Или разговор о хамстве
В жизни моей ситуации, подобные этой, случались несколько раз. Стоило ударить рукой, как ситуация разряжалась. Хотя мама воспитывала меня убеждать противника словом. Это как удар молнии, после которой напряженность электрического поля падает.
Так было в отроческие годы. Мои родители жили тогда в поселке кирпичного завода, находившегося на отшибе возле степного городка. Мама сэкономила денег и купила мне велосипед за 45 рублей. Донские степи с необъятными просторами познавать без транспорта было невозможно. К велосипеду я настолько прикипел, что даже в туалет, находившийся во дворе, добирался на велосипеде. Он стал моим другом, помогал и в деле и в отдыхе. Как-то я катался недалеко от дома. Меня остановила группа пацанов с поселка. Надо сказать, что велосипед тогда был в поселке только у меня и братьев Стрелковых, по просьбе которых мама и сделала мне подарок. 45 рублей, его стоимость, для многих были запредельной суммой. В шестидесятых годах прошлого века люди жили очень скромно. И вот один из них, Равиль, из многодетной татарской семьи, неожиданно набросился на велосипед, опрокинул его и стал бить по спицам целой ногой. Другие пацаны тоже последовали его примеру. Под градом ударов я выхватил велосипед и умчался. К Равилю я относился с жалостью. Он был инвалидом с детства. Младенцем упал в подпол и после этого остался с парализованной половиной тела. Нога и рука с одной стороны не росли совсем, болтались культяпками. Ходил он, сильно припадая на одну сторону. Видимо, он так свыкся со своим физическим состоянием, что мог передвигаться наравне с другими. Но ущербность физическая вызвала и ущербность психики. Раз он не может ездить на велосипеде, то почему другой это делает? Подговорить свою компанию было ему несложно, так как у тех не было велосипеда, но была зависть. На этот раз я ретировался, да и смысла не было с ними спорить или драться. Во-первых, для меня было откровением, что меня ненавидят. Ко всем я всегда относился хорошо, с добрыми чувствами. Помогал, сочувствовал. В доме я был первый помощник у мамы. Одна соседка, сидевшая у нас в гостях, высказала маме такую мысль: «Счастлива будет та женщина, которая станет женой Толика». Таким я был работящим и понимающим. Мне эта фраза запомнилась. Ребята из компании Равиля продолжали меня подзуживать и наедине. Один, Вовка, пришел к нашей калитке, вызвал меня и стал унижать словами. Я не выдержал и произвел удар в его круглое лицо. Видимой травмы не было, но он отскочил и замолчал. Закрыв калитку, я забежал домой со словами: «Мама, я ответил обидчику как следует!». Мама строго мне заметила: «Никогда никого не бей, сынок! Если они тебе словами, то и ты им отвечай так же». Запомнил и это только потому, что слово на меня действовало сильнее физического воздействия. Но, к сожалению, мои слова до преследователей доходили трудно, ведь говорил я в этом возрасте литературным языком. Вернее, мне даже сказать не давали, потому что культурное обращение к хаму ничего не означает. Хам считает такое обращение к нему, как раболепство, преклонение перед ним – перед его силой, умом и другими выдающимися качествами. Через какое-то время, возможно, год-два, потому что мы к тому времени переехали с кирпичного завода в город, в школе ко мне пристал другой член их команды по имени Витька. Он стоял у колонны и высказывал мне что-то невероятно обидное в мой адрес, несоответствующее ситуации и моему внутреннему настроению. Слова, каждое поганей другого, потоком изливались из его рта. Просто уйти я не мог, хотя было время обеда. Буфет с любимыми мной горячими ватрушками с повидлом находился рядом. Я молчал, потому что не знал, что отвечать. Все, что я слышал, было неправдой. Во мне накипала волна протеста. Теперь-то я знаю, что это – психическая атака. Обычно она бывает, как предшественник атаки физической, чтобы сломить боевой дух противника. Иногда бывает достаточно психического воздействия, настолько это сильный удар. Но с хамами дело обстоит несколько иначе. Они наносят такой удар, не планируя воздействовать физически. Чем воспитанней их оппонент, тем больнее получается пощечина. Однако хам еще выбирает жертву, не всем он хамит. Если противник более силен физически, даже с виду, он осторожней выбирает слова. Хамство вообще широкое понятие. Но в молодости грубая личность стоит на перепутье: быть или не быть хамом. Если он получит отпор несколько раз, то выработается условный рефлекс: быть внимательней к своим поступкам. Это и есть процесс воспитания. Только силой, болью можно ограничить хамство. Но в юности я не мог этого знать и действовал подсознательно, защищая себя. Когда во мне накопилась непонятная энергия протеста, она выплеснулась в виде мощного удара кулаком в ямочку под нижней губой. Тут надо упомянуть, отчего мощный удар. Руки мои были накачаны ежедневной работой по дому. Родник находился в балке за кирпичным заводом, не меньше трехсот метров от дома. Иногда воду приходилось таскать двумя ведрами по два раза в день. Как послушный ребенок, я делал это безо всяких возражений. Дома у нас были куры, гуси, которым тоже требовалась вода. Отец весь день находился на работе. Голова Витьки припечаталась к колонне и несколько секунд он оставался в этом положении. Я направился в буфет. Больше в этот день Витьку не видел. Раньше он попадался в школьных коридорах постоянно. С этого дня он словно исчез, хотя так же учился и со стороны иногда я видел его облик. Кстати, исчезновение подлеца – отдельная история, о которой тоже надо рассказать. Что касается Витьки, то года через три-четыре после удара мы встретились на улице этого степного городка. Я уже учился в институте. Близкие мои родные уехали в Сибирь, здесь оставались троюродные братья и сестры. Шел я от бабушки Ноты, родной сестры моей бабушки по отцу. Витька, к тому времени ставший гораздо выше, увидел меня и перешел на другую сторону улицы. Вообще-то здесь казачий край. Донские казаки – люди прямые. Мой отец – чистый казак, отличался прямотой и справедливостью. Видимо, Витька был здесь из пришлых. По крайней мере, представить себе такого казака не могу.
В принципе, хам - это тот же подлец: он осознает, что поступает неправомерно. Хам выбирает слабых. Например, хам-начальник. Тупые поучения подчиненным, как предыдущий мой начальник, или сплошь маты, да еще изощренные, как последующий. И тот и другой любят говорить с подчиненными на любые темы: дача, разведение цветов, это без матов (первый, самоучка по Карнеги, напоминающий это окружающим), рыбалка, походы в лес и приключения на эту тему, с матом (второй, незнакомый с именем Карнеги). Но куда это все исчезает, когда перед ними вышестоящий начальник? Совсем другие люди. То есть, они ощущают свою силу в должности, хотя представляют собой разный тип людей. Есть руководители-интеллигенты, совершенно редкий тип начальника. Но мне такие встречались. Например, на Дальнем Востоке я работал в предприятии «Эра». Наш цех состоял из инженеров-настройщиков, мы настраивали разные системы атомных подводных лодок, выпускаемых судостроительным заводом. Работников без высшего образования было два-три человека из тридцати. Высшее советское образование было высшим! - его имели почти все на участке. Прямо на участке в свободное время играли в настольный теннис, в шахматы. На работу это влияло только положительно. Начальником был Владимир Михайлович Ступкин, лет сорока, с ленинской лысиной. Ни разу за три года я не слышал от него какую-либо грубость или недоброжелательность. О матах не говорю – ни за боже мой! Мне кажется, он таких слов не знал. Поведение его было без подтекста: как он думал о человеке, так и обращался. А думал он всегда положительно. Только рассуждение, пояснение, немногословность, но главное, в рабочее время разговоры - по делу. Таков настоящий интеллигент.
Подлец действует независимо от качества жертвы. Его основная задача: действовать скрытно или внезапно, затем скрыться, если не удается остаться неопознанным.
В институтской общаге что-то случилось. Я выглянул в коридор, откуда были слышны крики. Вдали, возле кухни, стоял парень, которого я знал внешне, даже общались, каждый день мы встречались в общаге или на улице. Похоже, он что-то нашкодил, так как девушки громко выговаривали ему, словно протестуя. Я быстро подошел. Стал выяснять ситуацию, но в тот же момент получил от него сильный удар в пах. У меня и мысли не было с кем-то драться, характер был миролюбивый. Просто всегда отстаивал справедливость, защищал слабых. Ответить я ему не успел. Он тут же развернулся и убежал. Я искал его по всей общаге – исчез. След от удара в виде ссадины еще долго виднелся у меня с внутренней стороны бедра. Я успел чуть увернуться, так как занимался тогда в секции самбо. После этого случая я учился в институте еще два года. Он мне практически не встретился. Раза два за все время видел его издали со спины. Он явно избегал меня.
Так как я любил путешествовать, то решил проплыть на теплоходе от Комсомольска-на-Амуре до устья Амура, где находится небольшой город Николаевск-на-Амуре. Амур разлился, как море. Мимо проплывали полузатопленные деревни. Виды были красивые. Пленка у меня была цветная. В то время у нас еще не было цифровой техники. Это сейчас можно сделать сто щелчков и выбрать один сюжет. Мне приходилось выбирать ракурс, не торопясь, чтобы потом сделать стоящее фото. Рядом со мной долго стоял мужчина, тоже молодой, невысокий. Мы переговаривались с ним на тему видов. Вдруг за бортом показалась кубическая конструкция, которую тащил буксир. Я сразу догадался, что это – док. Внутри его находилась атомная подлодка. Мне ли было это не знать, ведь я работал на судостроительном заводе, производящем их. Я тут же сделал один кадр. Вид был редкий. Сосед мой вскоре отошел. Через некоторое время ко мне подошел помощник капитана и позвал наверх. Капитан приказал вытащить пленку и засветить ее. Мне пришлось это сделать. Позже я узнал, что капитан любого судна в то время состоял в КГБ – комитете государственной безопасности. Капитан выполнил свой долг. Но кто донес ему? Вот этот мужчина. Они мне с помощником так и сказали. Причем, капитан даже выразил мне сочувствие, понимая, что ничего предосудительного я не сделал, но он выполнял свои обязанности. Теплоход прибыл в точку назначения только на следующие сутки. Практически все время я пытался найти доносчика, выходя на палубу в разное время, обходя все уголки. Он спрятался в каюте и не выходил. И даже у трапа, где я специально стоял, поджидая его, он не появился. Словно испарился. Вот такова подлая натура. Напакостить и - исчезнуть. Разумеется, к хамству это отношения не имеет, но два примера показывают, что нечто общее у этих человеческих качеств имеется.
Хам он вне возраста и пола. Например, были в отделе главного метролога две Нади, молодая и пожилая. Обе мне хамили, то есть, вели себя неадекватно (не было повода). Молодая набралась, видимо, от старшей, их столы находились рядом в отдельной комнате. Все им что-то не нравилось. Молодая вообще не здоровалась. Пожилой Наде благоволил начальник, который тоже ласково грубил мне. Надо сказать, хамство - это состояние души. Человек не осознает, что его действие называется хамством. Этот начальник вкупе со своим другом-мастером называли практически всех козлами, от генерального директора завода до любого человека, имеющего собственное мнение. Они ездили из Иркутска на работу на автобусе. Однажды водитель сказал всем выходить через переднюю дверь. Тут же наш начальник назвал его негромко козлом. Сказал вроде негромко, для других, для друга-Лёхи, но водитель услышал. Разумеется, водителю нужно было узнать, кто его оскорбил при исполнении служебных обязанностей. Лёха прикрывал грудью друга Витю до вертушки на проходной. Водитель пытался узнать у охраны, кто это, но те не сказали. И ведь это был главный специалист большого завода, начальник нашего отдела. Кстати, хамством может быть не обязательно грубое слово. Я красил полку и шкафчики на своем рабочем месте. Начальник стоял рядом – ему не понравилось: мол, остались полосы. Хорошо, пробуй. Так я сказал ему. Он покрасил одну дверцу поверх моей работы, все испортил. Выправить не мог – ушел. Я не стал исправлять. Так и осталась его мазня, как назидание. Зачем лезть в работу другого – это и есть неуважение к работнику, то есть, хамство. Правда, поработав кистью, он перестал делать замечания. Сделал вывод. Как говорил один человек: руководить – руками водить.
Так вот эти Нади в конце концов перестали хамить. Нет, я не стал начальником. Я их усмирил другим образом. Всем женщинам в отделе я писал стихи: или ко дню рождения или к праздникам. Конечно, для старшей Нади; о младшей даже не говорю, настроения писать что-то не было. Ведь чтобы писать стихи, надо иметь некое расположение к личности. Не поэт этого не понимает и не поймет. И вот однажды она сказала, что я ей не написал стихов, а ведь, мол, был повод. Я написал об этом, что забыл ей написать стишок. Она всем показывала, что «ей Толя написал». Понравилось. А у меня на их тему – в мыслях - были рифмы: самки – хамки и дамы – хамы. Вообще, если начинают портиться служебные отношения, то вы исчерпали некий внутренний ресурс или стержень, который был основой уважения. Это как знак свыше, что пора менять обстановку. Но менять работу было хорошо в советские времена, когда был выбор. Сегодня, даже специалисту, найти подходящее место не так просто. Эту работу я все-таки сменил, хотя отдел создавал когда-то сам, но потом уехал: романтика позвала. Так как человек пишущий всегда размышляет, то на тему этих Надь у меня возникла такая ассоциация: месть имен. Когда-то, окончив вуз, я уехал из другого города, оставив там девушку по имени Надя. Разумеется, совесть моя была чиста, никаких обещаний не давал, она знала, что меня мама зовет к себе. В этом городе на Волге оставаться без жилья и нормальной зарплаты не было смысла. Мне предложили зарплату в 95 рублей. Хорошо, что через Москву разрешили перевестись в Иркутск. Впрочем, не знаю, хорошо или нет. Был выбор – я уехал. Надя осталась. Через десятки лет это имя отыгралось на мне.