Параллельный мир

               
                (рассказ)               

               
                Ищи свою судьбу, иначе
                судьба сама тебя найдёт
                и не всегда самая лучшая.
               
                (Восточная мудрость)


    «Мазда» неслась по улице маленького городка, рассекая фа-
рами тьму. Ни один фонарь не горел ни на окраинах городка, ни
на его центральных улицах. Была половина третьего ночи. Горо-
док спал, даже не лаяли местные собаки, реагировавшие по ве-
черам на любой пустяк. Машина выключила свет, но продолжа-
ла двигаться в кромешной темноте. Проехав таким образом ещё
два квартала, машина повернула во двор и остановилась, из неё
вышли двое – девушка, которая вела машину, и молодой человек,
сидевший на заднем сиденье. Без слов девушка закрыла машину
ключом, чтобы не пищала сигнализация и не мигали габаритные
огни при её включении. Молодые люди вошли в ближайший подъ-
езд соседнего четырёхэтажного дома, стоящего за тем, где оста-
новилась их машина, вошли беспрепятственно, так как кодового
замка на двери подъезда не было. Поднялись на третий этаж и
вошли в квартиру номер 39, открыв дверь квартиры, как и поло-
женно, ключом. Не снимая с себя верхней одежды и не включая
света, они прошли в комнату, молодой человек достал сотовый
телефон и включил его как фонарик, передал его девушке и по-
казал ей, куда светить, а сам направился к платяному шкафу. В
один момент уловив его конструкцию, а это был трёхстворчатый
импортный шкаф от румынского спального гарнитура, каких в
его «работе» встречалось десятка три точно, сразу определил
секцию в шкафу, где должен быть установлен сейф, и не ошиб-
ся. Молодой человек расстегнул плащ, под которым был надет
фартук, на нём было пришито два десятка больших и маленьких
карманчиков, из которых торчало множество различных инстру-
ментов, быстро сообразил, как ему поступить с сейфом в данной
ситуации. Подбирать код – уйдёт как минимум минут двадцать
пять-тридцать, а выломать сейф из стенок шкафа, как говорится
«с мясом», можно минут за шесть. Смущал молодого человека
только шум, который мог произойти при взломе и напугать со-
седей. Но успокаивало то, что шкаф был приставлен к торцевой
уличной стене дома, а с соседями комнату разделяла стена, на
которой, смежной с соседями, висел большой ковёр. Молодой
человек на ощупь достал из кармана фартука маленький колово-
рот, достал сверло нужного диаметра, рулетку и кусочек мелка.
Через три минуты были просверлены отверстия рядом с шурупа-
ми, которыми был прикручен сейф к стенке шкафа. Оставалось
только вставить конец маленького гвоздодёра в эти отверстия и
тихонько надавить этим гвоздодёром как рычагом, и очередной
шуруп с треском выпадал из раскрошившегося места, где он был
прикручен. Буквально через пятнадцать минут, сняв медицинские
перчатки и плотно закрыв дверь квартиры на замок, с сейфом в
спортивной сумке молодые люди, не озираясь по сторонам, сели
в машину и, не включая фар, взяли курс на соседний областной
город. Лил проливной осенний дождь, начинало светать.

Хозяином однокомнатной «хрущёвки» номер 39 по улице име-
ни генерала Попова в доме номер 11 был Угрюмов Эдуард Ива-
нович, одинокий мужчина сорока двух лет, семьи у него не было.
Не было у Эдуарда Ивановича и родственников, ни близких, ни
дальних. Только иногда к нему наведывалась молодая женщина
Эльвира, которая, так сказать, скрашивала его одиночество, да
участковая медсестра, пожилая женщина, Тамара Герасимов-
на для того, чтобы его осмотреть или сделать очередной укол
для улучшения работы сердца, а следует сказать, что сердечко
у Эдуарда Ивановича пошаливало и требовало за ним постоян-
ного ухода, правда, никому он об этом не рассказывал, так как
понимал, что это никого, кроме него самого, не интересовало.
Во время отпуска жил Эдуард Иванович у себя на даче. Было у
него за городом в дачном кооперативе «Приволье» шесть соток,
на которых стояла избушка, сарайчик да две грядки картошки,
окружал дачу лёгкий заборчик, вдоль которого со стороны дачи
росли малина и крыжовник. Вот такой простенький архитектур-
ный ансамбль, с нехитрым ландшафтом принадлежал Угрюмову
Эдуарду Ивановичу. Был он нелюдим, сам не ходил в гости и к
нему особо-то никто не захаживал, так что он как бы соответ-
ствовал своей фамилии – Угрюмов. Иногда, может раз в полгода,
приезжали к нему на квартиру или на дачу на «копейке» или на
старенькой «Ниве», чтобы не светиться, братки, для того чтобы
перетереть, т. е. обговорить с ним важные финансовые вопросы
общака, или просто отправляли к нему «шестёрку» с запиской
от пахана. Вот и за неделю до того, как произошло ограбление
квартиры номер 39, на дачу к Угрюмову подъехала старенькая
«Волга ГАЗ–24» серенького невзрачного цвета и оттуда вышли
четверо мужчин, пятый, водитель, остался в машине и двигатель
не выключал, трое зашли в избушку и скрылись за дверью, а
один остался стоять у калитки. Старший из тех, что вошли в из-
бушку, обратился к Эдуарду Ивановичу: «Слышь, Угрюмый, нам
стало известно, что твоё здоровье оставляет желать лучшего и
ты не сегодня-завтра можешь двинуть кони, ищи потом по белу
свету денежки общака. Так что ты, Угрюмый, передашь общак
в более надёжные руки, сходняк состоится через две недели, о
месте и времени сходки тебе стуканут дополнительно, ну мы по-
гнали, бывай». Мужчины, как зашли, тем же порядком вышли,
запрыгнули в машину, и машина, резко рванув, набрала скорость
и скрылась за поворотом, разбрызгивая лужи по сторонам.
Угрюмов, как вы правильно догадались, был связан с ворами,
он был хранителем общака, вот уже больше десяти лет как вы-
шел на свободу, а был он судим за убийство, хотя его он не со-
вершал, а сел за старшего брата, взяв на себя вину за убийство
кассира.

Было это в далёком шестьдесят седьмом году. Павлу Угрю-
мову, так звали старшего брата Эдуарда, было тогда тридцать
лет, он имел уже две ходки, и эта могла быть третьей. Первая –
как соучастник в ограблении инкассатора, за которую дали три
года, вторая – брали сберкассу в райцентре, где Павел проходил
уже как организатор разбоя, за что получил шесть с половиной
лет. Павел знал, что за убийство кассира, с целью его ограбле-
ния, который привёз зарплату для всего строительно-монтаж-
ного поезда, меньше чем пятнадцать ему не дадут, поэтому и
упросил брата Эдуарда взять вину на себя: дескать, ты молод,
тебе только исполнилось восемнадцать, тебе много не дадут,
тем более по первой, а там на зоне мой авторитет велик, ты бу-
дешь кататься как сыр в масле, а откинешься на волю, здесь
заживёшь, как король. Эдуард очень любил своего брата и, не
колеблясь, согласился взять на себя его вину, хотя и очень пло-
хо представлял, какая жизнь ему уготована впереди. Прокурор
на суде попросил пятнадцать, но судья, учитывая возраст и про-
чие положительные обстоятельства, дала четырнадцать. Эдуард
отсидел срок от звонка до звонка. Правда, первые два года в
зону регулярно поступали продуктовые посылки для Эдуарда,
с пометкой от друзей, но после того, как Павел был убит при
очередном нападении на инкассатора, к Эдуарду отношение в
зоне круто изменилось, так как подарки для начальства зоны, а
также для некоторых видных осуждённых перестали поступать.
Эдуард отлично понимал, с чем это связано, но поделать ничего
не мог. За годы отсидки Эдуард сблизился с одним заключён-
ным, примерно того же возраста, что и он сам, они поддержива-
ли друг друга в трудную минуту, делились весточками, приходя-
щими с воли, кличка у него была Весло, так как он был высокий,
худой-худой, но для своего телосложения широкоплечий, так
что кличка ему очень подходила, он отзывался на неё и даже не
обижался. Настоящее имя у него было Давид, Давид Наумович
Бесслер, а сидел он за незаконные валютные операции с ино-
странными студентами-однокурсниками, которым он делал кур-
совые проекты, а они платили ему за работу долларами США.
Дело было поставлено на поток, но кто-то капнул куда следует
и, несмотря на то, что Давид был круглый отличник и Ленинский
стипендиат, дали ему восемь лет, которые он тоже оттрубил по
полной, от звонка до звонка. На зоне говорили про него всякие
небылицы, что он из воздуха может делать деньги, и что мозгов
на семерых хватило бы с лихвой, да ему одному достались. Пар-
нишка он был действительно умный не по годам, осуждённые,
да и тюремное начальство не брезговали обратиться к Веслу за
помощью написать письмо или отредактировать какой-нибудь
важный документ, и он всегда помогал, обязательно проявляя
при этом большое уважение и такт к человеку, просившему его
о помощи, будь то охранник или простой зэк. А однажды Да-
вид отказал одному зэку написать кляузу на охранника, который
якобы сбывал наркоту заключённым, но на самом деле этот ох-
ранник был нормальным парнем и иногда в трудную минуту вы-
ручал зэков – то даст ночью позвонить, то угостит сигаретой, а
иногда и письмецо родным отправит, но боже избавь, чтобы он
дурью приторговывал. Так за это Селиван, так звали зэка, кото-
рому отказал Давид, решил зарезать его заточкой, сделанной
из столовой ложки, надо сказать, что некоторые зэки не выдер-
живали, когда задевали их самолюбие, и готовы были идти на
любую крайнюю меру и считали обидчика врагом номер один.
Ночью, когда все спали, Селиван подкрался к Давиду, который
спал на втором ярусе и уже замахнулся, чтобы нанести удар, как
вдруг кто-то заорал: «Cтой, сучара, что ты делаешь?» Селиван
пошатнулся от неожиданного крика, потерял равновесие и упал
головой на бетонный пол. Очнулся он в госпитале, где провалял-
ся почти месяц, затем его перевели досиживать в другую зону,
а Давид благодарил Эдуарда за второе рождение, который не
спал в ту ночь и стал невольным свидетелем этого инцидента.
Освободился Давид весной 1980 года в канун Олимпиады-80.
Поскольку Давид был коренной москвич, то ему полагалось, в
связи с предполагаемым наплывом иностранцев, вместе с фар-
цовщиками, проститутками и прочим ненадёжным народом, так
сказать, компрометирующим нашу передовую молодёжь, поки-
нуть город Москву за сто первый километр. Папа Давида – Наум
Яковлевич Бесслер, видный в Москве врач-гинеколог, постра-
дал из-за судимости сына: он был снят с должности заведующе-
го отделением и переведен рядовым врачом. Благодаря связям,
которые остались, Бесслер-отец и смог выхлопотать для сына
проживание в Москве, правда, с ежемесячным посещением от-
деления милиции. После Олимпиады посещение милиции сня-
ли, и Давид Бесслер восстановился на пятый курс заочного от-
деления того же вуза и окончил его с отличием. Было Давиду
тридцать три года... ...А между тем подходил к концу срок за-
ключения Эдуарда Угрюмова. Он с глубокой скорбью перечиты-
вал по нескольку раз письмо соседки по квартире, Маргариты
Степановны, где они когда-то жили втроём: мама, Паша и он.
Отца у них не было – он умер от инфаркта, когда Эдику было
всего три года. В письме Маргарита Степановна написала, как
болела и умирала его мама и как последние её слова были об-
ращены к нему, к Эдику, единственному живому в их семье, да к
Богу с мольбой о скорейшем его освобождении. Мать Эдуарда
умерла так и не дождавшись его освобождения, за год до того
дня, когда Эдуард Угрюмов переступил порог зоны и очутился
на свободе...

Квартира, в которой жила его семья, после смерти матери
сразу же отошла государству, на которую Угрюмов по закону
претендовать не мог, в неё тут же поселили новую семью из трёх
человек.

За неделю до того, как Эдуард должен был освободиться, ему
сообщил «шестёрка» о том, что он должен срочно зайти в ка-
меру к пахану. В назначенное время Угрюмов вошёл в камеру,
где отбывал срок вор в законе по кличке Соломон. Эдуард во-
шёл в камеру и ахнул: перед его взором предстала комната, а
не камера, где стены были хорошо отштукатурены и побелены в
цвет слоновой кости, на стенах и на полу были ковры, посреди
комнаты стоял деревянный круглый стол, вокруг которого стояло
четыре кожаных кресла, в углу у окна стояла деревянная кровать
и телевизор. Вся мебель была резная, работы местных зэков,
украшал комнату резной шахматный столик и резные шахматы
в виде морских чудовищ, на столе стояла не начатая бутылка
армянского пятизвёздочного коньяка, открытая баночка чёрной
икры и всякие другие яства, включая фрукты и орехи. Сам пахан
был одет не в арестантскую чёрную куртку, а в чёрную вязаную
кофту ручной работы, в которой он выглядел не как матёрый во-
рюга, каким он был на самом деле, а очень даже импозантно,
как-то даже по-домашнему. Когда Угрюмов вошёл в камеру, па-
хан показал «шестёркам» рукой на выход, те сразу удалились, а
Угрюмову показал на одно из кресел, стоящих у стола и пред-
ложил: «Присаживайся, Угрюмый». Эдуард присел на ближай-
шее к нему кресло. Следует сказать, что он за свои тридцать два
года большинство из этих продуктов видел впервые и смотрел
на них, широко раскрыв глаза. «Давай угощайся, не стесняйся,
как тебя на воле звали?» – начал пахан как бы душевно, почти
по-родственному, стараясь расположить к себе Угрюмова, хотя
знал о нём всё – от рождения до сей минуты. «Эдуард Ивано-
вич Угрюмов», – ответил Угрюмов, абсолютно обескураженный
таким поведением пахана. «Ну, так вот, Эдуард Иванович, хотел
бы тебя просить с этой минуты не ботать по фене, а говорить на
нормальном русском языке, как в книжках пишут, а ты их, на-
верное, тут все перечитал по три круга за четырнадцать годков.
Слышал, ты на волю собрался, а куда, если не секрет?» – задал
вопрос пахан, раскупоривая бутылку армянского коньяка и мед-
ленно наливая в стеклянные стопки, сначала Угрюмову, а затем
себе.

«Да какой же здесь секрет, Семён Исаакович (это было насто-
ящее имя и отчество пахана, по крайней мере, его только так и
величали, как на зоне, так и на воле)», – чуть освоившись, загово-
рил Угрюмов. «Секрета нет, поеду туда, где родился, так сказать,
там и пригодился». «Так-то оно так, да никто тебя там не ждёт,
кроме участкового мусорка, чтобы в ксиве пометочку сделать
о том, что ты пока жив и здоров. А мать твоя умерла, царство
ей небесное, и братана твоего мусора порешили, и квартирку
вашу отняли в пользу государства, поговаривают – выделили се-
мье погорельцев, дай Бог, пусть живут». «Ну что ж, что-нибудь
да придумаю, пойду на завод, устроюсь в общежитие, да и буду
жить потихоньку», – чуть осоловев от стопки коньяка размышлял
Угрюмов. «Да на какой завод, в какое общежитие тебя возьмут
с твоей яркой биографией? Пятнадцать лет строгого режима от
звонка до звонка за убийство топором кассира. Ты же не ста-
нешь объяснять, дескать, я хороший, а сел за плохого брата на
четырнадцать лет. Это только в воровской среде приветствуется
и считается – клёвый пацан тот, кто за кого-то мотал срок, а на
воле с таким контингентом даже не разговаривают. Ну, как? Я
тебе популярно объясняю?» – чуть разгорячённо изложил свою
точку зрения на данную проблему пахан, наливая ещё по сто-
почке коньяка. «Вполне», – согласился Угрюмов. «А что же мне
делать? Может вы, Семён Исаакович, совет какой дадите?» –
спросил Эдуард, так, на всякий случай. «Здесь на зоне чалятся
около тысячи зэков, доктора наук имеются, даже коммунисты,
правда, теперь уже бывшие. Тут даже Герой Соцтруда срок от-
бывал, правда, тоже разжалованный, но всё равно Герой, а я из
тысячи тебя вызвал, ты что полагаешь, что мне совсем делать
нечего, кроме как с такими, как ты, коньяк распивать!?» – воз-
мутился не на шутку пахан, дав понять Угрюмову, что он нужен
пахану для какой-то конкретной цели. «Так вот, вызвал я тебя,
чтобы на ближайшей сходке рекомендовать хранителем общака.
Присматривались мы к тебе с пацанами давненько, перетёрли о
тебе, Эдуард Иванович, с хозяином, и он тоже о тебе плохого не
сказал. А моя рекомендация на сходке десяти стоит, люди прого-
лосуют за тебя. А почему ты не задаёшь вопрос, как мне кажется,
вполне уместный: а где же прежний хранитель общака? Отвечаю.
Прежний хранитель общака не выдержал соблазна и дважды за-
совывал руку в общественную кассу, об этом доложат члены ре-
визионной комиссии прямо на сходке, а сходка примет решение,
что с ним делать. Моё мнение – правую руку отрубить, а там,
на сходке, видно будет, как он объяснит, могут и жизни лишить.
Ты спрашиваешь меня, как тебе поступить, Эдуард Иванович,
так вот, слушай». И пахан присел на кресло напротив Угрюмо-
ва и начал перечислять все достоинства этой великолепнейшей
должности. «Во-первых, мы тебе купим небольшую квартирку со
скарбом, не в Москве, конечно, а там, где нам будет удобно, в
небольшом городишке; во-вторых, положим тебе жалованье за
хранение общественных денег и выполнение решений сходок по
их трате; в-третьих, тебе нужно будет устроиться на работу туда,
куда тебе подскажут. Баб можешь водить, семью заводить – ни
в коем случае, воровской закон не позволяет. А так живи себе,
мама не горюй, поплёвывай в потолок. Да, то, о чём базарили
здесь, забудь навсегда, как не было, и ещё запомни, что здесь
по два раза не предлагают, на это место в момент набегут, толь-
ко свистни. Я надеюсь, ты всё понял, а теперь можешь хоро-
шо подумать, до утра, а утром «шестёрки» найдут тебя, и ты им
дашь ответ. «Одиннадцать» – это «да», значит, ты согласен, «две-
надцать» – это «нет», означает «не согласен». Назовёшь только
цифру. На этом этапе ты можешь выбрать себе путь, но, выбрав
путь с нами, ты до самой смерти будешь зависеть от решений
воровских сходок. Благодарить меня не надо, иди в свою камеру
и решай».

Угрюмов кивком головы попрощался и поблагодарил паха-
на за то, что он уделил столь существенное внимание ему, про-
стому зэку, который не слышал никогда похвалы в свой адрес
от сокамерников или администрации зоны на протяжении все-
го срока отсидки и, по большому счёту, был благодарен ему за
такое внимание. Угрюмов, перебрав в уме все варианты «за» и
«против» предложенного решения его будущей судьбы, в душе
согласился с предложением Семёна Исааковича, как наиболее
правильным в его ситуации. Еле дождавшись утра и прихода
«шестёрки», Угрюмов, не дожидаясь вопроса, тут же выпалил:
«Одиннадцать!», «шестёрка» одобрительно кивнул головой и по-
бежал докладывать пахану. Эдуард Иванович Угрюмов второй
раз в жизни решил свою судьбу.

Сходка была приурочена к сорока дням со дня смерти одного
видного пацана, умершего, по официальной версии, от передо-
зировки наркотиков. Вообще-то смерть его была связана с тем,
что он не доложил о «стрелке» двух воров с барыгой пацанам из
соседней группировки, хотя знал и, видимо, обещал. Ну, те его
и отравили. Для сходки нужна была «крыша», поэтому поминки
подходили как нельзя лучше. Сходка проходила в заводской сто-
ловой, здание которой отстояло от заводских корпусов и имело
парадный вход с одной из городских улиц. На дверях столовой
вывесили табличку «Спецобслуживание», у входа в столовую тол-
пились мужчины, беседовали ни о чём, курили. О том, какие во-
просы будут решать на сходке, спрашивать друг у друга было не
принято, все ждали начала. Наконец ровно в семь часов вечера
сходку открыл старейший по возрасту вор, он дал слово членам
ревизионной комиссии, которые проверяли деньги в кассе об-
щака и обнаружили крупную недостачу. После выступивших ре-
визоров председательствующий дал слово нынешнему храните-
лю общака, чтобы тот объяснил большую недостачу денег, но он
начал пыкать-мыкать, что-то невнятно бормотать себе под нос и
со слезами на глазах просить: «Братцы, только не лишайте жиз-
ни!» С перевесом в три голоса прошло предложение Соломона,
вора в законе, находящегося на зоне, который в своей маляве
предложил отрубить ему правую руку и прогнать из воровского
сообщества.

Тут же откуда-то появились два здоровенных молодых чело-
века, которые взяли под руки хранителя общака и повели его к
машине, он не сопротивлялся, сел с ними на заднее сиденье, и
машина поехала в лес, за ней последовала ещё одна, в которой
находились четверо пацанов.

Из леса машина с сидящим в ней хранителем общака, с пере-
мотанной окровавленным полотенцем правой рукой, мчалась по
направлению к хирургическому отделению областной больницы.
С дежурным хирургом разговор был коротким: ему показали два
ствола и приказали молчать. Естественно, он понял всё правиль-
но и сделал абсолютно всё так, как его просили. К утру храни-
тель общака без кисти правой руки стоял на автобусной останов-
ке и ожидал автобус по направлению к своему дому. «Слава Богу!
Слава Богу, что так это всё закончилось», – бормотал про себя,
садясь в автобус, бывший хранитель общака.

А на сходке все ждали вестей из леса, которые не застави-
ли себя долго ждать. Один из пацанов взял в лесу отрубленную
кисть, положил её в полиэтиленовый пакет и привёз её на сход-
ку показать всем присутствующим, что всё выполнено согласно
решению воровской сходки. Затем воры приступили к выборам
нового хранителя общака. Председательствующий предоставил
слово известному вору по кличке Дорох, которому Соломон по-
ручил прочитать рекомендацию на нового хранителя обществен-
ной кассы по кличке Угрюмый. Воры тут же захотели посмотреть
на Угрюмого, стали задавать ему разные вопросы из воровской
биографии и, когда поняли, что он сидел за брата четырнадцать
лет, взяв на себя убийство кассира, проголосовали за его канди-
датуру единогласно. Проголосовали и за покупку для него жилья
– однокомнатной квартирки-«хрущёвки». Тут же проголосовали
за сумму общественных денег, передаваемых Угрюмому на хра-
нение в виде семнадцати сберегательных книжек, выписанных на
предъявителя, где на каждой из них лежала кругленькая сумма.
При всех присутствующих на сходке члены ревкомиссии и стоя-
щий рядом с ними Эдуард трижды пересчитали наличие книжек
и когда убедились в том, что передаваемая сумма сходится с за-
писанными суммами в сберкнижках, выделили троих охранников
для Эдуарда и те, дождавшись восьми утра, поехали в област-
ное отделение Госбанка, где и положили сберкнижки на хране-
ние в специальную ячейку, которая запиралась на два ключа:
один остался в банке, а вторым мог пользоваться только Эдуард
Угрюмов, так как ему одному было известно секретное слово –
код ячейки. Эдуард переживал, что братва может по дороге от-
нять сберкнижки и его порешить, но за ними следовало ещё две
машины с пацанами для подстраховки, так что всё обошлось.
На работу Эдуард устроился грузчиком на плодоовощную базу,
тоже по рекомендации Соломона, Семён Исаакович позвонил
директору базы прямо из зоны и вопрос с трудоустройством
Эдуарда был тут же решён положительно.

Однокомнатную квартиру купили в местном квартирном ко-
оперативе железнодорожников, тоже не без участия Соломона,
который знал, что хозяйка квартиры уезжает на ПМЖ в Израиль
и с ней, через её родственников в Израиле, можно рассчитаться
за квартиру, а здесь через третье подставное лицо оформили
дарственную на Угрюмова. В общем, Эдуард Угрюмов на впол-
не законных основаниях стал владельцем собственной квартиры
номер 39 в небольшом городишке по улице имени генерала По-
пова в доме номер 11, бывшая хозяйка оставила Эдуарду всю
мебель, домашнюю утварь и заброшенный дачный участок в
шесть соток в кооперативе «Приволье».

В местном отделении милиции проблем не возникло, его по-
ставили на учёт и в паспортном столе выдали новенький паспорт,
говорящий о том, что он, Угрюмов Эдуард Иванович, теперь, как
все, может жить где угодно и передвигаться по стране на чём
угодно. Но одно обстоятельство не давало ему покоя – то, что он
является хранителем общака и целиком зависит от решения во-
ровской сходки. Угрюмов успокаивал себя тем, что он сам принял
это решение и что Саломон хоть и суров, но к нему отнёсся по-
человечески, а главное, все вопросы решил в одно мгновение. Он
понимал, что всё это делалось с целью держать его на коротком
поводке и в любой момент воспользоваться общаком как соб-
ственным кошельком. Но Эдуард Иванович хорошо усвоил урок с
отрубленной рукой, да и четырнадцать лет строгого режима тоже
были неплохой школой выживания. «Так что посмотрим, поживём,
увидим», – успокаивал и подбадривал себя Угрюмов.

Так, незаметно, началась жизнь на воле. Освоившись на ра-
боте, он попросил у начальства плодоовощной базы разреше-
ния на три дня, за свой счёт, поехать в свой городок навестить
могилки матери и брата. Получив разрешение, Эдуард тут же
отправился на автовокзал, доехал до областного центра, там
пересел на другой автобус и к обеду стоял перед тем домом, где
прошло его детство. Эдуард смотрел на распахнутый дверной
проём входной двери в дом и ему вдруг показалось, что оттуда
выйдет его мать и позовёт его домой. Конечно, никто не вышел,
и Эдуард шагнул в темноту, привычно взбежал на второй этаж,
минуту постоял около бывшей своей двери и позвонил в квар-
тиру напротив, где жила Маргарита Степановна. Дверь открыла
пожилая седовласая женщина, в которой Эдуард, конечно, сра-
зу узнал Маргариту Степановну, чуть поседевшую и постарев-
шую тётю Марго, так называли её все во дворе, и она узнала в
нём прежнего Эдика, только возмужавшего и повзрослевшего,
а глаза его говорили о большой тоске, которая таилась в их глу-
бине. Маргарита Степановна усадила гостя за стол, накормила
обедом, расспросила, где и как устроился, сама рассказала про
своё житьё-бытьё, на всякий случай записала в записную книжку
новый адрес Эдуарда и перед тем, как попрощаться, рассказала,
как на городском кладбище найти могилки матери и брата, потом
достала из углового шкафчика письмо, написанное ему перед
смертью его матерью, письмо было не заклеено, на что Эдуард
сразу обратил внимание, но виду не подал, положил письмо в
карман, попрощался и отправился в гостиницу, так как не хотел
стеснять Маргариту Степановну.

Он шёл по знакомым улицам их небольшого городка, вдыхая
полной грудью воздух его детства и юности. Так ноги его при-
вели к базарной площади, где с его отсутствия почти ничего не
изменилось: напротив городского рынка стояла, как и прежде,
трёхэтажная гостиница, где два верхних этажа занимали посто-
яльцы, а на первом этаже размещался ресторан с громким на-
званием «Центральный», хотя всем было известно, что ресторан
был единственным в их городке, как и сама гостиница. Эдуард
устроился в гостиницу на два дня, в одноместный номер на вто-
ром этаже. Он зашёл в свой номер, закрыл за собой дверь и
первым делом достал из кармана письмо матери, которое ему
передала Маргарита Степановна, Эдуард ещё раз убедился в
том, что письмо было кем-то распечатано и, очевидно, прочита-
но. Он быстро пробежал по строкам маминого письма, в кото-
ром говорилось следущее:
«Дорогой, любимый сыночек!
Я не могу отправить это письмо тебе по почте, боюсь, что не
дойдёт, поэтому ты получишь его у М. С. Свёрток для тебя возь-
мёшь у тёти Клавы, я надеюсь, он тебе пригодится. Прощай, до-
рогой Эдичек, горячо обнимаю тебя и целую.
Мама».

Эдуард раз двадцать прочитал это короткое письмо, но так и
не понял, о какой тёте Клаве идёт речь в письме. Он знал одну
тётю Клаву, мамину сестру, так она погибла в автомобильной
аварии ещё до того, как его посадили, а её муж, Сергей, женился
на молодой, её, кажется, звали Света, так рассуждал Эдуард и не
заметил, как настал вечер, было около семи часов, он очень хо-
тел есть. Эдуард спустился в ресторан, чтобы поужинать, там он
сел за свободный столик и стал ожидать появления официантки.
Буквально через пару минут к его столику подошла официант-
ка и спросила: «Что будете заказывать, молодой человек?» Эду-
ард заказал лёгкий ужин и бутылочку сухого вина. Официантка
записала в блокнотик и удалилась на кухню, а Эдуарду её лицо
показалось очень знакомым, и он начал вспоминать, кто же мог-
ла быть эта официантка. Рассуждая про себя, он так и не смог
вспомнить её. Официантка принесла Эдуарду ужин и спросила
его: «Вас зовут Эдик Угрюмов?» «Да! А откуда вы меня знаете?»
– спросил Эдуард, чуть улыбаясь. «А мы с вами учились в одной
школе, только вы в десятом классе, а я – в шестом, и жили мы на
одной улице», – cказала официантка мягким приятным голосом.
«А я вас вспомнил, вас Лена зовут, Лена Кормухина. Правиль-
но?» – произнёс Эдуард, ожидая от официантки подтверждения.
«Правильно, только я теперь не Кормухина, а Сидельникова», –
сказала Лена с какой-то тяжестью в голосе. Эдуард не захотел
здесь расспрашивать Лену о её житье-бытье, хотя ему это было
очень интересно, так как он понимал, что она находится на ра-
боте, и предложил ей встретиться вне ресторана, то есть подо-
ждать её с работы сегодня вечером и продолжить разговор в его
номере гостиницы. Лена кивком головы дала понять, что соглас-
на, только добавила: «Работу я заканчиваю в десять».

Лена купила в буфете ресторана бутылку шампанского и две
шоколадки. Ровно в десять вечера Эдуард встретил Лену у за-
днего входа в ресторан, и они прошли в гостиницу и поднялись
в его номер. Эдуард еле сдерживал себя, ему хотелось завалить
Лену на кровать и поиметь её прямо сейчас, а потом продолжить
с ней разговор о ней, о нём, о чём угодно – только потом, но сна-
чала – это. Эдуард, не мудрствуя лукаво, предложил Лене свой
вариант встречи и Лена согласилась, так как она тоже давно не
имела мужчину и ей этого очень хотелось, ничуть не меньше,
чем Эдуарду. Пока Лена принимала душ, Эдуард открыл бутылку
шампанского и разломал шоколадки на дольки, а сам он принял
душ до того, как встретил Лену у заднего входа в ресторан. Эду-
ард потушил верхний свет и оставил только настольную лампу на
столе, на котором были разложены дольки шоколада и в два ста-
кана было налито шампанское. Лена вышла из ванной, обёрнутая
в банное полотенце, присела на край кровати и взяла в руку ста-
кан с шампанским: «Ну что, за встречу!» – провозгласила она, и
предложила кивком головы чокнуться стаканами с шампанским,
он поддержал её, они выпили за встречу и без слов повалились
на кровать. Он нежно целовал её в губы и в шею, потом опу-
стился чуть ниже и поцеловал соски её пышных грудей, нащупал
между её ног заветное место и опустил туда твёрдый, как камень,
свой агрегат, она стонала в такт его движениям, приговаривая:
«Как мне хорошо, как мне хорошо!» Так повторялось раза три
за ночь, потом они уснули, оставив все разговоры до утра. Лена
была первая женщина, которую Эдуард имел после того, как вы-
шел на волю. Они проснулись в одиннадцатом часу утра, при-
вели себя в порядок, решили позавтракать в том же ресторане,
а после завтрака разбежаться по своим делам и встретиться в
десять вечера в номере гостиницы. Так и поступили. Лена пошла
по своим делам, а Эдуард пошёл на рынок, купил два букета цве-
тов, взял такси и поехал на кладбище. Он сразу же нашёл могил-
ку брата Павла, она была слегка заброшена, но чувствовалось,
что за ней ухаживали совсем недавно, очевидно, когда мама ещё
была жива. Эдуард взял в сторожевой будке лопату, подровнял
могилку, убрал сорняки, возложил цветы и, что-то пробормотав
себе под нос, пошёл к маминой могилке. На могилке мамы ле-
жали ещё прошлогодние венки и цветы. Эдуард отнёс эти венки
и цветы в специальный контейнер, поставленный для этих целей,
потом подровнял могилку, немного осевшую с прошлого года,
возложил цветы, поцеловал фотографию, вмонтированную в
крест, поклонился, извинился за себя и за Павла за причинённые
страдания, и уже собирался уходить с кладбища, как его осенила
мысль: «А что, если слова мамы о том, что свёрток возьмёшь у
тёти Клавы означает – возьми в её могилке?» Эдуард снова взял
лопату и пошёл разыскивать могилу тёти Клавы. За пятнадцать
лет после её похорон здесь нашли покой десятки людей, так что
найти её могилу была проблема, но он нашёл её – мама ухажи-
вала за ней, так же, как за могилой брата, ведь Клава была её
родная сестра. Эдуард взял лопату и её острием легонько про-
стучал по бугорку могилки так, что лопата стукнулась о какой-то
предмет, он начал копать в этом месте и выкопал трёхлитровую
стеклянную банку, закрытую жестяной крышкой, как закатывают
консервы на зиму, в банке что-то лежало, завёрнутое в полиэти-
леновый пакет. Безусловно, это и был свёрток, предназначенный
мамой для Эдуарда. Эдуард взял банку и подошёл к мусорному
контейнеру, разбил банку о борт контейнера, извлёк из оскол-
ков банки полиэтиленовый пакет со свёртком и положил его в
карман, подровнял могилку и пошёл к автобусной остановке, по
направлению к центру города. В гостинице он закрылся в своём
номере и развернул пакет. Что же он там увидел? Два ордена
Славы второй и третьей степеней, которыми был награждён отец
в ВОв, бабушкин старинный золотой кулон с большим красным
рубином на длинной золотой цепи,четырнадцать золотых червон-
цев царской чеканки, оставшихся от деда и хранившихся в семье
как реликвия, и две спортивных медали, полученные Эдуардом
на областных соревнованиях по боксу ещё в десятом классе, ле-
жало там и мамино письмо, в которое было завёрнуто две ма-
леньких фотографии – одна семейная, на которой был жив ещё
отец, Павлику было лет тринадцать, а Эдику года три, а на второй
фотографии был Эдуард, снятый в олимпийке на каких-то сорев-
нованиях. В мамином письме было всего несколько строк:
«Дорогой, любимый сыночек! Я знаю, что болезнь моя неиз-
лечима, и я в последний раз прихожу сюда, сохрани это, а будет
трудно продай, как поступишь, так и будет правильно, ведь кро-
ме тебя принимать решение некому, дай Бог, пригодится, извини,
что не дождалась. Горячо обнимаю и целую, мама».

Эдуард плакал, как ребёнок, читая строки этого письма и рас-
сматривая семейную фотографию почти тридцатилетней дав-
ности. Он вспоминал, как они с Пашей ездили на велосипедах
на рыбалку, как мама и Паша приходили болеть за Эдика на
городские соревнования, потом на областные, как любили на-
ряжать ёлку на Новый год все втроём, но Эдуард никак не мог
вспомнить, когда же их Паша связался с братвой и совершил
своё первое преступление, кто и когда втянул его в ремесло лёг-
кой наживы – воровство. Так Эдуард рассуждал про себя, сопо-
ставляя события и факты того времени, пока его мысли не при-
вели к открытому конверту маминого письма, которое он взял у
Маргариты Степановны. Его мучил вопрос: «Кто же мог открыть
конверт и прочитать письмо его матери, кого же могло заинтере-
совать содержимое пакета? Кто же мог так бесцеремонно рыть-
ся на полках, да и кто мог знать о существовании этого письма в
принципе? На ум приходило только одно: это мог быть племян-
ник Маргариты Степановны – Феликс, Феликс Коротков, который
вхож в дом Маргариты Степановны, как сын её старшего брата
Василия. Очевидно, Маргарита Степановнна без всякого злого
умысла и рассказала Феликсу о существовании такого письма, а
тот, воспользовавшись временным отсутствием в квартире Мар-
гариты Степановны, нашёл это письмо, подержал его над гор-
лышком закипевшего чайника, распечатал и прочитал. Прочитав,
он узнал, что у тёти Клавы хранится пакет для Эдуарда. Феликс
знал, где жила тётя Клава до автомобильной аварии и что её
место теперь занимает Светлана, молодая жена бывшего мужа
тёти Клавы Сергея. Сергею, когда погибла тётя Клава, было лет
сорок, а Светлане, когда она вышла замуж за Сергея, а вышла
она сразу же после смерти тёти Клавы, было лет двадцать. Так
что сейчас Сергею лет пятьдесят пять, а Светлане лет тридцать
пять. Так рассуждал Эдуард, сидя в кресле в своём номере го-
стиницы, и не заметил, как наступил вечер. Он на всякий слу-
чай положил содержимое пакета во внутренний карман куртки,
куртку надел на себя, закрыл номер и направился в регистратуру
сдать ключ от номера. В тот момент, когда он опускал ключ с
подвешенной на него деревянной болванкой в специальное от-
верстие в столе, к нему обратилaсь администратор: «Вы Эдуард
Иванович Угрюмов?» «Да, я», – ответил Эдуард, не понимая, в
чём дело. «Вас тут спрашивал какой-то мужчина, днём, когда вас
не было», – сказала администратор, профессионально улыбнув-
шись в сторону Эдуарда. Эдуард поблагодарил её кивком головы
и пошёл к выходу из гостиницы, на ходу соображая, кто же это
мог быть. Так он дошёл до ближайшего продовольственного ма-
газина, купил там двести граммов варёной колбасы, другой там и
не было, плитку шоколада и полбуханки белого хлеба, пришёл в
гостиницу, все покупки разложил на столе и приготовился к при-
ёму пищи, как вдруг в дверь постучали. Эдуард как чувствовал,
что это именно Феликс стучит в дверь и даже в душе был готов
к его визиту. Так оно и произошло. Эдуард открыл дверь, перед
ним стоял Феликс Коротков, в чёрной болоньевой куртке и в се-
рой кепке. «Привет, Эдик» – произнёс первым Феликс, как будто
и не было почти пятнадцатилетней разлуки. «Привет, проходи»
– сказал Эдуард, приглашая Феликса пройти в номер с таким
видом, будто они договорились о встрече по телефону несколь-
ко минут назад. Феликс прошёл в номер, и хозяин номера пред-
ложил ему присесть в кресло, а сам присел на стул, стоящий у
стола. Следует сказать, что Эдуард и Феликс не были друзьями
в детстве, а просто здоровались, поскольку Феликс частенько
приезжал к тёте Марго, а жил он в областном городе, и чем он
занимался, Эдуарда в принципе никогда не интересовало. «Я по
делу», – начал разговор Феликс. «Я догадываюсь, что без дела ты
бы не пришёл, я очень внимательно тебя слушаю, Феля», – ска-
зал Эдуард, садясь поудобней на стуле. «Я случайно прочитал
письмо твоей матери, в котором она пишет о каком-то пакете,
якобы хранившемся у вашей тёти Клавы. Так вот, мы со Светкой
живём уже больше года, я надеюсь, ты понял, с какой Светкой,
перерыли всё вверх дном, но никакого пакета не нашли, ты уж
извини меня за такую откровенность. Я ищу одну вещицу, очень
важную для меня, и я надеялся, что в этом письме был ответ.
Но ни пакета, ни той вещицы я не нашёл, а вещица та простая
– пистолет, а он мне сейчас край как нужен. В последний раз об
этом пистолете вспоминал твой брат Паша, перед тем как его
мусора порешили, но на его похоронах пацаны ни словом не об-
молвились об этом пистолете, и я подумал, что твоя мамаша его
спрятала для тебя». Эдуарду хотелось в эту минуту взять Фелик-
са за шкирку и выкинуть из номера, но он чудом сдержался, до-
слушал его до конца, и сказал: «Вот что, Феля, про Пашин писто-
лет я не слышал и слышать не желаю, мы с Пашей рассчитались
полностью ещё в шестьдесят седьмом, а сейчас проваливай и
не марай своими сучьими домыслами доброе имя моей матери».
Сказав эти слова, Эдуард подошёл к двери, открыл её настежь и
указал Феликсу указательным пальцем на выход из номера. Тот
поспешно удалился, бормоча себе под нос какие-то проклятья в
адрес Эдуарда.

Было где-то в районе девяти часов вечера, есть Эдуарду не хо-
телось, а хотелось вымыть руки после разговора с этим гнусным
типом, что он и сделал, после чего прилёг на кровать, задремал и
не заметил, как настало десять часов, и в дверь снова постучали,
на сей раз это была Лена. Она пришла ровно в десять, как и до-
говаривались накануне, с полной хозяйственной сумкой, набитой
продуктами из ресторана. В мгновение ока Леной был оформлен
праздничный ужин на двоих. Эдуард по достоинству оценил её
высокий профессионализм и наградил её нежным поцелуем вза-
сос. Поздоровавшись таким образом, они сели за приём пищи
на правах близких людей, если не сказать самых близких, в этот
вечер в этом городе. Эдуард с большим вниманием и интересом
слушал Ленину историю о том, как сложилась её судьба, как она
сразу после десятого класса вышла замуж за одноклассника,
как родила сынишку Романа, как муж её Иннокентий страшно
пил, бил её и сынишку, пока отец Лены однажды не выдержал
всего этого и не забрал Лену с сыном к себе домой, как родите-
ли Иннокентия приходили к Лениным родителям и уговаривали
сохранить семью, так как Лена и сын были для родителей Инно-
кентия, как им казалось, единственным тормозом от скатывания
их сына по крутой наклонной дорожке к нечеловеческому состо-
янию, но Лена сама была против того, чтобы вернуться к мужу,
она не хотела видеть каждый день его пьяную физиономию, вы-
слушивать его несусветную болтовню и, кроме всего, терпеть
его побои, ради чего, ведь любовь давно закончилась с первым
поднятым на Лену кулаком. А однажды всё разрешилось как бы
само собой – Иннокентий, по пьянке, прыгнул с моста и утонул,
было ему двадцать четыре года. Лена долго не выходила замуж,
всё боялась, что вновь попадётся или пьяница, или драчун, или
то и другое, как говорится, в одном флаконе. Да к тому же Лена
была не одна, подрастал сынок, Рома. Когда Рома пошёл в пер-
вый класс, за Леной стал ухаживать учитель физики из той же
школы, куда ходил Рома. Он был невысокого роста, худенький,
чуть лысoват, носил очки с толстой роговой оправой, звали его
Александр Сергеевич, а фамилия у него была Птушков. Так все,
и ученики, и коллеги-учителя, и родители учеников, звали его,
как вы правильно догадались, – Пушкин. А познакомились Лена
и Пушкин после занятий шахматного кружка, куда водила Лена
Рому. Естественно, кружок этот вёл Пушкин. Пушкин провожал
Лену с Ромой до дома, по дороге с разговорами о том-о сём
завязались отношения. Было бы неверно сказать, что Лена влю-
билась в Пушкина, просто понимала, что он надёжный, интелли-
гентный, хорошо воспитанный молодой человек, смущало одно
обстоятельство – он до сих пор не был женат, а было Александру
ни много ни мало тридцать один год, жил он с мамой, отца у него
не было, родители разошлись ещё в его раннем детстве и мать
воспитывала его одна. Следует сказать, что воспитала она его
неплохо. Дело уже шло к свадьбе, и родители Лены пригласили
Александра с мамой на ужин, чтобы поближе познакомиться, об-
говорить детали свадьбы и прочие житейские проблемы. Мама
Лены старалась изо всех сил понравиться гостям, и ей это уда-
лось. Договорились до того, что на завтра пойдут подавать доку-
менты в ЗАГС и назначать дату свадьбы. Но случилось непредви-
денное. Когда Александр с мамой подходили к своему подъезду,
туда заскочила зарёванная школьница, а за ней двое парней чуть
старше её. Она орала во весь голос, но никто из квартир так и не
вышел. Пушкин узнал в ней Галю Мельникову, семикласницу из
их школы. Он, не раздумывая, влетел в подъезд, бросился выру-
чать её. Она вырвалась из рук одного из нападавших на неё пар-
ней и в разорванных колготках побежала по тротуару, продолжая
громко кричать и звать на помощь. Парни, бежавшие за Галей,
разбежались кто куда, а Пушкин c разбитыми очками и носом
остался лежать возле радиаторной батареи в подъезде дома,
пока не приехала милиция, которую кто-то вызвал из жильцов
дома. С приездом милиции подъезд оживился, стали выползать
из квартир жильцы поглазеть на случившееся, народу вышло
много, а толком сказать никто ничего не мог, так как в момент
нападения все сидели по «норам» и у дверей ждали, чем это всё
закончится, чтобы потом выйти и насладиться событием, так ска-
зать, из первых уст. Подъехала карета скорой помощи, Галю, как
пострадавшую, увезли в райбольницу, а поскольку из участников
события на месте оказался только Птушков, то его и забрали
в милицейский участок, и, не разбираясь, до утра поместили в
«обезьянник» – так в народе называют камеру предварительного
заключения, где народу было напихано как сельдей в бочке. В
камере стоял спёртый вонючий воздух, ни о каких нормах са-
нитарии не могло быть и речи, многие курили прямо там, почти
ото всех разило перегаром, присесть было негде, стояли, как в
полном автобусе, переминаясь с ноги на ногу, каждые полчаса
привозили туда новых людей. Александр Сергеевич еле дождал-
ся утра, ему казалось, что всё это происходит в кошмарном сне,
и, слава Богу, что это вот-вот закончится. Утром привели Птуш-
кова к следователю на допрос. Следователь, молодая девушка
в чине лейтенанта милиции, стала задавать Птушкову вопросы,
связанные не только с его биографией, но и с событиями, проис-
шедшими в тот вечер в подъезде их дома. Птушков всё подроб-
но рассказал, как двое парней, одного из них он узнал, это был
Олег Волков, ученик девятого класса из их школы, раздевали в
подъезде Галю Мельникову, они сорвали с неё куртку и юбку, и
принялись снимать с неё колготки, как тут вбежал он, Птушков.
Галя вырвалась из рук одного из обидчиков и с криками убежала,
моля о помощи. В этот момент Олег Волков со всего размаху,
кулаком, так стукнул по лицу Птушкова, что тот упал, потеряв со-
знание, очнулся Птушков только тогда, когда приехала милиция,
больше он ничего вспомнить не мог.

Мама Александра Сергеевича всю ночь просидела в милицей-
ском участке с надеждой на то, что всё само собой разрешится
и её сына выпустят, и только утром ей в дежурной части сказали,
что её сын Птушков Александр Сергеевич арестован по подо-
зрению в попытке изнасилования школьницы в подъезде своего
дома. Мать Птушкова стала возмущаться, мол, это неправда и
всё такое, тогда дежурный связался со следователем по вну-
тренней телефонной связи и после разговора со следователем
сказал матери, что следователь Петрова примет её сегодня в че-
тырнадцать часов. Матери ничего не оставалось, как отправить-
ся домой и прийти в отделение, когда её приглашали.

А в это время следователь Петрова сидела в кабинете началь-
ника отделения милиции полковника Волкова Петра Олеговича и
докладывала о том, что его сын Олег Волков замешан в попытке
изнасилования несовершеннолетней, некой Галины Мельнико-
вой, ученицы седьмого класса школы, где учится Олег, и что об
этом только что рассказал задержанный на месте преступления
Птушков Александр Сергеевич, учитель физики, работающий в
их школе. В настоящее время он препровождён в следственный
изолятор как подозреваемый по делу. Полковник побагровел от
злости, стал выглядеть, как спелый помидор, но собрался с мыс-
лями, пригласил к себе секретаря и водителя, а следователю Пе-
тровой приказал молчать и физика держать в изоляторе до его
распоряжения. Секретарю дал распоряжение позвонить жене и
предупредить, чтобы сын и она никуда не выходили из дома до
приезда водителя, а водителю приказал срочно взять Олега и
отвезти его в деревню к бабушке и по дороге объяснить, что он
там якобы со вчерашнего дня, так как бабушка себя якобы плохо
чувствует.

В больницу, где лежала Галя Мельникова, утром пришли двое
парней в штатском, принесли авоську апельсинов, поинтересо-
вались, как она себя чувствует, спросили, когда выпишут и не
подавала ли она заявление в милицию. Услышав отрицательный
ответ на последний вопрос, один из парней вытащил из кармана
финский нож и тихонько пригрозил, что если покажет на Волко-
ва Олега, то они её зарежут. Она побледнела от страха, но одо-
брительно кивнула головой, и парни удалились. Такой же визит
эти __________же двое нанесли Галиной бабушке, предупредив и её о не-
желательных последствиях за длинный язык. Парень, который в
больнице доставал нож, в квартире у бабушки достал пачку де-
нег и положил её на телевизор. Галина бабушка всё с ходу поня-
ла, родителей у Гали не было: они погибли при пожаре, и бабушка
взяла Галю к себе, воспитывала её одна и дрожала над ней, как
только могла, деньги взяла, посчитав, что они ей не лишние.
В четырнадцать часов мать Птушкова была в кабинете у сле-
дователя Петровой и та в дружелюбной, располагающей к раз-
говору манере, изложила своё мнение по существу данного пре-
ступления. А мнение её было таковым: Птушков был изрядно
выпивший, плохо помнит, что происходило в тот вечер в подъ-
езде. Ко всему там не горел свет – было темно. А потерпевшая
Галина Мельникова, кроме Птушкова, никого не видела, это сле-
дует из её слов в протоколе допроса. В общем, мать Александра
Сергеевича где только ни была, с кем только ни говорила, ответ
был один – мол, суд покажет. И суд показал, что Птушков вино-
вен. Дали ему, учитывая положительную характеристику, за по-
пытку изнасилования несовершеннолетней семь лет.

В камере на зоне его уже ждали, так как весть о статье, по
которой идёт осуждённый, по зековской почте приходит раньше
самого осуждённого, а за статью, по которой его осудили, по-
лагалось тут же при «прописке» в камеру сделать из него «пе-
туха», что и было сделано: двое сокамерников его держали, а
третий насиловал его в задний проход. Утром нашли Птушкова
повешенным на спинке кровати, на двух связанных шнурках от
ботинок.

Мать Александра Сергеевича тронулась умом, Лена её наве-
щала в психбольнице, пока мать однажды не умерла в больнице
от инсульта. Так нелепо закончилась, ещё не начавшись, история
со вторым замужеством Лены. Лена стала считать себя прокля-
той и даже чуть не попала в секту. Хорошо, что отец её вовремя
понял что к чему, увидев на её столике восковые свечки, непо-
нятные иконки и предметы, напоминающие сектантские амулеты,
проследил вечером за ней и вытащил силой её из молельного
дома на краю города. Дома с ней никто не скандалил и не пытал-
ся читать нотации и нравоучения, да и Лена сама понимала, что
это лишнее, должно скоро пройти. Так постепенно она стала за-
бывать Александра Птушкова и эту ужасную душераздирающую
историю, произошедшую с ним и его матерью. Дослушав Лени-
ну историю до конца, Эдуард взглянул на часы, была половина
первого ночи. Они доели ужин, который оказался действительно
очень вкусным, и Эдуард, поблагодарив за него Лену, предложил
лечь, так как время было позднее и им обоим жутко хотелось
спать.

Проснулся Эдуард в семь часов утра, Лены уже не было. На
столе Эдуард обнаружил записку, в которой говорилось следу-
ющее: «Эдик! Большое тебе за всё спасибо. Я тронута до глуби-
ны души твоим отношением ко мне. Я надеюсь на продолжение
встреч. Вот мой адрес и рабочий телефон, домашнего пока нет.
До свидания, целую горячо, Лена».

Эдуард, прочитав записку, улыбнулся и засунул её под об-
ложку паспорта, надел куртку, закрыл номер, сдал ключи и на-
правился в сторону автостанции. Через пять часов он уже был в
своей квартире номер 39.

Бывшая хозяйка квартиры оставила вмонтированный в шкаф
небольшой сейф, который запирался на кодовый замок. Эдуард
выложил из карманов содержимое пакета, которое он извлёк из
стеклянной банки на кладбище, аккуратно перенёс в сейф и за-
пер под кодовый замок, оставив себе в «лопатнике» маленькую
семейную фотографию почти тридцатилетней давности, где вся
семья была вместе.

Эдуард сидел за столом и размышлял о том, как ему по-
строить свою одинокую жизнь. Его не прельщало ежедневное
однообразие типа «дом – работа, работа – дом». Так можно и с
катушек слететь в одночасье или просто незаметно стать алка-
шом. Тут он поймал себя на мысли о том, что в доме нет ничего
съестного, а ему очень хотелось есть. Эдуард закрыл квартиру,
вышел из подъезда, перешёл на другую сторону улицы. Там со
стороны улицы в жилом доме был оборудован маленький продо-
вольственный магазин с нехитрой вывеской «Продукты», он за-
шёл в магазин, набрал продуктов из скромного ассортимента,
имеющегося в наличии, и направился к дому. Подойдя к своей
квартире, он увидел, что в щели между дверью и дверной короб-
кой вставлена записка. Он извлёк её оттуда и прочитал. В ней
говорилось: «Вечером будь дома, будут гости». Эдуард повертел
записку в руках и положил её на стол вместе с принесёнными
продуктами. Сел на стул и задумался: «Кто же это мог быть?» Он
перебрал в уме всех своих знакомых, включая пацанов из банды
Соломона, но никто из них не мог заявиться к нему без особого
на то распоряжения самого пахана, его тайного знака на клочке
бумаги не было – значит, люди не от него, да и дружбу вести
и cветиться лишний раз без надобности, возле «мешка с день-
гами», так промеж собой пацаны называли Угрюмого, никто не
хотел. А кивнуть на кого-то из них при растрате вполне могли, да
и бывший казначей с отрубленной рукой у всех стоял перед гла-
зами. Так что из банды Соломона гости вряд ли пожалуют, рас-
суждал Эдуард, а в городке за последние лет десять развелось
шпаны разной масти хоть пруд пруди. Поэтому лучше встретить
гостей на лавочке перед домом, подумал Эдуард, хоть будет куда
бежать. С такими мыслями он быстро поел, вышел во двор и сел
на лавку в ожидании незваных гостей, положив под лавку на вся-
кий случай кусок трубы.

Ждать гостей долго не пришлось, ими оказались бывшие
одноклассники Эдуарда – Алексей Коданёв и Андрей Семёнов,
приехавшие прямо к подъезду на чёрной «Волге». Андрей велел
шофёру ехать в гараж, и друзья обнялись после долгой разлуки.
Эдуард пригласил их пройти в квартиру. «Ну, давай, рассказывай,
Эдик, как там за проволокой было твоё житьё-бытьё. Смотрю, на
тебе ни одной наколки нет. Что так, краски не хватило или сам не
захотел?» – начал разговор Алексей Коданёв с лёгкой подковыр-
ки, а Андрей Семёнов в это время достал из кармана «пузырёк»
водочки, разлив её по стопкам. Поднял свою стопку и сказал
тост: «Ребята! Эдик, Лёха, давайте выпьем за встречу, за твоё,
Эдик, возвращение. Мы знали, что ты не виновен и взял вину
Павла на себя, никто тебя осуждать не собирается, так ты сам
решил, и Бог тебе судья». С этими словами Андрей чокнулся с
ребятами и выпил до дна стопку водки, то же самое сделали Эду-
ард и Алексей. Потом ребята выпили за друзей и за родителей,
потом несколько стопок просто так, разговорились, каждому
было что рассказать о себе. Из рассказов друзей Эдуард понял,
что Алексей Коданёв сразу после школы пошёл в армию, служил
на Тихоокеанском флоте, демобилизовался, женился, имеет дво-
их детей, двух девочек, работает водителем-дальнобойщиком.
Что же касается Андрея Семёнова, то тот после школы посту-
пил в МИНХ и ГП им. Губкина в Москве, закончил его, порабо-
тал в местных партийных органах, затем был направлен главным
инженером на местный нефтеперерабатывающий завод, кем и
трудится сейчас. Женат он был дважды, в первом браке детей
не было, зато во втором аж трое, все мальчики. Разошлись дру-
зья уже за полночь, автобусы ещё ходили, и они, попрощавшись,
пошли к автобусной остановке. Эдуард вымыл посуду и пошёл
спать.

На работе Эдуард пользовался уважением, он никогда не от-
казывался от просьб начальства остаться во вторую смену или
дополнительно выйти на работу в ночь или в выходной день.
Никогда на работу не опаздывал и не прогуливал, в общем, все
вокруг потихоньку стали забывать, что он бывший зэк, и относи-
лись к нему, как к остальным. Прошло полгода с того момента,
как Эдуард освободился, его назначили бригадиром грузчиков,
а затем и начальником участка разгрузочно-погрузочных работ
плодоовощной базы. Должность не бог весть какая важная, зато
очень ответственная, как-никак в подчинении два десятка че-
ловек, да три автопогрузчика, а главное – написание нарядов и
слежение за тем, чтобы грузчики не крали то, что разгружали.
Кстати, это было самым неприятным в этой должности. Правда,
Угрюмов выхлопотал у начальства базы оплату продуктов в виде
вычета их стоимости из зарплаты грузчиков, и это исключило
их из списка несунов в ежедневных докладных сторожей вне-
ведомственной охраны начальству базы. Новшество всем по-
нравилось: и начальству, и в первую очередь грузчикам, которые
теперь согласовывали с семьёй покупку тех или иных продуктов,
так как за них высчитывали из зарплаты, а часть грузчиков во-
все перестала воровать, так как ушла романтика приключений,
исчезло ощущение экстрима. Незаметно прошёл год, Эдуард по-
степенно во всех бригадах грузчиков убрал всех пьяниц и тех,
кто много болтал и «качал права» вместо работы, уменьшил чис-
ленность людей в бригадах, чем значительно поднял зарплату и
сократил текучесть кадров среди грузчиков, да и Эдуарда пере-
стали звать Эдик, а стали звать Эдуард Иванович, авторитет его
среди подчинённых был высоким и вполне заслуженным.

В один из выходных дней Эдуард побывал в очередной раз в
родном городе, навестил могилки матери и брата и возвращал-
ся на автостанцию, чтобы поехать домой, как вдруг сзади его
окликнул женский голос: «Эдик, привет!» Он обернулся и увидел
Лену. Она предстала перед ним в лёгком ситцевом платье, с рас-
пущенными волосами, с яркой помадой на губах, улыбающаяся
и жизнерадостная. «О, привет, Лена, очень рад тебя видеть. Как
твоя жизнь молодая?» – произнёс Эдуард, с интересом рассма-
тривая Лену. «Моя жизнь идёт потихоньку, ты ни разу не позво-
нил, а я, между прочим, ждала твоего звонка». И две крупные
слезинки, как горошины, выпали из её глаз, но Эдуард сделал
вид, будто не заметил Лениных слёз. Выдержав паузу сказал: «Ты
извини, Лена, так получилось». «А я выхожу замуж, – продолжала
Лена, – за геолога, звать его Руслан, и мы уезжаем на Ямал. Пока
без Ромки, как обустроимся – его к себе заберём». К ним подо-
шёл симпатичный бородач, лихо положил руку на Ленино плечо,
поздоровался и представился: «Здравствуйте, Руслан». Эдуард
ответил тем же: «Очень приятно, Эдуард». «Ну, мы пойдём, – ско-
мандовала Лена. – А то ещё куча дел перед отъездом, как всегда
всё остаётся на последние дни». Они попрощались, и Эдуард по-
ехал в свой городок.

В воскресенье вечером к Эдуарду нагрянули гости, прибыл
«шестёрка» от пахана. Эдуард послание узнал по условной метке
– сложенному, но не оторванному правому углу записки, в кото-
рой говорилось: «Выполни то, что передаст посыльный». Эдуард
понял, что Соломона выпустили. Он обратился к посыльному:
«Ну, давай, рассказывай». «Шестёрка» передал слово в слово, как
ему и велели: «Будь в ближайшую субботу в ресторане «У реки»
на дебаркадере в 19:00, прилично одетым, один, вход с правого
бокового трапа, при входе в банкетный зал назовёшь пароль. Ты
должен спросить: «Как здоровье капитана?» Тебе должны отве-
тить: «Слава богу, идёт на поправку». Без слов прощания посыль-
ный удалился, как и пришёл. Неделя началась, как обычно, но
некоторое напряжение в работе чувствовалось, близился конец
месяца и надо было подтянуть выполнение плана. Эдуард принял
необходимые меры: он вывел дополнительный автопогрузчик в
ночную смену, заказал у диспетчера отделения железной доро-
ги два допонительных крытых вагона порожняка, сам вышел в
ночную смену для организации работ по отгрузке бочкотары и
вопрос с выполнением плана был решён положительно. Прибли-
жался конец недели, Эдуард проверил свой гардероб и обнару-
жил, что туфли стоптаны и рубашку стоит заменить, а костюм он
всего пару раз надевал, так что он был как новый. Эдуард при-
вёл себя в порядок и был в положенное время на дебаркадере.
Он назвал пароль и прошёл в банкетный зал. В банкетном зале
были расставлены столы буквой «П» и накрыты всякими яствами,
как на приличную свадьбу. В углу зала Эдуард заметил в белом
смокинге и тёмно-синих брюках Семёна Исааковича, это был се-
довласый, интеллигентного вида мужчина, смутно напоминавший
того, которого Эдуард видел на зоне. Он стоял и разговаривал
в окружении нескольких мужчин. К Эдуарду подошли две «ше-
стёрки» и один из них тихонько сказал: «Тебя ждут в кабинете ди-
ректора ресторана, иди за нами». Эдуард пошёл за ними и ока-
зался в кабинете, мало похожем на директорский, но через пару
минут туда зашёл Семён Исаакович, и они тепло поздоровались,
присели за стол. Соломон начал говорить: «Буду краток. Хорошо,
что отправил деньги инвалидам, пострадавшим в перестрелке с
мусорами, которым решили помочь на прошлой сходке. Слышал
о тебе хорошие вести от директора базы. Да, и самое главное
– мне нужны деньги для того, чтобы дать одному менту на лапу
за одну солидную услугу, сделанную для нас. И ещё, время сей-
час неспокойное, под меня копают свои же, намечаются боль-
шие разборки с соседями из другой банды, так что, как говорят
«товарищи»: «Покой нам только снится». С этими словами он
встал и пошёл открывать сходку. Сходка была в разгаре, когда
один из членов ревкомиссии поднялся и произнес следующее:
«Нами проверен баланс кассы общака за время, прошедшее с
прошлой проверки». Все прекратили жевать, наступила мёртвая
тишина. Член ревкомиссии продолжил: «Корзуха и Каша не во-
время собрали налоги с «крышуемых» объектов, за что им по-
ложен штраф в размере 50% от суммы положенного налога, а
«крышуемые» объекты предлагаю сжечь, чтобы неповадно было.
Относительно кассы общака никаких замечаний нет. Угрюмый
ведёт дела согласно требованиям сходки. И последнее, Семёну
Исааковичу необходимо выделить двадцать пять тысяч баксов
для решения одного важного вопроса». Один из пацанов поин-
тересовался у Соломона, который был председательствующим
на этой сходке: «А можно поконкретнее, куда пойдут эти баксы?»
Соломон привстал и, обратившись в сторону задавшего вопрос,
сказал: «Как ты понимаешь, по целому ряду обстоятельств я не
могу огласить здесь и сейчас ответ на твой вопрос. Все, кто же-
лает получить ответ на поставленный вопрос, зайдите в кабинет
директора ресторана, и я с удовольствием расскажу, куда пойдут
баксы. А теперь предлагаю проголосовать». Все проголосовали
единогласно за все пункты, предложенные членом ревизионной
комиссии. А пацан, который интересовался, куда пойдут баксы,
зашёл в кабинет директора ресторана. Его встретили два других
пацана, один из них наставил пистолет с глушителем на его лоб
и выстрелил, раздался хлопок. Труп тут же бросили в люк, кото-
рый находился в центре кабинета; люк закрыли и быстро вышли
из кабинета, как ни в чём не бывало. Этой же ночью дотла сгоре-
ло два продовольственных павильона, виновных так и не нашли.
Прошло ещё полгода, Эдуард, чтобы как-то не впустую про-
водить cвободное время, поступил на заочное отделение финан-
сового института. Он всё свободное время проводил за книгами,
изучая банковское дело и бухучёт, юриспруденцию, связанную с
финансами, выписывал книги из Москвы и других городов, мно-
го времени проводил в библиотеке. Он начал изучать финансы
ещё и с той целью, чтобы никто из братков не заподозрил его
в некомпетентности быть казначеем кассы общака, чтобы пра-
вильно вести учёт поступаюших налогов и взносов членов обща-
ка, выполнение всех решений сходки, а главное, вовремя прида-
вать «законный статус» тратам Соломона, который любил жить
на широкую ногу, далеко не брезгуя деньгами общака. Основ-
ная статья расхода, по которой списывались суммы денег, была
«взятки должностным лицам». Пойди проверь, дал Соломон тому
или другому ответственному лицу «на лапу» столько, сколько он
сказал, или меньше, или вообще не давал, а тратил как бог на
душу положит, то есть по своему усмотрению. Эдуард никогда не
интересовался, как и куда тратит деньги Соломон, его волновало
только правильное оформление потраченных денег, по принци-
пу «Меньше знаешь – крепче спишь!» Он взял себе за железное
правило: «К этим деньгам отношение, как будто их для него не
существует, и второе – в любое время он был готов предоста-
вить отчёт ревизионной комиссии, членами которой были про-
жжённые воры, отсидевшие не по одному сроку за финансовые
махинации и которых провести было не так-то просто, да это не
входило в его правила. Иногда случалось, что члены ревкомис-
сии приходили внезапно и требовали срочно отчитаться по тому
или иному факту потраченных денег, и Эдуард с присущим ему
хладнокровием отчитывался перед ревкомиссией, естественно,
успешно. А бывали случаи, и не раз, когда члены ревкомиссии
предлагали Эдуарду втихаря списать крупную сумму и поделить
так, чтобы было всё шито-крыто, как говорится, и комар носа
не подточит. Но Эдуард был непоколебим, и члены ревкомис-
сии впоследствии отстали от него с подобными предложениями,
объясняя, что якобы они его на понт брали, проверяли на «всхо-
жесть».

Шли годы, потихоньку Эдуард окончил институт и получил
диплом о высшем образовании, отпраздновал он это событие с
друзьями в ресторане, куда пришли с жёнами Алексей и Андрей.
Эдуард пригласил и свою новую пассию Эльвиру, работницу
овощного склада, которая иногда скрашивала его одиночество и
не предъявляла при этом никаких претензий. Она была разведе-
на и жила с мамой и с сынишкой пяти лет.
Однажды «шестёрка» примчался прямо на работу к Эдуарду
и весь запыхавшийся протянул записку от Соломона. Она была
действительно от него, в ней говорилось: «Cделай так, как ска-
жет посыльный». Эдуард прочитал записку и скомандовал: «Ва-
ляй!» Посыльный рассказал о том, что Соломон лежит в онколо-
гическом отделении областной больницы и у него рак, и что он
велел Угрюмому явиться к нему в больницу немедленно. Эдуард
обратился за помощью к директору базы с просьбой разрешить
воспользоваться его служебной машиной, объяснив при этом
ситуацию. Директор базы, услышав эту новость, очень расстро-
ился. Тут же позвал к себе завскладом, приказал быстро со-
брать пакет отборных фруктов и передать Угрюмову. Через три
часа Эдуард стоял перед одноместной палатой, в которой лежал
Соломон. В палате, кроме Соломона, никого не было, он лежал
худой и бледный, лицо его было землистого цвета, в котором
Эдуард еле узнал бодрого, седовласого, краснощёкого предво-
дителя воровского сообщества, а сейчас такого беспомощного
и беззащитного. Эдуард не подал виду, выдавил из себя улыбку
и поздоровавшись сказал: «Вот вам, Семён Исаакович, фрукты,
передал наш директор, с пожеланиями скорейшего выздоровле-
ния». «Да какое тут выздоровление! Меня вчера из Москвы сюда
умирать отправили, чтобы я им там статистику не портил. Вот
что, Эдик, – так впервые назвал его Соломон, – я доволен, что я
в тебе не ошибся; ты видишь, что болезнь никого не щадит – ни
воров, ни праведников. Сейчас подойдёт Дорох и мы перетрём
мою замену, а ты, я надеюсь, устроишь и Дороха». Умер Соломон
этой ночью, похороны были пышными, как и подобает хоронить
вора. Область давно не видела таких похорон. Вечером того же
дня на поминках устроили сходку, на которой утвердили нового
пахана. Им стал Дорох.

Как-то Эдуарду пришло письмо от Маргариты Степановны,
соседки по квартире, где жила его семья, в котором говорилось
о том, что ему по старому адресу пришло извещение на пись-
мо из Москвы от некого Бесслера. Письмо заказное и получить
можно только лично, предъявив документ. Эдуард отпросился у
начальства, съездил на городской почтамт и уговорил работниц
почтамта, чтобы они переправили то письмо на эту почту, так
как у него сменился адрес. На завтра Эдуард получил письмо от
Давида Бесслера. В этом письме говорилось о том, что Давид
женился и что у него растут две доченьки-близняшки, Сонечка
и Асенька, а жену зовут Бася. Он прислал фото, на котором они
вчетвером, счастливая семья. Эдуард без всякой зависти от всей
души был рад за Давида. Давид рассказал в письме о том, что
он сейчас очень скрупулёзно изучает биржевое дело и в скором
будущем будет игроком на нескольких биржах, а пока он скупает
по дешёвке акции тех фирм, которые упали в цене, но в пер-
спективе должны подняться и дать хорошую прибыль и что кон-
сультирует Давида его тесть, управляющий одним из московских
банков, весьма уважаемый человек в финансовых кругах, Бер
Арон Борисович.

Написал Давид и о том, что рассказал жене и тестю об Эду-
арде о том случае, который произошёл на зоне, когда Давида
пытался убить один сокамерник, и как Эдуард его спас, написал
также и о том, что приглашает Эдуарда с женой и детьми пого-
стить в Москве и что места хватит для всех. Эдуард вниматель-
но прочитал письмо, ещё раз взглянул на фотографию, откуда
на него смотрели сияющие лица почти родных для него людей,
и вслух произнёс: «Молодец ты, Давид Наумович, ничего тут не
скажешь, а я вот не женат, и пока ты себе бабки делаешь и таких
прелестных девочек воспитываешь, я воровской общак сторо-
жу, ну как собака на сене». Эдуард на минуту задумался, сложил
письмо и фотокарточку в конверт, перед ним пробежали все че-
тырнадцать лет заключения, где светлое пятно на этой картине
маслом был Давид Бесслер.

Незаметно прошло десять лет с того момента, как Эдуард
Иванович Угрюмов освободился из заключения. По известным
причинам он так и не женился, год тому назад к нему в гости на
пару дней приезжал Давид Бесслер; они проболтали всю ночь
и весь следующий выходной, говорили и о том, как снять с себя
судимость за убийство, которое Угрюмов не совершал. Этот во-
прос взялся решать Давид с помощью московских адвокатов,
хороших друзей его родителей. Вскоре после разговора Давида
и Эдуарда в их городок приехали адвокаты из одной известной
московской адвокатской конторы по вопросу снятия с Угрюмова
судимости. Они работали в городском отделе милиции, в район-
ной прокуратуре и суде почти полтора месяца, провели несколь-
ко экспертиз и доказали, что Угрюмов Эдуард Иванович никак
не мог находиться в момент убийства возле того места, где был
убит кассир. Назначили новую дату суда, пригласили свидетелей
двадцатипятилетней давности и суд вынес новое решение, в ко-
тором было чётко сказано о том, что прежнее решение суда не-
законно, а в законную силу вступает новое решение, в котором
говорится о том, что Угрюмов Эдуард Иванович невиновен.

Прошло ещё две недели. К Эдуарду на дачу прибыл «шестёр-
ка» на мотоцикле от Дороха с письмом, в котором говорилось
следующее: «Выполни то, что скажет посыльный». «Я слушаю»,
– сказал Эдуард, обращаясь к «шестёрке». Тот незамедлительно
выпалил: «Cходка назначена на эту пятницу на годовщину со дня
смерти Соломона, в три часа дня в ресторане «Уют», твоё при-
сутствие обязательно». «Буду обязательно», – произнёс в ответ
Эдуард и мотоцикл скрылся за дачными домиками.

Дорох давно спал и видел, как бы заменить Угрюмого на своего
ставленника. Менять хранителя общака явной причины не было,
вёл он дела безукоризненно, и воры могут его не поддержать сме-
нить хранителя просто так. И вот случай подошёл. Главврач город-
ской поликлиники, хороший приятель Дороха, как-то в разговоре
обмолвился, что у Угрюмого сердечко пошаливает и что всякое
может случиться. Дорох срочно вызвал Эдуарда на разговор, по-
обещал оставить за ним «хрущёвку», выдать одноразовую премию
и отпустить на вольные хлеба доживать свой век.

Так и случилось, Дорох сдержал своё слово: за Угрюмым
оставили «хрущёвку», дали премию одну тысячу баксов и отпра-
вили на вольные хлеба тянуть сколько бог даст.

Итак, уважаемый читатель, вернёмся к нашим молодым лю-
дям с похищенным сейфом в спортивной сумке. Примерно часов
в одиннадцать утра «Мазда» подъехала к гаражному комплексу
на краю города, за рулём которой уже был молодой человек в
сером плаще, подстриженный под ноль, (девушка вышла из ма-
шины в центре города), выбрав свой ряд гаражей, он подъехал
к одному из них и встал напротив ворот, потом вышел из ма-
шины, отомкнул гаражный замок ключом, распахнул ворота, за-
гнал машину в гараж и, закрыв за собой ворота на внутренний
засов, аккуратно снял плащ и фартук с инструментом, который
он бережно скрутил, упаковал в полиэтиленовый мешок, специ-
ально приготовленный для этого, вытащил кирпич из стены, где
располагался тайник, и, вложив туда фартук, уложил кирпич на
своё место. В гараже было два этажа – первый, где стояла ма-
шина, а второй под ней. Кстати, такая планировка гаражей была
сплошь и рядом. Следует сказать, что хозяин гаража, которым и
был водитель «Мазды», поддерживал идеальный порядок, каж-
дая вещь находилась на своём месте, причём как на первом, так
и на втором этаже. Многие хозяйки могли бы позавидовать тако-
му ведению хозяйства, но это так, к слову. Вернёмся к молодому
человеку, который, приоткрыв калитку гаража и удостоверив-
шись в том, что нет поблизости ничего подозрительного, закрыл
калитку и достал из машины спортивную сумку, в которой лежал
сейф. Достав сейф, он надел медицинский фонендоскоп на уши,
приставил его мембрану к передней стенке сейфа и начал по
определённой системе вертеть диск и щёлкать кнопками клави-
атуры, расположенной на сейфе. Через полчаса упорного труда
операция по открыванию сейфа подошла к завершению, дверца
поддалась и перед молодым человеком предстало содержимое
сейфа. Это было четырнадцать золотых монет царской чеканки;
два ордена Солдатской славы второй и третьей степеней времён
ВОв; большой золотой кулон с рубином величиной с половину
хорошего грецкого ореха на длинной золотой цепочке. В угол-
ке сейфа, как бы отдельно, завёрнутые в старую газету, лежа-
ли две спортивные медали, там же лежала старая чёрно-белая
фотография, на которой был изображён паренёк в спортивной
форме-олимпийке, которые носили спортсмены эдак годов пя-
тидесятых-шестидесятых. Молодого человека не смутило содер-
жимое сейфа, ни фотография, ни спортивные медали, ни ордена
Славы, ни старинный кулон, ни даже золотые монеты царской
чеканки, не нашёл он только того, ради чего они проникли в эту
квартиру – большой суммы денег и пистолета...

Молодой человек снова вытащил кирпич, тот самый, кото-
рым маскировал тайник в стене, аккуратно сложил туда всё со-
держимое сейфа, заложил тайник кирпичом, после чего взял
одноразовый полиэтиленовый стаканчик, развёл в нём цемент-
ный раствор и заделал шов, образованный между стеной и кир-
пичом так, что даже опытный каменщик вряд ли смог бы узреть
разницу. Он подставил рефлектор-обогреватель к тому месту,
где вставил кирпич, а струю горячего воздуха направил на шов,
дабы он скорее высох, а сам сел в машину и начал про себя
моделировать всевозможные варианты появления этих вещей в
сейфе хозяина этой квартиры. Так ничего путного в голову и не
приходило, он остановился на варианте, что всё это было чьей-
то семейной реликвией и не более того, а пистолета и денег там
могло и не быть: они могли быть спрятаны где-нибудь в дру-
гом месте, хотя по наводке «дружка» и деньги, и ствол должны
были быть в квартире. Вечером того же дня молодой человек
встретился со своей подельницей, студенткой четвёртого кур-
са областного университета Лолой Сердитовой и поделился с
ней впечатлением о содержимом сейфа. Молодой человек был
старше Лолы и работал на механическом заводе в цехе по изго-
товлению нестандартного оборудования слесарем-инструмен-
тальщиком шестого разряда. Звали этого молодого человека
Борис Фомичёв, а познакомились они с Лолой, когда Лола при-
шла к нему в цех заказывать ключ от квартиры, который якобы
потеряла, но Бориса смутило её знание на память номера про-
филя и номеров впадин и возвышенностей без образца, а так,
по памяти. Лола действительно обладала некоторым даром:
видя ключ один раз, она могла назвать номер профиля заготов-
ки и количество зубцов и впадин, и их номера. Раньше Борис
работал один, иногда с дружком, но не использовать божий дар
Лолы в его «смежной профессии» было бы по меньшей мере
неграмотно, и Борис предложил Лоле сначала встретиться в
кафе, а затем, когда провожал её до студенческого общежития,
предложил ей стать компаньоном в нехитром деле – «чистить»
квартиры, сейфы, кабинеты, в общем, подбирать всё, что плохо
лежит, и Лола согласилась, так как она и сама пыталась найти
применение своему «криминальному таланту», и они сошлись
как компаньоны по принципу, что называется, «рыбак рыбака».
Готовились Борис и Лола к каждой новой операции весьма тща-
тельно, придумывали всякие способы «знакомства» с ключами,
и, надо сказать, что это им неплохо удавалось. Вот и в этот
раз они учли всё до мелочей, Лола посетила квартиру номер
39, якобы для проверки газового оборудования, и, убедившись
в его исправности, она мельком взлянула на ключи, висевшие
на гвоздике около счётчика электричества, и, оценив заодно
взглядом всю квартиру, попрощавшись ушла. Взяли они во вни-
мание и тот факт, что хозяин квартиры в это время ночевал на
даче и этой ночью шёл проливной дождь.
Эдуард узнал о случившемся лишь через два дня, когда прие-
хал с дачи домой, он догадался, кто мог навести на его квартиру.
Конечно, это мог быть только Феликс Коротков, который никак
не мог угомониться. Эдуард не мог заявить в милицию об огра-
блении в его квартире, так как там фигурировало золото и анти-
кварный кулон, и для себя он решил, что это плата за его свобо-
ду и за тот параллельный мир, в котором он пребывал двадцать
пять лет своей жизни.

Однажды Эдуард возвращался на автобусе из дачного по-
сёлка в город, перед мостом автобус вдруг резко остановился
и перед пассажирами предстала такая картина: легковая маши-
на, сломав деревянное ограждение моста, нырнула в реку, пас-
сажиры автобуса были сплошь пенсионеры, и тогда Эдуард, не
раздумывая, прыгнул с моста, подплыл к тонущей машине и от-
крыл пассажирскую дверь. Оттуда выдавило напором воды без-
дыханное тело девушки, которое Эдуард доставил на берег, где
уже ждал водитель автобуса и водители подъехавших машин.
Девушку с трудом откачали, а водитель и пассажир, сидевший
на заднем сиденье, пытались выбраться через ту же переднюю
пассажирскую дверь, так как все остальные от удара заклини-
ло; они застряли, захлебнулись и не смогли выбраться. Девушку
звали Лола Сердитова, она узнала своего спасителя из статьи в
местной газете, принесла к нему домой из тайника в гараже все
украденные его вещи и дала слово, что завяжет с этим делом
навсегда. «Бог тебе судья», – сказал на прощание ей Эдуард. Он
узнал от неё, что водителем и пассажиром в той злополучной
аварии были Борис Фомичёв и Феликс Коротков.

Шло время, Эдуард решил воспользоваться приглашением
Давида и на несколько дней съездить в Москву, познакомиться с
его семьёй. Да и так посмотреть столицу ему ничего не мешало,
тем более он там ни разу не был.

Москва приняла Эдуарда весьма дружелюбно. Встретил его
Давид на своей персональной «BMW», а к тому времени он уже
возглавлял одну из известных брокерских контор и дела в ней
шли довольно успешно по меркам того времени. Жил Давид со
своей семьёй на Рублёвском шоссе в трёхэтажном особняке, по-
строенном по его заказу. Там было двенадцать спальных комнат,
бассейн и прочие прибамбасы, которые отличали жильцов это-
го дома от простых жителей Москвы. Надо сразу сказать, что
деньги Давид Наумович Бесслер зарабатывал честным трудом,
за счёт своей головы и аналитического склада ума, который был
заточен на извлечение прибыли из всех источников, не имеющих
криминальной подоплёки. К дому подъехали как раз к обеду. Эду-
арду как почётному гостю выделили лучшую спальню, по мнению
хозяев дома, хотя она особо ничем не отличалась от остальных.
Он привёл себя в порядок после дороги и прошёл к столу, где
его уже ждали. За обедом гостя представили домашним. Таким
образом Эдуард познакомился с женой Давида Басей и с их
детьми, близняшками Соней и Асей. Бася была симпатичная ка-
реглазая брюнетка и произвела на Эдуарда впечатление хорошо
воспитанной и весёлой молодой женщины, какой, впрочем, она и
являлась. Вечером того же дня в доме Давида и Баси собрались
их родственники и друзья, среди которых были два двоюродных
брата Давида со своими жёнами и подруга Баси ещё со школь-
ной скамьи Алла. Она была довольно симпатичная блондинка,
не замужем, разведена, бывший муж уехал в Италию со своей
секретаршей, детей у них не было. Почему так подробно гово-
рится об Алле? Да потому, что Басе хотелось познакомить Аллу
с приличным человеком, каким, по словам Давида, был Эдуард.
Следует сказать, что Эдуард произвёл весьма приятное впе-
чатление на Аллу, он предстал перед ней чуть хмурым, даже не-
людимым. Алле не нравились мужчины, которые любят побол-
тать, а нравились спокойные, одним словом – молчуны, такие,
каким и был Эдуард. Что касается Эдуарда, то Алла ему пона-
чалу не приглянулась, так как он был занят знакомством с род-
нёй Давида и переживал о том, что не очень ли по-колхозному
смотрится он на их фоне, а Аллу волновало одно – тот ли это
мужчина, с которым она сможет связать свою жизнь в даль-
нейшем. Их усадили за столом рядом, специально, чтобы могла
завязаться беседа. «Ну, как вам Москва?» – первой спросила
Алла в надежде разговорить собеседника. «Я успел Москву
посмотреть сегодня утром только из окна автомобиля – город
большой, красивый, впечатляет, тем более я здесь впервые. На-
деюсь, Давид мне покажет основные достопримечательности
Москвы», – обратился Эдуард к Давиду. Давид переглянулся с
Басей и, поняв её настроение в этом вопросе, незамедлитель-
но ответил Эдуарду: «Ты знаешь, Эдуард, у меня в эту неделю
очень много работы. А что, если мы попросим быть твоим гидом
по московским достопримечательностям Аллочку? Она корен-
наая москвичка и, я думаю, она нам не откажет. Тем более она
сейчас в отпуске». Алла немного засмущалась и, посмотрев на
Басю, которая упорно подмигивала ей, что означало «Надо со-
глашаться!», согласилась сопровождать Эдуарда по Москве,
правда, машину им должен был предоставить Давид.

Экскурсия по городу заняла весь следующий день и следую-
щий за ним. Алла оказалась отличной рассказчицей, большим
знатоком истории Москвы и вообще интересной собеседницей.
Они много беседовали о себе, Эдуард поведал Алле о своей про-
шлой жизни, о том, почему он до сих пор не женат и о том, как
они подружились с Давидом. Алла тоже много рассказывала о
себе, о её дружбе с Бесслерами, о её несчастливом замужестве,
о том, что муж гулял напропалую и не хотел заводить детей. Ве-
чером на исходе второго дня их гуляния по Москве Алла вдруг
предложила зайти к ней в гости на чашечку чая, посмотреть, как
она живёт, Эдуарду это предложение показалось очень умест-
ным, тем более ему самому тоже очень хотелось побыть с Аллой
наедине. Они отпустили водителя, поблагодарив его за терпение,
проявленное к ним, а сами поднялись на лифте на шестой этаж
в доме сталинской постройки, где жила Алла. Большая четырёх-
комнатная квартира ей досталась от её родителей, которые уеха-
ли в Австралию и живут там. В квартире было очень много книг,
картин и ваз, в основном китайских, так как отец Аллы работал с
китайскими инженерами, он кандидат технических наук, извест-
ный гидростроитель, много раз был в Китае.

Пока Эдуард увлечённо рассматривал картины и вазы, Алла
быстро собрала на журнальном столике лёгкий ланч на двоих,
поставила бутылочку хорошего французского коньяка, включила
интимное освещение, и томная мелодия понеслась откуда-то из
потолка, завораживая и маня Эдуарда окунуться в новое роман-
тическое приключение.

Алла не заставила себя долго ждать: через несколько минут
она вышла к Эдуарду в малиновом шёлковом китайском халате
с павлинами, подошла к столику и сама разлила коньяк в фуже-
ры. Один подала Эдуарду и чуть слышно прошептала: «За наше
знакомство, Эдик!» «За наше знакомство, Алла», – так же тихо
вымолвил Эдуард и нежно поцеловал её в щёчку. Они чокнулись
фужерами, отпили по глотку и, дружно поставив фужеры на сто-
лик, сплелись в медленном танце – она, обволакивая его за шею
руками, а он её – за талию, беспрестанно целовались. Она сняла
с него галстук и пиджак, не переставая целоваться, а с её плеч
незаметно сполз халат, и она предстала перед ним абсолютно
голая. Он взял её на руки и, переступив через халат, отнёс её в
спальню. Через минуту они, не стесняясь друг друга, выполняли
сексуальные пируэты, словно были знакомы сто лет без мало-
го, получая при этом огромное наслаждение. Эдуард впервые в
жизни чувствовал себя как влюблённый мальчишка. Алла поня-
ла, что это её мужчина.

Назавтра была суббота. Аллу и Эдуарда разбудил звонок Баси,
которая вся сгорала от незнания финала её режиссёрской поста-
новки. Поздоровавшись, она спросила, вся сгорая от любопыт-
ства: «Ну как?» «Как в сказке!» – томным сонным голосом проле-
петала Алла. «Детали при встрече», – добавила Алла и положила
трубку. Эдуард слышал весь разговор двух подруг по телефону и с
усмешкой сказал: «Ну, вы с Басей великие конспираторши. Спаси-
бо Бесслерам за то, что познакомили с тобой, Аллочка», – cказал
Эдуард, целуя Аллу и соблазняя её ещё раз заняться любовью.
Она была не против и тут же поддалась его желаниям.

В субботу вечером во дворе дома Бесслеров на Рублёвке со-
стоялась вечеринка, куда были приглашены важные гости, среди
которых были банкиры и бизнесмены – хорошие знакомые ро-
дителей Давида и Баси, было приглашено много гостей с детьми
друзей Асеньки и Сонечки. В общем, Эдуард впервые побывал
на настоящем еврейском празднике – Бат Мицве, празднике, ко-
торый устраивается родителями девочек, которым исполняется
двенадцать лет, и они уже как бы не девочки, а девушки, то есть
по еврейским обычаям они становятся взрослыми и должны от-
вечать за свои поступки. А главное для девочек – это быть в этот
день в красивых нарядах и получить множество дорогих подар-
ков. И, действительно, девочки были одеты, как принцессы, они
танцевали и веселились, и гости осыпали их дорогими подарка-
ми. Так что они запомнили этот праздник на всю жизнь.

В дни пребывания в Москве Эдуард ощутил ещё крепче на-
стоящую мужскую дружбу человека, который стал для него род-
нее брата, а вся семья Давида приняла его, действительно, как
родного человека. В воскресенье надо было улетать в свой го-
род, предстояло прощание со всеми. Перед тем, как попрощать-
ся, Давид пригласил Эдуарда в свой кабинет и молча протянул
ему чек на 250 000 евро, приготовленный заранее. После чего
сказал: «Это тебе от нашей семьи в честь многолетней дружбы.
И не вздумай возражать. Переезжай в Москву, я тебе помогу
встать на ноги и забыть о том времени, что ты пережил». Эдуард
взял чек, обнял Давида и мужские слёзы покатились из его глаз.
Самое тяжёлое было прощание с Аллой, которая вошла в его
сердце и, по-видимому, крепко его зацепила. Для Аллы Эдуард
за эти три дня стал очень близким человеком, она понимала, что
это тот человек, который ей нужен.

Попрощались дома, водитель Давида отвёз Эдуада в аэро-
порт, и к обеду он был уже в своей «хрущёвке». Всё произошло
так быстро, что он, не поверив себе, подумал, что всё это сон.
Тогда он достал паспорт из внутреннего кармана пиджака, в ко-
тором лежал авиабилет до Москвы и фотография Аллы, напо-
минающая о реальных событиях прошедших дней. Эдуард сидел
на диване какой-то подавленный, тоска его съедала, и он не мог
ничего с этим поделать.

Но он собрался, выбросил из головы всякие пессимистиче-
ские мысли и твёрдо решил, что если жизнь даёт ему реальный
шанс пожить как человеку, то он непременно должен им вос-
пользоваться.

Следующую неделю он посвятил прощанию. Первым делом
он уволился с работы, где пришлось закатить отвальную. Гово-
рили много тёплых слов, сожалели о его уходе, напутствовали в
дорогу. Побывал в родном городе, заказал оградки и гранитные
постаменты на могилы матери и Павла, квартиру «хрущёвку» и
дачный участок он переписал на Эльвиру, побывал на могиле Со-
ломона. Он сыграл в его судьбе определённую роль, попрощался
с городком, в котором он прожил непростых одиннадцать с не-
большим лет, и взял курс на Москву.

В Москве с Эдуардом всё сложилось как нельзя удачно. Он
женился, естественно на Алле, и вскоре у них родился заме-
чательный сынок, назвали его в честь деда – Ваней, а Алле, в
честь рождения первенца, Эдуард подарил семейную реликвию
– золотой кулон с рубином. Сам он обследовался в московском
кардиологическом центре и его направили в Германию на опера-
цию, которая прошла весьма успешно, оплатил всё лечение отец
Аллы из Австралии, и вскоре Эдуард вовсе забыл о своем недуге.
Работал Эдуард в банке у тестя Давида по своей специльности,
приобретённой в финансовом институте. Кстати, очень пригоди-
лась и работа хранителя общака, которая смутно напоминала ту
прожитую жизнь в параллельном мире...