Елене Садловской
Это Лондон, детка!
Эту значимую фразу героиня рассказа впервые услышала из уст Криса, а точнее, Кристофера. Так звучало его полное имя.
Но уже тогда ей показалось, что она где-то читала её и хорошо знает.
Фраза звучала, как удар чего-то тяжёлого и мощного по чему-то крепкому и непробиваемому.
Вроде железно-таранного «бам-м-м-м-м!» с последующим длинным гулким эхом, которое, хотя и звучит в ушах, но не оставляет сомнений, что всё закончилось. И никаким оспариваниям не подлежит.
Самым загадочным предметом в этой истории оказалась бутылка рижского бальзама, игравшая для тех, кто с нею сталкивался, самую нехорошую роль. Стоило Соне подарить её кому-нибудь из коллег, как начинались неприятности.
Соня презентовала стильную керамическую бутылочку Стиву, и он лишился работы. После другого своего возвращения из Риги она подарила бальзам Адель, и той тоже отказали от места. Такую сувенирную бутылку она привезла и Крису. Зачем? Разве у неё не появилось подозрений о странном воздействии этого предмета на судьбы людей?
И Крис исчез. Вместе со своей эпохальной фразой. И с блестящей коричневой бутылкой. Хотя был тронут и растроган, счастливо улыбался и на все лады расшаркивался. Бурно благодарил, заразительно смеялся, много раз целовал. В глазах его играли и сверкали задорно-озорные искорки. А потом взял и исчез, испарился, растаял, растворился. В своём туманном Портсмуте.
В одночасье, сразу. Без мотивов, поводов, причин и разъяснений. Ушёл. По-английски. Не прощаясь.
Обычно пару раз в месяц – в субботу через субботу – он приезжал к Соне в Лондон. И они были вместе два очаровательных дня, наполненных романтикой – сказочных и прекрасных.
Крис снимал для них номер в отеле, где герои проводили дивные ночи, а иногда и дни. Если, конечно, им не хотелось никуда идти.
Но обычно они гуляли по городу. Ходили в музеи, на выставки, в рестораны, общались, фотографировались.
Автору, право, совестно впадать в мелодраматический стиль и расписывать эту идиллию.
Но она действительно существовала.
Безоблачная, красивая, образцово-показательная идиллия, как на картинах импрессионистов, где солнечные яркие пятна перемежаются с тёплой благодатной тенью в зелёной траве и природа нежится в безмятежном покое, платья женщин белы и легки, а над их головами словно парят лёгкие изящные кисейные зонтики.
История оставила Соне волну воспоминаний – приятных и светлых.
В ней она отдыхала от забот и напряжения, от повседневности.
Она, музыкант с консерваторским образованием, работала гувернанткой в очень богатой русской семье, а по субботам давала уроки вокала и игры на фортепиано в студии. В традициях нашего непростого времени, когда люди из Прибалтики отправляются в поисках хлеба насущного в Англию – кто работать, а кто насовсем.
Расстояния здесь измерялись в милях, площадь – в акрах, длина – в дюймах, температура – строго по Фаренгейту, расход бензина – в галлонах бака на милю, а вес – в стоунах (в дословном переводе – в камнях, из расчёта: один стоун – шесть килограммов). И о гречневой каше здесь даже не слышали.
А ещё сбивало с толку левостороннее движение.
И удручало отсутствие центрального парового отопления, поэтому с проблемой обогрева жилища каждый разбирался индивидуально.
А в целом Соне всегда хотелось домой.
Но обстоятельства вынуждали её работать именно здесь.
Гастарбайтерство огромного количества людей из Восточной Европы в Соединённом Королевстве стало нормой жизни.
Инженеры и учителя превращались в охранников, чернорабочих, занимались воспитанием чужих детей.
Всё было устроено прагматично и жестоко.
Заработанные деньги уходили и растворялись сквозь пальцы, стоило только съездить домой или отдохнуть на курорте.
Услышав о Латвии, аборигены недоумённо вскидывали вверх брови и с удивлением спрашивали: «А что это? А где это?» Объяснения насчёт восточного побережья Балтийского моря вызывали большое непонимание и всё тот же вопрос о местонахождении. Приходилось говорить, что это в России – на западе России. Тогда люди изображали на лицах воспоминание и какое-то узнавание.
Оставив свой консерваторский диплом дома, Соня воспитывала двоих детей в семье российского предпринимателя.
И, конечно, личная жизнь у неё должна была существовать. Она и существовала в виде романа с Крисом.
Часть своих суббот Крис просто терпеливо ждал Соню, сидя в кафе или в парке неподалёку от места её второй «студийной» работы.
Вообще-то, Соня жила в особняке в престижном прекрасном предместье Лондона.
Поэтому субботнее утро тоже проводила в поезде, направляясь в город.
В это время они с Крисом ехали навстречу друг другу под нетерпеливый перестук колёс, встречались на Виктория-стейшен, и дальше всё было очень-очень хорошо, уютно, весело и славно.
Было несколько часов ожидания, а субботний вечер принадлежал только им.
И воскресенье тоже.
Поздно вечером, почти ночью, Крис отправлялся на юг – в Портсмут, а Соня – в Ричмонд.
Они разъезжались в разные стороны, расставались.
Но в разлуке думали друг о друге, болтали в чате и по телефону.
Всё складывалось чудесно.
И продолжалось девять месяцев.
Почти юношеская история, а по настроению – просто «Тристан и Изольда» или «Ромео и Джульетта».
Но герои давно пережили возраст хрестоматийных веронских влюблённых.
Крису было… А он и не говорил, сколько ему, принципиально, хотя она и не спрашивала. Из деликатности. Но его лицо само доказывало тот факт, что её Ромео немолод.
О годах самой Джульетты – ни слова. Но несоответствие наблюдалось. Однако никаких цифр. Автор не обязан давать полный хронологический отчёт. Герои они и есть герои. Тут дело в другом.
На фоне Криса Соня выглядела просто девочкой, снизошедшей и осчастливившей.
Крис всегда и неизменно казался милым и обаятельным.
И отчего вдруг возник этот «бам-м-м-м-м!», Соня не могла понять.
Лёгкая тревога появилась у неё ещё в пятницу, когда Крис не назначил ей свидание.
Хотя и такое у них уже случалось.
Иногда он пропускал встречи.
Почему?
Тактичная Соня лишних вопросов не задавала. Вообще, ничего не задавала и никак не давила.
Мало ли, какие имелись у него причины?
Всё-таки Крис работал в… Но незачем упоминать эту серьёзную и уважаемую структуру.
Наверное, он уставал.
А вполне возможно, даже работал, пусть и в выходные.
Соня предполагала, что он мог просто дежурить.
И вообще, она никогда не лезла к поклоннику с лишними вопросами. Принципиально не проявляла любопытства. Что Крис о себе расскажет – и на том спасибо.
Зачем, спрашивается?
Она даже иногда вызывающе принципиально платила за себя в ресторане. И даже угощала Криса. Чтобы отдать долг местным традициям и подчеркнуть собственную независимость и то, что ей ничего не нужно, кроме него самого – остроумного дылды с добрыми смешливыми глазами.
Не получив от Криса никаких известий ни в пятницу вечером, ни в субботу утром, Соня почувствовала некоторый дискомфорт, словно «бедная маленькая овечка», которую берегли-холили-лелеяли, а потом вдруг перестали пасти, оставив посреди зелёной лужайки. Вот только верёвочку с колышка снять забыли. И овечка осталась одна посреди поля. И никак не могла уйти-убежать от этого колышка. Так крепко она к нему была привязана. Верёвочкой. Или сердечком. И в отчаянии бродила и бродила вокруг – по сужающемуся кругу.
В пятницу вечером она ещё находилась в относительном спокойствии.
Но уже в субботу утром перед отъездом Сони в Лондон хозяйка озабоченно сказала ей: «А что же Ваш Кристофер? Почему он не прислал CV? Я больше не могу ждать!»
И тут Соня разволновалась.
Да и как она могла не разволноваться? Даже чуть-чуть, самую малость. Она поняла, что всё сорвалось и идёт не так и не туда.
«Бам-м-м-м-м!» – почему-то прозвучало у неё в голове.
И стоило ей беспокоиться, глядя на умиротворённые поля и лужайки, мелькавшие за окном поезда, на котором она ехала в Лондон?
Предвесенняя наполненная влагой земля зримо излучала радость и ожидание тепла.
Соня могла бы просто ехать и ждать-не ждать, отодвинуть мысли на потом и наслаждаться пейзажем.
Но отголоски чугунного звука продолжали мучить её всю дорогу – до самого урока, немного отвлёкшего её от тревожных мыслей и наполнившего мир другими мелодиями.
Однако и классика, которую играли ученики, не успокаивала, а, наоборот, тревожила и усиливала беспокойство. А уж «Танец феи Драже» просто раздражал её натянутые нервы своими резковатыми нотами – ученица грубо барабанила по клавиатуре, и Соне никак не удавалось придать её исполнению мягкости, изящества и нежности.
И всю субботу она мучительно думала об исчезновении Криса.
И воскресенье.
И понедельник.
На звонки он не отвечал, на электронные письма – тоже. Более того, он даже не прикоснулся к ним, даже не открыл – всё отражалось на экране планшетника.
Прочитал он их только в воскресенье – поздно вечером, почти ночью.
Соня мучилась три дня. А по возвращении из Лондона в Ричмонд при виде своей, словно опустевшей и осиротевшей комнаты, в которой Крис, однако, никогда не бывал, но незримо присутствовал, так уж совсем впала в отчаяние.
Она искала причины, подозревала, предполагала, раздумывала, звонила близкой подруге, болтала с ней в чате, пытаясь понять свою вину. Искали они эту вину вдвоём, строя домыслы обо всём на свете.
– Если он не читает писем, значит, возможны только два варианта, – анализировала ситуацию Соня, – или он не способен сделать это физически, или у него появилась другая женщина. И он при ней не хочет ни с кем общаться. Он занят.
Откуда вдруг взялся призрак другой женщины, Соня толком объяснить не могла. Но иной причины она придумать не могла. Что или кто ещё мог помешать человеку просто взять в руки телефон и проверить почту?
Хотя, судя по предшествовавшему настроению и поведению Криса, никакой соперницы у Сони не водилось.
Однако же она вспомнила, что ещё пару месяцев назад на каникулах, когда она ездила домой в Ригу, Крис отправился в Грецию в странной компании вместе со взрослым сыном и его подругой.
Соня тогда пыталась осознать версию, видела всю её абсурдность, понимала, что влюблённые с родителями на курорты не ездят – даже на Рождественские праздники. Да и кто бы до этого додумался? Но Крис преподнёс всё именно так.
И она сделала вид, что поверила. Потому что видела его счастливые глаза и чувствовала, что Крис тянется к ней и получает настоящее счастье в их романе.
Поэтому она не придала значения той странной поездке. Ну, поехал и поехал. Вернулся-то всё равно к ней.
Да ещё писал каждый день – утром, в полдень и вечером. Посылал жёлтые лучезарные смайлики, красные изящные розочки, электронные поцелуйчики и виртуальных весёлых человечков. Шутил, был позитивен и доброжелателен, источал обаяние, лучился желанием нравиться и дарить радость.
И ещё проявлял страшную ревность. Проверял каждый её шаг.
Но и она старалась не напрягать поклонника – была «на виду», открыта.
И при этом понимала, что Крис невольно приписывает ей собственную манеру поведения.
Познакомились-то они в Интернете. А найти новых друзей на соответствующем сайте совсем нетрудно. Тем более, что на странице Криса в «Фейсбуке» среди его друзей имелось много красивых женщин. Но Соня мирилась с этим, ведь выбор, в конце концов, пал на неё.
Она искала причины, свою вину, методично и мелочно копалась в припоминаемых диалогах, предполагала двусмысленность запомнившихся ей фраз и взаимное недопонимание.
И не находила. Как будто беспомощно разводила руки в стороны, глядя на свои музыкальные пальцы, сквозь которые, как вода, просочился и исчез Крис.
Отчаявшаяся Соня ничего не могла понять.
Ведь Крис всегда стремился к ней.
А тут вдруг замолчал.
К тому же поставил её в неловкое положение.
Месяц назад её хозяйке потребовался новый водитель и охранник – в одном лице.
И пока та искала подходящую кандидатуру, Соня решила ей помочь.
А почему нет?
Или Крису?
Или себе?
Ведь таким образом можно было решить некоторые проблемы.
Например, не платить за номер в отеле по субботам и воскресеньям. Она, добрая душа, беспокоилась о толщине кошелька своего поклонника!
Соня не знала, как преподнести идею Крису, и долго придумывала фразу, но всё-таки решилась.
– Кри-и-ис? – с восходящей интонацией сказала она за чудесным субботним ужином в ресторане. – Ты можешь ответить на один вопрос?
– Конечно! – улыбнулся Крис так, как умел улыбаться только он – всё в его лице светилось и играло весельем и озорством.
– Как ты считаешь, – Соня для чего-то взглянула ему в глаза, – оклад в три тысячи фунтов хорош для мужчины?
– Да! – сразу воскликнул Крис и ожидающе посмотрел прямо в её глаза – своими прозрачно-серыми – в её светло-карие.
Соня боялась переходить от романтических отношений к деловым. И чувствовала себя очень неуютно.
Почему-то её страшил такой поворот событий.
До сих пор они позиционировали себя только как счастливых любовников.
Но вот представился такой случай.
Крис мог бы всегда находиться рядом с ней.
И не приходилось бы больше никуда ездить.
Она не строила никаких личных планов.
Поскольку не нуждалась в этом.
Её вполне устраивали такого рода отношения, какие у них установились, – без обязательств, когда каждый живёт своей собственной жизнью, не посягая на права и время партнёра, не вторгаясь в его личное пространство.
Просто встречаясь и устраивая себе и друг другу небольшие и красивые праздники. Где всё легко и необременительно.
Просто подвернулся случай.
И они могли бы стать чуточку ближе друг к другу.
Да и материальное положение Криса улучшилось бы.
Потому Соня чисто по-дружески продолжила развивать тему:
– А ты не хотел бы получить такую работу?
– Да! – опять воскликнул и ещё более лучезарно улыбнулся Крис.
– Серьёзно? Ты готов? – уточнила она, понимая, что главный вопрос согласован, осталось перейти к конкретике.
В глазах Криса мелькнула плохо спрятанная заинтересованность.
– Почему ты спрашиваешь? – засмеялся он.
– Я могла бы предложить тебе место водителя и охранника, – сказала она и добавила знаменитое калягинское «если ты, конечно, захочешь», фразу, истинного смысла которой Крис понять и оценить не мог, поскольку не имел ни малейшего представления о русском киноискусстве.
Они часто не понимали друг друга: цитаты, фразеология, каламбуры оставались неразгаданными ребусами для обоих.
«Не знаешь, как вести себя с этими англичанами», – подумала Соня.
Ей казалось, что она перегибает палку, переходит какую-то грань.
Но Крис всё воспринял очень легко и с энтузиазмом взялся выспрашивать Соню об условиях.
И даже для чего-то попросил показать ему фотографию её комнаты. Соня продемонстрировала снимок на экране мобильного телефона.
– Ого, какая кровать! – воскликнул он. – И я смогу тут спать?
– Сможешь, – ответила она, – но у тебя будет и своя отдельная комната.
Крис принялся острить. Но Соня плохо понимала его шутки. Английский она знала неважно. Хотя Крис считал, что его подруга притворяется и понимает всё.
Ответ его покоробил слух Сони. «Детка, я подумаю, если будет хорошая погода, и тогда получу работу», – так звучали слова Криса в корявом дословном переводе. Соня отметила, что не очень хорошо разбирается во фразеологических нюансах и тонкостях английского юмора. Она почувствовала иронию, но ей показалось, что любящий позубоскалить Крис просто так мило шутит. Однако ей почему-то вспомнился свистящий на горе рак, особенно любящий делать это по четвергам, особенно после изрядной порции осадков.
Пошутить-то Крис пошутил, но не подписался ни на что. И ни на что не согласился. Просто поимпровизировал на предложенную тему.
Прошла неделя. Хозяйка продолжала искать водителя и охранника в одном лице.
И через неделю Соня решила перейти от намёков к прямым вопросам.
– Слушай, Кри-и-с! – произнесла она за не менее чудесным воскресным завтраком всё с той же интонацией. – Помнишь, я говорила тебе о месте шофёра и охранника?
– Да, – важно и с большим чувством собственного достоинства ответил он.
– Как тебе нравится такое предложение? – церемонно поинтересовалась Соня, удивляясь тому, как ей удаётся довольно органично включиться в церемонную манеру общения, казавшуюся ей такой смешной и глупой.
На сей раз Крис заинтересовался по-настоящему и неторопливо озвучил желание: да, перспектива ему нравится, он хочет поменять работу, его очень устраивает предложенная сумма, да и почему ему не переместиться поближе к прекрасной даме сердца?
Хотя особого энтузиазма в его кратком монологе не прозвучало.
Но согласие он высказал.
Соня мысленно поставила галочку и уже на следующий день рассказала хозяйке о благом, но запоздалом намерении Криса, объяснив, что предлагает своего хорошего друга, а точнее, бой-френда.
Работодательница всё поняла и согласилась – она ничего не имела против и рекомендации Сони доверяла.
– Пусть пришлёт мне CV! – попросила она и не преминула уточнить факты о личных данных кандидата на место.
Однако же неопределённый ответ Сони на вопрос о возрасте Криса согнал доброжелательную улыбку с лица хозяйки. Она настороженно ещё раз поинтересовалась цифрой и попросила назвать её конкретнее.
Но предполагаемый Соней возраст Криса никак не соответствовал требованиям, выдвигаемым к охраннику. И даже громкое имя бывшего морпеха не примирило работодательницу с действительным положением вещей – претендент на вакансию был слишком «великовозрастным».
– Пожалуй, я должна буду отказать вашему другу, – сочувственно улыбаясь, озвучила она вердикт Соне.
– Ну что ж! – понимающе и покорно вздохнула та.
И вечером в Скайпе объявила Крису, что вопрос с повестки дня снят.
Причин она, разумеется, не разъяснила.
Да и к чему было их объяснять?
Хотя она почувствовала, что Крис понял намёк на возрастное несоответствие. В личной охране хозяйка предпочитала видеть молодого человека до тридцати пяти лет. Крис параметрам не соответствовал.
Однако инцидент не повлиял на романтику отношений.
К тому же Соня наконец пригласила Криса к себе домой.
Разумеется, не в ричмондский особняк, где жила в рабочие дни. А в лондонскую комнату, которую арендовала в районе Челси. Вот так простенько. Но с большим вкусом. Жилище всю неделю стояло пустым. А в выходные Соня останавливалась там – разумеется, одна, без Криса.
Славная уютная комната в хорошей квартире. Прекрасная хозяйка, предоставившая её, была настолько душевной и тонкой женщиной, что иногда готовила паре ужин со свечами и уезжала в гости.
Тогда-то Соня и подарила Крису ту злополучную бутылку. (О, Жозеф Бедье со своим «Тристаном и Изольдой» и фразой «Нет, то было не вино – то была страсть, жгучая радость, и бесконечная тоска»! Вот именно она и получилась из всего происшедшего.)
Потрясённый и растроганный Крис сомлел от заботы, ласки, домашней обстановки, лёгкого массажа, пары глотков бальзама, от любви, которой его окружила Соня, и в конце вечера уснул, абсолютно обалдевший, счастливый, прекраснодушный и благостный.
Впрочем, позитив исходил от него всегда.
Однако ближе к полуночи Соня разбудила его. И Крис, благодарно улыбаясь, но сожалея о разлуке и о том, что сказка улетучилась, укатил в неуютную ночь – на вокзал, а потом в свой Портсмут (выходные закончились, а ему с утра надо было выходить на работу). Шёл моросящий дождь, Соня смотрела в окно на удалявшуюся в темноту высокую фигуру под чёрным зонтом и думала, что через неделю они встретятся вновь и всё будет светло и прекрасно.
Почему-то Крис никогда не хотел показать Соне Портсмут. Просто показать, хотя бы провести по улицам или, на худой конец, провезти на такси.
Надо отметить, что она особо и не просила его о таком вояже. Так, поинтересовалась как-то, красив ли этот южный приморский город со знаменитым именем. Крис буднично, как о чём-то незначительном, ответил, что да, красив. И не более того. А она не стала развивать идею о путешествии, предположив, что, наверное, её друг не хочет давать пищу для глаз и умов знакомых, которые случайно могут встретиться им на пути.
О Крисе Соня знала немного: он разведён уже около десятка лет, имеет взрослого сына, работает в очень солидной организации, да, пожалуй, и всё. Детские и юношеские воспоминания ни о чём конкретном не рассказывали, Крис просто делился впечатлениями и выкладывал незначительные казавшиеся ему забавными факты.
Когда Крис попытался рассказать о своих прежних связях с женщинами, Соня осекла его.
– Я не хочу ничего знать об этом! – сказала она. – Есть только ты и я. А наше прошлое пусть останется в прошлом.
То есть её мудрость и благородство переливались через край и сверкали солнечными бликами всепонимания, всепрощения и толерантности.
Однако Крис успел сообщить о том, что развёлся потому, что у жены было слишком много глупостей в голове.
О Соне же он постарался узнать всё. И о бывшем муже, и о бывшем бой-френде, о котором она не любила вспоминать. Хотя бы потому, что тот тоже звался Крисом. Теперь она стала называть его для себя Крисом Первым. И они тоже очень больно для неё расстались. Однако Крису Второму удалось полностью стереть из её памяти Криса Первого.
Крис Второй оказался тугодумом и всегда долго принимал решения. И их роман развивался очень несовременно, какими-то этапами. Соня, смеясь, называла их для себя кварталами.
Три месяца они просто переписывались в «Фейсбуке». Следующие три месяца они изредка встречались, проводя время в прогулках по бесчисленным лондонским паркам и в светских беседах. К концу квартала этот моцион и осмотр достопримечательностей Лондона вкупе со светскими разговорами стал сопровождаться поцелуями. И только по прошествии этого старомодного испытательного срока Крис решился перейти к более близким отношениям.
Соня удивлялась, но радовалась серьёзности, чопорности и церемонности. За это время у них сложились свои традиции и даже сленг. Не говоря уже об электронной зависимости. Каждое утро Соню встречали жизнерадостный смайлик, алая розочка или машущая крылышками жёлтенькая бабочка в трогательных записочках Криса. И в вечерних электронных эпистолах с экранов планшета или телефона ей посылались букетики красненьких цветочков и поцелуйчики.
И сама Соня всё это время тоже порхала, как счастливая нарядная бабочка. И даже подпрыгивала от восторга, не веря, что такое бывает, чуть ли не летала, взмахивая лёгкими нежными крыльями.
В манерах медлительного Криса сквозили некий аристократизм и приверженность традициям.
Поэтому Соня даже почти не удивилась, когда через неделю после отказа от работы Крис вдруг почему-то созрел.
– А твоё предложение о месте водителя всё ещё может быть в силе? – поинтересовался он в Скайпе.
Соня даже не поразилась прозвучавшей фразе. Она поняла, что Крис наконец как следует обдумал перспективу, всё просчитал, свыкся с идеей и почти огласил принятое серьёзное решение. Однако же с ответом он сильно запоздал. Или не очень стремился получить работу, а просто-напросто празднословил? Или Соня опять не поняла какой-то смысловой нюанс?
Крис долго и очень подробно выспрашивал об окладе, об условиях, о машине, о комнате возлюбленной и шутил над шириной кровати, на которой ему, возможно, посчастливится возлежать рядом с ней, если он будет принят на работу.
– Не знаю, – растерялась в ответ на его вопрос Соня, – хозяйка сейчас ездит сама, вроде пока никого не нашла.
Крис наконец высказал желание стать личным шофёром работодательницы Сони.
Своим запоздалым заявлением он поставил бедную Соню в щекотливую ситуацию. Объявить Крису, что он не подходит по возрасту, она не могла.
Ей-то он подходил!
Но озвучить мысль о профессиональной неполноценности поклонника она тоже не могла, боясь задеть его самолюбие.
Однако пообещала поинтересоваться у хозяйки. Хотя бы для проформы.
И она спросила, а та пошла ей навстречу. Или себе навстречу она пошла?
Но объявила согласие и попросила прислать CV.
О чём Соня и не преминула известить Криса.
В четверг.
Вечером.
Крис сказал, что готов сделать это в самое ближайшее время.
Но в пятницу он замолчал.
И ничего ни хозяйке, ни самой Соне не прислал. Ни CV, ни розочки, ни бабочки, ни смайлика, ни ответа, ни привета. Ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье, никогда.
Соня переживала.
Хозяйка ждала.
Крис молчал.
Соня после напоминания хозяйки написала ему, попросила поспешить с высылкой данных, потому что оказалась в неудобном положении, дав рекомендацию.
Крис ответил небольшой записочкой, в которой опять упражнялся в остроумии. Из его английских каламбуров Соня сделала заключение, что он всё ещё думает, но скоро выполнит всё, что от него хотят.
Хозяйка ещё раз спросила о CV. Ей уже надоело водить машину самой.
И тогда Соня написала Крису письмо, в котором позволила себе поторопить его с ответом. Уже потом, в тысячный раз перечитывая его, она увидела, что письмо оказалось чересчур деловым, но чётким и кратким, возможно, даже слишком требовательным. Хотя Соня всего лишь передавала желание работодательницы, к тому же поступившейся принципами – Крису было далеко за тридцать пять.
«Я больше не стану приставать к тебе, – написала она, – потому что уважаю твой выбор. Если ты не хочешь получить эту работу, значит, не надо. Я пойду дальше».
Что она имела в виду под этими «приставать» и «пойду дальше», Соня и сама не отдавала себе отчёта.
Никуда идти она не собиралась. Но и от собственной просьбы, и от мнимого попрошайничества очень неловко чувствовала себя перед хозяйкой. Неловко, нехорошо, некомфортно, неудобно.
И, наверное, написала в том злополучном письме что-то не то и как-то не так. Всё-таки её английский оставлял желать лучшего.
Но главную мысль она выразила. Возможно, слишком эмоционально или категорично.
Вероятно, Крис тоже не понял каких-то нюансов в её выражениях.
А письмо произвело и для него эффект, сопровождавшийся протяжным и гулким «бам-м-м-м!»
Наверное, он чувствовал себя обескураженным из-за того, что на него давят.
Соня промучилась все выходные. И провела их в перечитывании переписки с Крисом и размышлениях о причине его молчания.
Первого марта.
И это было ужасно.
Потому что именно первого марта прошлого года она рассталась с Крисом Первым. И тоже по совершенно непонятным для себя причинам. И тоже страшно переживала и страдала.
Странное совпадение усугубляло эффект.
Крис Второй исчез из её жизни так же, как и Крис Первый.
А в понедельник на «Фейсбуке», где они когда-то познакомились, Крис удалил Соню из списка друзей, самоиронично назвал себя Woody и заявил, что собирается проводить время за выгуливанием своей старой любимой собачки.
Соня не поняла, к чему тут гуманоидный кукольный герой, всегда стремящийся куда-то бежать. Она принялась выспрашивать своих коллег-англичан о сленговом значении словечка «лесной». Коллеги улыбались и отвечали, что это герой мультфильма и так называют человека, занятого поисками интимного партнёра.
О неожиданно возникшей неизвестно откуда и ранее никогда не упоминавшейся собачке Соня прежде даже не слышала.
«Интересно, – раздумывала она, – а где же была эта бедная собачка, когда он ездил в Лондон?»
Она разглядывала появившееся на странице «Фейсбука» изображение длинношёрстной шоколадного цвета таксы с добрыми умными глазами. И никакой версии, кроме наличия жены, с которой собачка и проводила время в отсутствие своего «лесного» хозяина, ей в голову не приходило.
Иногда она цитировала себе мультяшного Пятачка с его философским вопросом «И где, интересно знать, мой воздушный шарик?»
Иногда сопоставляла числа и факты. То ставшую неприятной, благодаря стечению обстоятельств, дату первого марта, то думала о загадочной и зловещей миссии бутылки бальзама. То почему-то вспоминала мало что объясняющую фразу Криса про Лондон и детку.
«При чём здесь, Лондон? И тем более детка?» – размышляла она.
Но ответа найти не могла.
Через полгода Крис появился на её странице в «Фейсбуке» с вопросом «Как ты?»
И это прозвучало как очередное «Бам-м-м-м».
(«Конференция», Рига, 2015.)