату сына, медленно опустился в кресло напротив, при этом он блаженно улыбался, не реагируя на слова мальчика, его мальчика, вглядываясь в глаза, губы, щеки – его щеки, его глаза! Сын слишком даже похож на него прежнего, молодого – неприлично одинаковыми показались ему волосы, нос, родинка у виска – его родинка, делающая их двоих, отца и сына, родными уже потому, что такая же и в том же месте доказательно сияет и у Эдуарда Игнатьевича.
И странно: свое родимое пятно он ненавидел в молодости, забыл о его существовании в зрелости, а вот пятнышко у сына полюбил сразу, с первого взгляда на знакомое отражение себя самого.
Молчание было недолгим, но значительным для всех собравшихся в этот прохладный, но еще летний вечер. Жить как жили до этой зависшей во времени и пространстве минуты, они теперь не смогут.
Прервала это мгновение мать:
- Сынок, я должна сказать тебе, что рядом со мной сидит твой отец.
Максим чуть не свалился с дивана, даже поперхнулся от слов, которых он уже и не надеялся услышать. Долго соображая, не шутка ли это – не в привычке у мамы шутить такими вещами: всегда страдавший от отсутствия отца, он никогда не жаловался, раз и навсегда уяснив, что этот вопрос для нее сложный и болезненный. В детстве угораздило его спросить было о папе, но, увидев мамины слезы, решил для себя, что, как полагается в судьбе обделенных детей, отец их бросил, найдя счастье с более успешными женами и с более желанными детьми.
Когда смысл сказанного дошел до сознания молодого человека, тем более, его никто не опровергал, Максим растерялся, рассматривая сидящего напротив.
Как он не заметил, что он и правда похож, вот почему на мосту ему показалось, что где-то уже видел этого гражданина, но не до того было тогда ответить себе – где и когда он мог видеть его. А теперь? Как вести себя в этой дурацкой обстановке – не знал. От этого был скован незнанием и неумением пускать в свою жизнь пап, которые 27 лет не напоминали о себе, а теперь свалились как снег на голову.
Выручила всех опять Люба:
- Все эти годы он не знал о твоем существовании.
- Может, не хотел знать?
-Мы были женаты, брак, скажу тебе честно, был счастливым…
- И ты, я полагаю, сбежала от своего счастья. Что-то я не замечал за тобой раньше безрассудства.
- Ты прав, Любушка никогда не была неблагодарной. Любящая, заботливая, и главное – терпеливая. А я слишком много заботился о других.
- Любовницах, что ли?
- Да что ты! О своей сестре – ты, кстати, видел ее … там, на мосту, где это все случилось.
- Женщину в трауре?
- Да-да, мы возвращались с кладбища, у нее недавно умер сын… наркоман. Погубил себя, грех его возьми, и ее тоже погубил. Меня обездолил. Так я думал, пока не узнал о твоем существовании,- сконфуженно поправился Эдуард Игнатьевич.
Люба и Эдуард наперебой стали рассказывать о том времени, когда его еще не было на свете. Как ему не хватало любимой женщины, как она страдала в одиночестве, как он долго не признавался себе, что испортил ей жизнь, как у нее не раз возникало желание сообщить ему о сыне. Максим переводил взгляд с матери на отца, которого раньше терпеть не мог и которого теперь, наверное, надо называть папой. Не прошло мимо его внимания и то обстоятельство, с какой нежностью смотрели эти двое друг на друга. Перебивая, трогательно прикасаясь к рукам, плечам. Она обнимала его, он – целовал ее руки. Утыкаясь лицом  к лицу, заливались слезами от понимания того, что столько лет потеряно безвозвратно. Максиму было забавно: впервые он не боялся видеть маму плачущей, впервые же видел он рыдающим солидного мужчину. И счастье, которого он уже и не ждал, ворвалось в его душу, вытесняя оттуда лед и боль. Будто очищаясь от  скверны и возрождаясь к жизни, Максим ловил себя на мысли, что оба, отец и мать, одинаково дороги ему. Хотелось прижаться к ним и почему-то попросить прощения за то, что не знал до этого отца, что мать провела лучшие годы в заботах о нем, отказываясь от того, от чего можно отказаться и от чего категорически отказываться нельзя. Слишком малой была его благодарность матери и еще меньше – отцу. Он встал и бросился в их объятия, едва сдерживая слезы. Долго они хранили молчание, не разрушая единства. Максим по прикосновению отца к лицу почувствовал его благодарность к понявшему его сыну, за понимание, за зарождавшуюся в сердце мальчика любовь к отцу.
Эдуард Игнатьевич не сдержался и поцеловал  свою родинку на щеке у сына, свои глаза, лоб свой, промокая слезы, залившие лицо о свои душистые червленые кудри.
Потом все вместе сидели на кухне за столом, пили чай с вишневым вареньем. Максим почувствовал, что утрата Веры будто отступила, а пустота заполнялась нежностью к близким людям. Еще его удивило, что в кои то веки у них знакомый мамин мужчина, а его это не только не раздражает, но и радует. В детстве он боялся, что мама решит устроить свою жизнь и связать свою судьбу с посторонним мужчиной, ненавидел незримого отчима, но мама никогда не проявляла желания ввести в семью претендента на свою руку, и благодарности его не было предела. А теперь Максим доволен, что родители дружно сидят рядом, будто и не было стольких лет разлуки.
Когда отец и сын остались наедине, Эдуард Игнатьевич осторожно поинтересовался:
- А та девушка, Вера, была твоей невестой?
Максим молча достал футлярчик, лишенный былого блеска: молодой человек возвел этот предмет в ранг талисмана, открыл его, и их глазам предстало колечко с элегантным камешком. К этому действу тихонько и доверительно добавил:
- Она была заражена СПИДом. Думаю, ты прав: она расквиталась с жизнью добровольно. Не видела будущего, не доверяла мне.
- Сынок, а ты…
- Мы не были близки, в этом смысле…
- Слава Богу!
- Наверное. Она избегала, а я не настаивал.
- Мне кажется, вы любили друг друга.
- Если бы не этот…Игорь, испортил девочке жизнь.
Больше никогда они не говорили о той, которая соединила их судьбы самой дорогой ценой. Теперь уже никто не в силах разлучить их.
Эдуард Игнатьевич пригласил Любушку и Максима в гости к Тамаре.
- Нет, нет! Сама не поеду и его не пущу! – взмолилась женщина.
- Мама, ты что, боишься, что она меня усыновит? Я, понимаешь, не в том возрасте. И потом, папа прав: с родственниками надо поддерживать отношения, какими бы они ни были. Тебе нечего бояться: с тобой я и …папа.
Эдуард Игнатьевич в эту минуту гордился сыном: его уверенность в себе так непохожа на его мягкотелость и покорность.
Тамара предстала перед глазами вошедших раздавленной, покорной даже. Покорной той смиренностью, когда исправить что-либо, даже самое безобидное, уже нельзя.
Она долго всматривалась в знакомые лица. Люба постарела, как и она сама, но светится изнутри. Почему? Она, сама вырастившая сына, долгое время прозябающая в нищете, уверена в своей правоте, праве женщины, которая заслужила счастье, выстрадала его сполна, но претензий предъявлять никому не собирается.
И жизнь утвердила истинное ее право на благополучие. Доказательств и аргументов не требуется : только собою пожертвовала, спасала самое дорогое, что может быть у женщины.- потому права и точка.
Тамара измученно перевела взгляд на племянника, как он похож на прежнего Эдуарда! Только смотрит на нее по-другому. Без доверия, что ли.
- Эдик, как он похож на тебя!
- Внешне – да. Но в нем есть Любушкина принципиальность. И я рад.
- Люба, прости меня, я испортила тебе и сыну жизнь, - сложив благостно руки на груди, покаялась Тамара, хотя понимала: исправить теперь, когда Максим мало нуждался в отце, в ее понимании, уже ничего нельзя. Но это обстоятельство, похоже, не очень огорчало гостей.
- Неправда, жизнь моя сложилась хорошо. Я все время любила только одного человека. Не за известность, к которой я не имею никакого отношения, не за благополучие – оно меня обошло стороной. Была счастлива, хотя не была уверена во взаимности – мне не нужна его любовь, со мной жила его частичка, вот она-то любила меня всегда: и когда сын без меня не мог обходиться, и потом, когда я была ему нужна, чтобы гордиться его успехами. И радоваться, что он – порядочный до мозга костей человек.
- Как же мне жить теперь, когда я потеряла все: и сына, и твое расположение, и доверие брата, который на долгие годы был приговорен жить в одиночестве, утратив доверие к окружающим? Чем еще заплатить мне за вздорность характера и за алчность?
- Просто живи. И знай: ты нужна тем, кому плохо и кто нуждается в твоей помощи. Научись отдавать. Не обязательно блага, душу свою поверни навстречу страждущим. Я так думаю,- как хороша была Люба, когда произносила от сердца идущие слова той, которая нуждалась в ее совете.
Когда прощались, Тамара наконец-то сделала то, о чем и мечтать не могла: обняла племянника, перекрестила его и уверенно вложила в его ладонь крестик.
- Это вещи твоего дедушки. Теперь по праву он твой  - его наследника и просто хорошего человека.
Максим благодарно поцеловал руку обретенной тетушке за доверие считать его наследником семьи.
Близкие люди шли по мокрому от дождя асфальту, пахнущему прибитой тяжелыми каплями пылью. Шли молча, каждый по-своему переживая встречу с прошлым, которое искало покаяния и нашло успокоение у близких людей. Будущее покажет, чем станут для несчастной женщины долгие годы: карой за деяния или благом за еще не свершенные поступки. Сейчас только понимание уступило эгоизму, понимание того, что только тот, кто истратил душевные силы, не боялся жертвовать собой, трудился денно и нощно, имеет право на счастье. Не предавать и использовать людей для своих корыстных замыслов, а передавать другим, ничего не требуя взамен. Шли и понимали, что Максим право имеет на личное счастье, не сейчас, когда рана кровоточит, а когда- нибудь, права не имеет быть несчастным, одиноким и пустым. Ведь рядом с ним люди, которые присутствием своим не позволят ему быть несчастным – право не умеет он быть неблагодарным. Заслужил он свое право на счастье. Было кому передать его…