Это была одна из тех внезапных гроз, которые так распространены на Русской равнине и Зауралье; они проносятся над изнемогающей от летнего жара землей столь внезапно и быстро, что кажутся порождением каких-то сверхъестественных сил, но при этом оказываются величественны и неповторимы в своей дикой и необузданной красоте.
Вставши поутру, вы, выкушав утренний чай с французской булкой или английским рогаликом, смотрите в окно, видите чистое ясное утро, лучезарное небо без единого облачка и воображаете, быть может, что сейчас вы поедете в лес по грибы или, может быть, отправитесь погулять на бульвар, как вдруг все темнеет. И вы, взглянув на некогда чистое небо вдруг замечаете, что оно покрыто клубящимися тучами, а из-за горизонта, тяжело ворочаясь, ползет, налитое до краев дождем, словно вымя коровы молоком, иссиня — черное грозовое облако. Оно занимает все небо и разражается громом и молниями, которые замысловатыми узорами чертят эти тучи, а беспрестанно грохочущий гром заставляет вас приседать от страха. Иногда эти шальные молнии ударяют в высокий одинокий дуб, стоящий на опушке леса или в пшеничном поле, и он начинает гореть. А бывает, что порождения небесного электричества вызывают искрящиеся шары, которые скачут по комнате, воняя серой и искря, несмотря на то, что вы и ваши домочадцы истово крестятся.
И когда весь этот грохочущий и искрящий бедлам достигает апогея, туча проливается сплошным потоком воды. Это не дождь, это сплошная стена серого цвета, которая молотит по земле, вбивая в неё свои капли…
И все…кончается так же внезапно, как и началось. И перед вашим взором вновь чистый лазурный небосклон, умытое солнце, а о прошедшем дожде напоминают лишь лужи, ручейки и необыкновенная свежесть почти хрустального воздуха, которая присуща погожим дням после дождя.
На следующее удивительно мягкое теплое утро, когда Даниил Христофорович и супруга его Мария Модестовна, восстав ото сна со своей пышной, благодаря стараниям горничных, супружеской кровати, и выкушав по чашке липового чая с маковой сдобой, сидели в гостиной и размышляли о новом дне.
Даниил Христофорович предвкушал поездку в город вместе с Семеном и поимку гнусных воров, а Мария Модестовна размышляла, что еще посадить в садик позади дома, который являлся её гордостью и предметом зависти всех окрестных помещиц.
И эти приятные размышления вдруг бесцеремонно прервались резкой темнотой. Когда Даниил Христофорович выглянул в окно, то увидел он вместо голубого неба массу сизых, словно нос пьяницы, туч, которые образовывали в своей массе что-то страшное, живое, которое погромыхивало и посверкивало редкими молниями. Задул сильный ветер; его сил не хватало, чтобы сдуть крыши, но разметать стога и создать миниатюрные смерчи из пыли — это он мог.
Не хватало воздуха, а порывы ветра заставляли звенеть стекла в окнах; дворовая челядь забегала по дому, закрывая створки окон. И хлынул ливень — сплошная серая стена воды — он смыл всю грязь, прибил пыль, смешал новую порцию грязи и… внезапно кончился.
Даниил Христофорович расстроился; ехать в город не имело более смысла, все дороги превратились в непролазное глиняное месиво; сколько раз Даниил Христофорович предлагал заменить сельские дороги…. Хотя бы постелить на них деревянную брусчатку; но предводитель дворянства только разводил руками и говорил, что средств на это не заложено.
А Мария Модестовна, переодевшись в легкое серебристое муслиновое платье с кружевным отложным воротником, поспешила в свой сад, оценить ущерб.
Сад был страстью её и гордостью, Мария Модестовна не допускала туда никого, кроме своего благоверного супруга, и даже сама работала в нем, сажая растения. Даниил Христофорович добродушно посмеивался над причудою супруги своей, но потакал ей и даже оказывал посильную помощь, состоявшую, впрочем, только лишь в покупке новых необычных семян и саженцев.
Не все, высаженное в сад, приросло, проросло и выросло, но стараниями Марии Модестовны садик этот был гармоничен по своей неоднородности. Там были и редкие, даже редчайшие цветы, кусты и деревья, но они мирно соседствовали с дикими лесными цветами и деревьями. В этом садике не было строгих линий английских и немецких парков, и отсутствовали мудреные извилины французских; это был сад, отчасти напоминающий альпийские луга и буйно разнотравье русских лесов и полей, где никогда не ступала нога придворного садовода.
Мария Модестовна, выйдя в сад, увидела на влажных песочных дорожках высокую фигуру Семёна — Колдуна. Он, одетый в серую льняную рубаху, подпоясанной обрывком пеньковой веревки, черные плисовые штаны и черные сапоги, стремительно собирал поломанные ветки, сбитые дождем бутоны роз, нежные помятые головки лилий и умело мастерил из них двойное кольцо.
— Что это вы делаете, сударь? — сердито сказала Мария Модестовна, подходя к нахалу, — сейчас же убирайтесь отсюда!
— У вас дивный сад, сударыня, — ответил на это Семен, поднимая и устремляя на хозяйку свои прозрачные серые глаза, — я взял на себя смелость прибрать после дождя и сделать вам вот такое украшение, — и протянул Марии Модестовне двойное, изумительно сделанное, кольцо из сливовых, вишневых, миртовых веток с искусно вплетенными бутонами кремовых, желтых роз и белых лилий.
— Мне очень приятно, — пролепетала, сбитая с толку нетипичным поведением юродивого, Мария Модестовна.
— Его лучше повесить на дверь, — продолжил Семен, — к прискорбию моему, лилии и розы скоро завянут, и не будут иметь вида. Но если мне позволено будет высказать свое мнение, то я считаю, что такому дивному саду не помешал небольшой прудик, — Семен зашагал к северной части сада, где был небольшой песчаный овражек, на дне которого бил маленький, но крайне упрямый родник. Мария Модестовна без колебаний последовала за Семеном; она тоже имела виды на этот овражек и хотела выяснить, совпадают ли мысли юродивого с её.
— Нужно помочь роднику в заполнении этой естественной впадины, — Семён бросил взгляд на дно, — а затем посадить по краям тополя, ракиты и плакучие ивы. Так, — Семен на пару минут задумался, видимо высчитывая местоположение гипотетических ив, а потом сказал: — овражек в ширину около четырех метров, а в длину — почти двенадцать. Если с двух краев поставить две беседки в стиле рококо, стремительные изящные обводы которых будут стыдливо выглядывать из-за свисающих ветвей ив.
Мария Модестовна слушала и смотрела на Семена, как верующий смотрит на вдохновенного пророка; она была поражена глубиной и ясностью его речи и совпадением его мыслей с её планами по реконструкции этого овражка.
Перед её мысленным взглядом вставал преображенный сад со светлым прозрачным озером, обрамленным зелеными ивами, две ажурные беседки, мраморные фонтаны в виде животных и забавные садовые фигурки, расставленные в темных уголках.
Но тут на той стороне оврага появился всадник на каурой кобылке с белой левой бабкой. Он минуту постоял там, яростно скривился и направил лошадь к северному краю оврага, намереваясь обогнуть его и приблизиться к стоящим. Мария Модестовна обратила на всадника внимание только тогда, когда увидела, что вот-вот под копытами незнакомой лошади, окажется клумба с редкими голубыми маками.
— Боже! — воскликнула Мария Модестовна, возвратясь на грешную землю из своих прекрасных грез, — Мои маки!!!
Семён отреагировал мгновенно. Он перемахнул через клумбу и схватил лошадь под уздцы.
Всадник, а это был Михаил Ульянович Холмов, осадил лошадь и, вытащив хлыст с металлическим наконечником на конце, закричал:
— Как ты смеешь, смерд, хватать мою лошадь?! — и ударил Семена хлыстом по лицу.
Тот не отвел лица, лишь закрыл глаза.
— Ах ты, мерзавец!!! — все больше распаляясь, заорал Михаил Ульянович и принялся хлестать Семена хлыстом.
Мария Модестовна оторопела, увидев, что человек, который продал им Семена, бьет его. Он не имел права. Только она, Мария Модестовна, и её любезный супруг, Даниил Христофорович, имел права наказывать свою челядь. Преисполнившись благородного негодования, Мария Модестовна подошла к спешившемуся Михаилу Ульяновичу и голосом, полным сдержанной ярости, промолвила:
— Уважаемый сударь!!! Вы продали этого человека нам, следовательно, вы не имеете права на его избиение. Семен действовал по моему указанию!!!
— Пошла вон, тупая курица! — рявкнул Михаил Ульянович и сильно толкнул Марию Модестовну в плечо; она не удержалась на ногах и упала в заросли шиповника.
Сидя в шиповнике, исцарапанная с порванным платьем, Мария Модестовна приняла решение и закричала:
— Дени!!!! Спаси меня!!!
Даниил Христофорович сидел на противоположной стороне дома и занимался обычным делом, то есть попросту спал. И отчаянный крик его любезнейшей супруги вырвал его из объятий Морфея. Даниил Христофорович вскочил, крикнул двух дюжих лакеев и бросился на помощь. Выскочив в сад, Даниил Христофорович узрел следующую картину.
Михаил Ульянович Холмов избивал неподвижно стоящего Семена.
Супруга его, дражайшая Мария Модестовна, барахталась в кустах шиповника.
Увидев все это, Даниил Христофорович стал медленно наливаться яростью.
— Взять его!!! — приказал он лакеям, Фролу и Ивану.
Они двинулись к Семену.
— Не к нему, болваны!!! — багровея, заорал Даниил Христофорович. Лакеи подошли к Михаилу Ульяновичу и принялись оттеснять от стоящего Семена.
Даниил Христофорович подошел к супруге своей и помог подняться, потом бросил взгляд на Семена; тот весь залит кровью, которая сочилась из многочисленных рваных ран на лице.
— Что тут случилось? — ровно спросил Даниил Христофорович у Марии Модестовны.
— Господин Холмов вознамерился потоптать мои маки, — дрожащим голосом сказала Мария Модестовна, — я приказала Семену остановить… этого нахала. А он принялся хлестать Семена хлыстом, — Мария Модестовна поджала губы, — я пыталась остановить это безобразие, но господин Холмов толкнул меня и обозвал меня. Обозвал «тупой курицей»!
— Господин Холмов обозвал тебя? — переспросил Даниил Христофорович, раздувая ноздри от бешенства.
— Да, — голосом, полным негодования ответствовала Мария Модестовна.
Даниил Христофорович подошел к Михаилу Ульяновичу.
— Сударь! — слишком спокойным голосом сказал Даниил Христофорович, — вы зашли слишком далеко. Вы посмели оскорбить мою супругу! Ваше поведение позорит звание дворянина! Вы — подлец и негодяй!
— Вы все СМЕРДЫ!!! — истерически засмеялся Михаил Ульянович, — вы просто недостойные отбросы общества, а Семена я сейчас убью и избавлюсь от этой законной сволочи!!! — с этими словами Михаил Ульянович выхватил из-за пояса небольшой дуэльный пистолет, доставшийся видимо от дедушки, и наставил его на Семена.
— Вы не имеете права!!! — закричала Мария Модестовна, бросаясь на защиту Семена.
Михаил Ульянович Холмов выстрелил.
И тут случилось еще несколько событий.
Во-первых, Мария Модестовна вновь упала, оттолкнутая Семеном; упала Мария Модестовна в этот раз в заросли клевера.
Во-вторых, Семен рухнул навзничь, обрызгав своей кровью лепестки голубых маков.
А в-третьих, кулак Даниила Христофоровича со всего маху влетел ровно в середину физиономии господина Холмова; и Даниил Христофорович с удовлетворением ощутил, как трескается под его кулаком переносица господина Холмова.