Стихи Дерзайцев

Серафима Лежнева Голицына
Рассказы
Адмиральский А. Гений: (Фантастический рассказ) // Фантастика, 1968. - М.: Молодая гвардия, 1969. - С. 13-25.
Адмиральский А. Последнее превращение Урга: (Фантастический рассказ) // Техника - молодёжи. - 1969. - № 8. - С. 8-10.
Книги
Адмиральский А., Белов С. Рыцарь книги: (Очерки жизни и деятельности П. П. Сойкина). - Л.: Лениздат, 1970. - 214 с. - 26 000 экз.
Примечания
; В некоторых источниках указываются неправильные имя (Александр), даты рождения и смерти.
; Похороненные на Северном кладбище
; Михаил Хейфец «Мемуары»
; Яснов М. Замурованный амур: Избранные и новые стихотворения. - СПб: Вита Нова, 2003. - 248 с. - ISBN 978-5-93898-048-8.
Библиография
Сергей Белов. Он человеком был… // Вечерний Санкт-Петербург, 1992, 4 января
Елена Пудовкина. Клуб «Дерзание» // Пчела, № 26-27 (май-август 2000)
Сергей Белов. Памяти рано ушедших друзей - А. М. Адмиральского и А. А. Титова // С. Белов. Братья Гранат. - М.: Книга, 1982.
Люблинский С. А. Адмиральский, С. Белов. Рыцарь книги // Звезда. - 1971. - № 5. - С. 214.
Лукашин А. П. Экстелопедия фэнтези и научной фантастики. А. Адмиральский

ИЗ ОДНОГО ГНЕЗДА.

Перечислить всех, кто посещал в те годы клуб, конечно, невозможно.

Сергей Стратановский, Виктор Кривулин, Елена Игнатова, Елена Шварц, Татьяна Калинина, Татьяна Котович, Татьяна Курочкина, Геннадий Григорьев, Петр Чейгин, Людмила Зубова, Татьяна Царькова, Виктор Топоров, Михаил Гурвич (Яснов), Евгений Пазухин, Николай Беляк, Евгений Вензель, Николай Голь, Елена Мамаева, Алла Киселева, Елена Мейлих, Александр Боровский, Наталья Абельская...

Многие бывшие члены клуба обрели известность в литературном мире, другие остаются в тени, но каждый из них так или иначе влияет на облик сегодняшнего Петербурга.



Лев Лурье: Стихи печатают, стихи читают, поэтов много. Пастернак говорил о позиции поэта – о таком месте, которое занимает поэт. Поэт – это человек, который транслирует шум времени. 13 марта 2007 года ушел из жизни Гена Григорьев, в некотором смысле, последний поэт. Последний человек, стихи которого запоминались людьми сразу и расходились на пословицы и поговорки.

Последнее превращение Урга
    
     В восемь утра ему приносили завтрак.
     В девять он выходил на прогулку.
     С одиннадцати до двух читал.
     В два обедал.
     До четырех отдыхал.
     Вечером просматривал почту.
     Ужинал в восемь.
     И ровно в десять ложился спать.
     Ничто не могло помешать этому распорядку.
     Дом, в котором он жил, был единственной тюрьмой на всей планете.
     А он был ее единственным узником.
    
За те пятьдесят лет, что он  провел  в  заключении,  обитатели  планеты
Граунд забыли и его самого и суть его преступления.
     В   архивах   Великой   Директории   Граунда   хранились   запечатанные
металлические капсулы со всеми  материалами  следствия.  Таких  капсул  было
несколько десятков, на каждой из них - не поддающаяся разрушению гравировка:
"Вскрыть через двести лет".
     И подпись Президента Великой Директории.
     Каждые полгода сменялся весь штат, обслуживавший узника.
     Каждые полгода он писал петицию на имя Президента Великой Директории.
     Каждый  новый  начальник  тюрьмы  принимал  от   предыдущего   сейф   с
опечатанными петициями.
     Инструкция разрешала узнику обращаться к Президенту два раза в  год,  в
день смены тюремного штата. По той же инструкции начальник тюрьмы имел право
прочитать петицию, затем обязан был опечатать ее и положить в сейф.
     Таким образом, когда прошло пятьдесят лет, дела принял  сто  первый  по
счету начальник, а в сейфе лежало сто опечатанных петиций.
     101-й был молод и весел.
     Он понятия не имел, что за  человека  обязан  стеречь[Примем,  в  целях
упрощения стиля, слово "человек" для обозначения разумных обитателей планеты
Граунд]. Он знал только, что  этот  человек  совершил  в  прошлом  тягчайшие
преступления против человечества и осужден на пожизненное  заключение.  [См.
примечание I. ]
     101-му,  как  и  всем  предыдущим   начальникам   тюрьмы,   инструкцией
запрещалось разговаривать с узником на любые темы,  кроме  бытовых.  Той  же
инструкцией ему вменялось в обязанность обеспечивать узника всем необходимым
для жизни  и  здоровья,  выполнять  все  его  бытовые  требования,  снабжать
книгами, журналами, газетами.
     Узник  был  стар  и  угрюм.  Несмотря  на  комфорт,  правильный  режим,
прекрасный климат, пятьдесят лет заключения наложили свой отпечаток.
     Особенно плохо ему стало в  последний,  пятидесятый  год.  Он  уже  все
понял. Он понял, что его обращения к Президенту не посылаются. Он понял, что
здесь, в тюрьме, ему придется умереть.
     И он не мог с этим смириться.
     Днем узник был замкнут, не вступал ни в какие разговоры с  тюремщиками,
заставлял себя много читать и много двигаться.
     А вечером...
     Если бы 101-й хоть раз заглянул в спальню узника вечером, он увидел  бы
и услышал странные вещи.
     Узник возбужденно ходил по комнате и непрерывно что-то шептал.
     - Они ничего не  поняли...  Мое  изобретение  могло  бы  в  десять  лет
перевернуть  всю  жизнь  на  Граунде...  Я  дал  им  в  руки  неограниченные
возможности... И теперь я здесь... Я не могу допустить, чтобы  мои  открытия
умерли вместе со мной... И я не могу показать всю полноту  моих  открытий...
Я - в тюрьме... Я стар и болен... Я не имею права умереть... И  у  меня  нет
никакой надежды...
     Когда-то давно, в первые годы своего  заключения,  после  того  как  он
написал три или четыре петиции, он  попытался  полуоткровенно  поговорить  с
очередным начальником тюрьмы. Результат был незамедлительный. Через два  дня
после разговора весь штат тюрьмы досрочно был сменен.
     И с тех пор узник молчал.
     А теперь...
     Узник понимал, что прямой путь отрезан. Но однажды ему показалось,  что
он нашел выход...
     Инструкция обязывала начальника тюрьмы один раз в неделю  беседовать  с
узником. Беседа не могла продолжаться более часа.
     Эти беседы по традиции носили домашний характер.  В  столовую  подавали
чай, персонал уходил, и начальник тюрьмы оставался с узником один на один.
     И вот 101-й пришел к узнику на одну из таких бесед.
     После нескольких общих фраз они разговорились.
     И тогда узник сказал:
     - Я стал сдавать в последнее время. За эти годы я  много  работал,  но,
очевидно, мне не увидеть результатов своей работы...
     - Да, возможно, - ответил 101-й. - Прошу извинить меня, но  я  вынужден
вам напомнить, что мы не имеем права выходить за пределы бытовых тем.
     - О, я слишком хорошо это помню, -  усмехнулся  узник.  -  Я  не  Стану
нарушать инструкцию. Вы  знаете,  в  последнее  время  я  увлекся  несколько
странным, с вашей точки зрения, занятием.
     - Каким же? - вежливо поинтересовался 101-й.
     - Боюсь, что вы неправильно меня поймете. Я  хочу,  чтобы  вы  чн  хоть
немного представили себе мое положение. Я обречен. Все то, чем  я  занимался
до заключения (101-й сделал протестующий жест), предано  забвению.  А  я  не
могу умереть и ничего после себя не оставить.
     101-й повторил свой жест.
     - Нет, нет, не бойтесь, речь идет совсем о другом.
     Узник снова помолчал.
     - Я, - узник запнулся, выдержал небольшую паузу, - я начал писать.
     - Дневник? - вырвалось у 101-го.
     - Нет,  дело  обстоит  гораздо  хуже.  Я  начал  писать  фантастические
рассказы [ Несмотря  на  более  высокий,  по  сравнению  с  Землей,  уровень
цивилизации, фантастика на Граунде - один из любимых жанров, а литература  -
одно из самых распространенных занятий значительной части общества. ].
     101-й облегченно рассмеялся.
     - Пишите себе на здоровье, если это помогает вам жить.
     - Благодарю за разрешение,улыбнулся узник. - Но я  столкнулся  с  одной
непредвиденной трудностью.
     - С какой же?
     - Мне нужен хотя бы один читатель.
     101-й насторожился.
     Узник продолжал: - Я прошу у вас самой малости. Прочтите сейчас один из
моих рассказов. Мне хочется узнать ваше мнение.
     101-й задумался.
     - Это будет нарушением инструкции. Я имею право прочесть только то, что
вы подадите мне в последний день моей службы.
     - А если я не доживу до этого последнего дня? - тихо  сказал  узник.  -
Ведь мне восемьдесят лет [Для  удобства  чтения  меры  времени  приведены  к
земным. ]. И мои силы убывают с каждым днем.
     - Я ничего вам сейчас не  скажу.  Я  подумаю,  и  в  следующий  раз  мы
вернемся к этому разговору.
     - Так уже было однажды, - печально сказал узник. - Только не было этого
следующего раза.
     - Почему?
     - Потому что в следующий раз пришел другой начальник.
     101-й был молод и весел.
     - Я согласен, - сказал он.Давайте ваш рассказ.
     Узник протянул ему тонкую пачку голубоватой бумаги.
     И 101-й начал читать.
     Вот что он прочел.
     Утром 5 июня  2969  года  Президент  Великой  Директории,  как  обычно,
разбирал личную почту.
     Его  внимание  привлекла  коротенькая  записка  следующего  содержания:
"Настаиваю на личной встрече.
     Речь идет об открытии общепланетного значения. Обращаюсь к вам,  потому
что медлить больше нельзя.
     С уважением  Ург  [Имена  обитателей  Граунда  односложные,  отчеств  и
фамилий у них нет. Для удобства чтения в тексте оставлены  подлинные  имена.
]".
     Президент попросил соединить его с  просителем.  В  видеошаре  появился
стройный молодой человек. Президент повернул ручку настройки, крупным планом
выделил лицо.
     - Ург  обращается  к  вам,  Президент  Великой  Директории.  Мы  должны
встретиться. Зная, как вы заняты,  я  прошу  всего  двадцать  минут.  Вы  не
пожалеете о потерянном времени, Президент...
     - Хорошо, - сказал Президент... - Сегодня в шесть вечера.
     - Маленькое условие, - Ург  запнулся.  -  Никаких  свидетелей  с  вашей
стороны.
     - Ас вашей?
     - Мне будет помогать  ассистент.  Я  не  могу  без  него  обойтись.  Мы
продемонстрируем вам кое-какие опыты.
     - Хорошо. - И Президент выключил видеошар.
     Без четверти шесть Урга и его ассистента провели в кабинет Президента и
оставили одних. Они быстро собрали на большом  столе  для  заседаний  внешне
довольно странную установку. На расстоянии двух метров [ Для удобства чтения
меры длины приведены к земным. ] друг от  друга  они  поставили  на  круглые
основания две полусферы. Полусферы были совершенно одинаковые, каждая из них
имела радиус около 25 сантиметров. От основания каждой  полусферы  и  от  их
полюсов к двум ящикам шли толстые  кабели.  На  верхней  крышке  каждого  из
ящиков помещался небольшой пульт.
     Между собой полусферы ничем не соединялись.
     Ровно в шесть часов в кабинет вошел Президент.
     Ург поздоровался с Президентом, коротко представил ассистента.
     - Я пока не буду вам ничего говорить. Я покажу вам несколько опытов.  А
затем расскажу, что может дать обществу мое изобретение.
     Президент подошел к столу.
     Жестом фокусника Ург поднял обе полусферы. Под ними ничего не было.  Он
опустил их на место.
     Затем подошел к столику, на котором стоял сосуд с водой и бокал.  Налил
в бокал воды. Поднял правую  полусферу.  Поставил  бокал.  Поднял  левую.  И
достал оттуда бокал с водой.
     Выпив воду, Ург отнес бокал на прежнее место.
     Президент улыбнулся.
     - Похоже на цирк.
     Ург не ответил.
     Он  подошел  к  письменному  столу,  взял  листок  бумаги  и   попросил
Президента написать несколько слов.
     Президент написал фразу: "Пока я только удивлен".
     Ург положил листок в левую полусферу. Закрыл ее. И тут же достал тот же
самый листок с той же фразой из правой полусферы.
     Президент задумался.
     Ург вынул из саквояжа клеточку с белой мышью.
     Поставил ее в правую полусферу.
     И достал из левой.
     Президент молчал.
     - Продолжать? - спросил Ург.
     - Не нужно. Как вы это называете?
     - Передача материи на расстояние.
     - Это реально в больших масштабах?
     - Да.
     - Что можно передавать таким способом?
     - Всё.
     - Как всё? И... людей?
     - Да, - твердо ответил Ург.
     - Когда вы можете сделать первую опытную установку большого  размера  и
продемонстрировать ее Великому Собранию Ученых?
     - Она готова. Мне нужно только перевезти ее туда, куда вы мне укажете.
     - Хорошо, - сказал Президент. - Я извещу вас.
     - До свиданья.
     И Ург с ассистентом,  собрав  приборы,  вышли  из  кабинета  Президента
Великой Директории.
     Великое Собрание Ученых происходило в необычной обстановке.
     Впервые в истории Собрания не  был  известен  заранее  вопрос,  который
предстояло обсудить. Не был известен и докладчик.  Впервые  за  всю  историю
Собрания не' были допущены корреспонденты.
     Впервые Собрание открыл сам Президент Великой Директории.
     - Я буду краток, - начал он. - Несколько дней назад  я  познакомился  с
открытием инженера Урга. Это открытие может  сделать  революцию  в  науке  и
технике. Так как доклад может показаться  невероятным,  мы  решили  от  него
отказаться. Вашему вниманию  будет  предложена  серия  опытов,  а  затем  мы
приступим к обсуждению. Начинайте, - обратился Президент к Ургу.
     Ург пришел на  заседание  без  ассистента.  На  демонстрационном  столе
стояли уже знакомые Президенту две полусферы. А с двух сторон зала заседаний
симметрично были расположены два больших цилиндра, высотой в два с половиной
метра каждый. Диаметр цилиндров не  превышал  полутора  метров.  В  цилиндры
можно было войти через дверцы, которые открывались в сторону зала.
     Сначала Ург молча показал небольшую серию опытов с полусферами. Они  не
произвели большого впечатления. Ученые иронически улыбались. Тогда Ург вошел
в правый цилиндр и тут же вышел из левого.
     Ученые перестали улыбаться.
     - Предлагаю проверить. -  Ург  гостеприимно  распахнул  дверцу  правого
цилиндра.
     Воцарилось молчание.
     Ни один из Ученых не поднялся с места.
     И тогда сам Президент твердой походкой подошел к правому цилиндру.
     Остановившись у дверцы, он шепнул Ургу: - Это абсолютно безопасно?
     - Абсолютно, - так же тихо ответил Ург. -  Войдя  внутрь,  станьте,  не
касаясь стенок, и нажмите кнопку.
     - И всё?
     - И всё.
     Президент вошел в цилиндр, Ург закрыл  дверцу,  и  Президент  вышел  из
противоположного цилиндра.
     - Пожалуйста, уважаемые Ученые, прошу  проверить!  -  Президент  весело
улыбался.
     - Мистика! Идеализм! Абсурд! - раздавалось со всех сторон.
     Ученые были явно возмущены такой ненаучной постановкой опыта.
     Но Президент был властным человеком.  Он  умел  подчинять  людей  своей
воле. Он поднял руку, и Ученые смолкли.
     - Я не прошу вас сейчас оценивать, принимать или отвергать  изобретение
инженера Урга. Я  прошу  вас  проверить  его.  А  так  как  вы  все  отлично
понимаете, что, пока мы всесторонне не изучим всех возможностей  открытия  и
всех путей его использования,  мы  можем  допустить  к  нему  только  членов
Великого Собрания Ученых - следовательно, испытывать аппараты придется  вам.
Поэтому - прошу!
     Президент повелительным жестом указал на правый цилиндр.
     И  Ученые  нехотя,  медленно,  по  одному  стали  подходить  к  правому
цилиндру. Недоверчиво пожимая плечами, они выслушивали  краткие  наставления
Урга, входили внутрь, закрывали за собой дверцу  и  тут  же,  недоумевающие,
растерянные, какие-то пришибленные, выходили из левого цилиндра.
     Президент внимательно проследил, чтобы все  Ученые  приняли  участие  в
опыте.
     - А теперь - ваше слово, - обратился он к Ургу.
     Ург начал свой краткий доклад:
     - Я назвал свое открытие  "Передача  материи  на  расстояние".  Краткая
сущность его такова. Мне удалось добиться мгновенного преобразования материи
в некое поле, природа которого пока неизвестна.

По залу заседаний пронесся гул возмущения: "Как? Этот мальчишка  посмел
проделать опыт с Членами Великого Собрания, не зная  сущности  эксперимента!
Такого еще не бывало в стенах Великого Собрания".
     - Однако, - нимало не смущаясь этим ропотом, продолжал Ург,  -  главной
особенностью  этого  поля  оказалось  такое  его  свойство,  как  мгновенная
обратимость в тот самый вид материи, из которого оно образовалось. Для этого
нужны  определенные  условия,  которые  создаются  в  цилиндре-приемнике.  В
демонстрировавшемся опыте каждый цилиндр выполнял  свою  функцию:  правый  -
передатчик, левый - приемник. В  серийном  производстве  эти  функции  будут
совмещены в одном цилиндре. А теперь прошу задавать С вопросы.
     И  тут  пришла  очередь  удивляться  Ургу.  Он  ждал,  что   посыплются
специальные вопросы, на которые он сможет ответить с большим трудом, так как
плохо   понимал   теоретические    предпосылки    открытия.    Ведь    опыты
демонстрировались на Великом Собрании Ученых! Но он не учел одного: Ученые -
тоже люди. И больше всего их интересует то, что с ними только что произошло.
     - Сколько раз вы проделывали этот опыт на себе?
     - Около десяти тысяч.
     - И за все время вы не заметили никаких отклонений?
     - Отклонений от чего?
     - От...  -  Ученый,  задававший  вопрос,   замялся,   подбирая   нужное
выражение, - от... передаваемой субстанции?
     - Нет, не заметил. И приборы,  специально  сконструированные  мной  для
контроля, тоже не заметили никаких отклонений  от...  -  Ург  рассмеялся,  -
...от передаваемой субстанции.
     - Какие помехи влияют на качество передачи?
     - Мне не удалось создать таких помех.
     - Вы проводили на себе и опыты с помехами?
     - Да.
     - Какова возможная дальность передачи?" - В пределах планеты.
     - Вы проверяли?
     - Да.
     - Что и куда вы передавали?
     - Мелкие предметы и некрупных животных из Северной Федерации в Южную.
     - Кто вам помогал?
     - Мой ассистент.
     - Как далеко вы передавали себя?
     - Липе [Столица Северной Федерации. ] - Миел [Столица Южной  Федерации.
Расстояние от Липса до Миела примерно соответствует расстоянию от Москвы  до
Рио-де-Жанейро. ] и обратно.
     - Сколько таких опытов вы проделали?
     - Около пятисот.
     Затем пошли вопросы более специального характера. Ург спокойно  отвечал
на них.
     К нему подошел Президент.
     - Я думаю, что с теоретическими вопросами можно подождать.  Я  попросил
бы вас, Ученый Ург, очень  коротко  перечислить  области  применения  вашего
открытия.
     - Почта, телеграф, - начал Ург, - городской транспорт, железнодорожный,
монорельсовый, автомобильный, речной и морской, авиация - все это становится
вчерашним  днем.  Вместо  всего  этого  -  приемо-передающие  станции  любых
размеров,  которые  с   одинаковым   успехом   передают   грузы   и   людей.
Автоматическая система управления исключает возможность ошибки. Я  предлагаю
для начала покрыть сетью ППС Южную Федерацию. На это понадобится лет пять. А
через десять лет мы не узнаем Граунда.
     Зал разразился овацией.
     Все Ученые встали.
     - Благодарю за внимание, - сказал Ург. Он подошел к правому цилиндру.
     Утром 17 июня 2973 года чиновник региональной директории Сленг,  набрав
несколько цифр на  диске  портативной  полусферы,  достал  из  нее  завтрак,
наскоро проглотил его и, войдя в приемопередающую станцию у себя в  квартире
в Лексе [ Региональный центр в Южной Федерации. ], вышел из такой же станции
в своем  служебном  кабинете  в  Тропе  ["  региональный  центр  в  Северной
Федерации. ]. Он сел за стол и нажал кнопку на небольшой панели, вделанной в
центр стола.
     - Сегодня - 17 июня 2973 года, - послышался  бесстрастный  механический
голос. - Вам надлежит к десяти утра прибыть в Липе для участия в  обсуждении
вопроса о закрытии последней автомобильной дороги Северной Федерации. В  два
часа  дня  вам  предстоит   интервью   с   телекорреспондентом   по   поводу
использования ППС Урга в ряде отраслей промышленности. В  четыре  часа  ваша
жена ждет вас к обеду в Миеле.
     Голос умолк.
     Сленг взглянул на часы. Было  начало  десятого.  "Поброжу  немножко  по
Липсу до начала обсуждения", - решил он.
     Сленг вошел в ППС, набрал нужную комбинацию цифр и вышел.
     Вышел... снова в своем кабинете.
     "Странно, - подумал он. - Никогда еще эти аппараты никого не подводили.
Попробую еще раз".
     И он снова вошел в ППС.
     Через несколько часов вышли  экстренные  выпуски  газет.  Жители  Южной
Федерации давно отвыкли от таких заголовков. Газеты кричали:


     ДВА СЛЕНГА!
     КТО НАСТОЯЩИЙ?
     СЛЕНГ ПРОТИВ СЛЕНГА!
     КРУПНЕЙШАЯ СЕНСАЦИЯ ВЕКА!
     "СЛЕНГ - ЭТО Я", - СКАЗАЛИ ОБА.
     ДОЛОЙ ППС УРГА!
     НАЗАД К САМОЛЕТУ!
     ЛУЧШЕ ТЕЛЕФОН, ЧЕМ РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ!
     КТО СЛЕДУЮЩИЙ?

     В вечерних  выпусках  газет  было  опубликовано  постановление  Великой
Директории Граунда. Вот его текст:
     ВЕЛИКАЯ   ДИРЕКТОРИЯ   ВЫРАЖАЕТ   ГЛУБОКОЕ    СОЖАЛЕНИЕ    ПО    ПОВОДУ
БЕСПРЕЦЕДЕНТНОГО СЛУЧАЯ С ГРАЖДАНИНОМ ЮЖНОЙ ФЕДЕРАЦИИ СЛЕНГОМ.
     ВЕЛИКАЯ ДИРЕКТОРИЯ НАЗНАЧИЛА ЧРЕЗВЫЧАЙНУЮ  КОМИССИЮ  ДЛЯ  РАССЛЕДОВАНИЯ
ВСЕХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ИНЦИДЕНТА.
     ВЕЛИКАЯ ДИРЕКТОРИЯ ПРЕДЛАГАЕТ ОТКАЗАТЬСЯ ПОВСЕМЕСТНО  ОТ  ИСПОЛЬЗОВАНИЯ
АППАРА ТОВ УРГА. УЧЕНЫЙ УРГ ДО ВЫЯСНЕНИЯ ПРИЧИН ПРОИСШЕДШЕГО ИЗОЛИРОВАН.

     Начались заседания Чрезвычайной Комиссии. Самолет доставил обе станции,
послужившие причиной инцидента. Этим же  самолетом  прибыли  и  два  Сленга.
Путем тщательнейших физиологических и психологических исследований  Комиссия
установила полную идентичность  Сленгов.  Никаких  других  выводов  Комиссия
сделать не смогла. Аппараты Урга работали нормально. Это подтвердили  двести
опытов по передаче неодушевленной материи и животных.
     Наконец на заседание Комиссии вызвали Урга.
     Он был очень возбужден.
     Он, как никто другой, понимал, что от этого заседания зависит не только
судьба его изобретения, но и его собственная судьба.
     Заседание Комиссии проходило в том самом зале Великого Собрания Ученых,
в котором пять лет назад Ург впервые  демонстрировал  членам  Собрания  свои
опыты.
     На демонстрационном столе стояли такие же полусферы. А  с  двух  сторон
зала - ППС, послужившие причиной раздвоения Сленга.
     Ург начал свое выступление очень странно: - Я могу  объяснить  то,  что
произошло, хотя и не знаю причин случившегося. Дело в том, что, стремясь как
можно . быстрее осуществить мою  идею  на  практике,  я  скрыл  от  Собрания
подлинную сущность открытия. Я хотел, чтобы общество Кривыкло к  ППС,  чтобы
они  стали  обиходной  вещью.  Я  уже  собирался   сам   показать   Собранию
неограниченные возможности ППС, но нелепая случайность подорвала  доверие  к
моим аппаратам.
     - Ближе к делу, -  прервал  Урга  Глава  Чрезвычайной  Комиссии.  -  Вы
сказали, что можете объяснить инцидент. Вот и попытайтесь это сделать.
     - Постараюсь. - Ург коротко вздохнул. - По непонятной для меня  причине
произошло нарушение системы обратной связи.
     - Выражайтесь яснее, - потребовал Глава.
     - Я прошу разрешения показать небольшую серию опытов.
     - Показывайте.
     Ург подошел к демонстрационному столу,  достал  из  карманов  несколько
пакетов.
     Затем минут пять провозился у левой полусферы.
     Члены Комиссии внимательно наблюдали за ним.
     Ург развернул пакеты.
     В одном из них оказались два яйца, в другом - несколько бутербродов,  в
третьем - апельсин.
     - Это мой сегодняшний завтрак, - пояснил Ург.
     Он поднял правую полусферу и положил туда яйца, бутерброды и апельсин.
     Затем поднял левую и достал оттуда всю эту снедь. После этого он  снова
поднял правую  полусферу.  Там  по-прежнему  лежали  два  яйца,  апельсин  и
бутерброды.
     Опустив правую полусферу, он опять поднял левую. И снова достал  оттуда
тот же набор.
     - Я на ваших глазах нарушил систему обратной связи - и вот результат.
     Затем он вошел в правую ППС.
     Члены Комиссии замерли.
     Открылась дверца левой - и оттуда вышел Ург.
     Снова открылась дверца левой - и снова вышел Ург.
     И еще и еще...
     Семь улыбающихся Ургов выстроились перед ошарашенными Членами Комиссии.
     Потом из правой ППС вышел еще один Ург.
     - Это, конечно, шутка, - сказал он. Подойдя к левой ППС,  он  некоторое
время пробыл внутри, потом вышел.
     - Не волнуйтесь, - обратился  он  к  Комиссии,  -  сейчас  мы  исправим
положение.
     На глазах изумленной Комиссии семь Ургов один за другим вошли в  правую
ППС.
     - Довольно трюков! - потребовал Глава. - Мы ждем от вас объяснений.
     - По-моему, все ясно, - улыбнулся Ург. - Я показал вам, что может  дать
обществу мое изобретение. При первой его демонстрации я,  как  уже  говорил,
скрыл  его  истинную  природу.  Это  не  передача  материи  на   расстояние.
Правильнее было бы  назвать  мое  изобретение:  "Мгновенное  воспроизведение
материальной субстанции при  сохранении  изначального  эталона".  А  система
обратной  связи  была  мной  придумана  для  того,  чтобы  приспособить  мое
изобретение к более узким целям транспортировки грузов и людей.
     - Значит, при помощи обратной связи  вы,  попросту  говоря,  уничтожали
оригиналы? - спросил Глава.
     - Да.
     - Вы - преступник, - произнес Глава Комиссии. - И так как мы  не  можем
обнародовать результатов работы  Комиссии,  мы  будем  вас  судить  закрытым
судом.
     - Я не преступник. Я - гений, - грустно проговорил Ург.С помощью ППС  я
мог бы одеть и накормить все население Граунда. Я  мог  бы  почти  полностью
избавить его от многих видов физического труда. Вы  хотите  меня  судить?  Я
нарушил законы, мораль? Да, я временно перешагнул  через  них.  В  интересах
общества...
     - Замолчите. - И Глава Комиссии закрыл заседание.
     На следующий день на Граунде началось уничтожение аппаратов Урга.
     Через три дня состоялся суд.
     Ургу предъявили обвинение. Вот его основные пункты:


     1. ОПЫТЫ НАД ЛЮДЬМИ. ПРОВОДИВШИЕСЯ В МАССОВЫХ МАСШТАБАХ
     2 ОБМАН ОБЩЕСТВА.

     3.  БЕЗОТВЕТСТВЕННОЕ  РЕШЕНИЕ  ВОПРОСОВ,  В  РЕШЕНИИ   КОТОРЫХ   ДОЛЖНО
ПРИНИМАТЬ УЧАСТИЕ ВСЕ ОБЩЕСТВО.


     4. НЕРАЗРЕШИМОСТЬ ПРОБЛЕМЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ ДВУХ СЛЕНГОВ.

     Суд приговорил Урга к пожизненному заключению.
     Одновременно было принято решение опечатать на двести лет все материалы
суда и следствия".
     Кончив чтение, 101-й некоторое время молчал.
     - Зачем вы заставили меня нарушить инструкцию? - наконец выговорил он.
     - Я хочу жить, - просто ответил узник.
     - Но ведь вам восемьдесят, - удивился 101-й.
     - Я буду жить, если вы захотите мне помочь.
     101-й посмотрел на часы.
     - У нас остается еще десять минут. Можете говорить всё.
     - А не отложить ли нам продолжение  разговора  до  следующего  раза?  -
спросил узник.
     - Нет уж, давайте сейчас, - твердо сказал 101-й. - Вы же сами говорите,
что следующего раза может и не быть.
     - Вы обещаете мне исполнить мою просьбу?
     - Я обещаю только выслушать вас.
     - Что ж, выхода у меня нет. Слушайте.
     Несколько секунд Ург молчал.
     - Я скрыл кое-что и от Чрезвычайной Комиссии.  Скрыл  е  личных  целях.
Дело в том, что мое изобретение имело еще одну сторону. Об этом знаю  только
я. Мне удалось создать запоминающее устройство. Это устройство  "запоминало"
всю информацию об эталоне и могло воспроизвести  его  через  много  лет.  Вы
понимаете меня?
     - Не очень, - честно признался 101-й.
     - Я воспользовался запоминающим устройством только один раз. Устройство
запомнило меня, каким я был пятьдесят три года назад. И может в любой момент
воспроизвести меня... Того, прежнего... Вы понимаете?.. Я хочу еще  раз  все
начать сначала... Теперь это зависит только от  вас...  Аппаратура  спрятана
надежно. Привести ее в действие может и ребенок, так она проста...
     - Я это сделаю, - прервал узника 101-й. - Но только после вашей смерти.
     - Согласен.
     - А сейчас - к делу. Наше время кончилось.
     - Я надеюсь на вас, - тихо сказал узник. - Может быть, теперь все будет
иначе. Ведь прошло пятьдесят лет...
     Задержавшись еще на пять минут. 101-й вышел из камеры.
     На другой день узник был найден мертвым. Причину смерти  установить  не
удалось. Немедленно прибывший в тюрьму Инспектор Великой Директории опечатал
все бумаги узника.
     На кратком следствии, проведенном Инспектором, выяснилось, что накануне
101-й задержался  на  беседе  с  узником  сверх  положенного  по  инструкции
времени.
     В восемь утра ему приносили завтрак.
     В девять он выходил на прогулку.
     С одиннадцати до двух читал.
     В два обедал.
     До четырех отдыхал.
     Вечером просматривал почту.
     Ужинал в восемь.
     И ровно в десять ложился спать.
     Ничто не могло помешать этому распорядку.
     Дом, в котором он жил, был единственной тюрьмой на всей планете.
     А 101-й был ее единственным узником.
     Он был молод и весел...


Тёмной ночью мне не спится,
Я с тоской гляжу на лес,
Где голодные волчицы,
Где деревья до небес.

Лунный свет едва струится,
Всё равно я не усну.
Хорошо бы заблудиться
В этом сказочном лесу.

Пусть меня сожрут с одеждой,
Пусть погибну от клыков,
Потому, что нет надежды
На взаимную любовь.
Оля Богомолова, 7-ой класс.




Геннадий Григорьев.

Все произведения автора Геннадий Григорьев

Лев Лурье: Стихи печатают, стихи читают, поэтов много. Пастернак говорил о позиции поэта – о таком месте, которое занимает поэт. Поэт – это человек, который транслирует шум времени. 13 марта 2007 года ушел из жизни Гена Григорьев, в некотором смысле, последний поэт. Последний человек, стихи которого запоминались людьми сразу и расходились на пословицы и поговорки.


 ВСТРЕЧИ НА СЕННОЙ
 (Петербургская быль)

Это кто, в лисью шубу одет,
вдруг возник средь фуражных припасов?

Ба! Да это же русский поэт -
Николай Алексеич Некрасов.

Он вальяжно идет по Сенной,
дегустируя сбитень и сласти.
И почтительно городовой
улыбается гению: - Здрасьте!

Вдруг толпа загудела кругом.
Раздались чьи-то крики и вопли.
Подавился ли кто пирогом
или чьи-то украли оглобли?

…Он толпу раздвигает плечом,
он в сердцах проклинает Сенную…
Вдруг застыл… Он узрел, как бичом
кто-то женщину бьет молодую.

Содроганий души не тая,
русский гений подумал невольно:
- Вот несчастная муза моя!
Муза, муза.… О, как тебе больно!

Бич над телом крестьянки свистал,
не стонала под ним молодица.
А Некрасов в сторонке стоял.
Размышлял: - Может быть, заступиться?
Отобрать и сломать этот кнут,
разъяснить, что насилие скверно?

Но подумал: а вдруг не поймут,
истолкуют превратно, неверно?
Уходил он с понурой спиной
на Литейный проспект, за Фонтанку.
Он остаться не смог на Сенной,
где кнутом истязали крестьянку.

На Сенной били бабу кнутом…

Но Некрасов бы не был поэтом,
если бы не придумал потом
гениальные строчки об этом...

1.ФАСАД
Сенная площадь имя Площадь Мира
в советские носила времена.
Но здесь всегда стояла вонь трактира
домов ночлежных, городского дна.
Ее фасадам, сумрачным от сажи
не страшен косметический ремонт.
Сенную посещают персонажи
иных романов и иных времен.
Сенная - колыбель фантасмагорий!
Недаром, за долги попав в полон,
здесь некогда в тюрьме сидел Григорьев.
Естественно, не я, но Аполлон.

Мы все - в долгах, счет не ведем которым.
Жизнь прожигаем, сердце веселя.
Но вот предстанем перед кредитором
и чем оплатим наши векселя?
Как в черный час мы выкрутиться сможем,
как избежать нам ямы долговой?
Какие ложки мы в ломбард заложим?
Что продадим на площади Сенной?

На ней - следы упадка и разрухи,
над ней туман преданий и легенд.
Какой заклад процентщице, старухе,
несет, скрывая под полой, студент?

Нет площади страшнее в  Петербурге.
Здесь Соня вновь выходит на панель.
Трактирщику удачливые урки
навязывают новую шинель

Здесь бродит Блок…
(Блок был поэт печальный,
но верил - революция близка!)
Готова стать  доской мемориальной
здесь каждая прогнившая доска.

 Здесь все насквозь пропитано гниеньем -
и доллары, и лапти мужика.
Нет! эта площадь не живет мгновеньем,
здесь, на Сенной, тусуются века!

О, скопище реликвий и отбросов!
Замечу, с вышесказанным в связи,
что в наши дни мой друг Сережа Носов
ее во всей красе отобразил.

Хотя, я полагаю, вы едва ли
его роман “Член общества” читали.

2. ОДНАЖДЫ УТРОМ…
Однажды утром вызвонил меня
“писатель моды завтрашнего дня”.
Я продаю за то, за что купил,
из Топорова приводя цитату.
Пусть этот день еще не наступил,
но он придет, и мы отметим дату!

Что будет завтра - критику видней.
На дне - двойном! - во всех вопросах сведущ,
он - Топоров - Белинский наших дней,
фонарик наш во мраке ночи, светоч!

Но наш пророк, увы, в поэме этой
не предусмотрен фабулой и сметой.

Ну и пускай его не будет рядом -
хорошему нас Виктор не учил…
(А нам однажды, как лауреатам,
сам губернатор премию вручил!)

Я твердо верю в дар и фарт Сергея,
он, как и я, достигнет апогея.
Он в русском слове, как и я - бандит.
И, скажем, пьеса Носова “Дон Педро”
трагичней, чем расиновская Федра
и круче, чем вольтеровский “Кандид”.

3. ПРОМЕНАД
По Петербургу, в майский день  погожий,
я был, конечно, несказанно рад
с нетривиальным Носовым Сережей
свершить традиционный променад.

В любое время, и зимой и летом,
посмотришь повнимательнее - глядь! -
идет поэт… Кто запретит поэтам
гулять, когда им хочется гулять?

Гуляет Кушнер набережной Мойки,
гуляет Нестеровский на помойке.
(Его стихов я, правда, не читал).
А много раньше Блок и Городецкий,
так те гулять любили в Сестрорецке,
а Пушкин Летний сад предпочитал.
Гуляет Пригов в скверике столичном,
а Ширали во дворике больничном.
И, наслаждаясь светом и весной,
не выбирая розовые кущи,
а в самой что ни есть народной гуще
мы с Носовым гуляем по Сенной.


Давно знакомы закоулки все нам.
Развал продуктов, груды барахла.
Сенная площадь не торгует сеном,
Она иной товар приберегла.

Глянь - целый рой азербайджанцев бойких
в распахнуто-засаленных ковбойках,
являя свой покров волосяной,
торгуют огурцами на Сенной.

Заброшенные к нам по воле рока
сверкают апельсины из Марокко.
Цыганки предлагают макияж.
Российский мат, украинская мова
и зычный рык бомжа глухонемого
озвучивают этот вернисаж.

- Ты посмотри, - сказал Сергей, - как ловко
потряхивает лифчиком торговка.

- Нет надобности в лифчиках у нас!

Здесь все идет по вечному сюжету.
И лохотронщик вычисляет жертву
в том месте, где стоял когда-то Спас,

и гулко над торговыми рядами
колокола церковные рыдали.
…………………………………
…………………………………

Да, перспективу открывает даль.
Большое видишь, от него отъехав.
Но исчезает черточка, деталь…
А как ценил деталь великий Чехов!
Ценил деталь и нам велел ценить,
разглядывать людей неторопливо.
Так пусть дрожит и не дает обрыва
нас с Чеховым связующая нить!

Мы подвергаем все переоценке:
бананов гроздья, девичьи коленки,
бутылки с пивом и шашлык свиной
и наблюдаем жанровые сценки,
чтоб их отобразить в своей нетленке.

Короче - мы гуляем по Сенной.

4.  МУЖИК С РОГАМИ
Сенная покупалась, продавалась,
привычному разгулу предавалась.
В глазах рябило - так был рынок пестр!
И, с отвращеньм глядя на Сенную,
на мельницу без крыльев ветряную
слегка похожий - возвышался монстр.

(Читатель, ты бы сразу не допер,
что это метростроевский копер!)

Многоголосым, пестрым карнавалом
толпа катила волны вал за валом,
бурлила, затопляя берега,
и тут мужик, который терся рядом,
нас оценив своим пытливым взглядом,
спросил:
- Орлы, вам не нужны рога?

(Такую фразу оторвешь с руками.
Я б не придумал про орлов с рогами.)

Есть тайна в нашем русском языке.
Прав был Тургенев: не язык, а чудо!
Мужик порылся в грязном рюкзаке
и, рог лосиный вытащив оттуда,

продолжил тему:
- Как на счет рогов?

Мужик с рогами был великолепен!
С таких писал Илья Ефимыч Репин,
идущих бечевою бурлаков.

На Виктора Кривулина похожий
(что после мы отметили с Сережей) -
густая грива, борода - совком.
Легко найдешь на репинской картинке
того, кого мы встретили на рынке,
коль с Виктором Кривулиным знаком.

Мне лично даром был не нужен рог.
Но Носов - мистик. Носов верит в рок.

Спросили:
- Сколько?
- А! На опохмелку!

Мы заключили и обмыли сделку.

5. ЗА ПУШКИНА!
Держа в руке пластмассовый стакан,
мужик сказал:
- Меня зовут Колян.
Вы по душе пришлись мне… априори…
Итак - за что?
Мой славный друг изрек:
- Давайте выпьем за лосиный рог!
А я добавил:
- И за тех, кто в море!

Шумела площадь грязная вокруг,
в базарный день ей все сходило с рук.
Черт знает, чем она была чревата!
Здесь, на Сенной, рождался новый миф,
поскольку, тостом нас ошеломив,
мужик сказал:
- За Пушкина, ребята!

Тут Носов поперхнулся: - За кого?
Колян, стакан занюхав рукавом,
ответил:
- Тост был двинут не случайно.
Понять меня не каждому дано,
но вам признаюсь, что меня давно
томит и мучит пушкинская тайна!

Кто говорит, на мой народ греша,
что он-де тёмен, вечно пьян и гадок,
тому не разрешить твоих загадок,
загадочная русская душа!

Я тихо руку к сердцу приложу,
и так скажу: - Я сам лишен покоя.
Но дело петербургскому бомжу
до Пушкина, казалось бы, какое?

Ан, нет! И он о Пушкине, о нем!
Спасибо, Коля! Пусть же вновь и снова
томит, тревожит и своим огнем
нас обжигает пушкинское слово!
……………………………………….
……………………………………….

- Так что за тайна? - споловинив дозу,
немного суетлив, но деловит,
прозаик Носов перешел на прозу:
- Что тайна есть? В чем тайна состоит?

Колян сказал: - Сначала двести грамм.
Я с одного стакана не пьянею -
и эту тайну я открою вам,
я сам не знаю, что мне делать с нею!

6. ЦВЕТНОЙ МЕТАЛЛ
Я - слово в слово - хоть убей - не мог
отобразить бы Колин монолог.
Не потому, что матом не владею.
Но думаю, что в главке ключевой
портрет не так уж важен речевой.
Куда важнее сохранить идею!

- Я мог бы на Кавказе пить боржом…
Жизнь не сложилась. Вот и стал бомжом...
А было - все! Шумел девятый вал!
Чем я коньяк закусывал? Икоркой!
А давеча облюбовал подвал.
И первым делом занялся уборкой.
Следить за чистотою - маята.
Но вшей получишь, в бане не бывая.
Пол подметаю. Вдруг гляжу - плита.
(Здоровая… похоже, гробовая.)
Ну, думаю - лафа! Цветной металл!
И, значит, сразу - ушки на макушке!
И вижу - буквы! Пальцем прочитал…
Одно лишь слово, понимаешь… ПУШКИН!
Такой вот вышел у меня облом.
Как эту штуку сдашь в металлолом?
Конечно, дотащить хватило б силы.
Но я ведь не какой-то вражий тать,
чтоб взять и так вот запросто продать
плиту с великой пушкинской могилы!

……………………………………………….
……………………………………………….

Тут Носов хмыкнул:
- Это просто мило!
Колян, ты знаешь, где его могила?

Колян ответил:
- Ясные дела.
На кладбище… На Волковском… Была…
А нынче - нету. В том-то и секрет.
Коль нет плиты, то и могилы нет!

(Ну как с железной логикой поспоришь?)
Колян - Сергею:
- Понимаешь, кореш,
я сам на этом кладбище бывал
и нюхом чую, что плита - оттуда.
А как она попала в мой подвал…
Истории и случая причуда!

Народищу на кладбище - толпа!
И шум, и гам - еще похлеще рынка!
А к Пушкину - потеряна тропинка.
А он мечтал - не зарастет тропа…

Позвольте мне еще принять на грудь…
Мечту лелею - как плиту вернуть?

Я б сам ее в милицию отнес.
Но кто я есть? Вот в чем больной вопрос!

Меня, ребята, самый мелкий мент
без документов схавает в момент.

Мне это - в лом, а вам, гляжу, - с руки.
На вас одна надежда, мужики!

Не опозорьте стольный город Питер…
Короче, значит, продаю… Купите!

Спросили: - Сколько?
- А! На Опохмелку!

На завтра - здесь же - мы забили стрелку.

7. АХМАТ
Как пионер с классический плакатов,
Улыбчив и румян поэт Ахматов.
(Есть в Питере поэты и поплоше
вальяжного Ахматова Алеши.)
(Не думайте, что это псевдоним!)
С утра на грудь принять сто грамм готовый,
одет в пиджак изысканно-бордовый,
Бог ведает - куда и кем гоним,
Ахматов плыл по улице Садовой,
где - носом к Носу  мы столкнулись с ним.
А так как было что-то на кармане,
и вообще все были налегке,
то оказались в маленьком шалмане
от площади Сенной невдалеке.

Мы с хитрецой построить любим фразу
и друг от друга мыслей не таим.
Но во враждебных (это ли не казус!)
писательских Союзах состоим.
Нас развели, на партии разбили.
(А впрочем, так же, как и весь народ.)
Мои друзья приписаны к Сабиле,
а у меня - Чулаки верховод.

У нас - одна судьба, одна основа,
нам сладок хор одних и тех же муз.
И нас всегда объединяет Слово
куда прочнее, чем любой союз!

Пусть распри продолжают недоумки.
Их Бог осудит. Дайте только срок.

Мы выпили. И тут Сергей из сумки
достал тот самый судьбоносный рог.

- Откуда рог? - спросил Ахматов строго.
И все, как есть, открыл ему Серега.
……………………………………….
……………………………………….

Наш друг глазами молнии метал,
И оставалось дожидаться грома.
- Так, значит, он сказал: цветной металл!?
Держу пари, что мне плита знакома!

- Еще одно сегодняшнее чудо! -
заметил Носов - Ну, скажи - откуда?

8. ИСПОВЕДЬ АХМАТОВА

Ахматов начал речь издалека:
- Моя судьба, ребята, нелегка.
Я плакаться и жалиться не буду.
Какой от слез и жалоб будет прок?
Но я-то знаю, что жестокий рок
Готов меня преследовать повсюду!

Сгорит ли Дом Писателей, снесут
ли голову какой-нибудь статуе -
и тотчас же, верша неправый суд,
Ахматова любой помянет всуе!

Мол, даже в появлении стигматов
у ненормальных - виноват Ахматов!

И вот сейчас, в тревоге и тоске
я думаю о бронзовой доске
и слышу старых сплетен отголоски.
История давно прошедших дней…
В нелепой книге рассказал о ней
создатель мифов - некто Синдаловский.

Назад лет двадцать со стены вокзала
доска мемориальная пропала…

Мне Синдаловский славно удружил!
Не будучи со мной знакомым даже,
он вдруг предположил, что к сей пропаже
свою Ахматов руку приложил!
.....................................
.....................................

Мне говорили: взял бы псевдоним,
и все напасти пролетали б мимо!
Жестоким роком по земле гоним,
Ахматов не желает псевдонима!

Я должен донести тяжелый крест
на свой литературный Эверест!

Всё ждет меня - и лавры и оценка!
Я пред людьми ни в чем не виноват.
Ахматова - есть псевдоним Горенко,
А у меня прапрадед был Ахмат!

Короче, утром буду с вами вместе,
поскольку дело принципа и чести!
……………………………………..
……………………………………..

- Что за доска? -  Сережа бьет по цели.
- Мемориалка. С пушкинской дуэли!

Я просто ахнул: - Вот тебе и на!
Ах, наш Ахмат, я думаю, едва ли
там, у бомжа, в загаженном подвале
лежит сегодня именно она…

Алеша грозно: - Ну, а я - уверен
и эту доску выкупить намерен.
Я чувствую - пришла моя пора
развеять сплетни грязные и слухи.
На выкуп ставлю ящик борматухи!

Заметано.
Дожить бы до утра!

9. У ЗАВОДСКОЙ СТЕНЫ
Где это место - каждый назовет.
Близ станции метро, у речки Черной,
дымит трубою “Северный завод”,
здесь у станков снует народ проворный.
здесь делают детали для ракет,
а также сковородки и кастрюли.

…Хоть был он Божьей милостью Поэт,
здесь Бог не уберег его от пули.

А где упал он - затерялся след
под слоем снега и за далью лет.

С какой-то чисто русскою тоской
рассказывал мне сторож заводской,
что поднимал свой пистолет дуэльный
Дантес в районе нынешней котельной.
И там на белый снег упал поэт,
где нынче расположен туалет.

Дуэль была за каменным забором?
За проходной, закрытой на запор?
Когда б я согласился с этим вздором
то я бы снес и каменный забор!

Неважно, что там было в самом деле.
Чем вам не место пушкинской дуэли -
широкий луг и древний дуб над ним?

Что говорить! Что было - то уплыло.
И будет все не так, как это было.
А так, как сердцем этого хотим.

Неподалеку, на стене вокзальной
след виден от доски мемориальной.
И нет доски уже который год.

Вновь электрички пробегают мимо,
и как-то вяло, но неутомимо
дымит трубою “Северный завод”.

Все правильно. Нужна труба заводу.
И Пушкин нужен русскому народу.
Но чтоб ослабли чертовы тиски,
чтоб стало меньше суеты, печали,
недостает исчезнувшей детали.
Конкретно - в данном случае - доски.

10. ЧЕТВЕРТЫЙ
Хосид - он под хасида не косит,
людей на путь неправедный толкая,
поскольку он действительно Хосид -
фамилия красивая такая.

Он - деловой. Не знает наших нужд.
Хотя и сам поэзии не чужд.
В крутых разборках Боря - парень тертый.
Борис с утра откликнулся на клич.
Его колеса - с визгом - под кирпич!
Нас было трое. Боря стал - четвертый.

Что ж - быть четвертым - это не изъян
(достаточно припомнить Пастернака).
Триумвират… Триада… Но однако
где трое в лодке, там нужна собака,
а мушкетерам - нужен д'Артаньян!

Итак: Ахматов, Носов, я, Хосид…

И ожиданье в воздухе висит.
 
11. СТРЕЛКА
Во дворик, прилегающий к Сенной
(здесь призраками пахнет в каждом доме!)
Ахматов Леша двинулся со мной.
(В засаде - Носов, а Хосид - на стреме.)
……………………………………..
……………………………………..

И - как из-под земли возник Колян.
Он был серьезен, хоть немного пьян.
И церемонно, без особой спешки
влачил предмет тяжелый на тележке.
Была грязна, обтрепана рогожа...
В рогоже - нечто...
Алексей: - Похожа…

Колян (весьма торжественно): - Плита!
И, чуть подумав, с интересом: - Плата?

Ну да, плита… Но та или не та?
Я указал глазами на Ахмата:

- Мой друг Алеша, меценат, заказчик.
Алеша без раздумий крикнул: - Ящик!
И выдохнул: - Уверен, что она!

Писатель Носов с ящиком вина
к нам приближался с потрясенным видом,
восторг безумный овладел Хосидом,
я просто дара речи был лишен.
Мы пребывали в состоянье шока .
И был буквально во мгновенье ока
последний акт сей сделки завершен.

(...Признаюсь, я слегка украсил сцену.
Какую нам на самом деле цену
Колян назначил, лучше умолчу -
тревожить ваши души не хочу.
Пожалуй, ящик красного вина -
вполне правдоподобная цена.)
…………………………………….
…………………………………….

Бомжи, бомжи… российские бомжи…
В отличие от новых генералов
они не занимают этажи.
Они живут на чердаках, в подвалах,
на кладбищах, помойках, черт-те где!
У них - ни документов, ни иллюзий.
У вас - биде? - а бомж всегда в беде.
У вас джакузи? - бомж с бедой в союзе.

Ты можешь птичкой петь, юлить ужом.
Но час пробьет - и можешь стать бомжом.

И - как для них пощады не проси я,
не пощадят. Их бьет судьба поддых.
И только место жительства у них
вполне определенное - Россия.

……………………………………
……………………………………

Колян уходит с ящиком портвейна
и на него глядит благоговейно.
За это осуждать его не смей.

Нас ждут иные дни, иные темы.
Колян уходит из моей поэмы.

Но только не из памяти моей.

12. БЕЗ ПУШКИНА
Не тяготила нам сердец тоска,
и наших рук не тяготила ноша.
Ты все же оказался прав, Алеша, -
вернулась к нам та самая доска!

Вопрос был задан, и пришел ответ.
Явился шанс - и удалась попытка.
Вновь украшает лавровая ветвь
литые буквы бронзового свитка.

Борис давил уверенно на газ.
И мы неслись сквозь стольный город Питер.
И в наших душах чистый свет не гас.
И кто из нас слезы со щек не вытер?

…………………………………….
…………………………………….
Шумели парки. Начиналось лето.
И ночи становились все белей.
Воистину народного поэта
Россия отмечала юбилей.

Уже гремела музыка кругом.
Уже спешили в гости корабли к нам…
Увы, живущий в климате другом,
не смог приехать в Питер скульптор Гликман,
который Доску создавал когда-то …
Светило солнце. Приближалась Дата.

Все было перевернуто вверх дном.
В честь Пушкина чеканились медали.
По телику “Онегина” читали -
строку к строке - построфно - день за днем.
И водкой “Пушкин” псковский спиртзавод
в дни юбилея потчевал народ.
Я сам, напитка этого отведав,
его отметил градусы и вкус.
Шел юбилей. Шумел Конгресс поэтов
у Пушкина, на площади Искусств.
..........................
..........................

Но - день прошел и стихнул гул торжеств.
А там, гляжу - грядет конец эпохе.
Забудется любой красивый жест,
цветы увянут, смолкнут ахи-вздохи.
Томительною скукою снедаем,
школяр прочтет “Онегина” едва ль.

Но вот доска... Вещественность! Реаль!
Ужель ее опять мы потеряем?

Хотя, быть может, и не в этом суть...

Прости нас, Пушкин, и не обессудь.

                Спб - 2003




Выдержка.

Мы построим скоро сказочный дом
С расписными потолками внутри.
И, возможно, доживём до…
Только вряд ли будем жить при…

И, конечно же, не вдруг и не к нам
В закрома посыплет манна с небес.
Только мне ведь наплевать на…
Я прекрасно обойдусь без…

Погашу свои сухие глаза
И пойму, как безнадёжно я жив.
И как пошло умирать за…
Если даже состоишь в…

И пока в руке не дрогнет перо,
И пока не дрогнет сердце во мне,
Буду петь я и писать про…
Чтоб остаться навсегда вне…

Поднимаешься и падаешь вниз,
Как последний на земле снегопад.
Но опять поют восставшие из…
И горит моя звезда — над!

Триптих
1.

Прощаясь,
ты опять пожмешь плечами.
Прости меня, но в этом сентябре
я о тебе печалюсь
в полпечали,
я в полтоски
тоскую по тебе.
Я берегу голосовые связки
и, в теплый шарф упрятав пол-лица,
в полголоса
рассказываю сказки
с концом счастливым,
но - не до конца.
Мне просто надоело на пределе
себя в своей удерживать судьбе.
хочу побыть при галстуке, при деле
/прости, что я об этом - при тебе/.
Я, как всегда, вполне полусерьезно
полушучу.
Коронный жанр - раек!
И надвое раскалываться поздно,
и налито, как прежде, до краев.
Мне самому пока исход неведом,
но незачем заглядывать в меню.
Все сказки
я закончу хэппи-эндом,
и лишь с одной
пока повременю.

2.

Опять ко мне,
угрюмый и небритый,
не для чудес, а так - на огонек,
с бутылками, со свертками, со свитой
заходит полупьяный полубог.
И вновь его кулак грохочет по столу:
"Пошто такие муки нам? Пошто?"
Торжественно молчат полуапостолы,
почтительно принявшие по сто.
Он стал бы богом, да не видит толку.
А без толку зачем пугать народ?
И мой сосед подглядывает в щелку,
как полубог со мною водку пьет.

3.

Я рукописей сих не издавал.
неважно кто - стилист или апостол,
я бога для себя не создавал.
А может быть, не сознавал, что создал.
Но - авторства не стану отрицать,
когда мне скажут: "Вот твое творенье..."
Когда лицо уходит вглубь лица,
а позвоночник обретает зренье
и авторучка обретает плоть -
становится суставчиком тревожным
и кровоточит...
я шепчу: "Как можно меня так мучить?"
Но молчит Господь.
И только в крик: "Когда же наконец
захлопнется проклятая страница,
где тварью притворяется творец.
А тварь творцом. И черт-те что творится".

18.06.2003

* * * /За окнами грохочет пятилетка.../
За окнами грохочет пятилетка,
а мне с тобой - спокойно и легко.
Поведай мне о Блоке, блоковедка,
скажи, что мне до Блока - далеко.

Ты осторожна и хитра, как кошка,
и мне тебя не приручить никак.
И все-таки пора закрыть окошко.
Закрыть окошко и открыть коньяк.

Отбросим прочь рифмованную ветошь,
мы не за тем горюем и горим.
Мне далеко до Бога, блоковедыш...
О Блоке мы потом поговорим.

1975 г.

18.06.2003

галактион табидзе
"Кхари хрис,
Кхари хрис,
Кхари хрис"*, -
мне рокочет грузинская речь.
Человек, навсегда отрекись
от того, что уже не сберечь.

От строки, от судьбы, от страны
отойди,
отвернись,
открестись,
чтобы выхрипом верхней струны:
кхари хрис, кхари хрис, кхари хрис.

Вьюга вертит свои виражи.
Валит снег,
валит с ног,
валит вниз.
И во мне, не смолкая, дрожит:
кхари хрис, кхари хрис, кхари хрис...

Чьи-то тени бросаются прочь.
Белой вьюгой разбужен Тифлис.
И рокочет грузинская ночь:
"Кхари хрис,
Кхари хрис,
Кхари хрис..."

_________
* - ветер метет /груз./

18.06.2003

* * * /Бога нет... Ну что ж и слава Богу.../
Бога нет...
Ну что ж, и слава Богу...
Без Него достаточно хлопот.

Сея в сердце смутную тревогу,
над землей
пасхальный звон плывет.

Бога нет...

Но так, на всякий случай,
позабыв про деньги и харчи,
затаи дыхание и слушай,
как пасхальный звон плывет в ночи.

Все сильней, все праведней, все выше
золотой
звучащею стеной
движутся колокола,
колыша
черный воздух
над моей страной.

Бога нет...
Ну что ж, я понимаю...
И, влюбленный в белый, бедный свет,
я глаза спокойно поднимаю
к небесам,
которых тоже нет.

1980 г.

18.06.2003

Белые ночи
Люсеберту, нидерландскому поэту

В такие дни, как нынешние
ночи,
в земных садах
людей не встретишь хмурых.
И для твоей протяжной
низкой ноты
нет места
на иных клавиатурах.
твой реквием
не слышен над мирами.
Так наши души
привыкают к ноше,
которую мы сами выбираем
в такие дни,
как нынешние ночи.

18.06.2003

Фронтовое письмо
Каких только чудес
на белом свете нету!
Конверт о трех углах,
обычный, фронтовой...
Полвека, почитай,
он провалялся где-то.
И вот пришел с войны
и лег передо мной.
Наткнувшись на него
среди макулатуры,
я понимал: читать
чужие письма - грех.
Но аккуратный штамп
"Проверено цензурой"
как бы уже письмо
приоткрывал для всех.
Был цензор фронтовой
рабом цензурных правил.
И он /а вдруг письмо
да попадет врагу!/
лишь первую строку
нетронутой оставил
да пощадить решил
последнюю строку.
Я цензора сейчас
не упрекну в бездушье.
Он свято чтил свой долго.
он знал свои права.
Не зря же он письмо
замазал жирной тушью.
наверно, были там
и вредные слова.
Писалось то письмо
в окопе? на привале?
и кто его писал -
солдат ли? офицер?
Какие сны его
ночами донимали?
о чем он помышлял
во вражеском кольце?
.........
Лишь "Здравствуй, жизнь моя!" -
оставлено в начале.
И "Я люблю тебя!"
оставлено в конце.

1985

18.06.2003

Город в праздник
несмотря на скверный климат,
непогоде вопреки,
город выкрашен и вымыт,
и гуляют вдоль реки,
все в ремнях и бескозырках,
молодые моряки.
Все уже готово вроде,
Ленинград одет по моде.
Даже медному Петру
шею вымоют к утру.
Погремушкой в детской ручке
будет город грохотать,
и по небу будут тучки
разноцветные летать.
Нам покажут на параде
кучу танков и ракет,
и с большой трибуны дяди
нам пошлют большой привет.
Ну а мы без промедленья
прокричим "ура" в ответ.
Я и сам разину рот
и застыну, рот разинув,
и людской водоворот
втянет, втиснет, понесет
вдоль закрытых магазинов.
Мимо парков, мимо скверов,
мимо милиционеров.
Наша мощь и сила - в спайке,
в достиженьях трудовых!
Покупайте раскидайки
и раскидывайте их!

Я куплю и долго буду
их раскидывать вокруг.
Буду верить свету, чуду,
верить празднику, но вдруг,
словно шарик надувной,
лопнет небо надо мной.

1974

18.06.2003

* * * /Ты отведешь свои глаза.../
ты отведешь свои глаза... Ну что ж,
не упрекаю - ни строкой, ни взглядом.
Ты не уходишь.
Ты - перестаешь,
как теплый дождь над яблоневым садом.
Не объясняй.
Я все и так пойму,
и улыбнусь - спокойно и устало.
Ведь в этой жизни саду моему
лишь теплого дождя недоставало.

18.06.2003


Как бы я с этой женщиной жил!
За неё, безо всякой бравады,
я бы голову даже сложил,
что сложнее сложенья баллады.


Дав отставку вчерашним богам,
я б не слушал сомнительных сплетен.
И отдал бы ей всё, чем богат.
И добыл бы ей всё, чем я беден.


Я б ей верой и правдой служил!
Начиная одними губами,
Я бы так с этой женщиной жил,
Что в морях возникали б цунами!


И, за нею не зная вины
(что поделаешь – годы такие...),
наблюдал я лишь со стороны,
как бездарно с ней жили другие.


Но однажды (я всё же везуч –
помогает нечистая сила)
протянула мне женщина ключ.
Поняла, позвала, поманила.


И теперь не в мечтах – наяву,
не в виденьях ночных, а на деле
как я с женщиной этой живу?
А как сволочь. Глаза б не глядели.
1983