Утро для Андрея Лугина, следователя по особо тяжким, началось мажорно – сенсорный замок на двери его кабинета не только легко открылся, но и прогавкал: «Здравия желаю, Ваше Высокоблагородие!» Едва он перекинулся по локальной сети парой ласковых с Серёгой-айтишником, на экране появилась Любовь Петровна и пригласила к шефу. По сарафанному радио уже сообщили, что в Академии Управления при Правительстве «имеет место факт» и работать по нему будет «переводчик» научной фени на человеческий язык. Андрей ещё в дежурке затаил надежду, а потому рванул к шефу рысью.
– Доброе утро, Генрих Артурович! Следователь Лугин к акту немедленной гратификации готов, – отчеканил Андрей, входя в кабинет, но шеф только посмотрел на него задумчиво, кивнул на кресло и развернул монитор.
– Вот, полюбуйся. Профессор Рагозин из Академии Управления. Ночь провёл на работе. Около семи его труп у своего стола обнаружила гражданка Шишкина. Она же, после предварительного осмотра, сказала... Нет, сам послушай, – шеф ткнул пальцем в слово «Шишкина».
На экране появилась миловидная женщина неопределённого возраста и сухо сообщила:
– Профессор умер часов шесть назад. Внешне чист, как интеллект насекомого. То есть признаки насилия отсутствуют. Предположительно инфаркт.
– Круто, – оценил выдержку гражданки Андрей.
Шеф кивнул и выдал задание:
– Диспозиция такая: поговори со свидетелями, возбуди дело и тут же закрой за отсутствием состава преступления. Сделай всё быстро, но аккуратно, чтоб потом без пересмотров. Справишься за сутки – успеешь в наградной список. Любовь Петровна придержит его до завтра. Она и пропуск для тебя в Академию уже оформила. Вопросы есть?
– Есть. Где труп?
– В морг увезли.
– Почему не дождались следователя?
– Это же Академия Управления, она и управляет, – шеф тихо добавил непечатное. – Кстати, юморок свой здесь оставь, а то снова мимо кассы пролетишь. Ещё вопросы есть?
– Есть. Пистолет в Академию брать?
– Отставить. Но форму накинь. Против их махрового словоблудия надо быть во всеоружии.
Четверть часа спустя, ознакомившись с отчётом опергруппы, Андрей вынес постановление о возбуждении дела и приступил к расследованию.
В Академии Управления он первым делом попросил список тех, кто ночью попал под объективы камер. За неурочным часом их было двое: охранник на главном входе и рядовой сотрудник из архива Олег Иванович Мятлев.
Андрей расположился в комнате охраны, поговорил с ночным дежурным и попросил доставить к нему второго полуночника. Он не слышал, как Мятлев вошёл в комнату. Поднял глаза, а напротив стоит мужчина непримечательный по всем меркам.
– Мама стучаться не учила? – брутально поинтересовался Андрей и жестом приказал сесть.
Покончив с анкетными данными, он приступил к допросу:
– Ну?
Вопреки ожидаемому «ни сном, ни духом», Мятлев спросил:
– С самого начала рассказывать?
– С него, Олег Иванович, с начала.
Мятлев замялся. Андрей посмотрел на часы – до обеда ещё час-другой.
– Вы торопитесь, – догадался Олег Иванович и зачастил: – Хорошо, я пропущу и детство, и свои университеты. Начну с того, как попал в Академию. Мне повезло. В год моего трудоустройства в стране случился недобор дипломированных «бриллиантовых наследников». Двух моих университетов хватило, чтобы закрепиться в Академии Управления в нижайшем чине.
Не службы для, а только из личного любопытства Андрей решил выслушать былые злоключения «нижайшего в чине», но для начала спросил:
– Может кофейка для рывка? – и заклацал по кнопкам настольной кофе-машины.
С пышными шапками и благоуханием из неё выкатились две чашки капучино. На пене одной из них было написано: «Правду!». Олег Иванович прочитал требование и пробормотал:
– Едва ли вы мне поверите. Вы не представляете, какие странные вещи творятся в Академии.
– Увы, – согласился Андрей.
Олег Иванович степенно выпил кофе, огляделся, будто собирался помыть чашку, отодвинул её к краю стола. Носовым платком вытер бледные губы и снова зачастил:
– Поначалу от переизбытка образования мне не терпелось узнать, в чём главный промах наших властей – в некомпетентности управленцев или в порочной схеме?
– И то, и другое.
– Я надеялся найти изьяны в экономических программах, из-за которых «пряников» на всех никогда не хватает, но так и не нашёл.
– Изъянов или пряников? – на всякий случай уточнил Андрей.
– Программ. Думаю, что управление почти не связано с экономикой.
– То есть? – по-обывательски удивился следователь.
– Ага, я тоже, помнится, испугался, что все мы беспризорники в экзистенциальном смысле этого слова, но вспомнил последние выборы и успокоился.
– Пронесло.
Олег Иванович выразительно посмотрел на пустую чашку, потом на следователя, но тот проигнорировал намёк на дубль.
– Ах, да, вы спешите, – понимающе кивнул Мятлев. – Буду краток. Однажды в архив передали список новых секретных отделов. Сначала их названия казались мне закодированными. Скажите, какая связь между управлением и Теорией лабиринтов, которую разрабатывают в одноимённом отделе?
– Какая?
– Я тоже думал, что никакой. И про отдел УФО, в котором проектируют ультра-фальсифицированные объекты, я тоже так думал. А знаете, как расшифровывается отдел ТКС?
– Отдел телекоммуникационных связей. У нас в Конторе тоже такой имеется.
– На самом деле это отдел трансёрфинга, контактинга и сновидения.
– Лихо! – присвистнул Андрей, догадавшись, наконец, что зря тратит время на шизика.
– Ага, – обрадовался Олег Иванович. – Теперь-то вы понимаете, что главная функция власти не в разумном программном управлении, а в смещении фокуса на беспредел, который она же инициирует?
– Неужели?
– Да. Здесь разработали десятки методик по отвлечению тёмных масс от мрачной действительности. В итоге большинство граждан верует, что кому-то есть до них дело. Прибавьте к ним контактёров, сновидцев, колдунов, леших в десятом колене и прочее – всю эту народную самодеятельность курируют наши специалисты.
– Ух, ты!
Ободрённый вниманием следователя, Олег Иванович поддал жару:
– А ещё наши УФО-шники и ТКС-ники пасут стаю...
– Пасут что? – Андрею показалось, что он ослышался.
– Стаю фантастов, которые ничтоже сумняшеся перекраивают их научные отчёты в тупое мочилово и нагибаторство. От этих «творений» даже крепчайший мозг размягчается. При таком раскладе управленцам не о чем беспокоиться – народ съест с правительственной руки что угодно.
«Остапа несло...» – почувствовал Андрей и решил перекрыть поток пока не дошло до медицинского вмешательства.
– Не Академия Управления, а какой-то чёртов Анти-Мысленарий, – резюмировал он.
– Что Академия, весь мир – Анти-Мысленарий, – поддакнул Мятлев.
– Ну, хорошо, а какое отношение всё это имеет к случившемуся?
– Прямое! – воскликнул Олег Иванович. – На месте профессора Рагозина мог быть я.
– Где-то я подобное слышал, – улыбнулся Андрей. – Давайте пока на этом остановимся, а то с кофе вас слегка причифирило. Ответьте только – профессора вы убили?
– Нет.
– Вот и славно. Подпишите протокол, – Андрей протянул заранее приготовленный документ. – Будут вопросы, я сам вас найду.
Мятлев жалко улыбнулся, безропотно подписал бумагу, направился к двери, но вдруг обернулся и громко прошептал:
– Найдите меня непременно. Я вам такое покажу, у вас волосы на пол выпадут!
Андрей кивнул:
– Ждите сигнала.
А про себя подумал: «Нет уж. И полы чище будут, и не придётся возбуждать дело о покушении на здравый смысл.»
Допросить оставалось Тишу Тихоновну Шишкину, споткнувшуюся о труп Рагозина у своего стола. Но прежде Андрей решил побродить по Академии Управления. Когда ещё такой случай выпадет!
Зимние сады с пальмами и большими аквариумами, конференц-залы в разных стилях, уютные буфеты с яркими кожаными диванами – всё это впечатлило его, но время шло, а документы по делу сами не подписывались.
В прозрачном лифте Андрей, наконец, поднялся в лабораторию «Интегративных функций мозга». Флуоресцирующий контур трупа около одного из рабочих столов точно указал на Тишу Шишкину.
– Здравствуйте, – Андрей цепко осмотрел уставившихся на него восемь граждан в спецодежде и направился к свидетельнице.
Тиша сидела за столом в белоснежном халате и спокойно стучала тонкими пальчиками по клавишам ноутбука. Андрей прикинул, в каком тоне говорить с дамой, у которой такие пуленепробиваемые нервы. Решил, чем официальнее, тем быстрее управится, и представился по форме:
– Андрей Ильич Лугин, следователь по особо тяжким преступлениям.
Тиша посмотрела на него, как на что-то неуместное. Андрей сел в кресло напротив, задал несколько анкетных вопросов. Женщина отвечала предельно кратко. Андрею захотелось спросить, не боится ли она стать следующей жертвой «инфаркта», но вместо этого совсем не к месту пошутил:
– Что-то у меня нынче мозг интегративно не функционирует. Как бы его к работе призвать?
– Мозг без патологии всегда работает на сто процентов, – сухо возразила Тиша.
Андрей догадался «включить дурочку»:
– А я слышал, что мозг средних, как мы с вами, людей работает на три-четыре процента.
– Смешно. Особенно про «нас с вами», – без улыбки заметила Тиша, и вдруг в глазах её мелькнули нехорошие чёртики: – Хотите, я прозондирую ваш мозг?
– Окей, – храбро согласился Андрей. – Когда свяжетесь с ним, передайте, что мне без него одиноко.
Тиша надела на следователя полупрозрачную пластиковую шапочку и развернула ноутбук. На экране крутилась голова с цветными мозгами.
– Красавец! – похвастался Андрей.
– Сейчас активирую конвертор «Цвет извилин – в Текст», и мы почитаем ваши производственные мысли.
Тиша кликнула мышкой. На экране появилось слово: «Хочу».
– Ха! – Андрей сдёрнул шапку.
С эпической невозмутимостью Тиша спросила:
– Хотите раскрыть дело?
– Ага, – Андрей помял в руках пластиковый «детектор правды»: – Знатная вещь. С таким гаджетом мы мигом все дела раскроем.
– Через год-другой. Пока это розыгрыш. Я его к дню Дурака готовлю. Спасибо, что согласились опробовать, – глаза Тиши были полны насмешки.
Андрей насупился.
– Неосмотрительно подставлять следователя, особенно если он при исполнении, – предупредил он, но представил, как разыграет этой шапкой друзей, и простил заразе всё и сразу. – Ладно, без фокусов справимся. Расскажите о профессоре. Что он забыл у вашего стола?
Тиша ненадолго задумалась. Наконец спросила:
– Отчего на самом деле умер Рагозин?
Когда свидетели отвечали вопросом на вопрос, Андрей всегда переходил на жёсткий профессиональный жаргон:
– Вопросы здесь задаю я. Пока что тактично интересуюсь: что профессор делал у вашего стола?
– Вы осмотрели труп? – Тиша будто не заметила перемены тона.
Почему-то Андрею понравилось, что эта хрупкая с виду женщина столь непробиваема, и он смягчился:
– Пока нет. У нас узкая специализация: трупы – патологоанатому, свидетели – мне.
– Когда осмотрите Рагозина и его кабинет, тогда я вам и расскажу всё, что захотите.
– Да нечего тут рассказывать. Ответьте только, вы убили профессора? – Андрей положил перед Тишей заготовленный протокол.
Однако, вместо «нет», уже напечатанного в документе, Тиша сухо повторила:
– Вы должны сначала лично осмотреть труп, а потом я отвечу на этот вопрос, – и отодвинула протокол.
– Да тишкины етишки! – взвыл Андрей, но, уловив неуместную коннотацию выражения, сразу извинился: – Сорри за мой слабоамериканский.
Тиша вздёрнула носик, мол, я не готова вас извинить, от чего Андрей снова сорвался:
– Сотрудничать надо, а не поучать. Для поучений у меня своего начальства воз и маленький паровоз.
Он посмотрел на часы – время на закрытие пустячного дела скукоживалось как шагреневая кожа. «Этак снова без ништяков останусь» – забеспокоился Андрей, но, прикинув все варианты, всё же согласился с Тишиным требованием:
– А и правда, что-то я нынче на нервах. Метнусь-ка в морг, подколюсь нейролептиком между делом.
Пообещав вернуться после обеда, он направился в кабинет Рагозина. Через полчаса, озадаченный осмотром, Андрей «метнулся в морг».
Патологоанатом Алёна Ильинична Конышкина встретила следователя ворчанием:
– Твоего с утра вне очереди обслужила, без 12-ти часовой проверки на живучесть. Боялась, что задёргается в моих заботливых руках, но покойник вёл себя прилично. Пойдём, полюбуешься на останки.
Накинув халат, Андрей ринулся за Алёной Ильиничной в прозекторскую, на ходу уточняя детали:
– Почему такая спешка?
– Артурыч просил проверить на быстрорастворяющиеся яды. Тут, знаешь ли, не как в «Скорой» – чем позднее приехал, тем точнее диагноз. Тут всё наоборот.
– И?
Алёна Ильинична помотала головой:
– Ни ядов, ни телесных повреждений. Будто в сердце ударили не прикоснувшись.
– Матюком прихлопнули, – усмехнулся Андрей.
– Судя по лицу – не исключено. Смотри сам, вот он, подранок сизокрылый.
На столе под простынёю лежал крупный мужчина. Алёна Ильинична сдёрнула с него покров, точно скульптор со своего творения. Андрей неохотно приблизился и внимательно осмотрел профессора. Тело его было тренированным и чистым. Очевидно, что Рагозин собирался жить в нём долго и счастливо. На лице, меж тем, вместо чувства собственной важности, застыла жуткая гримаса – будто до смерти засмотрелся на монстров невиданных ранее видов и тактико-технических характеристик.
«Для порядка надо бы и мне на них взглянуть», – неохотно признал Андрей.
Однако, во время перекуса Андрей заметался между неограниченными по теме и времени Тишиными откровениями и опасением снова «пролететь мимо кассы», опоздав с закрытием дела.
«И ведь скажут – скажут! – что никого не заставляли, что сам волыну тянул», – вздохнул опытный в таких разборках Андрей.
Остановился на том, что премия в руке лучше бабского трёпа о чём угодно. Но когда сел напротив Тиши, вместо «Вы убили профессора?», не удержался и спросил:
– Дипломы, которыми оклеен кабинет Рагозина, настоящие или коллеги подарили?
Тиша закрыла ноутбук, давая понять, что слово держит и готова отвечать на любые вопросы бесконечно долго.
– Настоящие. Рагозин постоянно где-то учился.
– Гигант!
– Отнюдь. Перманентная баталия за сертификаты почти не отразилась на его некомпетентности. Проще говоря – несмотря на своё забубённое образование и потрясающую ловкость, КПД у Рагозина был как у примуса.
– На упавший дуб и суслик отольёт, – проворчал Андрей.
С неподражаемым апломбом Тиша огрызнулась:
– Осознавая всю неортодоксальность и высокую дискуссионность затронутой вами темы о дубах и сусликах, все-таки неодолимо хочется...
Но Андрей оборвал её:
– Хорош жечь глаголом. Что можете сказать по существу о Рагозине?
Устыдившись своего выпада, Тиша предложила:
– Познакомьтесь с его рукописями и сами сделайте выводы. Предупреждаю, уровень ошибок в них зашкаливает до радиоактивности. Текст поражён на уровне алфавита.
Андрей действительно видел в кабинете профессора тьму больших тетрадей, но только сейчас удивился на этот очевидный архаизм:
– Ему Word забанили или только «Проверку» в нём отключили?
– Рагозин до смерти боялся хакеров. Кажется, только в кражах интеллектуальной собственности он и разбирался, а потому, прикрываясь сверхсекретностью, пользовался бумагой.
– Как же он докторскую защитил?
Тиша посмотрела на следователя, как на убогого. Андрей догадался пригасить «дурочку»:
– В принципе понятно – дружил с кем надо.
С минуту Тиша сидела, глубоко задумавшись. Наконец, словно подобрав нужные слова, объяснила:
– Понимаете, Рагозин был из тех, кто может только «учиться, учиться и учиться». Ни на что другое такие индивидуумы не заточены. Интеллектуальные паразиты. Когда приходит время эксплуатировать полученные знания и генерировать собственные идеи, они выбирают темы настолько глобальные, что никто не ждёт от них быстрых научных прорывов.
– Не перегибайте. Гугл пишет, что Рагозин – учёный с мировым именем и непререкаемым научным авторитетом. У него три сотни научных работ.
– Толку-то. Связь между количеством и качеством существует только в головах философов. Они поголовно уверены, что тонны их чепухи со временем превращаются в золотники истины, – возразила Тиша. – Что до сотен работ Рагозина – это сплошь компиляции чужих теорий, в которых он топтался, как медведь в валежнике. Из наломанных им в науке дров можно не то что дачу – деревню построить.
Эмоциональный вал, который обрушила на Андрея такая холодная по утру Тиша, несколько расшатал его здравый смысл:
– То есть профессора ликвидировали за профнепригодность. Кого же он так выбесил?
Вместо ответа Тиша спросила:
– Вы узнали причину смерти?
– Патологоанатомша считает, что он умер от бесконтактного удара в сердце. Но такую мистику она в своём заключении не напишет. Боится, что за такое её уволят с припиской «поехала на теме прозекторского православия».
– Православие тут совершенно ни при чём.
– А кто при чём?
Тиша нервно постучала тонкими пальчиками по ноутбуку:
– Не знаю. Возможно скоро что-то прояснится. Зависит от того, до чего Рагозин вчера добрался.
– Кстати, – спохватился Андрей, – чем он в последнее время занимался?
– Биоэнергетикой человека. Полгода на каждом научном совете долдонил, что эта тема – ключ к тайнам мироздания, и под эту «аксиому Рагозина» безвозмездно экспроприировал результаты исследований всех отделов. Мега-интегратор чужого труда.
И снова, вместо того, чтобы задать правильный вопрос и бежать закрывать дело, Андрей спросил о другом:
– Поясните, что означает «биоэнергетика человека», а то я весь в непонятках извёлся.
– Биоэнергетика человека в интерпретации Рагозина – это карма. Вот такой он был Homo non Sapiens.
То ли из снобизма, то ли по глупости Андрей вступился за профессора:
– Humanum errare est – человеку свойственно ошибаться.
Глаза Тиши стали холодными, как лето в тундре. Она посмотрела на следователя с видом утомленного превосходства и сухо поздравила:
– Плюс сто очков к вашей карме.
«Перестарался с троллингом. Забанила на сутки», – догадался Андрей и задал, наконец, верный вопрос. Тиша ответила в соответствие с протоколом: «Нет, не убивала Рагозина». Подписала бумагу и подняла крышку ноутбука.
«Приём окончен, каждый сверчок пшёл вон на свой шесток» – расшифровал её жест Андрей.
Он положил документ в папку, едва кивнул на прощание, но на выходе из лаборатории неожиданно обернулся и громко спросил у всех присутствующих:
– А правда, что отдел УФО – это отдел ультра-фальсифицированных объектов?
Ответом ему были остекленевшие в миг глаза учёных, их приоткрытые рты и гробовая тишина.
«Истинно Анти-Мысленарий», – следователь чеканно отсалютовал и направился в Контору, чтобы успеть к раздаче «пряников».
Через два часа Андрей закрыл дело, но удовлетворения не испытал. Заключение патологоанатома получилось мутным, свидетели хоть и подписали нужные протоколы, но двое из трёх пребывали в странных сомнениях относительно смерти Рагозина. Что, если его действительно убили? Что, если и Тишу с Мятлевым завалят до кучи? Дело точно станет «резонансным» и так по карьере срезонирует – до пенсии дребезжать будешь.
Измучившись жестокими сомнениями, Андрей решил вернуться в Академию, благо Любовь Петровна оформила пропуск не до конца рабочего дня, а на сутки. Переоделся в штатское, достал из сейфа ПМ, перезарядил.
– Герой любил героить, – осудил себя Андрей и поехал в «Анти-Мысленарий».
В лаборатории стоял нерабочий шум, но, заметив следователя, все разом стихли.
– А Тишенька ушла, – развела руками пышная дама в центре массовки, – Сразу после разговора с вами и ушла. Нервы у нашей молодёжи прямо с роддома никакие.
Андрей отметил, что большинство отвернулось, остальные смотрят с неприязнью.
«Артель начитанных Винни-Пухов. Эти если и знают что, всё равно умолчат. В острог бы их на недельку, да повязать не за что», – вздохнул Андрей, хмуро кивнул всем и пошёл в архив искать Мятлева, который уже не казался ему слишком странным.
Но и Олега Ивановича на месте не оказалось.
– Подождите. Он ещё вернётся, – пообещала начальница Мятлева.
Полный дурных предчувствий, Андрей устроился на уютном диване в опустевшем читальном зале. От вынужденного безделья решил взглянуть на оцифрованные труды покойного Рагозина, благо «читалки» были прикручены к каждой диванной боковушке.
В электронном каталоге последними значились три работы под редакцией профессора: «Диагностика кармы», «Потенциал мозга для воплощения миссии Духа» «Безопасные методы кармических коррекций». Названия озадачили Андрея – ему как-то иначе представлялась наука об управлении народом. Предупреждения гражданки Шишкиной относительно профессора он сразу списал на латентный стресс, а оказалось, что с Рагозиным всё гораздо хуже.
Нашёл труды и Тиши Шишкиной: «Конструирование и разрушение жёстких эгрегоров», «Эгрегорные вирусы», «Квестово-симуляторная сущность Вселенной». Никаких очевидных совпадений с Рагозинской тематикой.
Андрей прокрутил на экране «Эгрегорные вирусы»:
«...Сознание в формировании Вселенной имеет приоритетный статус. Оно создаёт информационные блоки всего, что есть в мире. Всего: от молекулярных структур до психических феноменов. Эти блоки и называют эгрегорами. В каком-то аспекте к ним можно относиться как к матрицам или энергетическим каркасам.»
«...Эгрегоры – это не только строительные кирпичи Вселенной во всех её аспектах, но и вирусные излишки. Частные проявления эгрегорного мусора – это «круги на траве», призраки усопших и прочие необъяснимые на текущий момент явления.»
«...При рациональном использовании эгрегорного мусора, можно, в том числе, многополярно деформировать эгрегор среднего индивидуума и довести его до харизматичного состояния.»
Андрей насторожился: «Что, если Рагозин задумал превратиться в старого харизматика, но от жадности перебрал с вирусами?» Пролистав работу до конца он не нашёл ответа, зато появились новые вопросы. В азарте загрузил Тишину «Квестово-симуляторную сущность Вселенной»:
«...Нет и не может быть прямых, но есть много косвенных доказательств того, что наш мир – это величайший Квест с симуляторами в виде человеческих тел. Мгновенная реакция на одно и то же событие в разных частях Квеста (Вселенной) – самое убедительное из множества косвенных доказательств.»
– Квест спалился на косвенных, – усмехнулся Андрей. – Таки где надо количество переходит в качество.
«...В нашем Квесте (Вселенной) у каждого симулятора (индивидуума) своё предназначение. По условиям игры, при входе в Квест (при рождении) мы не знаем ни своего уровня, ни задач для его успешного прохождения (ни цели, ни смысла жизни). Всякий, кто каким-то образом находит эту закрытую информацию, удаляется из Квеста естественным или каким-то другим образом.»
– Ну, да, Рагозин ночами подглядывал да вынюхивал, вот и выбыл из игры за неспортивное поведение, – улыбнулся Андрей. – Ещё Ницше, прости его Господи за такую фамилию, на собственном дурдомовском опыте выяснил: «Если долго смотришь в бездну, то и бездна взглянет на тебя.»
Не зная, на какой версии остановиться, эгрегорной или квестовой, Андрей решил почитать что-нибудь Рагозинское, но ко второму абзацу «Безопасных методов кармических коррекций» уснул. Разбудил его Мятлев:
– Как славно, что вы меня нашли. Я вам сейчас такое покажу, от чего ваше мировоззрение изменится кардинально. Только ничего не бойтесь. Если понадобится, я буду сражаться за вас, как пьяный берсерк, – и выскользнул из библиотеки.
Спросонья Андрею послышалось: «...как пьяный барсук». Сняв ПМ с предохранителя, он пробормотал, что открыт для перемен, а битвы пьяных барсуков поучительны, и двинул следом во тьму опустевшего «Анти-Мысленария».
Пренебрегая лифтами они добрались по запасной лестнице до какого-то поднебесного этажа. Фитнес получился знатный. Даже в темноте коридор показался Андрею знакомым. И точно – на свет брелкового фонарика откатафотила табличка «Лаборатория интегративных функций мозга».
– Тихо, – прошептал Мятлев, выключил фонарик и приоткрыл дверь.
В лаборатории творилось что-то непонятное. В полной темноте кто-то тягуче шипел:
– Матричные структуры, проникшие в блок дилемм, оказались в сети альтернатив...
Нечеловеческий голос перебил его:
– Формирование мультиустойчивой гармонии в эмпирическом подпространстве имплицирует множественность допущений и ограничений.
Кто-то третий с таким же простуженным горлом добавил:
– Для корректировки возникшего диссонанса необходимо изменить энергетический каркас на одну квантовую флуктуацию.
«Шиза на месте преступления вытянулась в полный рост», – Андрей нащупал выключатель, щёлкнул по клавише и одновременно выкрикнул:
– Всем стоять!
Сцена вышла «Ревизорного» масштаба: следователь с пистолетом в боевой стойке, Мятлев за его спиной в крайней растерянности и Тиша Шишкина в центре флуоресцирующего контура трупа – прекрасная в гневе, как электродрель на полных оборотах. И более ни души.
– Вы только что сорвали уникальный эксперимент! – взвизгнула похлеще дрели Тиша.
– А где подельники? – Андрей обошёл лабораторию, заглядывая в шкафы и под столы.
Тиша уставилась на вентиляционное отверстие и мстительно прошипела:
– Включите мозг, если он у вас ещё не отпочковался.
Андрей едва не взобрался на шкаф, чтобы снести вентиляционную решётку, но вовремя сообразил, что отверстие 30х30 не сможет укрыть в один миг трёх взрослых ботаников.
– Дошутитесь, гражданка Шишкина, – предупредил он свидетельницу, но о сопутствующих карах рассказать не успел – за Тишу вступился Мятлев:
– Я же обещал показать вам невообразимое, это оно и было.
Где сумбурно, где непонятно он пересказал суть сорванного Андреем перфоманса. По Тишиным щекам от великой досады текли слёзы:
– Я год подмагничивала сюда эгрегоный мусор, который остался от умерших академиков, а вы...
Запутавшись в Тишиных розыгрышах, Андрей решил, что проще принять Мятлевские объяснения на веру. Вместо извинения он хотел потрепать Тишу по плечу, но вовремя отдёрнул руку от клацнувших зубов. Зато Олег Иванович беспрепятственно погладил её по голове. С отчётливым раздражением Андрей спросил:
– Как же такой уникальный эксперимент и без понятых?
Мятлев кивнул на контур трупа, в котором как раз стоял Андрей, и с тяжёлым вздохом пояснил:
– Опасно для жизни.
Инстинктивно Андрей выскочил из контура.
– Опасно понятым, смертельно опасно Рагозину, а вам?
– Всем опасно, – со смирением признала Тиша. – Но в каждом ремесле своя техника безопасности.
Мятлев согласно закивал:
– Рагозин хотел реквизировать Тишины достижения тайно, а о средствах защиты ничего не знал.
Не в силах отнестись серьёзно к Мятлеву и его бреду, Андрей мрачно пошутил:
– И потому вороватый профессор протокольных колдунств не явил.
– Да, – Тиша без тени жалости посмотрела на светящийся контур и, словно обращаясь к духу профессора, констатировала: – Инсайт был плох и фокус не удался. Кстати, это и вас касается.
Она повернулась к Андрею и ткнула пальчиком в пистолет:
– На предохранитель не ставьте пока до дома не доберётесь. Мало ли как функционал Квеста отреагирует на вашу чрезмерную осведомлённость. И дома ничего не включайте. Короткое замыкание, утечка газа... – вам ли не знать?
От перечисленных перспектив Андрей не дрогнул, а напротив смело возразил:
– Ерунда. Все знают, что миром управляют масоны, которыми управляет Чёрная аристократия, которой управляет Комитет 300, в котором заседают люди из будущего, которыми помыкают рептилоиды. И всем им на меня начхать.
– Блажен, кто верует, тепло ему на свете!
Андрею тоже захотелось унизить перебравшую с апломбом Тишу, а потому для затравки спросил:
– Ну и кто на самом деле нами управляет?
Оценив интеллект следователя, Тиша, после недолго молчания, опустилась до уровня средней школы:
– Представьте, что вы – персонаж компьютерной игры. Кто этим персонажем управляет? В лексике такого героя – им управляет личное предназначение и кем-то заданный сеттинг.
– Как же узнать личное предназначение?
Кажется, впервые Тиша посмотрела на следователя, как на существо почти разумное:
– Это вопрос экстра-экзистенциального характера. В глобальном смысле, предназначение у всех одно: наращивание духа в гуманитарном смысле этого слова. Короче, перечитайте заповеди.
Андрей ухмыльнулся:
– Ага, «возлюби ближнего своего». С этим у нас в Конторе лады. На безответных страстях каждое второе дело замешано.
Олег Иванович деликатно крякнул и уточнил:
– Люди всё время путаются в словах. Бескорыстная и бордельная любовь – это две большие разницы. Два абсолютно несовместимых понятия.
В Тишиных глазах снова промелькнули нехорошие чёртики:
– Хотите, я подкоплю эгрегорный мусор и деформирую вашу психику?
– Зачем?
– Чтобы вы поняли, о чём речь, и прониклись, например, к Олегу Ивановичу или ко мне чувствами столь высокими, что другим и не снилось.
«Ромео заДжульеттится на Мятлеве?», – ужаснулся Андрей и решительно отказался.
– Разрешите мне вместо вас деформироваться, – смущённо попросил Олег Иванович.
Не в силах более выносить поток шизы, следователь расхохотался.
– Что смешного? – хором спросили Тиша и Мятлев.
Свозь смех Андрей пробулькал:
– Вспомнил анекдот, как гениальный учёный Берт фон Эпштейн сколхозил в гараже машину времени.
Мятлев омрачился, а Тиша скорбно заметила:
– Чёрный юмор – это начало необратимой деменции.
Лицо Андрея стало жёстким.
– Да ну вас! – поставил ПМ на предохранитель, сунул его в карман и без лишних прощаний покинул эпицентр «Анти-Мысленария».
Несмотря на поздний час, Андрей решил пройти квартал-другой пешком. Холодный ночной воздух освежил его разгорячённую голову. С утра дело Рагозина казалось ему премиальным, как засада гаишника за знаком «20 в красном», а после ночного балагана в лаборатории всё стало выглядеть иначе.
– Развели демоны, развели, как лоха! – тихо взвыл прозревший Андрей. – Сыграли в четыре руки. Сначала мистический Мятле-Шишкинский бред, потом подмена библиотечного каталога, идиотский саундтрек в лаборатории. Но зачем так надменно игнорировать здравый смысл – они и так были вне подозрений? И эти вульгарные страшилки о скорой кончине – бред какой-то. Ничего, завтра я их прищучу.
Расправив шарф, чтобы не застудить горло, он беспечно замурлыкал Некрасовский романс:
«Видишь, рассеялась туча туманная,
Звёздочки вышли, горят?
Все на тебя, голова бесталанная,
Ласковым взором глядят.»
До дома оставалось совсем немного. Андрей спустился в подземный переход, но не дошёл и до середины, когда свет погас, и с обеих сторон послышались шаги.
«Совпадение», – цепляясь за рациональное мышление решил Андрей, но ПМ из кармана достал и с предохранителя снял. В глаза ему ударил яркий луч фонаря. Андрей мгновенно повернулся боком, вскинул руку, выстрелил в фонарь и, отпрянув в сторону, упал на холодную плитку.
«Кто такие, сколько их?»
В ответ – ни выстрела, ни шороха, ни звука. Минут пять Андрей прислушивался, потом, с пистолетом наготове, приподнялся, всмотрелся в темноту. Никого.
«Что за бобуйня?»
Он встал в полный рост, прижался спиной к стене и заскользил к выходу. До поворота к лестнице оставалось метров пять, когда раздались выстрелы.
– Совпадение, – упрямо прошептал Андрей, сползая по стене.
Закутанный в бинты, словно мумия, он очнулся в реанимации только на третьи сутки. С трудом открыл глаза – рассветные лучи пробивались сквозь вертикальные жалюзи. Рядом в кресле клевал носом шеф.
– Доброе утро, Генрих Артурович, – Андрей не узнал своего голоса.
– Андрюша! – встрепенулся шеф. – Жив, курилка! Ну, теперь точно выкарабкаешься.
На шум прибежала медсестра, бегло протестировала раненного на предмет пульса, температуры, давления и ушла за врачом.
– Что случилось? У меня всё на месте? – не без трепета спросил Андрей.
Отерев глаза, шеф проворчал:
– Умереть, не встать – вот что случилось. Дважды прострелянный, ты завалил четырёх рецидивистов.
– Это как? Ей-богу, ничего не помню.
– За тебя ребята что надо вспомнили. Прочитай и распишись.
В объяснительной события от лица Андрея Ильича Лугина были изложены так: «...услышав выстрелы, я спустился в подземный переход и увидел четыре трупа. На всякий случай крикнул «Стой, стрелять буду!» В ответ раздались выстрелы. Я потерял сознание.»
Андрей виновато уточнил:
– Если я их не убивал, значит глухаря в Контору занёс?
– Нет, все убийства списали на убитых.
Шеф убрал объяснительную в папку.
– Всё будет хорошо. Главное – выздоравливай. Смотри, какой букет тебе принесли, – и подал записку, прикрепленную к обёрточной плёнке.
В палату вошёл врач и выставил Генриха Артуровича. Андрея ещё раз осмотрели, перевязали, вкатили антибиотики с витаминами, потом гигиенические процедуры, лёгкий массаж рук и ног, снова лекарства, снова процедуры... О записке он вспомнил только к вечеру. На сложенном вчетверо листке с эмблемой Академии Управления при Правительстве было напечатано:
«Дорогой Андрей Ильич!
Извините, что немного опоздали с закрытием прорехи в вашей энергоструктуре. На сегодня все ремонтные работы закончены. Поправляйтесь спокойно.
P.S. Нижайший поклон за то, что уступили мне деформацию.
Навеки ваш, О. И. Мятлев.»
– Да тишкины етишки, – выругался Андрей, смяв листок.
Но интуитивно он уже понял, что той ночью в Академии упустил шанс, который выпадает в жизни только раз и далеко не каждому.