Пальцы тянулись к ручке, лист бумаги манил нетронутой белизной. Слова рвались наружу и задерживали дыхание, создавая, словно на Кольцевой, пробку в груди...
«Я помню тебя».
Нет, не то. В жизни так много людей, вещей, событий, которые мы помним.
Дребезжащий ночной трамвай. Коленки в тонких капроновых колготках заледенели.
Им некуда было пойти, и она привела его к себе домой.
Очень долго сидели на кухне, отогревались, пили чай, пока мама не позвала дочку:
- Ты понимаешь, что делаешь?
Глаза смотрели в глаза, и мама сдалась первая:
- Возьми в шкафу чистое белье...
В длинной узкой комнате лишь свет от уличных фонарей. Он пробивается сквозь раскидистые ветки тополей, перечеркнутыми полосками ложится на пол. Красно-синим высвечиваются буквы на противоположной стороне улицы: «Кафе Встреча».
Они замерли у окна, не решаясь пошевелиться. С ними звезды, любопытными белыми точечками выглянувшие из-за туч, черные силуэты тополей, грустящие о сброшенных листьях, все бездны и все вершины мира.
Ничего этого не было. Только чистый лист бумаги.
Она рассказала ему о той ночи много позже, когда волосы у обоих стали седыми. Он растерялся:
- Мама волновалась бы. Это был бы первый раз, когда я не ночевал дома.
- Ты позвонил ей по телефону.
- У нас не было тогда телефона.
Подумаешь! Если она когда-то придумала все то, о чем рассказывала ему, чего уж проще придумать телефон. И в его квартире появился телефонный аппарат, неуклюжий, черный, громоздкий, точно такой, какой был у них дома. Мама, поговорив с сыном, растерянно положила трубку на подоконник. В окно заглядывала зимняя южная ночь, те же звезды и те же тополя. Сын стал взрослым.
Если один человек, отложив все дела, вызывает такси, покупает в аэропорту билет на ближайший рейс и летит в далекий город, значит, ему очень нужно увидеть другого человека.
Если стоит возле дома, пытаясь угадать окно, этаж, глотает слезы, значит... Вариантов ответа множество, можно выбрать любой. Это неважно. Важно, что из дома выходит человек, берет первого за руку, они идут...
Она вертит головой, все время смеется, и говорит, говорит, не умолкая:
- Смотри, это музыкальная школа, в которой я училась. А здесь был театр Оперетты. Большие, словно витрины, окна фойе всегда были пыльными, на них висели не менее пыльные шторы, скрывая зрителей. Мне казалось, что там – постоянный праздник. А в этом магазине мама покупала мне материал на выпускное платье. Слушай, давай зайдем? Ладно, не будем заходить, не сердись. Ой...
- Я не сержусь. Только смотри, пожалуйста, под ноги. Тут столько рытвин, легко упасть...
На маленьком теплоходике они плыли вверх по реке. Середина апреля, день прохладный, будничный, пассажиров немного. Несколько девочек-студенток, компания командировочных, решивших «убить время», мама с ребенком. Малыш капризничал, и она вспомнила, как много лет назад точно так же, на таком же теплоходике не хотела слушаться и капризничала ее дочка.
- Знаешь, а кафе «Встреча» больше нет.
- Но встречи есть...
Он держал ее за руку, словно она собиралась убежать.
Здесь, на середине реки, они опять ощутили: в неяркой голубизне неба, зелени волны, ветре, лохматившем волосы, слились все бездны и вершины мира. Сердца глухо падали, а потом взлетали туда, где парили лишь птицы.
На обратном пути он уговорил ее свернуть в переулок, подвел к полуразвалившемуся дому:
- Читай. Эта надпись за одну ночь здесь появилась.
- Пронесу через все трудности жизни, не давая ему стать слабее, - повторила она.
Этого тоже не было. Только за окном выпавший белый снег. Как чистый лист бумаги, на котором можно написать все, что захочешь...
Но ведь та надпись на стене, она - есть.