Тусовка в кабаке у Мясницких ворот под Новый Год

Эдуард Скворцов
Творческая деятельность с какого-то момента негативно отражается на личности творца, особенно если речь идет о литературном поприще.

Окружающее становится плоским, зеркально отражаясь на бесчисленных листах писчей бумаги и печатной продукции.
Это при том, что у бумаги есть удивительное свойство переполнять ящики письменных столов и полки канцелярских бюро, а также сервантов.

Конечно, если этот процесс пустить на самотек или отдать на откуп жене, то раз в год можно с облегчением вдохнуть, поскольку у нас в стране все больше прививается традиция под Новый год выбрасывать горы бумажной макулатуры в мусоропровод или заказывать мусоровозу с наемными рабочими.

И что интересно! Никого ущерба творческому процессу это не приносит, поскольку количество сюжетов литературных беллетристических произведений в активе национальной литературы сильно ограниченно.

А поскольку издавать сочинения на свои шиши-барыши с каждым годом становится все затруднительнее, то выброшенное, как настоящий неискоренимый сорняк, опять пробивается под пером писателя на писчую бумагу или экран компьютера.

Кстати, наиболее продвинутые писатели не используют бумагу для сочинений, а кодируют все тексты с помощью клавиатуры компьютера и, само собой, запоминают на магнитных носителях.

Но тут есть свои плюсы и минусы. Плюс в том, что интимные и высоко эротические тексты можно утаить таким образом от жены, а минус состоит в том, что емкость съемных дисков практически бесконечна и, если ее не забивать десятками копий одного и того же беллетристического опуса, то ловишь себя на мысли, что художественное накапливается медленно, а в основном копится переписка с критиками, почитателями и, само собой, особенно с недоброжелателями.

Благостной отдушиной воспринимаются тусовки раз в месяц, на которые порой приглашают творцов: певцов-скворцов, смехачей-рифмачей и забулдыг-писателей.
Как иначе можно характеризовать эту публику?

Прошлый раз дело приобрело определенно трагико-комический оборот.
В подвальном помещении кабака-трактира у Мясницких ворот сбор литераторов в канун Нового Года шел не шатко не валко.
– Милости просим! Пожалуйста проходите в общий зал, - слышалось от гардероба.

Одни приурочили тусовку к своей презентации, другие решили последний раз в этом году плотно поужинать без домашнего надзора (сегодня жены настроены не кормить за свой счет «бесплодных писак», не имеющих гонораров от публикаций своих трудов).

Есть такие, которые просто обязаны отблагодарить приличным ужином председателей и членов всякого рода наградных комиссий. Награждают сегодня охотно грамотами либо дипломами на бланках, оставшихся с советских времен, и как правило без денег, в лучшем случае памятной медалью к юбилею какого-нибудь русского классика с крупной цифрой на обратной стороне и портретом юбиляра с лицевой стороны медали.

Другие, особенно среди маститых членов Союзов творческих работников, приводят в кабак на подобные тусовки своих любовниц, желающих удостовериться, что это действительный член, а не засуженный или на голову контуженный в борьбе с партийно-идеологической мафией предыдущего режима.

Преимущество такого рода тусовок в том, что сюда охранники-швейцары пускают публику только по членским билетам. Соответственно инициативных жен, воздыхателей и кредиторов, не имеющих членского билета в зал не допускают, а выпроваживают вверх по лестнице на уровень тротуара или дорожного асфальта в зависимости от силы пендаля на предпоследней снизу ступеньке.
Подобное, конечно, случается на уровне комизма.

А трагизм - он начинается с момента, когда один или два возбужденных предстоящей встречей с коллегами по перу творца падают вниз… нет не с крыльца, а скорее под крыльцо, а именно сверху вниз, считая ребрами ступеньки полуподвального кабака в стиле «петровича».

Дело могло кончиться клинически, если бы с телам двух творцов не встретились тела двух охранников.
Те их приняли на свои широко расставленные, мощные груди.

На какое-то мгновение все внизу застыли: гардеробщик, цветочница, последние из вновь прибывших посетители.
– О-п-п-а!
Через мгновение стражники выпрямились и, сняв со своих рук, поставили на пол головой вниз двух свалившихся им на плечи творцов.
Те пикнули, охранники екнули и… перевернули с головы на ноги экстравагантных посетителей.

Раздались шумные приветствия и здравицы:
– Добчинскому и Бобчинскому привет!
– Наши коллеги на высоте даже в подвале!
Соратники по перу подхватили бедолаг под руки и повели прямо к банкетному столу. 

Надо сказать, что это не были бездарные балаболы Добчинский и Бобчинский – литературные герои Николая Васильевича Гоголя – это были два обыкновенных российских гоголя: Кислов и Краснов, которых по такому случаю решено было выставить на кругленькую сумму.

Шустро сдвинули столики в один трапезный стол, смахнули в сумки и пакеты книжки, долгоиграющие компакт-диски, брошюры и буклеты авторского исполнения и вызвали официантов. Когда в банкетном зале появились шоколадного цвета  африканцы с белоснежными полотенцами перекинутыми на согнутой руке, скрывающими их боцманские бицепсы, банкет вошел в свою апогейную стадию, предшествующую апофеозу.

Какой-то шутник предложил официантам выставить по одной бутылке спиртного на каждого и по одному горячему блюду на двоих, мол, женщины поделятся закуской с мужчинами.

Но получилось все наоборот: женщины пили за двоих, мужчинам досталось много закуски. И когда женщины, преимущественно поэтессы, что называется, отключились, мужчины попытались покинуть тусовку, грозящую перерасти в потасовку.

Между тем, что заподозрив неладное, официанты были вынуждены принуждать пытавшихся досрочно покинуть грандиозный банкет, водворяться на их исконное место за общим столом, где женщины определенно взяли бразды управления разгулом-загулом в свои руки.

Каждая поэтесса пыталась взять слово, чтобы прочитать по распаленной алкоголем памяти свои стихи.
Мужчины взбеленились, атмосфера накалялась: за свои кровные слушать чужие стихи, да еще из уст поэтесс не первой свежести – это было оскорбительно.

Обратились за поддержкой к Кислову и Краснову. Но они были практически в отключке: одного женщины не поэтического вида ласкали, другого тискали.
– Минуточку внимания! Господа хорошие, пора закругляться. Ресторан через час закрывается. Старый Год заканчивается!

Женщины стали возмущаться, мужчины - негодовать и под шумок попытались встать, чтобы ретироваться в гардероб.

Ужас! Официанты развязали полотенца, висевшие у них на руках, и стали рукоприкладствовать, оттесняя мужчин от женщин, женщин от мужчин, денежных от безденежных.

В центре банкетного зала оказались Кислов и Краснов.

Каково же было недоумение присутствующих, когда выяснилось, что они не при деньгах, а администрация кабака отказывается выпускать из подвала на волю хоть одного участника банкета, пока таковой не будет оплачен.

Решено было, что все оплатят поровну.
Однако быстро выяснилось, что у многих денег нет и в ближайшее время не предвидится.

Пришлось оплачивать тем, кто не желал оказаться в заточении в подвале кабака до утра Нового Года, и, соответственно, тем, кто почти ничего на ночь не ел и, опасаясь семейных разборок, не пил.

Двух виновников подставы по завершении новогодней тусовки пришлось выносить на руках по лестнице из подвала.

Складывалось впечатление, что это они двое: Кислов и Краснов -  уелись и упились на халяву, пока другие жеманились и хихикали, поедая фруктовое мороженое и сельтерскую воду кухонного налива.

Короче, тусовка состоялась!
А поскольку все сильно поиздержались, кроме Кислова и Краснова, то решено было впредь проводить тусовки в диетической столовой Дома киноактера на Поварской улице при условии, что ни один уважающий себя творец не выдаст двум писателям-пронырам место корпоративных сборов.

Таким образом, столичные тусовки в кабаках творцов и их певцов приказали долго жить.

По крайней мере до времен повышения творческих гонораров, достойных тусовок, как минимум, в ресторане «Седьмое небо», возносящим посетителей на достойную высоту, а не опускающих ниже плинтуса в подвале кабака у Мясницких ворот.