- Не смотри, не смотри - разбудишь. Растревожишь своей нерастраченной нежностью, своей неуемной страстью, своей нарывающей любовью, своей несбыточной надеждой. Да разве ж можно не смотреть, когда столько ждала этого момента, этой встречи, этого прикосновения! Пусть спит. Только бы смотреть на него. Ничего не нужно более.
С огромным усилием перевела она взгляд на темное, незанавешенное окно. Тишина. Город спит. Только улыбкой расплываются во влажном, пронизанном моросящими дождевыми нитями воздухе неоновые вывески магазинов. И лупоглазо светятся редкие, еще не заснувшие огни соседней многоэтажки.
Что моргаешь, лукавый? В гости зовешь? Нет, не пойду. Мне и здесь хорошо. Мне редко бывает так хорошо! Дышать боюсь. Только бы не разбудить, не спугнуть свое счастье.
А, выключили свет. Спать ушли? Что ж, пора, пора. А вы там, на седьмом этаже, все никак не расстанетесь? Чай пьете или просто за жизнь разговариваете? А может, там ждет меня мама? Как раньше, когда я вечером приходила с работы, - ждет с укутанной в одеяло картошкой, чтоб не остыла. С только что из духовки, такой любимой мною шарлоткой, рецепт которой знала только она. Мама, мамочка, это же твой силуэт там на фоне окна? А я все собираюсь к тебе приехать, поговорить. Мне так много нужно рассказать тебе, мама!
А вот на десятом – выключили и опять включили. Что-то не так? Не спится? Что вас тревожит, люди? Да разве заснешь, если его нет рядом. Не думай, не вспоминай! Утро вечера мудренее.
Окна – как звезды. Далекие, чужие планеты. Через много-много лет, через много бед, шлют они тебе свой свет, посылают тайный, магический сигнал о давно забытом, отболевшем, разворошенном, несбывшемся. И луч от них, давно потухших, проникает в самое твое сердце, согревает, по-прежнему и как-то особенно манит. А иные, как черные дыры, втягивают тебя со всеми твоими мыслями, добираясь до самых потаенных уголков твоей памяти. И ты уже не в силах ни противостоять, ни сопротивляться – и только несешься в безмолвном космическом пространстве со все развивающимся ускорением, подчинившись неведомой силе и непостижимым для твоего разума вселенским законам всепрощения и любви.
Или это ты, многоглазое чудовище, смеешься, подглядывая за мной и дивясь моему блаженству?
…Он давно уже спал, а она все качала и качала его, не в силах оторваться от этого теплого, так вкусно пахнущего молочком и счастьем крошечного комочка, вобравшего в себя и ее саму, и всеобъемлющую тайну мироздания. Он полностью помещался на сгибе ее руки. Она легонько прижимала его к себе, будто отдавая всю свою жизненную силу, все годами накопленное душевное тепло. И то шептала молитву Богородице, то вполголоса пела песню, которую он так умилительно слушал днем, улыбаясь и как будто смущаясь на самых высоких нотах:
-Есть на свете цветок алый-алый,
Яркий, пламенный, словно заря,
Самый сказочный и небывалый,
Он мечтою зовется не зря.
Чужие, рассказывающие о себе всю правду и неправду окна гасли одно за другим, устав от бесполезного диалога с ней. Уже в вышине начинало светлеть звездное летнее небо. А она все тихо ходила по комнате, держа на руках свое сокровище, не чувствуя ни усталости, ни ноющей с непривычки спины, и только хотела, чтобы ночь эта окно-звездная не кончалась.