Войдите в зимний лес, в суровое царство белизны и холода, прислушайтесь к его звенящей тишине. Лишь редкий скрип деревьев, да шорох падающего с веток снега нарушают безмолвие. Вы будете вдыхать морозную свежесть и наслаждаться одиночеством, не подозревая, что десятки глаз наблюдают за вами, десятки ушей ловят звук ваших шагов, и десятки носов принюхиваются к вашим запахам. На самом деле, в лесу кипит жизнь. Это при нашем появлении она замирает – и снова пробуждается, когда мы покидаем его пределы. Присмотритесь: весь снег испещрён следами. Если бы мы умели читать эту тайнопись, то поразились бы, сколько невероятных историй происходит в спящем лесу. Лишь иногда немного приоткроется занавес, и мы становимся свидетелями их поразительной, таинственной жизни. Их – наших меньших братьев, которые боятся нас, как самых лютых врагов.
Как-то в начале зимы мы с женой решили прогуляться по берегу Катуни. Накануне выпал снег, температура была едва ниже нуля, и мы, любуясь искрящимся пейзажем, всё дальше и дальше уходили от нашей деревни. Мы шли по береговому припою, пытаясь прочесть на снегу последние новости лесной жизни. Судя по следам, здесь успело прошмыгнуть с утра огромное количество животных. Никогда, например, не думал, что мыши тоже ходят на водопой. Казалось бы, живут себе под снегом – по какой надобности им надо тащиться к реке, когда вокруг по сути та же вода? Не лапы же они там моют после туалета? Ну, волки, лисы, зайцы – их понять проще. Бежали, к примеру, запыхались; чем снег лизать, лучше сходить к реке, там воды много: пей, сколько влезет. А вот это новость: какой-то зверь не вышел из леса, а вылез из воды! Походил по берегу, потоптался и опять нырнул в реку. Я даже не знал, что в нашей малорыбной Катуни водятся какие-то звери. Предположив, что это выдра или водяная крыса, мы отправились дальше. А дальше пошло всё чудесатее и чудесатее… Вот какой-то гигантский заяц прискакал из леса, чтобы напиться и … куда-то исчез. Припрыгать-то он припрыгал, а вот назад не упрыгал. Следы шли явно в один конец. Я остановился, озадаченный. Про плавающих зайцев мы не слышали. В голову лезла всякая чушь: вот, например, он наклонился над водой, а выдра его – хвать! – и утащила под лёд?! Нет, это слишком экзотично, не в духе нашего соцреализма. Остаётся предположить, что заяц поскользнулся, и его унесло течением. Тоже, конечно, глупость, но другой версии не было. «Бедный зайчик» – сказала жена, и мы пошли дальше.
Снова воцарилась приятная для глаза картина: следы идут в оба конца, туда и обратно. Животные, в соответствии с уставом, выходят из леса, пьют и снова уходят в лес. Пришёл, напился, ушёл. Пришёл, напил… – я снова впадаю в ступор от удивления. Опять такое же безобразие, как и в прошлый раз. Снова гигантский заяц, и снова следы в один конец. Ну не могут, не могут два зайца поскользнуться в одно и то же утро на одном берегу. Я совершенно деморализован, у меня нет больше никаких версий. Остаётся произнести что-нибудь философское: «есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам…» и продолжить наш променад, стараясь смотреть выше линии горизонта.
С деревьев срываются целые сугробы снега, по реке несётся шуга, спугнутые нами птички-оляпки нехотя отрываются от своей подводной охоты, чтобы продолжить её тут же за нашей спиной. Вдруг, метрах в семидесяти впереди нас, на берег выходит бурая собака. Она как-то необычно ковыляет, припадая на передние лапы. И тут меня осеняет: да это же кабарга! Маленький мускусный олень, у которого передние ноги короче задних. Хотя я ни разу в жизни не видел кабаргу, я совершенно уверен, что это она. Кабарга, принюхиваясь, задирает голову и резко оглядывается на нас. Она, как и мы, не ожидала встречи, но вместо того, чтобы ускакать в лес, она бросается в Катунь – и её быстро выносит на самую стремнину. Что она делает? Ведь утонет, дурашка! Сколько отчаянных пловцов пытались переплыть Катунь, так и не достигнув другого берега. Так то – летом, а сейчас зима! Маленькое тщедушное животное, на мой взгляд, не имело шансов уцелеть в этом ледяном месиве. Я добавляю шаг, потом перехожу на бег, чтобы не потерять из вида её напряжённо вытянутую головку. Метров триста я бегу за ней, потом начинаю отставать, но всё же прекрасно вижу, как она с середины реки снова возвращается к нашему берегу и легко выпрыгивает на лёд. Затем отряхивается, как собака, и неспешными прыжками удаляется в лес.
И тут до меня доходит, что за « зайцы» оставили следы в один конец. Это кабарожки выходят на берег, чтобы устраивать свои заплывы. Для чего они занимаются моржеванием? Возможно, они так борются с донимающими их паразитами, а может, таким образом уходят от опасности. Всё-таки поразительно, насколько они сильнее, выносливее и неприхотливее нас. Но именно мы, изнеженные и неуклюжие, отобрали у них планету и продолжаем добивать их, давно уже не ради еды, а ради мускуса для парфюмерии или рогов на стену, а чаще всего ради потехи. Правда, иногда мы берёмся их рьяно защищать, обычно, когда последние экземпляры остаются только в зоопарках.
Написав этот рассказ, я задумался о том, как мало мы знаем об их жизни, живя зачастую бок о бок. Хотя мы вышли из одного яйца, но судьба разнесла нас по разные стороны кулисы: они – среди природы, мы – вне её. Я стал вспоминать наши случайные встречи, и мне захотелось рассказать о них вам, дорогие читатели.