На фото Иркутское художественное училище.
Первым экзаменом был рисунок. Всем выдали бумагу со штампом, планшеты с двумя ножками, дали пояснения к работе. На рисунок отводилось два дня по четыре часа. Натюрморт был простенький: две посудины – кувшин и миска, скалка и деревянная ложка. Все это поставлено на драпировке со складками.
Катя прикрепила бумагу кнопками, поставила планшет на колени и принялась разглядывать натюрморт. Она вспомнила, с чего начинали рисовать в студии. Так. Вся группа вписывается в разносторонний четырехугольник. Она наметила точками углы, потом общие очертания предметов, сравнивая их высоту и ширину. Потом начала построение, переходя от одного предмета к другому, в общем, все, как учили.
Вроде вписалось в лист неплохо. Наметила складки. Почувствовала, что устала от напряжения, украдкой заглянула к соседу. Это был Леша. Он, наклонившись к самому рисунку, старательно срисовывал натюрморт, даже язык высунул. Катя увидела сразу, что он сделал большую ошибку, которая часто бывает у начинающих – начал рисовать с одного предмета – кувшина, остальные пририсовывал. На листе рисунок был слишком мал.
Она не удержалась и шепнула ему: «Надо увеличить». Преподаватель, находящийся в аудитории, строго взглянул на нее. Катя отвернулась от Леши. Он посмотрел на соседские работы, что-то пробормотал и стал яростно стирать нарисованное. Подошел экзаменатор, встал позади Леши, понаблюдал и подсказал:
- Посмотри – на стене висят рисунки, какая там композиция.
- Как это?
- Ну, как расположено на листе. - Экзаменатор отошел.
Леша начал снова. От старания лицо его покрылось красными пятнами. Длинная челка падала на глаза, он откидывал ее взмахом головы. Он так нажимал на карандаш, что тот сломался. Леша беспомощно оглянулся. Запасливая Катя дала ему лезвие.
На перемене разрешили заходить в другие аудитории. Знакомые Лена и Стасик были в соседней комнате. Около Лены стояло несколько человек. Катя тоже подошла. Рисунок девчонки из Улан-Удэ значительно отличался от других работ. И расположение было удачным, и построение четкое. Она уже начала штриховку тени. Катя про себя отметила все это. Лицо у Лены было серьезное, сосредоточенное. Стасик попросил ее подойти к нему. Замечания Лены все внимательно слушали. У ее названного брата рисунок, как она сказала, разваливается. «Кувшин же из глины, а не из ваты. У тебя он какой-то кривой. Проверь симметрию, пропорции, столик не в перспективе»
Катя очень устала в этот первый день, в электричке даже задремала. Дома сказала, что рисунок у нее не самый плохой. У нее появилось предчувствие, даже уверенность, что поступит. В этом году набирали три группы, а документы сдали двести сорок желающих. Правда, после собеседования треть отсеялась.
На следующий день все были сосредоточены, не отвлекались. Времени для задания было, конечно, мало. Преподаватель посоветовал не стараться сделать как можно больше. У хорошего художника на любом этапе рисунок выглядит убедительным. Катя заметила, что возле ее рисунка во время перемены стали останавливаться, разглядывать.
После окончания первой пары, в аудиторию ввалилась шумная группа студентов второго курса с этюдниками. Как потом выяснилось, они приехали с пленэра из деревни. На протесты преподавателя, впрочем, не строгие, отвечали, что хотели только оставить здесь этюдники. Это же их мастерская.
- Ребята, видите, здесь экзамен, рядом комната пустая, возьмите ключ.
Но жизнерадостные, загорелые, лохматые художники все же просочились в аудиторию и успели оценить некоторые рисунки. За спиной Кати встали двое. «Нормально у тебя,- сказал высокий парень, внимательно разглядывая рисунок, - только рефлекс сделай позаметней, вот здесь». Второй, поменьше ростом, коренастый, торопливо добавил: «И овал у миски прорисуй и дно у кувшина». Преподаватель уже сердито сказал им:
- Сорокин, Одинцов! Выйдите отсюда».
Парни пошли к выходу. Коренастый обернулся к Кате: «А ты – ничо».
У двери он громко сказал:
- Как много девчонок! Нормально.
Девушек, действительно в этот раз поступало гораздо больше, чем в прошлые годы. Были в училище группы, где вообще их не было. Видимо срабатывало общее убеждение, что художник это мужская профессия.
За рисунок Катя получила четверку и очень обрадовалась. Таких оценок было мало, в основном тройки. Двойки получили человек двадцать. Леше поставили три с минусом. Только двое из поступающих заработали пятерки: Лена и еще парень, поступающий на декоративное отделение. Стасик получил тройку, Костя четверку с минусом. Стасик не удивился, а Костя не обиделся, заявил: «Ничего, я на живописи догоню».
На следующий день все принесли с собой акварельные краски. Катя на этот раз заняла удачное место, не приходилось выглядывать из-за спины впереди сидящего. Натюрморт был составлен из синего кофейника, круглого металлического серого подноса, желтой фаянсовой кружки и красно-желтого яблока на переднем плане. На столике бледно-розовая ткань, фон белый. Катя вроде прилично, как ей казалось, набросала рисунок карандашом. Но с красками пошло не так гладко. Она постаралась точно взять цвет предметов, но тени получились слишком фиолетовыми, кофейник прилип к фону, как выразилась Лена.
Стасик посоветовал разглядеть оттенки каждого цвета, тени сделать живописней. Катя растерялась. Она мало работала акварелью, да и не знала, насколько эта техника трудна и коварна. Трудно что-либо исправить. Вот и Катя попалась в эту ловушку. Ее работу назвали раскрашиванием, хотя и правильным, в общем, живописи мало. Кроме того, она, пытаясь поправить работу, стерла бумагу почти до дыр. Из-за наслоений краски тени стали грязноватыми.
На доске объявлений она увидела напротив своей фамилии тройку. От сердца отлегло – почти все получили тройки. Порадовал экзаменаторов Стасик - у него единственного была пятерка, У Кости и Лены четверки.
- Я же тебе говорила! – ликовала Лена.
- Да, в живописи он волокет, - сказал Костя с оттенком зависти, - рисунок бы ему подтянуть. Катя, рассматривая работу Стасика, своим еще недостаточно развитым художественным чутьем поняла, что это настоящая живопись. Он писал легко, воздушно, видел оттенки, еще не доступные взгляду неопытного начинающего живописца. У Лены натюрморт был выполнен грамотно, объемно и по цвету верно, но, как показалось Кате, тяжеловесно, мрачновато. Лена и сама об этом сказала, даже иронизировала над своей живописью: «чайник, как гиря, и яблоко – пушечное ядро». На это Стасик ответил: «Леночка, ты слишком все объемно сделала».
После второго экзамена осталось пятьдесят абитуриентов. Выбыл, к большому сожалению поступающих, и Леша Иваненко. Живопись он, как сам выразился, запорол и признался: «Вообще-то, я дальтоник, куда мне в живописцы». Все поразились и рассмеялись, а Костя сказал:
- С тобой, Леша, не соскучишься. Хотя, кто-то из импрессионистов, не помню, был дальтоником. Так что, готовься и поступай на биофак. Глядишь, лет через двадцать доктором наук станешь.
Леша вполне серьезно ответил:
- Стану, конечно, у меня это запланировано.
- Надеюсь, нас не забудешь, профессор!
- Ага, - пообещал Леша.
- Деньги-то на дорогу есть?
- Зачем! Я так доеду. На попутке.
Остались экзамены по истории, литературе и русскому языку. Тут уж Катя была в своей стихии. По истории и литературе сдала на пять, сочинение на две четверки. Все. Она прошла.
Лет двенадцать спустя Катя, тогда уже Екатерина Николаевна, листая какой-то научно-популярный журнал, увидела знакомое широкое лицо в очках. Статья было хвалебная - о работе молодого сибирского ученого-биолога, кандидата наук, сотрудника Байкальского лимнологического института. Журналист писал об успешном выступлении Алексея Иваненко на международном форуме. На фотографии он был в строгом модном костюме и выглядел солидно. Катя тогда порадовалась за Лешу и, особенно, за его маму.