Who will believe my verse in time to come,
If it were fill'd with your most high deserts?
Though yet, heaven knows, it is but as a tomb
Which hides your life and shows not half your parts.
If I could write the beauty of your eyes
And in fresh numbers number all your graces,
The age to come would say 'This poet lies:
Such heavenly touches ne'er touch'd earthly faces.'
So should my papers yellow'd with their age
Be scorn'd like old men of less truth than tongue,
And your true rights be term'd a poet's rage
And stretched metre of an antique song:
But were some child of yours alive that time,
You should live twice; in it and in my rhyme.
***
Смогу ли я потомкам передать
Твой образ непосредственный и милый?
Сумеет ли сонет возобладать
Над молчаливой тайною могилы?
Едва дерзну читателю открыть
Твой чудный взор под рифмою шальною,
Он станет меня кривдою корить,
Узрев лица свеченье неземное.
Отвергнется пристрастная строка
С презреньем: «Не сыскать на них напасти!» -
Как бредни селадона — старика
С угодливой манерой поздней страсти.
Когда бы в сыне был ты сохранён,
Строк этих оправданьем стал бы он.