Таких инцидентов почти не было, и все же ему не нравилось видеть даже общение Ирмы с однокурсниками. На вечера они ходили вместе, и там она, зная о странной ревности Мурада при том, что любви к ней у него не было никогда, не танцевала с другими. И лишь однажды Мурад устроил ей настоящую сцену ревности, чем вызвал в ней не гнев, не обиду, а безграничное счастье и ликование.
Однажды по делам он оказался на Старом Арбате и вдруг издалека увидел Ирму. Она стояла у выставленных на продажу картин и весело болтала с бородатым молодым мужчиной, по-видимому, художником, автором продающихся здесь же картин. Мурад долго наблюдал за ними со стороны, забыв о своих делах. И вдруг будто озверел, увидев, как художник, взяв руку Ирмы, поднес ее к своим губам и поцеловал. А она, кокетливо наклонив голову, что-то сказала ему. И потом протянула ему маленький листик, на котором, видимо, написала номер телефона.
Мурад не смог тогда больше наблюдать за этим и подошел к ним. Взял Ирму за руку и, ничего не объясняя, потащил за собой. Художник, увидев это, забыл о своих картинах и побежал за ними, возмущенно пытаясь вырвать девушку из рук Мурада и спрашивая при этом, что все это значит. Девушка сказала художнику что-то на латышском, и тот сразу же отстал, вернулся к своим картинам, недоуменно продолжая смотреть им вслед.
Ирма поняла, в чем дело, и молча послушно следовала за Мурадом, даже не пытаясь спорить или высвободить руку, которую так больно сжимал в своей большой ладони любимый. Он поймал такси и привез ее к себе. И только закрыв дверь, стал расспрашивать ее. Мурад был бледным и расстроенным.
- Ой, ты, кажется, ревнуешь? И вправду ревнуешь, Мурад? Значит, и так бывает – не любить, но при этом ревновать? Бывает, наверное. Это чувство собственника, оно, говорят, в крови у восточных мужчин.
- А ты, я вижу, у нас вообще большой специалист в психологии мужчин всех рас и народов, - зло отпарировал тогда Мурад. - Ему стало неприятно.
- Нет, все не так, - не обиделась Ирма. - Я просто образованная, много читаю и знаю то, что знают многие. А еще как-то наблюдала, как изводил ревностью свою жену наш сосед, таджик при том, что сам имел кучу любовниц, а она, бедная его жена, из дому даже не выходила. А я и не жена тебе. Я свободная и, к сожалению, почти беспризорная. Могу любить кого хочу, вот только полюбить другого не могу.
- А ты постарайся, получится, ты у нас любвеобильная, - все еще ревнуя и желая сделать девушке больно, сказал Мурад.
- Ты прав, я любвеобильная, Мурад, но не влюбчивая, - спокойно ответила ему тогда Ирма. – А это разные вещи. Хочешь, объясню. Тебя я люблю так, как тысяча женщин, вместе взятых, и так, что любви хватило бы на тысячу мужчин. Здесь и в самом деле можно говорить об изобилии любви. Но я люблю тебя одного, и других мужчин для меня просто не существует. Они для меня после встречи с тобой кажутся двоюродными братьями или существами среднего рода, понимаешь?
Мурад внимательно смотрел на нее, все же ожидая объяснений по поводу поведения художника.
- И это не помешало тебе флиртовать с тем бородачом? Конечно, Москва - город большой, здесь все можно...
- Все можно, если это нужно. Но я тебе уже сказала – мне нужен только ты. Ты второй мужчина в моей жизни, с которым я встречаюсь. А теперь мне кажется, что, кроме тебя, никого я не знала. Все, что было до тебя с Рихардом, кажется теперь ничтожно малым. Я тебя люблю, успокойся. Зачем мне врать? А Валдис - мой земляк, латыш, художник очень хороший, но ему долгое время не везло. Папа мой ему в свое время много помогал. Зато сейчас его картинами иностранцы заинтересовались.
- И все равно, я не хочу, чтобы кто-то средь бела дня целовал твои руки в самом центре Москвы, - упрямо сказал Мурад, постепенно успокаиваясь.
- Хорошо, Мурад, я буду это делать на окраинах Москвы и не средь бела дня, а средь черной ночи, - улыбаясь, продолжала подтрунивать над ним осчастливленная хоть таким проявлением его чувств Ирма. А он, устав спорить, сгреб ее в охапку и на руках отнес в спальню.
Вообще-то он и мысли не допускал, что Ирма может встречаться с кем-нибудь еще – она откровенно выражала ему свою любовь и почти все свободное время, если Мурад не был занят, проводила с ним.
Теперь же между ними была тень мифического мужчины, от которого она ждет ребенка. Как это вообще может быть? Со мной, значит, таблетки пила, а от него залетела?
-Какое твое дело! – ругал он себя за то, что переживает. - Ты ведь хотел свободных отношений, в любви ей не признавался, клятв верности не требовал, планов относительно общего будущего не строил.
-Ну и что? Как она могла встречаться одновременно со мной и еще с другим? Зачем? Кто ее держал, катилась бы к нему. Одного ей было недостаточно? Так нет ведь, только теперь сбежала, когда залетела от него. От стыда сбежала, - огрызалось и спорило с ним его второе « я» - Вот как для нее все просто: переспать с другим – как высморкаться. А я, дурак, еще и уважал ее, считал порядочной девчонкой. Рассуждал, что со мной она по любви, и с тем первым, Рихардом, у нее тоже все было по любви. А тут, оказывается, счета нет. Дрянь, шлюха! О любви еще песни пела. И почему там ее те же таблетки не спасли – любовь была, видимо, слишком горячей, спонтанной, забыли о предосторожностях. Мурад чувствовал, что внутри него все клокочет и закипает от ревности и обиды.
Двухэтажный особняк Алекса был выстроен в почти готическом стиле, а вся прилегающая к дому территория была ухожена, озеленена, усажена розами.
Встретившая его на пороге женщина средних лет сказала на ломаном русском, что Алекса Райниса нет дома, а его дочь Ирма - на втором этаже в своей комнате.
- Я предупрежу ее о вашем визите, - вежливо сказала она, узнав, что Мурад приехал именно к Ирме.
- Не стоит, я сам себя представлю, - ответил Мурад, чем вызвал явное неудовольствие женщины.
- Но простите, молодой человек, в дом Вы сможете зайти только со мной. Я и впустила вас только потому, что вы показали визитку хозяина. Меня зовут Марита.
Марита вместе с ним поднялась на второй этаж, постучала в комнату Ирмы, сказала ей несколько фраз на латышском и удалилась. Ирма сидела на небольшом диванчике в бриджах и футболке, читала какой-то красочный журнал. Волосы были собраны в хвостик на затылке, это еще больше делало ее похожей на старшеклассницу.
- Сама невинность, - злобно подумал о девушке Мурад, - сидит, развлекается с журналом, словно ничего не случилось, и никаких переживаний. Все, что он успел повидать за годы жизни в Москве и в Германии, наталкивало его на мысль, что или вверх дном перевернулся мир, или в Дагестане люди настолько отстали от жизни. Ведь в такой ситуации любой из девушек там было бы не до чтения.
Увидев Мурада на пороге своей комнаты, Ирма медленно встала, но от удивления еще несколько минут ничего не могла сказать. Мурад сам начал разговор.
- Мне все рассказала Аня. Это правда?
- Да, - тихо ответила девушка, немного помолчав.
- И кто же отец?
Ирма внимательно посмотрела на него и отвела глаза. Мурад, пристально наблюдавший за ней, подумал: «Ну вот и ответ». Но все же повторил вопрос:
- Я тебя спрашиваю: чей это ребенок?
- Не твой, не беспокойся…
Мурад неожиданно для себя сильно ударил девушку по лицу:
- Шлюха, дрянь! Мне противно даже говорить с тобой!
От удара Ирма, не ожидавшая такого, отшатнулась и ударилась о край шкафа. И вдруг, побледнев как полотно, стала медленно сползать по стене. Мурад только и успел подхватить ее на руки.
Он положил девушку на диван и вдруг с ужасом заметил, что она потеряла сознание.
Выбежав на лестницу, он громко позвал Мариту. Та, увидев бесчувственную Ирму, испугалась и тут же вызвала неотложку, засуетилась, принесла воды.
Прошло совсем немного времени, и в комнату Ирмы вошли врач и медсестра. Девушка уже пришла в себя, и перед ее осмотром Мурада с Маритой попросили на время выйти из комнаты. Через некоторое время медики, оказав помощь и сделав Ирме укол, вышли из комнаты. Марита спустилась за чем-то вниз, врач же неотложки обратился к Мураду вначале по-латышски, а потом, догадавшись, что он не местный, на русском:
- Вы, если я не ошибаюсь, муж этой девушки?
- Да, - не придумав ничего другого, ответил Мурад.
- Почему же вы не ставите жену на учет, срок у нее, судя по ее словам, уже достаточно большой – больше трех месяцев, как она сама говорит. У нее, по всему видимому, анемия, давление понижено, оттого и сознание без причины потеряла. Надо ей обследоваться, если хотите здорового ребенка.
Мурад молчал, не зная, что сказать. Выходит, Ирма не сказала им, что упала от его удара. Три с лишним месяца? Значит, она уже давно обманывает его. Хотя, почему обманывает? Они не супруги и даже не жених с невестой – так, любовники. Значит, она имела право. На душе у него было противно, грязно, мерзко – почему-то он чувствовал себя подло обманутым, и никакие доводы и логика не помогали успокоиться. И все-таки он не имел права поднимать на нее руку. Прежде чем уехать, надо извиниться и успокоиться.
Ничего страшного. Ему к потерям не привыкать. Ирма, его отношения с ней – не самые страшные из потерь.
Продолжение http://www.proza.ru/2016/01/01/1269