Фильм «Офицеры» нравился многим моим современникам. Мы жадно смаковали сцены боев, не принимая стопроцентно на веру и всерьез то, что происходило на экране. Уж если кинохронику можно переврать, то стоит ли ждать правды жизни от художественной киноленты? Даже не смешно.
В «Офицерах» есть немало эпизодов, которые до поры, до времени казались мне надуманными. Например, совершенно опереточным представлялся эпизод с врачом санитарного поезда, узнавшим при подписании документов на погибших в бою, что в этом поезде везли ее сына.
Фильм мне с годами разонравился да так сильно, что больше я его не смотрю. Но после одной истории, обобщать по всему сценарию, заявляя, что он-де сплошь напичкан невозможными фантазиями тоже не берусь.
Дети моего прадеда со стороны отца выбрали разные профессии. Старший успешно продвигался по линии «ЧОН-ЧК-НКВД», младший перед самой войной закончил пединститут, одна дочь выучилась на фармацевта, другая стала юристом. Средний сын, Миша, пошел на завод. Работа ему нравилась. Главный инженер Мелитопольского дизелестроительного завода имени Микояна Михаил Иосифович был на хорошем счету.
В 1941 году завод имени Микояна, как и сотни других мелких и крупных предприятий, эвакуировали. Главный инженер имел «бронь», но случилось так, что на новом месте он оказался без каких-то документов, необходимых для оформления: то ли институтский диплом пропал в дороге, то ли еще какое важное удостоверение.
И случился на новом месте новый для завода человек, достаточно крупный, по чину, чтобы выразить недоверие главному инженеру, прибывшему без какой-то бумаги. Потерпеть, слегка пригнуть голову, улыбнуться в нужный момент: можно все это назвать заискиванием, а можно – терпением или дисциплиной или еще как-то. Михаил Иосифович для себя назвал это заискиванием, пригибаться и улыбаться не стал, быстро «разбронировался» и уже через месяц воевал вторым номером пулеметного расчета.
Примерно через полгода случайно пересеклись пути с одной из сестер. Она потом писала родным в Омск: Миша уже сержант, уже с медалью, первый номер в расчете.
В конце сорок второго или в самом начале сорок третьего года командующий Сталинградским фронтом Еременко одно из своих совещаний проводил на острове Зайцевском. Может быть, он проводил там много совещаний, мне это неизвестно. Но я знаю, что для прикрытия одного из таких совещаний в пулеметный заслон был послан, в том числе, и расчет, первым номером которого был Михаил Иосифович. Заслон принял бой и свою задачу выполнил. Совещание командиров прошло благополучно. В этом бою первый номер был тяжело ранен – перебиты обе ноги.
К ночи раненых собрали на берегу для отправки в тыл, оказали первую помощь, потом погрузили, и катерок потащил баржу к левому берегу. А потом, на глазах у всех баржу расстреляли и потопили пикирующие бомбардировщики люфтваффе. С легкими ранениями в тыл не отправляли, поэтому из пассажиров баржи не выплыл никто.
Медсестра санитарного батальона наутро приводила в порядок записи на раненых, отправленных баржей и погибших ночью на переправе. Подписывая бумаги, она обнаружила, что в эту ночь перевязывала и не узнала своего брата Мишу.
В мирное время в такое верится с трудом, но это было, это – часть истории моей семьи. Пусть кто-то не верит, я верю.
После войны братья Михаила Иосифовича пытались разыскать его следы, узнать хоть что-то о том, как воевал, действительно ли погиб в ту ночь – всякое бывало. Они писали в военкомат, но безуспешно. Бог весть, чего здесь было больше со стороны их адресатов – равнодушия или действительной невозможности разобраться. Братья и сестры умерли, кто от ран, кто от болезней. Умер единственный сын Михаила Иосифовича.
В 2004 году я написал письмо в конструкторский отдел бывшего Мелитопольского дизелестроительного завода имени Микояна. Мелитополь к тому времени стал частью независимой Украины, отношения с которой так легко портятся и так трудно налаживаются. Не мне судить чья тут вина, да и не об этом сейчас речь. Очень быстро пришел ответ. Главный инженер предприятия ХРП «АвтоЗАЗ-Мотор» - так в то время назывался бывший МДЗ - нашел время и возможность написать. «На нашем заводе, - писал он, - свято чтут память о заводчанах, погибших в годы Великой Отечественной войны. … мы обещаем не забывать о тех, кто когда-то трудился на нашем заводе, а в годы лихолетья защищал нашу свободу и независимость». Архив завода не сохранился, нет в живых тех, кто работал с главным инженером перед войной. Остался только один снимок, он помещен в экспозицию, посвященную павшим на войне. Мне прислали копию.
Понимаю, что о миллионах погибших не сохранилось и единственной фотографии. Стерты следы многих и многих. И всезнающий интернет, способный подробно рассказать о Кончите Вурст, о Жанне Фриске, о том, кто и с кем спит, не может напомнить нам о людях совсем не таких знаменитых, вовсе безвестных, неталантливых. Вся их заслуга лишь в том, что хорошо работали, а потом без возражений отдали жизнь, когда это потребовалось. О Михаиле Иосифовиче, например, не нашел ничего.
Но, может быть, винить интернет глупо. Что такое интернет? Те же закрома Родины – нечто большое и безадресное. Может быть, это наша обязанность – напомнить самим себе о ком-то, о ком знаешь хотя бы отрывочно. Зачем? Чтобы помнить, ведь память - свойство не только специальных сплавов: сначала это - свойство человека. Хочу ли я стать и быть человеком? Мы, пока остающиеся здесь, большинству из которых (опять же – пока!) не предъявляется требование отдать жизнь. Может оно и к лучшему, что не предъявляется: все ли мы сможем поступить так же, как эти - неталантливые, безвестные?
Когда мне рассказывают очередные ужасы о врагах-украинцах, непомнящих и неблагодарных, я всегда вспоминаю это письмо. Это был мой первый, но не единственный опыт общения с гражданами независимой Украины, но и этот случай, и все без исключения последующие оказались одного порядка, одной тональности, оставляли одно впечатление. Но это – к слову, мимоходом.