Елене Садловской
…Фарфор и бронза на столе…
А. С. Пушкин
«Евгений Онегин»
Папа Юлии Воробьёвой не знал английского языка. В школе он учил французский и в институте тоже французский. А мама учила немецкий – и в школе, и в университете.
В счастливые студенческие годы молодые люди и подружились, а спустя какое-то время поженились.
Мама звала папу Шуриком, а папа маму – просто Сашей. Так у них было заведено, и так они разнообразили формы существования своих похожих имён.
Казалось бы совершенно логичным назвать дочку тоже Александрой, как предлагал папа, – «фамильным» именем, передававшимся по наследству, правда, по мужской линии. Но мама воспротивилась, сказав, что это слишком, а точнее, too much (1) (именно так сказала в своё время мама, и это была одна из немногих фраз, которую она знала по-английски). И дочку они нарекли Юлией.
А мамино и папино незнание английского создало проблему в предложенный читательскому вниманию период их жизни.
Зато подросшая двадцатилетняя Юлия английский уже знала. И заботливые родители отправили её в Лондон, где девочка принялась изучать менеджмент в одном из тамошних университетов.
Родители за Юлечку переживали и очень ею гордились.
Хотя причин для волнений у них не возникало. Потому что девочка у них отличалась большими самостоятельностью и практичностью.
Поэтому относительно бытовых условий и учёбы папа с мамой оставались спокойными, оплачивали Юлечкины занятия и проживание и считали дни до каждого дочкиного приезда.
Считали они дни и до грядущих зимних каникул. И мечтали, как будут жить опять все вместе после разлуки.
Но вот незадолго до приезда Юлечка позвонила и объявила, что прибудет не одна, а с другом. А потом они отправятся в Северную Африку, на море – купаться, они и деньги уже на отдых заработали сами. А недельку она проведёт в родном городе с приятелем.
– С кем-с кем? – переспросила в трубку оторопевшая и не готовая к такому повороту событий мама.
– Ну… с другом! – жизнерадостно пропела Юлечка. – А что? Вы против?
– Конечно, приезжайте! Как мы можем быть против? – хорошо маскируя испуг, гостеприимно сказала мама.
Она помнила свою молодость, такт и деликатность собственных родителей, а также деликатность и такт родителей мужа. Поэтому тактично и деликатно поговорив о чём-то другом, непринуждённо поинтересовалась:
– А что за друг?
– Ну, это друг мой! Мы с ним дружим! – «доходчиво» и «разнообразно» пояснила девочка.
Мама ничего не поняла и принялась задавать наводящие вопросы, пытаясь хоть как-то прояснить ситуацию.
– А кто он? – тихонько и «любознательно» зашла она с другой стороны.
– Ну, Алекс! – разъясняющим тоном воскликнула Юленька. – Он хороший!
– Не сомневаюсь, – поддержала дочку мама, свято веря в то, что её умная проницательная и самостоятельная девочка выбрала себе в друзья именно такого – хорошего. Зачем же ей нехороший? Или, паче того, плохой!
– Там увидите! – весело и бодро обнадёжила маму Юлия. – Он вам понравится.
Юля вроде даже собралась на этом закончить разговор. Но мама почувствовала её настрой и опередила дочкины поползновения новым осторожным вопросом – просто так – для общего расширения кругозора.
– Чем он занимается?
– Учится. Со мной вместе.
«Уф-ф-ф! – выдохнула про себя мама. – Хоть с этим понятно».
– Откуда он? – мама старалась для начала узнать самую суть, ведь с её Юлечкой учились выходцы со всего белого света.
– Он местный, – очень по-русски определила Юлечка происхождение своего друга, – из Лондона. Англичанин.
– А по-русски он… как? Наверное… никак?
– Нет, конечно! – засмеялась дочка.
– А-а-а-а! – понимающе пропела мама.
– Можете называть его Aleksander! – c энтузиазмом проинформировала маму Юлечка.
– Как-как?
– Э – лик – зен – дэ! – по складам чётко и разборчиво произнесла дочка.
– Вот здорово! – обрадовалась мама и очень старательно, с большим усердием произнесла:
– Э – лик – зен – дэ.
– Молодец, мамуль! Ты делаешь успехи! Прости! Убегаю!
Мамуля даже представила, как её девочка якобы подпрыгнула и вместе с ней подпрыгнула её подвёрнутая колбаской толстенькая косичка, которую Юлечке заплетали в пятилетнем возрасте.
На том разговор и прервался.
Введённый немного погодя в курс дела папа тоже проявил артикуляционный талант, произнеся вслед за мамой:
– Э – лик – зен – дэ.
И бабушка тоже сходу и легко научилась выговаривать новую форму существования привычного имени.
Она так сразу и сказала детям:
– Дорогие мои, теперь вас будет трое! Зато как удобно – все разные: Саша, Шурик и Эликзендэ.
– У него там в конце какое-то «р» чуть было слышно, – вспомнила мама.
– Эликзендер, что ли? – уточнил папа.
– Не совсем, – замялась мама.
– Ладно, это неважно! – прервала орфоэпические изыскания и упражнения детей практичная бабушка. – Давайте к визиту готовиться. Куда мы его положим?
– Э-э-э, – только и могла сказать растерянная и озабоченная мама.
Папа, хоть и отличался современным нравом, но не в отношении собственной дочери.
– Юльку – к тебе, – сказал он, обращаясь к своей маме, а Эликзендера – в её комнату.
После произведённого «расклада» все немного успокоились.
Проблема начала «рассредотачиваться» по полочкам: имя произносить научились и местоположение гостя в квартире как-то определили.
В ходе дальнейших разговоров с дочерью выяснилось, что Эликзендер, как его стали величать между собой дома, из хорошей английской семьи учителей, что он ровесник Юленьки, очень воспитан и даже аристократичен в манерах. А ещё он умён, высок, красив и прекрасно учится.
Информацию вытягивали из девочки клещами, потому что она только хихикала и обещала, что Алекс сразу всем понравится. К тому же надо приключиться такому совпадению: он тоже Александр!
– Это ли не повод влюбиться! – прокомментировала факт мама в разговоре с папой и бабушкой.
– Да ладно тебе! – ревниво сказал папа. – Что же так сразу-то? Просто друг!
– А что вы хотели? – вступила в разговор бабушка. – Отправили дитё одно учиться за границу, вот и расхлёбывайте теперь!
– Так дитю уже двадцать лет, – напомнил цифру папа.
– Пора! – тяжело вздохнула мама.
Необходимо отметить, что к предстоявшему визиту все три «родителя» отнеслись серьёзно, а мама с папой даже ходили к репетитору учить английский.
В аэропорт гостей поехали встречать вдвоём – папа и мама. Бабушка осталась дома в ожидании – наедине с торжественным столом, который накрывали с утра с большой щепетильностью и тщательностью. Парадный тончайшего фарфора сервиз, хрусталь, наличие нескольких пар ножей, вилок, ложек и ложечек – практически полный куверт.
Хотя в доме всегда обеденный этикет соблюдался строго и не как дань политесу, а просто по привычке – так всем было удобно. Папа говорил, что мама даже семечки способна грызть при помощи ножа и вилки, церемонно вытирая губы кружевной салфеткой.
По дороге попали в пробку и к аэропорту подъехали уже «одновременно с самолётом».
Оба родителя страшно нервничали. Но надеялись, что недоразумений не произойдёт – в конце концов, мобильные телефоны были у всех.
Когда они почти добрались до здания аэровокзала и зависли на светофоре, то уже издалека увидели свою девочку.
– Юлька! – воскликнула мама, вглядываясь в далёкую фигурку, но, однако же, сразу узнав знакомый жакет – короткий модный «обрубок», как называла его бабушка. Ещё бы – зима, пусть даже и тёплая, лондонская, но он только чуть-чуть закрывал попу их ненаглядного дитяти.
– Да, Юлька, – подтвердил радостно папа.
Он тоже увидел этот жакет в серо-бело-чёрную крупную клетку.
И шарф оба увидели – длинный, объёмный, пронзительно-бирюзовый, причудливым образом много раз закрученный на Юлечкиной шее.
И волосы были её – длинные, распущенные, пушистые, светло-русые.
Маме даже почудился их родной детский запах – аромат благоухающего мёдом и свежим чистым ветром полевого цветка.
Родители очень обрадовались.
Юленька стояла к ним спиной и смотрела в сторону дверей.
Родители томились от невозможности сдвинуться с места в общем строе машин и любовались своим ребёнком.
– Что-то одна! – сдерживая нетерпение, сказала мама.
– Эликзендера ждёт! – понял и пояснил папа. – Он багаж, наверное, забирает. А она нас вышла искать. Говорил я тебе, что раньше надо было выезжать!
– Всё равно бы в пробку попали! – начала оправдываться мама.
И тут из дверей аэровокзала вышел высокий «лиловый негр», совсем по Вертинскому.
Он перекинул через плечо конец длинного закрученного вокруг шеи, как у их девочки, шарфа и направился к ней красивой, немного пружинистой и даже какой-то слегка пританцовывающей походкой. Молодой человек выделялся неимоверными пластичностью и грациозностью, это проявлялось в каждом его кошачье-гепардовском движении.
Шапка чёрных в мелких кудряшках волос венчала гордо посаженную голову на длинной шее. Даже издалека он казался экзотически красивым и по-своему аристократичным, как и обещала наблюдательная и всегда точная в определениях дочка. Кожа юноши была тёмно-коричневой, очень тёплого приятного шоколадного оттенка и напоминала настоящий вкусный горький шоколад. На этой улыбающейся и сияющей счастьем «плитке» ярко выделялись и виднелись издалека три белых пятна-орешка – крупные глаза и зубы.
Темнокожий юноша поспешно «уронил» дорожную сумку на асфальт, едва только приблизился к девушке, обнял её, прижал к себе и принялся неистово целовать.
Родители выпучили глаза и замерли, как в известной игре «замри-отомри».
Первым очнулся свободного взгляда на чужие нравы папа:
– Д-а-а-а! – только и мог произнести он.
Мама в ступоре смотрела на жаркие объятья и долгий поцелуй и, не дождавшись конца, выдала то немногое, что знала по-английски:
– Как-то это too much, Шурик.
– Да ладно, Саш. Главное, чтобы человек был хороший! – сказал папа.
– И чтобы была счастлива, – добавила счастливая в браке мама и вздохнула.
Родители растерянно смотрели на целующуюся парочку.
Наблюдая сцену, папа несколько наклонил голову набок. Мама тоже наклонила голову, только в другую сторону.
Так они и сидели с наклонёнными в разные стороны головами, не зная, как реагировать на происходящее, и смотрели на целующуюся с незнакомцем дочь.
Поцелуй был страстен и бесконечен.
– Ой-ой-ой-ой-ой! – простонала мама, не в силах больше наблюдать затянувшееся лобзанье.
Папа отвёл глаза в сторону.
– Похудела! – констатировала мама.
– Не готовит! – объяснил папа. – На фастфуде сидит.
– На фастфуде, наоборот, толстеют. А наша – как щепка.
Папа выжидательно и нетерпеливо взглянул на светофор.
– Что ж они так долго-то? – не выдержала наконец мама.
– Ну, вот так, – объяснил ей папа.
– Ведь всё время вместе были! А тут – как будто лет сто не виделись. Оторваться друг от друга не могут.
– Как с цепи сорвались, – добавил папа.
Мама укоризненно взглянула на него, её покоробило такое сравнение.
– Любит, наверное, очень, – объяснил папа, – а говорила – аристократ.
– Ну, вот такой аристократ, может, он принц какой! – предположила мама.
Они уже тихо смирились с дочкиным выбором.
– И дети гениальные от таких браков получаются, – вспомнила мама свои познания из школьных уроков биологии. – И красивые.
Однако же парочка вволю нацеловалась, молодые люди разжали объятья, отстранились друг от друга, повернулись и пошли в сторону светофора, свет на котором поменялся.
Машины поехали им навстречу.
И тут мама, вглядевшись в девушку, почти вскричала:
– Да это же не Юлька!
– Не Юлька! – рассмотрев наконец лица шедших навстречу людей, согласился папа и шумно выдохнул, точь-в-точь так, как выдохнула мама в начале рассказа. – Уф-ф-ф!
Девушка, одетая, как их дочка, сзади очень на неё походила. Но это был совсем другой человек.
Родители, не сговариваясь, синхронно заулыбались.
– А он симпатичный! Высокий и сложён хорошо, – весело оценила проходившего мимо её дверцы потенциального члена семьи мама, думая о том, с кем же на самом деле прилетела их девочка.
– Ну да, – ответил папа, думая о том же.
– Ладно, Шурик, ты меня здесь высади, я пойду их искать. А сам паркуйся и подходи внутрь, – решила мама.
Папа высадил маму у входа в аэровокзал, как раз возле места эпохального поцелуя, и поехал искать место для машины.
Когда он быстрым шагом пришёл внутрь здания, то сразу увидел своих – жену, дочку и Эликзендера.
Эликзендер был бел как парное молоко, щёки его покрывал макового цвета румянец. А волосы радовали такими же светло-русыми тонами, что были у их дочки.
Мама стояла рядом с детьми и счастливо улыбалась. На лице её читалось, что после пережитого Эликзендер ей очень даже понравился, особенно тем, что не сжимал на глазах у всех в страстных «африканских» объятьях их дочь и бурно не целовал.
Она даже поправляла свисавший кончик Юленькиного синего шарфа и радовалась тому, что он не пронзительно-бирюзовый.
Папа подошёл ко всем троим, обнял дочку и пожал руку её другу.
– Hello! – сказал он.
– Добрый день, – с сильным акцентом неуклюже ответил друг и улыбнулся.
– Привет! – ещё раз поприветствовал его папа и засмеялся.
И Эликзендер засмеялся вслед за ним.
Мама с папой сразу поняли, что гость тоже готовился к встрече и выучил несколько слов по-русски.
И ещё чувствовалось его волнение, что сделало молодого человека совсем милым и привлекательным в глазах встречавших родителей.
Уже в машине Юля взяла на себя роль переводчицы и справлялась с ней виртуозно, даже легко.
Хотя в основном она говорила с родителями, рассказывая о всяких дорожных моментах: как брали билеты, как собирались, как рано встали и не выспались, как добирались до аэропорта, как около часа гуляли по транзитному терминалу во Франкфурте-на-Майне, как искали информацию и чуть не опоздали на свой рижский рейс, как сотрудница аэропорта проводила их почти до самого трапа и как от усталости и впечатлений их сморило в самолёте.
Иногда она бросала несколько коротких фраз Эликзендеру, поясняя, о чём идёт речь. Эликзендер таким образом был в теме и только улыбался, вертя по сторонам головой и разглядывая дома, улицы и людей.
Надо ли расписывать сцену встречи дома?
Всё дышало гостеприимством, приветливостью и счастьем.
При встрече с бабушкой подчёркнуто галантный гость целовал руку и наклонял воспитанно голову, чем вызвал в душе Елены Александровны стойкую симпатию.
Юленька купалась в родительской любви и с удовольствием делилась семейным счастьем со своим другом.
Друг, окружённый всеобщим вниманием и обласканный заботой, в душе всё ещё немного волновался, но уже пришёл в себя и держался с достоинством, даже как-то действительно аристократично, и в то же время просто – как свой.
Бабушка в душе таяла от любви к внучке и просто летала по квартире, забыв про свои больные колени.
И мама с папой тоже лучились любовью и пониманием прекрасной сущности момента.
Уже они сидели в креслах в гостиной, уже хохотали над перепугавшей пуритански настроенных родителей сценой возле аэровокзала, уже удивлялись встрече сразу трёх Эликзендеров, уже были озвучены домашние имена (Саша для мамы и Александр для папы, Шуриком единогласно решили и предварительно строго оговорили его ни в коем случае не величать даже между собой), уже вручили гости и хозяева друг другу небольшие подарочки и чувствовали себя довольно комфортно.
Эликзендеру отвели комнату. Путешественники привели себя в порядок после дороги и вскоре вышли к столу.
Прозвучавшее накануне приезда слово «аристократизм» очень всех впечатлило и заставило пересмотреть чуть ли не весь домашний уклад.
Самые дальние уголки и закоулки трёхкомнатной квартиры вымыли и вылизали. Всё сверкало особой парадной чистотой и порядком.
И даже все старые, ещё приличные домашние тапочки безжалостно выбросили и заменили на новые.
А накрытый накрахмаленной белой скатертью стол словно вытянулся в струнку на параде, сверкая золотыми ободками тарелок, синевато-бриллиантовыми гранями хрустальных бокалов и отливая блеском начищенных ложек, ножей и вилок. И даже были приготовлены два соуса (которых вообще-то в доме никогда не делали), потому что знали об этой особой примете английской кухни.
Всё устроили идеально и продумали до мелочей. Вплоть до приветственных тостов с выражением радости от факта долгожданной встречи и вообще знакомства, а также пожеланиями счастья, которые Юленька, быстро тараторя, не успевала переводить в обе стороны.
После этих обрядово-ритуальных действий перешли в еде.
И бабушка принялась кормить всех обедом. Ещё бы – дети вылетели давно, перекусили по пути какими-то гамбургерами и, конечно, страшно проголодались. Вон как Юлечка (радость моя!) похудела – чем питается, неизвестно! Хоть умеет готовить! Но сидит, наверное, на бутербродах!
Приговаривая это, бабушка разливала по тарелкам борщ из пузатенькой супницы.
Эликзендеру рассказали, что это традиционное и очень вкусное кушанье. Он попробовал новое блюдо, очень похвалил его и с видимым удовольствием принялся есть. После нескольких ложек гость взял в руку кусок белого хлеба, раскрепощённо обмакнул в тарелку и, поднеся ко рту, откусил вымоченный в борще свекольного цвета краешек.
Мама, ошалев от подобного аристократизма, улыбнулась и сказала:
– Ах, какой сегодня хороший день!
– Да, – стараясь замаскировать неестественность сентенции, подхватила не менее эпатированная бабушка, – солнечный! И мороз совсем несильный! Вы, Юлечка, обязательно завтра съездите на море! Там сейчас хорошо кормить лебедей!
– Только батон не забудьте взять, – с большим воодушевлением продолжала развивать тему мама, стараясь не замечать, как Эликзендер макает свой ломоть хлеба в борщ и с аппетитом ест.
– Обязательно, мамуль! – пообещала Юлечка, тоже силясь не смотреть в сторону своего друга.
– Вы внимания не обращайте, – добавила она так, словно продолжала говорить о планах на завтра, – у них так принято, они это у французов позаимствовали.
– Вот и славно, – успокоила её бабушка.
А папа и на самом деле не обращал никакого внимания на манеры Эликзендера и с неменьшим удовольствием поглощал борщ, потому что тоже изрядно проголодался.
– Вкусно? – как умеют спрашивать только бабушки внуков за столом, спросила аристократа Елена Александровна.
Юля быстренько перевела вопрос.
Эликзендер, приятно сказавши «yes», кивнул головой, аккуратно опустил изрядно уже обкусанный, но ещё немаленький кусок хлеба в свекольного цвета жидкость, отправил его целиком в рот и признательно улыбнулся.
– Ну и молодец! – похвалила его бабушка, превратив этой фразой Эликзендера в послушного внучка.
Присутствовавшие выказали радость на лицах.
Обед прошёл на ура.
И неделя пролетела в таком же режиме. За это время участники событий друг к другу привыкли, подружились и были преисполнены самых лучших чувств.
Но всему приходит конец, и в положенный срок родители отвезли детей в аэропорт.
– Хороший Эликзендер! – сказал папа, наблюдая из окна аэропортовского кафе, как взлетает самолёт.
– Хороший… добрый, красивый, – вздохнула мама и с затаённой надеждой добавила, – может, ещё поссорятся, разойдутся?
– Да ладно тебе, – сказал папа.
– А язык? – спросила мама.
– Выучим, – ответил папа, – куда ж деваться?
А молодые люди летели в дальние страны купаться в тёплом море, о будущем не думали и планов не строили. Им просто было хорошо друг с другом. И языковые барьеры их не разделяли.
1. Too much (англ. яз.) – слишком.
(«Конференция», Рига, 2015.)