Дурман работы и тоска безделья – ещё та парочка
«Время бежит, я не делаю ровно ничего; и не работаю, и не отдыхаю. Теперь я вижу, что отдыхать мне нельзя, мне нужен дурман работы, чтобы не видеть всего ужаса моей жизни. Когда этого дурмана нет, я вижу всю оголтелость, неприкаянность…».
Так записал Корней Иванович Чуковский в своём «Дневнике» 23 августа 1927 года.
Меня словно током ударило – Боже мой, да в этих словах детского писателя отражено последнее десятилетие моей жизни! Умеет же писатель подобрать нужные слова!
Пожалуй, это главное в творчестве любого художника – подобрать нужные слова или краски. Свобода творчества – на втором месте (хотя, Чехов говорил, что свобода творчества – это главное). Возможно, что как раз свободомыслие, ничем не сдавленный разум, и позволяет художнику подобрать (в состоянии полёта!) нужные термины из всего богатства русского языка. И тогда пишется в своё удовольствие.
Свободомыслие – это не стиснутый царской короной или нимбом славы разум. Как только возомнил о себе, так и пропала свобода. Всё. Ты раб своего положения.
Ничегонеделание – это есть то самое бездарное состояние, когда мы и не трудимся, и не отдыхаем. И устаём от этого больше, чем от тяжкого физического труда. А устаём потому, что чувствуем тоску безделья и впустую уходящее время. Мы ясно слышим отбиваемые хронометром секунды, и этот отсчёт напоминает нам о том, что мы теряем что-то важное.
Мне тоже постоянно нужен «дурман работы», чтобы не видеть и не слышать все мерзости окружающей нас действительности. Погружение в творчество позволяет нам приподняться над «неприкаянностью и оголтелостью» этого злого развращённого мира, стремглав несущегося в погибель.
Не хочется погибать вместе с этим заблудшим человеческим стадом, где нет толковых вожаков, а все нравственные ориентиры давно утеряны; где забыли, как жить честно, а Живого Бога подменяют обрядами.