Она чем-то походила на молодую сиамскую кошечку. И я невольно залюбовался ею: загар на ней был не по-южному одинаково ровен; не удивлюсь даже, если нежная кожа меж напедикюреных пальчиков ее изящных ножек, глубины нежных ушных раковин, даже нёбо ее маленького ротика окажутся таинственным образом тронуты нежно-коричневой патиной загара.
Подали поросенка. Началась трапеза. Под торопливый стрекот вилок, ножей, фарфоровый лязг тарелок и усердное жавканье десятка крепких челюстей поросячья тушка скоропостижно истаяла: так тает нечаянно оброненное на раскаленную жаровню эскимо. И теперь перед каждым из гостей возвышалось лишь белая горочка тщательно обглоданных костей да скомканные бумажные салфетки.
Дядя тупо глядел на отнюдь не живописные холмы объедков, икал и пьяно всхлипывал: "Зачем они со мною так?.. Ну, зачем, скажите? Они же из моего кармана выросли..." И вдруг завыл; завыл громко, страшно, по-волчьи...
-- Дяденька, дяденька, вам плохо? -- всполошилась Оленька.
-- Мне? -- дядя тяжело поднял голову и осоловело воззрился на племянницу: -- Мне плохо?! Ты шутишь?
И зашёлся в истерическом хохоте..
-- Уходите! Уходите! Все уходите, все! Слышите?..
(Из моего нового романа "На сходнях")
Владимир ПТИЦА 2015