Повесть
Начало: http://www.proza.ru/2015/12/25/1446
Тане Мироновой, как и всем нам, поначалу пришлось нелегко – были и безутешные слёзы, и тихое уныние, и мужественное сидение в библиотеке (разумеется, не до самого закрытия), но со временем всё как-то наладилось, хотя и не так, как мечталось прежде: ты ходишь на занятия, радуешь преподавателей самим фактом своего присутствия и прилежания и получаешь заслуженные пятёрки.
Отнюдь! Пятёрки – они или достаются упорным трудом, или нужно иметь особенные способности к науке: уметь схватывать информацию на лету, запоминать её с одного раза, а при этом ещё и понимать, о чём идёт речь.
Разумеется, таких счастливчиков вообще очень мало, но у нас на курсе, по крайней мере, один был – Валера Сергеев, и учился он, представьте себе, на абсолютно нереальном классическом отделении (поясню для тех, кто не знает: там изучают мёртвые языки – латынь и древнегреческий).
Мы знали, что Валера – особенный парень, с ярко выраженными лингвистическими способностями, да и он это знал, хотя вёл весьма свободный образ жизни общежитского студента. Кажется, после первого или второго курса он взял академический отпуск – на общих лекциях я его не видела. Или они ему были неинтересны. А кому, спрашивается, так уж интересна история КПСС или марксистско-ленинская философия? Подсказываю: мало кому. Именно поэтому инспектор курса неожиданно приходил к концу лекции проверять, хорошо ли мы сидим.
Валера умел играть на гитаре и знал разные, отнюдь не комсомольские и не только бардовские песни. То есть он был всесторонне развитым юношей и пользовался успехом у девушек. Женился он довольно рано (надо полагать, как честный человек) на странной, взбалмошной лохматой девице по фамилии... допустим, Шатохина.
Она производила впечатление совершенно легкомысленной особы и во время беременности, которая обычно преображает самых независимых от общественного мнения девушек. Она даже курила! Ей несказанно повезло, что Валера оказался таким порядочным: он и после развода продолжал заботиться о своём сыне.
Несмотря на раннюю женитьбу и непростые бытовые условия в общежитии, а также неизвестные широкой общественности сложности адаптации в Москве, – несмотря на все эти помехи и противопоказания, Валера выучился и стал доктором наук, известным учёным-лингвистом, знающим множество языков. Я им горжусь! Приятно всё-таки вспомнить, что он учился на нашем курсе.
Кстати, со второй женой, двумя её детьми и общим ребёнком Валере пришлось жить в однокомнатной квартире, где он ещё и умудрялся заниматься непостижимой даже для многих филологов академической наукой. Потом, правда, они развелись, но уже то, что о нём с большим уважением рассказывал в интервью журналу «Караван историй» его пасынок – молодой, но довольно известный актёр, говорит о многом. Собственно, из этого журнала я и узнала некоторые подробности взрослой жизни нашего неординарного однокурсника.
Но люди с ярко выраженными способностями, вернее сказать, очень талантливые, встречаются редко, а остальные бывают способные, средние и прочие... Таня Миронова принадлежала к нормальному большинству, а что в этом плохого? Повторяю: избранных, поцелованных в макушку Богом, – их так мало, что рядовым завистникам даже не стоит расстраиваться по этому поводу.
Однако добиться благодаря настойчивости и большим усилиям чего-нибудь существенного и страстно желаемого – учёных степеней, славы, богатства, власти, поклонения и любви – смогли многие люди, и это даже не надо иллюстрировать примерами. Как говорят, кто бьётся, тот добьётся.
Но не зря же я написала о Таниной безмятежной улыбке. Она не исчезла под прессом непредвиденных сложностей студенческой жизни и запомнилась мне как нечто тёплое, дружелюбное и ценное в то неопределённое, неустойчивое время, когда мы все оказались вне дома и нуждались хоть в какой-то поддержке, чтобы выстоять, – тогда ещё в одиночку, не имея подруг и почти ни с кем не общаясь, кроме своей разношерстной учебной группы и соседей по общежитию.
Мы с Таней случайно оказались в одной комнате, где прожили два года, – прямо скажем, вполне благополучно, без конфликтов и обид. Я имею в виду именно её и себя. Две другие девочки меня тоже не раздражали, хотя между собой все трое иногда выясняли отношения – как более молодые, импульсивные существа, избалованные любящими мамами.
Я была немного старше их, до поступления в университет успела год проучиться в пединституте и год поработать на заводе, кое-что видела в жизни и смотрела на капризы соседок снисходительно, к тому же почти весь день я проводила на лекциях или в читальном зале.
Наверное, тогда у меня был большой запас терпения и выносливости, и его хватило для того, чтобы прожить длительное время в обществе непростых филологических девочек, причём каждая из них имела непростых знакомых, а это значит, что в нашу комнату то и дело кто-то заходил поговорить, поэтому заниматься там можно было только каким-нибудь ручным трудом вроде письменных упражнений по французскому языку или перевода текста со словарём.
К слову сказать, наша комната была особенной, единственной в своём роде. Вероятно, подобной не было ни в одном общежитии Советского Союза. Её стены были выкрашены тёмно-серой масляной краской – такой, какой красили тогда телефонные будки. Её позаимствовали на улице у маляров (правда, без их согласия) прежние жильцы комнаты, которым комендант общежития велел перекрасить стены (ребята их каким-то образом испортили). Ну вот они и перекрасили, а поскольку цвет не отдельно не оговаривался, то так всё и осталось.
Нам было не смешно. Мы не хотели быть «детьми подземелья». Я купила большие географические карты и радостные советские плакаты, прикрывшие по меньшей мере половину печальной серости. Плакаты, приклеенные лейкопластырем (скотча тогда не было), как-то ещё держались, а огромные карты время от времени падали на кровать, и когда это случилось ночью, одна наша девочка испугалась и заплакала. Кто знает, что ей в тот момент снилось...
____________________________________
Продолжение:
http://www.proza.ru/2016/01/01/1543
____________________________________
Фото из интернета