По острым иглам яркого огня
Бегу, бегу, дорогам нет конца.
А вы стоите перед зеркалом гримерки после долгого и утомительного представления. Наклонив голову, стираете мозолистыми, сухими руками грим с лица. Где-то вдали от вашего фургончика слышится ржание коня. Это дрессировщик опять издевается над ним, усердно хлестая несчастное животное плеткой по бокам, устало вздымающимся от очередного круга. Даже сейчас, когда представление уже закончилось, перед вашими глазами все ещё стоит этот образ: дрессировщик в красном фраке, фальшиво улыбающийся зрителям, пафосно щёлкающий хлыстом для вида, и вороной конь Буран, нарезающий круги по арене цирка, каждый раз с ужасом вздрагивающий от очередного удара и дикого смеха. А зрителям это нравится - они заливаются счастливым хохотом каждый раз, как конь, испуганно вращая глазами, полными слез, все набирает и набирает скорость. Отвратительно....Неужели, лошади стали человечней людей?
"Огромный мир сомкнулся для меня
В арены круг и маску без лица."
Ну а кто говорил, что будет легко? Пестрое объявление в газете? Танцовщица на арене цирка, радостно улыбающаяся вам? Теперь она уже не кажется вам такой весёлой и наивной девочкой в разноцветном платье, скорее, девушка со взглядом восьмидесятилетней старухи, кажется, ещё и с шизофренией, ведь после каждого представления та забивается в уголок и нервно раскуривает сигареты. Одну за другой...
Вы всегда болели этой манией к цирку. Когда вы первый раз пошли на представление, все казалось вам, смотрящим на мир через розовые очки, таким красочным и ярким. Вы глаз не могли оторвать от коней, что так и манили погладить их, дать им кусочек яблочка и просто, прижавшись к ним, поведать о том, что же мучает твою бренную душеньку. Тогда, поглощая мороженое, вы поняли, что хотели бы остаться здесь, со всей этой труппой, которая в это время делала всеобщий поклон. И поэтому вы всегда просили отца купить вам билет в цирк и с нетерпением бежали занять своё место и вновь наблюдали за всеми этими жонглерами, канатоходцами и акробатами. Но, несомненно, больше всего вас привлекали клоуны. С их манерой постоянно смеяться они, казалось, наполняли этот серый, пасмурный мир весельем и радостью, стреляя водой друг другу в лицо и спотыкаясь на ровном месте. И зал смеялся, и вы смеялись вместе с ними. А потом вы и сами решили стать клоуном. "Ну а что, весёлая работа,- думали вы,- да и, к тому же, такая лёгкая." Как же вы ошибались. Сейчас, посмотрев на наивного себя в детстве, вам хочется смеяться над самим собой, что самое грустное... Вы стали одержимы этим , вам было абсолютно наплевать на учебу, маленький мальчик хотел лишь одного- стать лучиком счастья в этом мире, развлекать детишек и просто стать кому-то нужным. А родителям было абсолютно наплевать на то, чем вы занимаетесь и чего хотите в жизни. Погрузившись в городскую рутину, они порой абсолютно забывали про своего единственного отпрыска. Вот поэтому, когда в пятнадцать лет вы ушли из дома под покровом ночи, то они даже не побеспокоились- не развесили объявления с вашими фотографиями по всему городу, не кинулись писать заявление в полицию, просто позабыли о вас и навеки стёрли из своей памяти. Вот был человек и нет его. Грустно, конечно, но такова наша жизнь. Но разве задумывались ли вы тогда об этом? Молодой, свежий и готовый к любой изнурительной работе, лишь бы достичь своей цели- стать клоуном. Звучит смешно, не правда ли? А тогда это, казалось, было таким победоносным, и вы не всегда понимали, почему же ваши родители делают вид, что это не их сын сейчас стоит и голосит на всю улицу, что будет работать клоуном в цирке. Какой же ты был глупый, малыш. Уж лучше бы стал офисной крысой, ей богу...
"Я шут, я арлекин, я просто смех
Без имени и, в общем, без судьбы."
Тогда, придя в цирк, вы сразу же побежали к директору, а, по совместительству, и руководителю этой труппы. Признаться, вы ожидали увидеть кого угодно: толстяка, вальяжно раскуривающего сигареты, сухонького старичка-скрягу, но точно не унылого гражданина, что, едва заметив вас, неестественно тихим голосом сказал, что вы не годны. Что тогда за чувства возникли в душе? Сейчас, конечно, вспоминается только тот фонтан искр , что побудил вас сделать шаг навстречу этому господину и выкрикнуть, что вы готовы на любую работу, лишь бы достичь своей цели. А он посмотрел на вас своими серыми глазами, усмехнулся и сказал:
-На любую, значит? Что ж, уборщик в самый раз.
Разозлились ли вы? Обиделись на этого строптивого человека? Нет, вы лишь согласно покивали головой. И что только тогда творилось у этого тощего мальчишки на уме?
Вот так и началась жизнь "циркача". Убирая клетки за животными, вы всегда с завистью смотрели на труппу этого цирка, ведь они всегда казались такими эффектными в этих до сумасшествия ярких костюмах. А вы им даже в подметки не годились, ведь на что им уборщик, насквозь пропахший животными, верно?
Три года, а то и больше вы убирали клетки за зверьем и, признаться, уже даже свыклись с этой работой, как вдруг в один прекрасный день вас опять позвали к директору цирка. Тогда, даже ,как следует, не осмотрев вас и не испытав, он лишь махнул рукой и сказал:
-Ладно уж, теперь вы клоун.
О, эта фраза, сказанная почти сорок лет назад до сих пор хранится у вас в голове. Но тогда, услышав её, вы не поверили своим ушам и уходили из кабинета того ещё в состоянии какой-то внеземной эйфории и ночью, лёжа на полупрогнившем матрасе, набитым соломой, вы вовсю смаковали эти слова, выговаривая их на новый лад. Глупый мальчишка... Погрузившись в свои грезы, ты даже не узнал, что накануне до этого умер один член труппы- старый клоун Бонифаций.
"Какое, право, дело вам до тех,
Над кем пришли повеселиться вы."
Клоун устало откинулся на спинку трухлявого кресла и сомкнул старческие веки, чуть подрагивающие от света лампы. А ведь как здорово начиналось... Все казалось таким по-детски свежим и ярким. Тогда, впервые дебютировав, он глаз не мог сомкнуть от накатывающей гордости, а что сейчас? А сейчас лишь бы убежать, спрятаться от ядовитого блеска софитов, будто бы прожигающего изнутри и делающего из тебя марионетку... Да и что стало с той бывалой труппой? Вечно хохочущая акробатка Вероника, жонглёр Альберт и другие... Где же они сейчас? Где те люди, рьяно жаждущие славы? Нет этого всего, есть лишь жестоко потрепанные судьбой марионетки, что на арене будто бы оживают, расцветают в пестрых костюмах, а после представления ниточки у этих кукол, увы, обрезают, и вновь перед вами все те же люди, что в своё время променяли офисную рутину на славу и почёт. Глупо, верно? Вот и взрослые тогда крутили пальцем у виска, но кто же слушал этих зануд? Дети хотели динамики, так на что же им скучные взрослые? Сейчас, вспоминая самих себя, хочется вернуться в прошлое, дать хороший нагоняй мелкому сорванцу и посадить за уроки. Но кого, черт подери, тогда волновало, чем занимается их сын или дочь? Лишь бы семью не позорил. А если умрет или уйдёт , то пусть... Детей много, ещё родится, так на кой черт, спрашивается, заботиться за ребёнком? Старик ещё раз глянул в зеркало на себя, на испещрённое морщинами лицо и усмехнулся: вот что бывает с такими детьми, обделёнными родительской лаской и заботой. А ведь когда-то он думал, что жизнь не так быстротечна, что все успеется само собой. Но, вот незадача, судьба-злодейка ждать не любит, и вот часы бьют в последний раз. В дверь фургончика раздаётся робкий стук, и клоун, с трудом поднявшись с креслица, трясущейся рукой (не от страха-от старости) открывает дверь. Губы его трогает едва заметная усмешка:
-Неужели, пора?- вопрошает он у старичка, что, опираясь на деревянную тросточку, стоит на пороге.
-Да уж давненько.- вздыхает тот, показывая взглядом на старинные часы-ходики. - Времени-то за полночь.
В последний раз окинув взглядом свой родной фургончик, старый клоун по привычке надевает старый парадный пиджачок, словно на какое-то праздненство. Но зачем же? На небесах дресс-код не так уж важен, верно? Подав руку Бонифацию, старичок делает последние шаги по земле обетованной и исчезает из этого мира. Просто исчезает, оставив лишь оболочку в этом мире.
"Ах, арлекино, арлекино, нужно быть смешным для всех,
Арлекино, арлекино, есть одна награда-смех."-надрывается певица в стареньком радио. Будто кто-то её услышит. Вот был человек и нет его... Как грустно. Лучше бы стал офисной крысой, ей богу...