На американском корабле матросы восемь часов стоят на вахте, восемь часов спят и имеют восемь часов свободного времени, когда каждый волен отдыхать, принимать пищу, или просто валяться в своей койке как свободный гражданин свободной страны.
Находящийся вдали от родных берегов американский военный моряк не должен ни в чём испытывать недостатка.
В матросской столовой и офицерской кают-компании всё время играет музыка. Свободные от вахты люди смотрят видео-фильмы или играют на деньги в очко, крибидж и другие карточные игры, которые всегда были популярны среди моряков. Где ещё, как не в море так легко расстаёшься с деньгами!
Если же вдруг у кого-то возникает желание побыть одному, то на корабле любой может найти для этого укромный уголок.
Холодильные камеры корабля набиты свежим мясом, бифштексами, ростбифами, отбивными и гамбургерами. Несмотря на то, что коки – Эд Кист и Джо Бэруди готовят три раза в день вкусные блюда, благодаря политике «открытых дверей» любой член экипажа в любое время может прийти на камбуз и попросить всё, что душе угодно. Всегда имеется свежие кофе, хлеб, булочки, пироги и печенье.
Рождество «Си Кок» встретил в районе Малагасийских островов.
Коки постарались на славу. За столом в кают-компании командир разрезал традиционную индейку, приправленную ост-рым соусом, тушенным в сливках ямсом, луком и зелёным горошком. Десерт из слоёного торта с земляничной начинкой и взбитым кремом завершил праздничный ужин.
Короткая молитва и гимн Соединённых Штатов вселили в сердца людей уверенность, что Бог и Президент с ними!
Уведомление: «Экономьте пресную воду», висящее в прачеч-ной над стиральными машинами, совсем не означает, что её не-достаточно для личных нужд.
Корабельный распорядок временами кажется однообразным, но он не очень тяготит матросов- добровольцев, прошедших тщательный отбор по физическим и психическим данным.
На борту корабля «Си Кок» нет проблем с дисциплиной. Конечно, бывало, что в каком-нибудь порту, одного-двух членов экипажа задерживала военная или береговая полиция за ссору в баре, где они отстаивали принципы свободы и демократии. За что, в зависимости от серьёзности проступка, их лишали права на увольнение в течение одной или двух недель.
Матросы не ангелы!
За время похода Форрест досконально изучил свой корабль, а его экипаж получил отличную морскую практику и теперь был подготовлен во всех отношениях. Люди на боевых постах выполняли свои обязанности с неутомимой уверенностью профессионалов.
* * *
К концу второй недели мичмана начали зарастать щетиной. Даже у старшины команды мотористов Валеры Липко появились на подбородке какие-то паучьи лапы.
Сначала, вроде бы, это была лёгкая небритость, под предлогом раздражения кожи. Затем количество перешло в качество, и небритость превратилась в самые настоящие махровые бороды. И чем мощнее становилась волосатость, тем басистее становились их голоса, увереннее движения, наглее ответы.
Оборзели.
– Борис Дмитрич, Юрий Иванович, а что это наши мичмана такие не бритые? А каким это таким, объясните мне, образом они свои отъевшиеся и заволосатевшие рожи засовывают в индивидуальные средства защиты органов дыхания? У нас первичные мероприятия по БЗЖ разве не отрабатываются? – Недоумевал за обедом в каюткомпании командир. Будто мичманов впервые увидел.
Для офицера группы «К» такие слова командира очень неприятны.
Это всё равно, что сунуть котёнка носом в говно!
Офицеры группы «К» задумались.
Замечание командира, в какой бы оно форме не было высказано, необходимо немедленно устранять! А как устранить? Отлавливать по кораблю каждого мичмана отдельно и просить его побриться? А если он не в твоей смене? Так ты его неделями не видишь. А потом с бородой-то и не узнаешь.
Это на каком-нибудь Астраханском судне, на какой-нибудь плоскодонной барже капитан будет каждого мичмана отлавливать и брить.
У военных всё делается по-другому!
Собрали старпом с замполитом командиров боевых частей и поставили им задачу:
– Так вот, дорогие мои. – Старпом поднял вверх указательный палец и обвёл присутствующих суровым взглядом. – Чтобы к утру, все ваши мичмана сбрили бороды! А не сбреют, или сами им брейте, как царь Пётр боярам, или пеняйте на себя! – И вновь, не опуская пальца, старпом обвёл суровым оком командиров боевых частей.
Присутствующие ёжились.
– На партсобрание вопрос вынесем! – Добавил специалист по душам, спеша утвердиться в авангарде реформы. Но это уже было лишним.
Реформаторы, помня о старпомовском пальце, давили на мичманов.
Завопили мичмана!
– У нас пресной воды не хватает!
– У нас бритвы затупились!
Реформаторы не отступали. Обещали устроить повстанцам утро стрелецкой казни.
– А вон, у доктора тоже борода! – Показывали вольнодумцы пальцем на начальника медицинской службы корабля и косились на аварийные топоры.
– А вы куда смотрели? Где офицерская примерность?
– Да не заметили, товарищ командир. Привыкли!
– Приучите себя смотреть на привычные вещи так, будто видите их впервые!
Старпом и заместитель так и посмотрели друг на друга. Где этот Дуремар? Сюда его!
– Доктор, а почему у Вас борода?
– А потому что у меня всегда борода!
Точно! Никто, никогда не видел доктора бритым! Некоторые (штурман стыдливо краснел) видели его голым, когда после ресторана купались вместе с девчонками ночью на пляже. А вот чтобы бритым, без бороды…
Если на доктора надеть морскую фуражку, вставить в рот трубку и поставить на крыло капитанского мостика, то из него, в принципе, получился бы неплохой моряк.
Рыжеватая шкиперская бородка придавала ему самоуверенный, мужественно-лихой вид норвежского рыбака. Она маскировала его несколько длинноватый и чуть сплющенный, как бы раздавленный на кончике тонким женским каблучком нос. И вообще, она ему, как говорится, «шла» На лодке все до того привыкли к докторской бородке, что перестали её замечать.
– Доктор, Вы коммунист?
– Коммунист!
– Сбривайте бороду!
– Надо?
– Надо! Надо подать этим отщепенцам пример.
– Если партия требует, если надо – сбрею! – Дрогнул голос начмеда, и он отправился бриться.
– Слышали? – Обвёл суровым, не менее старпомовского, взглядом замполит мичманов и тоже важно поднял вверх свой указательный палец. – Ну вот. Сейчас доктор сбреет бороду, и вы отправляйтесь следом! Если лезвий нет, то брейтесь электрическими бритвами. Каждому из вас согласно нормам довольствия положена электробритва «Харьков».
– А у нас нет!
– Вы их специально не получили. Так что отсутствие бритв – вопрос не моей компетенции! – Безапелляционно заявил тиран.
Во время обеда в кают-компанию вошёл совершенно незнакомый человек и уселся на место начальника медицинской службы. Он с суетливостью любопытной крысы осмотрел опухшими глазами стол, положил себе в тарелку салат и принялся вяло ковыряться в нём вилкой.
– Каким образом на подводной лодке мог появиться чужой человек? Где этот человек скрывался две недели? – Удивились офицеры.
А человек молчал, и целеустремлённо не поднимая глаз, шевелил уткнувшимся в тарелку расплющенным кончиком носа.
Да это же наш доктор! Да-да, это доктор! Только без бородки.
Верно! Это был доктор, которого отсутствие бородки изменило до неузнаваемости. От скандинавского благородного вида не осталось и следа. Радующийся неожиданной свободе нос выглядел на лице, сделавшим рывок спринтером. Под носом, будто не закреплённая по штормовому, свободно висела нижняя губа, а за ней сразу же начиналась шея.
Подбородка не было. Словно доктор нечаянно сбрил его вместе с бородой. Безбородый профиль доктора теперь напоминал старательно состроенный тонкими пальцами одарённого музыканта кукиш.
Возникшее вдруг в кают-компании чувство всеобщей неловкости заставляло офицеров быстренько дожёвывать потерявшую вкус пищу и просить разрешения встать из-за стола. Каждого ждали неотложные дела.
Кают-компания опустела.
– Владимир Георгиевич, я предлагаю доктора представить к правительственной награде!
Командир перестал жевать, сухо, с трудом проглотил, положил вилку и нож на край тарелки, посмотрел на замполита.
– К какой?
– Я подумаю.
– Ну, подумайте. – Выпил компот. Кивнул вестовым, – спасибо, кормильцы! - И вышел.
– Товарищ командир, через пятнадцать минут опорный сеанс связи.
– Всплывать на перископную глубину!
Захрипел ревун. Заклацали кремальеры переборочных дверей. Шмаков вложил корабельную летопись в папку и направился в холодный первый отсек.
Чёрное око перископа настороженным взглядом осмотрело пустынный горизонт. Море серебрилось лёгкой белой пеной. Удивлённая Луна качалась в окуляре, точно пьяная.
– Провентилировать отсеки и подводную лодку вентилятора-ми в атмосферу через шахту РДП!
Загрохотало крысиное говно в трубах вентиляции.
Штурмана зондировали просторы Галактики. Их интересовали не
далёкие внеземных цивилизации, а сигналы невидимого спутника, одиноко витающего во мраке космических глубин, посредством которых они определяли место лодки в море. Почти последний писк навигационной мысли!
Помощник с ненавистью смотрел на штурманов.
– Суки, из рубки не вылазят. Альборан от Альтаира не отличат. Ссссудоводители! Им бы по арбузным коркам определяться.
Презрительно плевал в кандейку с мусором.
Сам «во младенчестве», будучи штурманом не имел подобной роскоши. Махал выверенным секстаном. На всю жизнь сохранил любовь к Полярной звезде.
Командир в душе его понимал. Немало навигационных сумерек проведено на мостике.
– Эх, не те теперь времена. Не те! Нет романтики!
Остальные ждали, когда закончится сеанс. Второй то смене «по барабану», а вот у первой и третьей украдены драгоценные минуты отдыха.
Одно радовало – последний сеанс связи. Утром – всплытие. Сорок пять суток не курили!
Спугнутый из четырёхместки доктор на КП-М, то есть в кают-компании, пытался вновь увидеть только что приснившуюся грудастую Юльку-официантку.
Шевелил лопаткой-носиком, томно прикрывал глаза. Ни как не получалось. А так хорошо она снилась! Так хорошо! Эх, сюда бы её на полчасика!
Боцман бил кулаком в ладонь – «вставлял». Все знали, что это значит он очень сильно желает «захлебенить». Была у него такая привычка – бить кулаком в ладонь! На берегу, как только начинал стучать, – старпом сразу же ставил его в патруль!
А на подводной лодке ты, брат, того… В море ты под контролем!
Это вы так думаете? Старпом думал иначе.
– Товарищ командир!
– Что такое?
– Спирт нужен!
– Для чего?
– Для пельменей!
– Вы ничего не перепутали? Это пельмени обычно для спирта нужны.
– Да нет, товарищ командир, для теста. Чтобы оно, значит, поднялось, нужен спирт. Совсем немного. Полбутылки.
Командир настороженно взирал на Захарыча с боцманом. Он никогда, за свои долгие тридцать четыре года не слышал, чтобы в пельмени лили спирт.
– Это как? Проглотил пельмень, и того…- Командир показал согнутый крючком указательный палец.
– Да нет же! Да нет! Товарищ командир! – Хозяйственные мичмана устали объяснять бестолковому командиру кулинарные хитрости. – Товарищ командир, понимаете, чтобы тесто само по себе поднялось, необходимо сутки, двое. А если налить в него «шило», оно за час-другой и поднимется. У нас вот ещё кулинарный учебник. – И Захарыч начал, слюнявя палец, быстро листать засаленный блокнот.
– Ну, вас на хер с вашим учебником! У меня своих вон…
– Конечно, конечно, товарищ командир. Вам же в академию! А тут, понимаете. Для ускорения процесса!
– Ну, так бы и объяснили, что для ускорения. А то пельмени, «шило»… А, кстати, кто пельмени-то лепить будет?
– Мы! Мы! – Хором закричали самоотверженные кулинарные теоретики.
– А что, праздник? Пельмени разве в меню на завтра есть?
– Пасха, товарищ командир! Мы сюрпризом, без меню! Для всех!
– Хорошо. Идите к старпому, Юриванычу. Он вам выдаст «шило». Скажите, что я «добро» дал. Только про праздник ни-ни. А то замполит устроит вам Пасху! До судного дня запомните!
Обрадованные успешным окончанием переговоров, рачительные гурманы направились к старшему помощнику.
– К сожалению, наш либерализм не знает границ! - Юрий Иванович, взглянул в светящиеся искренней преданностью алмазно-честные глаза подчинённых и, скрипя сердцем, отцедил им необходимую норму закваски для теста.
Уж оччень он этого не хотел делать!
Уж оччень ему всё это не нравилось! Но…командир приказал!
Ох, как прав оказался тогда Юриваныч!
Зам сурово шевелил усами:
– Ну, молодцы, доложите, по какой такой причине вы привели себя в нетрезвое состояние?
Помнят молодцы командирские слова: «Про Пасху ни-ни!». Вскинули отважный взгляд в точку, где сошлись грозные замполитовские брови:
– В мае 1196 года умер князь Чернигово-Северский – Буй-Тур Всеволод. Вот и помянули!
А кто виноват?
– Да ведь я же сам приказал им спирта налить! – Хватался потом за голову командир.
– Центральный, закончен сеанс связи. Получены три циркулярных и одно персональное радио в наш адрес.
– Штурмана определились?
– Так точно!
– Погружаться на восемьдесят метров. Осматриваться в отсеках!
И, наконец, долгожданное: «Боевая готовность два подводная. Подвахтенным от мест отойти!».
Радостные «первая» и «третья» бросились досматривать сны.
В четырёхместке доктор закрывает глаза. С тревогой, даже со страхом: а вдруг не уснуть! А уснёшь, – не приснится?
А как уснуть?
Тяжело корабельному врачу. У командира со старпомом, штурманов и механиков – «двусменка». У вахтенных офицеров – «трёхсменка». И замполиту легче. Он всегда там, где трудно.
А вот у корабельного врача – «односменка»!
День-деньской мается. То в каюткампании прикроет веки, забудется тяжёлой истомой, то в офицерской четырёхместке свалится трескучим белорусским храпом. А ночами, изнывая от бессонницы и безделья, молчаливым призраком бродит по отсекам, ввергая народ в ужас внезапным появлением, вещая скорую погибель от инфекционных заболеваний желудочно-кишечного тракта, заставляет коков гонять зажиревших тараканов.
Ох, постыло!
Вздыхает доктор тяжко. Ворочается с боку на бок. Жмурит глаза до светящихся червяков. Не идёт сон! Да ну и бог с ней! А что в ней такого? Ноги – так себе. В бёдрах узковата. В плечах – широковата. А вот грудь… Ну не идёт сон, хоть ты тресни!
И вот он, долгожданный сон!
Майор медицинской службы Новиков, флагманский врач соединения вызывает старшего лейтенанта Жарикова и спрашивает: «А почему это у вас в экипаже, товарищ старший лейтенант медицинской службы, старшина команды мотористов болеет венерической болезнью, а мы…»
Очнись скорее! Открой глаза во всю ширь! Что, страшно? Вспотел? Иди лучше тараканов пугать!
Мотая головой, стряхивая остатки кошмара, ударился лбом о красный маховик аварийной захлопки. Вскочил. Осмотрелся испуганно, нет ли случайных свидетелей несбывшихся надежд. Чертыхнулся и, сутулясь, побрёл угрюмой поступью в четвёртый проверять санитарное состояние продпищеблока.
Шифровальщик, по-флотски - «шаман», расколдовал колонки цифр и передал радиограммы командиру.
Что здесь? – Расписывался командир в журнале.
– Три циркуляра: две «разведки» - данные по американскому эсминцу, политинформация – какая-то ерунда, и одно «персональное».
– С политинформацией пусть зам разбирается и доводит до личного состава. Это его хлеб. Наши дела поважнее! А вот и «персональное»…
Надлежало сблизиться с американцем, условно атаковать торпедами и донести данные атаки на КП Флота. Отчёт приготовить к приходу в базу.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Не было печали…
Штурмана нанесли на карту элементы движения американского эсминца, неизвестно какими ветрами занесённого в эти воды. Получалось, что он где-то рядом.
– Сюда! Сближаться!
Проложили курс в то место, где на карте остался след командирского ногтя и рванули шестиузловым ходом на перерез незваному гостю.
Конечно же, это была война не настоящая! Предстояло всего лишь имитировать выход в атаку, без использования и риска потери учебного боезапаса, которого, кстати, на борту и не было. А, следовательно, и ответственности меньше. Отсюда – инициативе, которая в обычных условиях наказуема, полный простор.
– Мазнём «лопатой»! – Решил командир.
Общекорабельную боевую тревогу не объявил. Что огород городить? Одной сменой справимся!
Помощник щёлкнул тумблер «Каштана».
– Всплывать на сорок! Корабельному боевому расчёту учебная тревога! Метристы, приготовить РЛС к работе в режиме «однообзор» в секторе 60-0-60!
– РЛС готова к работе!
– Всплывать на десять!
– Поднять антенну РЛС, перископы!
– Подняты выдвижные!
– Товарищ командир, глубина десять метров!
– Боцман, метрист, - Товсь!
– Есть, товарищ командир! – Боцман уже позабыл о том, что очень хочется «вставить». – Дифферент ноль! – Прорычал сиплым голосом старый пропойца, как только лодка приняла идеальное горизонтальное положение.
Метрист немедленно нажал кнопку «Однообзор». Излучение высокой частоты за один оборот антенны прощупало пространство в заранее выставленном секторе.
– Товарищ командир! Цель номер один: пеленг 278, дистанция 244 кабельтова!
– Есть, метрист! Погружаться на сорок метров!
– Погружаемся на сорок метров, осматриваться в отсеках!