I. Дети
Пятый день вьюжного месяца двести сорок четвертого года от начала правления династии Кэйтан.
Его величество смотрел на площадь с высоты восьми этажей, застыв, как статуя, и порой забывая дышать. Для того, чтобы наблюдать за казнями, его мать использовала таланты своей магессы, но мать мертва, а седая ведьма сегодня сгорит так же, как и остальные. Если платой за это будут небольшие неудобства, так тому и быть.
Леоно Ка Кэйтан нисколько не походил на покойную королеву: волосы его отблескивали рыжиной, а разрез глаз мало чем отличался от того, что наследует большинство в этих краях. Он был выше, любил родовые цвета и ненавидел магию — искренне и всеобъемлюще. Магия слишком опасное оружие, чтобы вверять его в руки простонародья. Особенно когда эльфы у границ. Когда каждое из ведьминского отребья может ударить в спину и проводить ушастых выродков до столицы со всеми почестями.
Без поддержки церкви народ не принял бы подобное решение даже от короля, но молодой архиепископ придерживался таких же взглядов. Вместе с ведьмами к помостам сегодня вели и тех жриц, что пытались воспротивиться королевскому указу, и не успевших сбежать учениц магического университета. Мужчин не тронули. Всем известно, что ведьмовству может научиться только женщина.
Первый улов оказался небольшим: три десятка ведьм и полтора — жриц Матери. Последние хотя бы молились. Впрочем, винить лесных девок в безбожии сложно: после палачей мало кому удалось сохранить язык.
— Это начало пути, ведущего к величию, — сказал в пустоту Леоно Кэйтан, но сын его услышал. Подойдя ближе, он, как и отец, склонил голову, глядя, как привязывают леди Мэйлеа и разводят огонь под её ногами. — Чем меньше останется в наших землях скверны, тем меньше будет гневаться Матерь. Мы выстоим, если будем непреклонны.
Юная Камеа, дочь Алани, дочери Микил, принцесса Кэйтан, стояла позади. Сделай она еще один шаг назад — наткнулась бы на одного из стражей, а шаг вперед открыл бы ей площадь. Она не видела ведьм и не слышала их криков, но запах вспыхнувших волос и обгорающей плоти въелся в её память до конца жизни.
***
Двадцатый день рассветного месяца двести сорок четвертого года от начала правления династии Кэйтан.
До времени, когда снег начнет сходить, осталось не меньше трех-четырех декад, но её высочество Камеа Ала выходила из своих покоев в сады, чтобы насладиться одиночеством. Когда светило солнце, она, кутаясь в накидки и мех, бродила по заметенным тропкам, а во время снегопадов и сумрака довольствовалась галереями.
Её высочество вызывала досаду венценосного отца. Пусть она не грешила жаждой крови и стали, а богиня миловала, не одарив магическим даром, Камеа Ала была недостойной принцессой. Вместо воспевания побед и восторгов от пёстрых приемов принцесса читала, а в церкви молилась только для вида. Вся её натура словно сплелась из льда, а в раскосых, доставшихся от бабки глазах застыла зелень речной воды. Если бы королева Алани Ми вызывала у супруга чуть больше подозрений, девчонку признали бы незаконнорожденной, но... Его величеству пришлось смириться с неудобной дочерью — до поры.
Камеа Ала ожидала дня совершеннолетия, тенью бродя по пустым коридорам. Ходили слухи, что король намерен отдать младшую эльфам как гарант мира, но она не верила. Его величество слишком ненавидел порождения Древних, чтобы заключать с ними союзы. Скорее, он отдаст дочь в жрицы Матери, и это станет началом её конца. Принцесса не считала себя робкой, ведь в её жилах течет змеиная кровь воительниц, некогда покоривших эти края, но всей её силы духа не хватило бы, чтобы отправлять людей на костер.
Её брат грезил ведьмами. Охота на них, как на дикое зверье, забавляла его в то время, когда храбрые мужи сражались с эльфийскими лордами вдалеке от дома... Война, длящаяся уже седьмой год и не знающая завершения. При королеве Каани она могла бы окончиться малой кровью, но королевы больше нет. Значит, не будет союза с народами Итории и ре'эган, а воздух в столице останется горьким от горящего хвороста, смолы и ведьминых проклятий.
***
Она поднялась к себе, когда услышала рог. Её брат возвращался с охоты, и принцесса не желала приветствовать его и хвалить добычу. Сегодня никто не осудит её за такой побег: ветер выстудил и накидки, и меха, и тяжелое платье, и всё, что под ним.
Шмыгая носом, Камеа Ала позволила служанке раздеть себя и растереть ноги. Горячая ванна оказалась готовой, только без обычных солей и трав.
— Регитта, ты будто знала, что я загуляюсь, — сипловато похвалила она служанку и сама принялась добавлять в воду драгоценные крупицы драконьей соли. — Приготовь мне постель.
Девчонка, рекомендованная кем-то из доверенных слуг покойной королевы, некрасивая простушка с глубоко сидящими глазами и длинной светлой косой, закивала, доплетая волосы принцессы, но уйти не успела: в каморке с притираниями зашуршало. Замерла и Регитта, и успевшая влезть в ванну Камеа Ала.
— Мыши, го...
Камеа Ала подалась вперед, ухватившись за края резной чаши. Она поверила бы в мышей, польстившихся на сушеные травы и бальзамы, но не в то, что они умеют чихать.
Она подняла взгляд на Регитту, и та ответила ей тем же, как человек на самом пороге отчаяния. В серых глазах не было страха, лишь безрассудная решимость.
— Кого бы ты там ни прятала, пусть выходит, — тихо, отчего-то одними губами велела принцесса, сгорбившись и подтянув к груди колени. — Если это не вор, я не кликну стражу.
Раздумывала служанка недолго, и вскоре перед Камеа стояли двое. Регитта придерживала незванную гостью за талию, не давая упасть, и закрывала ей рот подолом своей юбки. От незнакомки тянуло холодом, и её высочеству не понадобилось много времени, чтобы понять, кому именно предназначалась её ванна. Коротко срезанные волосы темнели в бледном свете зимнего солнца, а лохмотья были одеждой когда-то очень давно.
Молчание затягивалось. Принцесса, сжавшись в горячей воде, неотрывно разглядывала незнакомку, а та горбилась всё больше, хрипло кашляя в кулак Регитты.
— Дай ей горячего и одежды, и пусть уходит, — с трудом совладала с собой принцесса, не понимая, чего в ней сейчас больше: страха или сострадания. — Если ты сумела её привести, то и выведешь без труда.
— Ей некуда идти, ваше высочество, — после краткой паузы отозвалась Регитта.
— В церкви дают приют всем, оставшимся без крова...
— Ей некуда идти, ваше высочество, — повторила служанка, и голос её прозвучал тише и страшнее, заранее обещая дурные вести. — Она пришла в столицу от истоков реки Доры, пыталась остановиться в одном из селений неподалеку, но не смогла...
— Потому что она ведьма, — закончила за неё Камеа Ала. — Ведьма? Господи милосердная, ведьма!
Едва не выпустив из рук затихшую колдунью, Регитта качнулась вперёд и прижала палец к тонким губам. Глубоко посаженные глаза под тяжелым лбом предупреждающе блеснули.
— Жрицы не пощадят её, ваше высочество! Единственное место, где я могу её ненадолго спрятать — в публичном доме. Но вы... нет, вы не знаете, — замялась она, покраснев от пара и избытка эмоций. — И не должны знать, пока не придёт время. Но там она и декады не протянет. Ваше высочество, я умоляю, позвольте мне позаботиться о ней! Совсем немного места и ваше молчание — и вы спасёте ей жизнь!
Камеа Ала смотрела то на неё, то на ведьму, но думала об отце и брате. Его величество подозревал, что королеву Алани Ми убили ведьмы, отравили, не успев расправиться со всей семьей. Что думал об этом кронпринц, Камеа не знала, но не удивилась бы, не думай он и вовсе о смерти матери. Возможно, это правда, и расскажи она отцу о ведьме, тот станет относиться к ней как к своей крови. Только вот все семнадцать прошедших лет он о том и помыслить не пытался. А стоящая перед ней ведьма точно никого не травила и не свергала.
Принцесса поднялась с громким плеском и жестом остановила Регитту, без помощи накинув теплый халат.
— Найди ей место, — велела она, разглядывая себя в зеркало, — одежду, а как поправится — занятие. Регитта, — повысила она голос, — разотри мне ноги. И... вода еще горячая.
***
Алька ожила к середине звонкого месяца. Регитта отпаивала её горячими отварами и отдавала половину того, что ела сама, мыла и укладывала в свою постель. Однажды Камеа Ала, страдая от бессонницы после страшных вестей о войне, заглянула в комнатку, выделенную служанке, и застала девушек за тем, о чём даже на кухне не болтают. Ведьма, всё еще слабая, лежала, схватившись за тюфяк, а Регитта, распустив косу, навалилась сверху, зажав свою руку между телами. Они лишь изредка вздыхали не так, как дышат во сне, а длинные волосы загородили самое важное, но после этого принцесса долго не могла забыть всё, что успела разглядеть.
А то, что не успела, ей неумело дорисовывало воображение.
***
Первый день солнечного месяца двести сорок шестого года от начала правления династии Кэйтан.
Падение королевства Анвин обратилось той каплей, что переполнила чашу терпения его величества короля Леоно Ка Кэйтан. То, что он согласился принять эльфийского посла, было неслыханным чудом, но еще большим стало присутствие на приеме её высочества.
За последний год принцесса Камеа Ала превратилась в еще большую затворницу. Дни и вечера она проводила в библиотеке, выгоняя оттуда всех, кроме двух служанок, вынужденных таскать тяжелые тома. Что на самом деле происходило за закрытыми дверями, знали только участницы.
Алька, самая старшая из них, да и самая сильная, обходилась без помощи, отбирая книги для своего ненасытного интереса. Её наставница, всю жизнь прожившая в глухом лесу, учила слышать мир, знать травы и раскрывать Тропы, но ничего не могла рассказать о той магии, что доступна чародейкам, обученным в стенах университета. Приняли бы туда лесную знахарку, способную черпнуть, не глядя, первозданной тьмы и силы, но не умеющую плести простейшие заклятья, да еще и просто старую для первых ступеней обучения? Вряд ли. Но теперь... теперь-то никто не мог запретить ведьме окунуться в науку с головой.
Её высочество пыталась повторять за ней, но добилась лишь того, что смогла бы и посреди ночи, проснувшись, пересказать главы из пыльных учебников. Регитта же и вовсе в это не лезла, с ревностью наблюдая, как подруга портит глаза над чернильными закорючками.
Приезд эльфийского лорда ко двору стал для них неожиданностью. Для благоразумных — неприятной, а для Альки — поводом опробовать свои силы. Не слушая голос разума во плоти, она выпросила у принцессы один из нарядов её матери, с трудом налезший на её широкие плечи, и... поколдовала.
Появление придворной дамы в наряде не по размеру, близкой с затворницей-принцессой, не удивило даже короля. Тот ухитрился раскланяться с незнакомкой и тут же забыть о её существовании — к нечеловеческой радости дочери и её прислужницы.
Летняя жара разморила всех, даже сиятельного гостя: эльф на удивление благодушно принял предложение Кэйтан о переговорах. Регитта шепотом рассказывала, какие страсти творят эльфы на покоренных землях, как вырезают оборотней и других полукровок, какие потери несут войск всех сторон... а принцесса взгляд не могла отвести от светлейшего Аррена Л'Дора.
В иные времена, до начала кровопролития, в мир чаще уходили эльфийские леди, не слишком высокородные, чтобы занимать серьезные места в политике. Изредка с ними путешествовали мужья, куда более отрешенные и сдержанные, оставляющие впечатления верных теней. К таким если не привыкли, то перестали удивляться. Но то, что вошло в зал замка Анникен, оказалось... иным.
Недлинные волосы цвета пепла и снега, широкие плечи и сильные руки, искристые серые глаза — так могло выглядеть смертное создание. Высокое, красивое, но живущее тем же, что и все вокруг. Выдавали его только движения. Несмотря на стать и разворот плеч, двигался эльф легко, словно не шагая сквозь плотный жаркий воздух, а вспарывая собой пространство. Глаза не оглядывали пёструю аристократию, а выхватывали части из общей картины, мимика почти терялась — и казалась избыточно живой в легких намёках.
— Как он красив, — выдохнула Камеа Ала, но услышала её только Регитта: Алька, едва освоившая правила этикета, изображая деликатность, уплетала сладости. Ей эльфийские лорды были до проповеди.
Регитта, в свою очередь, куда серьезнее восприняла восхищения госпожи. К эльфам она относилась правильно: с настороженностью и готовностью всадить двузубую вилку в искристый глаз. Примерно так же воспитывали и её высочество, так откуда здесь взяться нежностям? Но увы, принцесса, задыхающаяся среди каменных стен и пылающих костров, пропала — одного только взгляда хватило. Или дело совсем не во взгляде и наивной романтичности?
Служанку пробирал озноб. Слишком уж неуловимо-сладко пахло в жарком воздухе, а от звуков голоса страшного гостя кружилась голова.
— Госпожа моя, — прошептала Регитта в алеющее ухо принцессы, — когда закончится официальная часть, нам придётся уйти. Госпожа?
Камеа Ала повела плечом, мечтательно улыбаясь куда-то в сторону и пряча глаза, но не стала сопротивляться, когда вскорости её повели из зала. Только запиналась, путаясь в юбке, и продолжала вздыхать. Жарко ли было вокруг и пели ли птицы, она не замечала, блаженно улыбаясь своим мыслям.
***
К вечеру ей стало лучше. Вздрагивая от звучащей в отдалении музыки, принцесса пила поднесённый Региттой травяной взвар, обливаясь потом и дрожа. Служанка молчала, поджав тонкие губы, и не ленилась заполнять глиняную кружку чуть теплым напитком.
Может, она и не читает книг о благородных магических науках и никогда не получит золотого посоха, но отличить приворот может не хуже Альки. И не так уж важно, как его навели, травами или колдовством...
— Пойдемте, госпожа, — позвала принцессу Регитта, когда по небу разгорелись белые искры. Духота сменялась ночными сквозняками, и прятки в нишах галереи могли закончиться простудой. — Вам нужно отдохнуть.
— Да, — закивала Камеа Ала, спуская ноги на пол. — Верно.
У неё тряслись руки, а тонкое платье на спине промокло насквозь, и чтобы подняться к своим покоям, пришлось держаться за верную Регитту. Раздев принцессу и вместо обычного купания растерев травами и солью, служанка ушла подготовить постель, а Камеа Ала осталась нежиться в воде. От дневного марева, заполнившего её разум, не осталось ни следа, только всё тело ныло. Хотелось поскорее перебраться под покрывало и заснуть.
Но Регитта всё не возвращалась, а вода казалась густой и не хотела отпускать из своих объятий.
Промаявшись так несколько минут, девушка позвала служанку, не дождалась и сама попыталась вылезти, только расплескав по полу лужу. После второго оклика, куда более взволнованного, дверь открылась.
Пепел, снег и грозовое небо.
Посол эльфов смотрел на принцессу, полуобвисшую на краю ванной чаши, а ей хотелось закричать. Больше не было сладкого и счастливого наваждения, и тонкая человекоподобная оболочка не обманывала взгляд. От варева Регитты или от страха, но Камеа Ала теперь видела не сказочного принца из старых книг, а двуногую тварь, похожую на насекомое. Та же ломкая грация, тонкий уголок полулунной складки, на секунды затягивающей глаза, и голос, ставший похожим на стрёкот, когда исчезла нужда подстраиваться под человеческое ухо... Как сейчас.
Эльф говорил с ней, растянув тонкую линию губ в пародии на улыбку, а принцесса, не вслушиваясь в слова, молила богиню, чтобы поскорее вернулась Регитта. Ей было страшно, как никогда раньше: даже дети знают, как опасны эльфы, и что нет людей, способных противиться их магии.
Такой магией, подчиняющей разум и волю, обладает только остроухий народ. И... и ведьмы, из той породы, что плетут заклятья наравне с учеными магессами, носят посохи и оставляют настоящие имена до тех пор, пока не достигнут пика своих сил, пройдя испытания.
Но Алька всего на шесть лет её старше. Она сама еще дитя, а не великая лесная колдунья, и всё, на что хватает её сил — отвод взоров и миражи. А больше ведьм нет. Ни в замке, ни в столице. Быть может, и во всей их стране.
Камеа Ала заплакала, ёжась в редких клочках пены и оборвав речь высокородного посреди какой-то особо длинной фразы. Аррен Л'Дор, оцепенев от такой непочтительности, стиснул было в гневе кулак, но сдержался. Видимо, вспомнил, что перед ним не эльфийка, а всего-то человеческая девка, сама не осознающая своего счастья. Лорд вытащил её из купальни, не слушая писки, завернул в халат с головой и понёс в спальную комнату, продолжая негромко говорить:
— Смею надеяться, что у вашего отца хватит разума не пытаться вас вернуть. Смерти перед свадьбой не противоречат нашим традициям, но я не хочу видеть вашу скорбь.
Отчего девица взбрыкнулась после этих слов, он так и не понял.
Переступив через лежащую без чувств служанку, эльф продолжил путь к кровати, и до полусмерти перепуганная Камеа Ала с необычайной ясностью увидела в искристых глазах желание немедленно осуществить часть брачного ритуала.
Удивительно, но её не ударили даже после того, как принцесса вцепилась зубами с обманчиво-тонкие пальцы и задвигала челюстями, стараясь причинить как можно больше боли. Аррен Л'Дор казался ошеломленным, заинтересованным, но не горящим от ярости. От страсти — возможно, хоть она немного и поутихла после неумелого удара по лицу. Шепча: «Воительница... Змея Кэйтан...», эльф одной рукой распутывал кокон, второй удерживая нежданную возлюбленную.
...Этой ночью Камеа Ала поняла, что в подлунном мире всё же случаются чудеса, а Мать хранит её. Царапающие кожу поцелуи оборвались резко и под невесть откуда звучащий рык, а в следующую секунду эльфа сдернули с кровати. Над сиятельным склонился некто, едва различимый в темноте, успевший только грубо и неподобающе велеть принцессе бежать со всех ног да дернуть за эту самую ногу, стаскивая на пол...
***
Те, кому довелось увидеть бегство эльфийского чудовища, не смели сплетничать об этом даже спустя несколько недель. Ни её высочество, ни служанки этого не застали, но многое бы отдали, чтобы вся их участь ограничилась таким страхом.
Полубезумную от ужаса принцессу его величество Леоно Ка приказал высечь до крови, а колдуна, исполнившего приказ о чародействе, сожгли двумя днями позже. Оскорбленный Аррен Л'Дор, избавившийся от остатков приворота, поклялся сравнять столицу королевства с землей, и всё из-за какой-то несговорчивой дуры, отказавшейся от своего счастья-во-благо...
Принцессу выхаживали врачеи и травницы, но еще долго Камеа Ала боялась покидать свои покои даже при сопровождении стражи.
О её служанках никто не вспомнил, а девушка не выдала их участия в прошедших событиях. Регитта отделалась месяцем непроходящей слабости после заклинания эльфа. Алька же...
Алька...
Ведьма никому не рассказала, что сделал с ней Аррен Л'Дор, зато с чувством описывала его лицо, когда удалось разорвать на нем чары. Вместе с чарами стриженая ведьма порвала ему щёку и выдрала клок волос, коим хвасталась, когда снова смогла ходить. Упрямица даже продолжила свои колдовские забавы, чувствуя полную безнаказанность: король Леоно сжег последнего колдуна в округе, способного заметить ведьмину магию.
Регитта шипела на нее, ловя в темных коридорах, а Алька только смеялась, встряхивая головой, и свободнее расправляла плечи. Тьма плескалась в расширенных зрачках, а сила грозила перелиться через край. Белёсая прядь, невзрачная на взгляд смертных, перехваченная плетеным шнурком, то и дело выскальзывала поверх рубашки.
Странное дело, но с того лета стали отрастать её собственные волосы.