Ты единственный мой... - 30

Эльмира Ибрагимова 3
Все постепенно налаживалось. Врачи  и по сей день удивляются – как  ей удалось поставить на ноги маму,  ведь  она была на волосок от смерти. Ася  неустанно делала ей  какие-то особые массажи,  – специально для этого обучившись профессиональному восстановительному массажу, по часам  колола ее,  давала   какие-то знахарские капли, настои, отвары. Мы с мужем традиционные врачи  и  потому   не верили в   нетрадиционное  лечение, но  терять было  уже  нечего - врачи сказали нам,  что мама обречена, а любой эксперимент   был  оправдан этой безысходностью.    Ася верила  в мамино выздоровление   и  упорно изо дня в день – аккуратно через каждые три часа поила маму   настойками,  массажировала,  готовила  ей отвары из каких-то редких трав.  Одним словом,  маму поднял   на ноги только   ее любовь и  воля.
 Подрос и Мурадик, удивляя всех   в саду  и в школе  подготовкой: умением читать, писать  и  даже говорить по-английски. Все   это была заслуга  Аси. 
К небольшой  сумме,  остававшейся  у Аси  от продажи    квартиры,    мы   добавили все, что у нас было,   и смогли  купить  для Аси  лишь   крошечную комнату в коммуналке,  да и то на окраине Питера.  Она долго протестовала, но  потом сказала:
- Ладно,   у  меня  нет ни семьи, ни детей,     пусть это будет квартира для  Мурадика.   Мы  с мамой  все же надеялись, что  время залечит Асины  раны, и она   выйдет  замуж за хорошего человека.
Ася  почти  не  жила    в этой  коммуналке  и  большую часть времени  проводила у нас, ухаживая то за мамой то  за Мурадиком,  и принимая самое  активное участие в его  воспитании.
Так мы и жили. Теперь вы, наверное, уже поняли –  кто для меня моя Ася. Сестра не могла бы стать мне ближе. Так же к ней относится вся моя семья: и мама, и мой муж.  А сын …  Мурад, честно говоря, больше ее сын, если не считать роды и кормление грудью. Я иногда даже думаю, что  ее он любит   больше. Но не ревную.
Когда Мурад в трехлетнем возрасте заболел скарлатиной и находился в кризисе – надо было видеть Асю. Даже мы со Славкой держались, а она не могла.
-Я жить не смогу, Лена, если с нашим   мальчиком что-то случится, - сказала  она тогда.   Но, к счастью, все обошлось. 
Нас  всегда беспокоило   одиночество Аси,  и так хотелось, чтобы   у нее,  такой хорошей и милой, тоже  была семья, дети. Ася  нравилась многим  мужчинам,  и мы  не раз пытались познакомить ее с кем-нибудь. У  нее была  не одна  возможность выйти замуж. Но она хранила верность вам, Мурад. И бесполезно   было     говорить ей, что живым надо жить.  Ася отвечала: 
-Мое   сердце умерло вместе с Мурадом. Меня  больше нет,  разве вы не видите,  что  осталась только оболочка, тело. А меня самой больше нет.   
Несколько лет назад,  еще до рождения  моего сына, Асе  тогда и тридцати лет не было,  мы уговорили ее выйти замуж за хорошего человека, который пять лет неотступно ходил за ней по пятам. Красивый хороший парень, осетин.  Звали его  Алан.  Друг  мужа  однажды   привел  его к нам в гости. Алан влюбился в Асю  без памяти, хотя  она  даже  не смотрела в его сторону и      надежды  никакой  ему  не оставляла.   Мы   с мамой пошли на маленькую хитрость - до сих пор себя за  это  ругаю.  Я  уговорила ее выйти  замуж, напомнив о вас, Мурад:
-Ты же хочешь  ребенка,  Ася,  чтобы     назвать  его  именем своего любимого? 
Эти  слова, видимо, подействовали, и Ася    наконец согласилась,  но при этом   в который   раз сказала обезумевшему от счастья Алану, что не любит его, а только уважает. Он  довольствовался и этим, потому что     безгранично  был в нее влюблен.  Любое   сердце на  такую любовь откликнулось бы, но не Асино. Она  была замужем две недели, а потом  вернулась и виновато сказала:
-Не могу я, Лена. Не смогу.
 Так она и осталась одна.  И   теперь, когда, спустя годы     мы  с мамой  все же уговорили ее присмотреться к хорошему, достойному человеку, который    искренне  любит ее,   появились Вы, Мурад.    Заур   - наш земляк, дагестанец,  уже много лет после окончания мединститута живет  в Питере, работает с мужем в больнице - прекрасный хирург, умница. Он  хочет и может сделать Асю счастливой,  у него  самые серьезные намерения. Заур    сюда приехал   ради нее, чтобы поближе познакомиться, чтобы она привыкла к нему и к мысли о замужестве. И все было бы замечательно, не появись  вы  опять на   дороге  моей бедной Аси...
Мурад молчал.  От  всего услышанного он  был в глубокой растерянности, не мог переварить все то, что  рассказала ему только что Лена. Ему хотелось кричать  от отчаяния и запоздалого раскаяния. Но он так и не проронил ни слова, стоял, молча опустив голову.
Лена видела, что он  сильно переживает. Она не стала больше  ничего говорить,  а только предупредила:       
-Мой вам совет, уезжайте отсюда, Мурад. Не появляйтесь опять  в ее жизни…     Второго  такого   удара она не вынесет.
-Лена, я только  хочу ей сказать. Я так много  хочу ей сказать…
-Не надо ей ничего говорить. Вы же видели, в каком она состоянии.  Лена  помолчала  и через некоторое время, пожалев его, добавила:
 - Идите к себе, Мурад. Надо успокоиться и вам, и мне.    А потом еще подумать – что  нам с Асей дальше делать. И не даст ли это опять срыв ее и без того слабой нервной системы. Приходите  завтра,  но не к ней, а ко мне. Я вам все скажу...
 Мурад не знал, как он в тот вечер добрался до дому. Такси  и машины в курортной зоне - явление крайне редкое, а ноги его просто не держали. Войдя в номер, он сел на диван и    просидел на нем до следующего утра – не было сил раздеться  и лечь в постель.
На следующий день  рано утром ноги сами понесли его в «Целебный нарзан».
-Под утро Асе  плохо стало,  и  ее  забрали в больницу, - сообщила ему тетя Рая. И он,     узнав,  в какую именно,  тут же побежал   туда.
Навстречу  вышла Лена в белом халате. Она была заплакана. Мурад испуганно  посмотрел на нее  в ожидании новостей.
-Она почти в шоковом состоянии, Мурад, а ночью была сильнейшая истерика. Сейчас врачи делают все,  чтобы помочь ей, чтобы не допустить срыва. Я сказала им обо всем, что знаю - о ее болезни и  депрессивном состоянии.
- Лена, послушайте. Умоляю вас! Я знаю, что во всем виноват я  один, только я. Но скажите, что я могу сейчас для нее сделать,  – может, мы отвезем ее в Москву в любой институт  или за границу,  может, профессоров московских  сюда самолетом доставим,  я  могу все это устроить и оплатить.  Только скажите, что можно сделать?
-Все  теперь ясно.  Теперь   понимаю,  кто прислал  Асе  такую   дорогую картину и   букеты цветов,  доступные  по цене только очень богатым господам. Нет,  к сожалению,  Асе  сейчас ничего, кроме покоя,  не нужно, Мурад. Ничего. Прогнозы  пока делать трудно. И, наверное,  вам лучше не показываться ей на глаза. Вы не обижайтесь,  поймите. Я вам это  как врач говорю.
-Да,   я понимаю. Согласен со всем, что вы скажете, лишь бы Асе легче  стало.
Ася пролежала в больнице  две недели, и Мурад пропадал там все эти дни вместе с Леной, но не входил в палату. Через четыре дня после поступления ее  в больницу     он  нашел     опытную сиделку,  чтобы  сменить   и немного освободить  Лену, до этого  безвылазно  находившуюся у постели больной. 
Лена, глядя на осунувшееся,  измученное лицо Мурада, наконец,  сжалилась над ним.
- Не переживайте  так. Ей  уже лучше, кризис миновал. Но   надо подлечиться, окрепнуть немного.
-Да, да, спасибо вам.
-И вам, несмотря ни на что,  спасибо, Мурад. Я  одна  не потянула бы сейчас таких дорогих лекарств, сиделку и  все остальное.  Странная штука- жизнь. Совсем недавно я вас люто ненавидела, теперь  же  благодарю.
Однажды к Мураду,  сидевшему в коридоре в накинутом на плечи белом халате,  вышла  Лена и позвала его:
-Мурад,  она все время зовет вас.  Я не говорила  вам об этом,  потому что боялась, что ей хуже  станет. Но врач сегодня  разрешил, сказал  надо исполнить    то, о чем   Ася просит. Зайдите к ней, а я   пойду,   маму надо  проведать.  Сиделка была  здесь, но я отпустила ее на час, чтобы вы  могли  спокойно  пообщаться.
Не зная, как  он посмотрит сейчас на Асю,   Мурад,   волнуясь и слыша стук    своего сердца,   вошел в палату. На кровати лежала бледная, как полотно, осунувшаяся за  это время  Ася. И смотрела на него ясным пристальным  взглядом.
Мурад   молчал, чувствуя,  как ком в горле  перекрывает ему дыхание. Жалость к этой  молодой еще  женщине, которая по его вине перенесла за эти годы так много страданий, переполняла его. Он сел рядом  и   низко опустил голову. Ася  протянула к нему руку, погладила   по голове.
-Мурад,  Мурадик..,    ты мне не снишься?
Он,  сильный,  здоровый сорокачетырехлетний мужчина от этих   слов не смог сдержаться и  заплакал и  скупые мужские слезы медленно  текли  по щекам.
- Мурад, о чем ты? Не надо, мне так хорошо, - успокаивала его Ася.
  Он  взял   руку Аси,  поцеловал, прижал к  своим глазам,  губам,  к сердцу. И повторял только одно:
-Прости, прости меня. Если только  можно простить. Что мне сделать, Ася,  чтобы ты простила?
-Я    тебя  давно    простила.  На этом свете   нет ничего такого, чего я не могла  бы тебе простить, Мурад. Наверное,  даже собственную смерть я  могла бы заранее простить тебе. Не надо больше об этом. Мне ничего не нужно, только знать, что ты есть и что ты жив. Теперь я это знаю.
… Мурад  приходил к Асе  каждый день,  проводил у нее почти все время, пока  врачи мягко не попросили его дать больной отдохнуть.   Щедро  одаренные  им     врачи    разрешали  ему слишком много - он принес в палату    маленький цветной телевизор, небольшой японский  магнитофон с дисками   музыки для души. А еще  каждый день он приносил Асе  огромные букеты цветов.
-Весь этот цветочный базар на ночь выносите на балкон, а то наша красавица может    от их дурмана  не проснуться,  - сказал, улыбаясь, заведующий отделением. - Комиссия вчера была,    нам  замечание сделали  из-за  цветов, пришлось сказать им,  что кинозвезда у нас в отделении  лежит,  что  это все благодарные поклонники   принесли. Поверили, потому что  в Кисловодске звезды нередко отдыхают.
Еды,   фруктов и всяких  сладостей  Мурад  приносил  в больницу  в таком количестве, что хватало  всему отделению: и больным, и персоналу.
-Зачем так много?-  говорила   Ася, а потом добавляла: -  Мурад, вот бы это все    в  детский  дом отдать? Там дети- сироты,  они,  может быть, и не пробовали никогда   кокосов,  ананасов,  киви -  всей  этой экзотики.
-Поправляйся  только, Асенька,  и мы с тобой обязательно это сделаем. И не в один, а в два-три  детдома фрукты и сладости отвезем… Все сделаем,  как  ты захочешь. Только поправляйся поскорее, - с нежностью глядя на Асю,  отвечал    Мурад.  Для него она так и осталась той  маленькой девочкой, какую он знал в юности. Словно и не было между ними этих двадцати лет.
Иногда  он приходил к ней в палату утром и оставался до вечера.  Ася ни слова не говорила о прошлом. О том,  как жила, потеряв его из виду, как искала его, как тяжело болела, как безуспешно попыталась устроить свою личную жизнь и все же осталась одна – все это     он знал от Лены. Не спрашивала Ася и  о том, где он    был все эти годы, что с ним было.
Продолжение   http://www.proza.ru/2016/01/01/1329