Огромные синие глаза

               
         Когда он нёсся с этой девочкой с горы на санках, всё становилось  интересным, будоражило. Рядом вылетели красивые санки, ребята на них старались зацепиться за санки Любы, – так звали новую подругу Алексея, -  старались опрокинуть их.
               - Любка, ты загулялась с этим эвакуировапнным! Смотри, больше не лезь к нам!
               - Чего они так относятся к тебе? – спросил Алексей с испугом.
               -Дураки! – выдохнула она. – Ненавижу!
Алексей стал с интересом рассматривать свою новую знакомую. Все в деревне знали уже их, голодных из Ленинграда, им дали не очень новую пустовавшую избу, жили они там вчетвером – его мать с бабушкой (её матерью) и дочкой сестры матери.  Эта сестра работала недалёко  на молокозаводе, она-то и помогла устроится всем им здесь.
С Любой он познакомился легко, как часто знакомятся дети во дворе, или на улице друг с другом. И вот уже их санки врезаются в кучу-малу, образовавшуюся внизу под горой. Она счастливая, как показалось Алексею – главная в этом детском муравейнике, даже эти мальчишки-задиры – никто по сравнению с этой королевой снежной горы… Ему начинало нравится здесь, в этой деревне Кишкино, ребетня такая же, как в Ленинграде, во дворе их большого дома – там он носился допоздна, но девчонок как-то было мало, всё дворовая лиговская шпана. Чего только не вытворяли они там! Был такой Бомбочка, маленький и изобретательный, впоследствии до того доизобретался, что попал в тюрьму, пропал насовсем… А до этого он  запустил в Алексея острое, как бритва, колесо и рассёк ему подбородок – шрам остался на всю жизнь.   
Здесь, в Вологодской области, у них было много родственников, но с местными всё же в отношениях существовала некоторая сдержанность. Деревенские очень настороженно относились к ним.
 Работу матери дали очень трудную, но денежную, - развозить навоз на телеге по всей округе, самой нагружать и разгружать его… Хорошо, что она была тоже из тех же деревенских, но только из другого района этой области – молодая и здоровая русская баба, согласна на всё, лишь бы прокормить детей.
…Кругом летели такие же санки (ну, возможно, не точь в точь!), так же орали до боли в горле ребята и девчонки, так же светила луна… Но… у него с ней  - шестилетних – были свои переживания, свои слова, взгляды друг на друга, своя, может быть, любовь друг к другу. Несомненно, они немножко были влюблены. Когда и как это чувство зародилось – понять никому не суждено – это не даётся человеку, как не даётся и многое другое. Просто они,  находясь вместе, испытывали небывалый эмоциональный подъём, небывалое желание что-то сотворить такое…ого - го! Ужасно не хотелось заканчивать этот вечер и расходиться по своим избам в деревне Кищкино Вологодской области. Ведь такое может никогда не повториться, и, как оказалось, чувствовали не напрасно!
 Визг полозьев, готовая на всё подруга-девочка, родство душ и несомненное уважение друг к другу, важность того, что они делают, божественная природа… Сосны, луна, речка внизу – вернее, лёд там, где она есть, хулиганство окружающих ребят, их задиристость – что ещё нужно в этом возрасте?
Алексей не помнил, как и когда он очутился в её доме – просторной избе, где, находясь в одном углу, с трудом слышно, что говорят негромко в другом. Говорили о чём-то её взрослые родственники, вероятно, о важном, так как на детей, т.е. на Любу и Алексея, не обращали ни капли внимания, как будто их не было. Тогда ещё Алексей подумал – а, может быть, её тут никто не любит, и она как бы передала свою любовь ему? Чужая? Нет, Люба была дочкой этих взрослых.
Они старательно и долго играли в тот день.
Больше он её никогда не видел. Вскоре прошёл слух – Люба простудилась. Пневмония. Задохнулась. Умерла.
Как чётко вспоминались её сияющие глаза, её полная  принадлежность ему- просто на уровне общения, ни о какой сексуальности тогда не могло быть и речи!
Да, это было в эвакуации во время войны. Его вывезли из блокадного Ленинграда, чтобы они с матерью выжили. Его двоюродная сестра была совсем маленькой – трёхлетней и сидела в основном дома, а его уже отпускали гулять – так он и познакомился на горке с Любой.
Гибель Любы заставляла о многом задуматься… В Ленинграде ещё до  войны он гулял во дворе с другой девочкой Валей. Это было тоже упоительное время – им было по четыре года. Также полная отрешённость от всего. Полное доверие друг к другу. Сияющие огромные глаза четырёхлетней красавицы! Он, маленький, не верил, что с ним дружит такая прекрасная девочка. Часто они стояли у входа в парадную и долго о чём-то своём беседовали. Всё вокруг, естественно, было забыто – только он  и она. Впервые он начинал говорить интересно (он чувствовал это!) с ровестницей. Она как-то подвигала его на содержательные разговоры. Они долго дружили. Он понимал тогда уже, что это не только дружба, а что-то большее, какая-то полувзрослая заинтересованность друг в друге…
Потом началась война. Обстрелы. Сигналы тревоги. Прятались в подвал соседнего дома. Его эвакуировали. Когда в 1945 году он вернулся с матерью в Ленинград, узнал, что Валю съели в блокаду – она осталась в городе.
 На лестнице нашли только голову – курчавую русую красивую голову с огромными синими глазами.
Потом он часто  встречал на лестнице её мать – она всегда жадно смотрела на него, как будто хотела увидеть свою живую дочь…