Снег идет, снег идет.
К белым звездочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплет.
Снег идет, и все в смятеньи,
Bсе пускается в полет,
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот.
Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.
Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.
Борис Пастернак
Никто ничего не почувствовал. Все закончилось быстро. Лишь помидоры какое-то время исходили кровавым соком и отчаянно наматывались на гусеницы, пытаясь остановить неприятеля. Они знали, что последние генные модификации придали их коже и внутренним органам невиданную крепость и мощь и надеялись посопротивляться. Но все было тщетно. Против железных траков бульдозеров “Caterpillar” им было не устоять. Их противник понимал толк в железе. Собственно, только в этом он и понимал толк. В отношении к еде это был вполне заурядный организм, ценящий лишь столовские котлеты и колбасу «Для завтрака». Руление бульдозером приносило удовольствие, а котлеты дополняли картину мира до самой точки.
Первыми же погибли устрицы, деликатные сыры и лососина. Они оказались самыми неподготовленными и нежными. Их места заняли креветки, плавленый сыр «Дружба» и рыба нототения. Кто понимает в рыбах, оценит имя. Они съедобны, кто же спорит, но тягостный их аромат при термической обработке обычно выгоняет весь персонал с кухни и заставляет вентиляторы работать на полную мощность.
Что же делать – воюем… Броня пока еще крепка. А помидорчики, они, конечно, и красненькие бывали зимой, и красивенькие такие… Но надежный соленый огурец затмевает собой всё. Капуста квашеная опять же не запрещена. Из самых глубин бочкотары. С лучком её репчатым, да с постным маслицем… Пойдет к водочке-то – залюбуешься, да закачаешься! А там… «Под крылом самолета о чем-то поет…»
Ах, Эльдар! Ах, Эльдар! Ты был молодец! Мы снова посмотрим «Иронию судьбы», вспомним тебя, вспомним свои чувства. Кто-то, может быть, и в баню успеет 31-го забежать. И если там мало не пить, то и в Питер успеет до двенадцати-то. И его огреет счастье. А мы снова вспомним:
Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.
И подпоем. И подумаем о своем. Кто в Питере, кто в Москве, но все у елки.
В общем, с неправильной едой разобрались и вернули народ к истокам. Огородники взялись за рассаду. Другие запасли сахарку да муки. Кто цыплят, кто кроликов прикупил. Не впервой, чай. Спички, керосин – все упаковано и припрятано. Сиживали за железным занавесом, сиживали – не сомневайтесь! Валюту сдали.
Кто бессмертнее – царь-батюшка или капуста квашеная? Вот десятый вопрос в дополнение к тем девяти, что вопрошал старина Боб давным-давно. «The answer is blowin’ in the wind» – можно ответить его же словами.
Но беда пришла откуда не ждали. В природе что-то щелкнуло, замкнуло и она отменила снег. Все есть – елки, шампанское, мандарины, Дед Мороз, «Огонёк», лососевая икра уже без лосося тоже есть – а снега нет. Даже мороз все-таки появился. Но снег. Снег пропал. Вот как бывает. Война – это вам не мать родна. А наказание господне. Со снегом, брат, не шути!
А помните, как бывало? Вы идете и он идет. Вы идете, а он падает. Вы стоите, а он кружится. Вы стоите, а он летает. Невесомая словно, красота украшает пространство вокруг. Становится теплее земле и душе. Шубы, сугробы, всполохи зеленой хвои сквозь белое покрывало тут и там, а темный лед реки еще не схватил берега и опасен. Зато не опасен снег, он наш, он душевно хрустит и будто берет под локоток: «Наступай здесь, тут звук будет самый сочный». Мы верим ему, что-то подсказывает его правду. Там вдали купола блистают золотом, а перезвон отдает в сердце и холодок уже не снаружи, а внутри. Что это? Почему? Снег. Просто снег. Он свежий, он новый, он с Новым годом. Он это говорит и рисует на стеклах, и вместе с морозом касается щек и пощипывает. Не забывайте – зима, снег, красота – всё здесь, наслаждайтесь!
Снег словно говорит нам:
– А вот я могу быть и белым, и серым, и голубым и каким хочешь, в искрах и сполохах, при луне и на солнце, могу нестись и завертеть вдруг такое... Могу быть сильным и даже страшным и жестоким и погребать. Но не бойся меня. Я знаю – ты рад мне. Я тоже рад видеть тебя и всех. Вы маленькие, немощные, но тоже причастны к красоте мира. Вы где-то тут. Вы нужны Вечности. Я это чувствую.
– Ну что, человече? Ты можешь коснуться Вечности? Мал ты еще. А я могу!
– Смешной ты, человече! Зачем ты здесь? О чем страдаешь!? Вот смотри, как я меняю мир. Пробуй! Соревнуйся со мной!
– Вот твоя девушка. Она смотрит на меня. Пока я здесь – она смотрит на меня! Ты её держишь пока только за пальчик, а я вот уже на её губах, это я их целую первым. Ты сам сначала смотришь на меня заворожённый, а потом уже на девушку. Смотри, как я украшу её ресницы, её щеки, её губы. Только после меня ты смеешь коснуться этих губ и этих ресниц. Она моя! Только я могу взять вас с собой в неведомое чувство, что снисходит из Вселенной, которая создала меня и научила быть здесь.
– Быть здесь, чтобы научить вас, человеков, счастью видеть красоту и следовать ей. Вот я на её ресницах и ты всматриваешься в удивительный узор в её глазах. Его рисую я. Ты можешь спугнуть меня своим дыханием, но я снова и снова создам красоту в её глазах. И ты снова захочешь поцеловать их. Я дам влагу её губам и сделаю их ярче и наполню их желанием. Поцелуй их ты, а потом дай мне их освежить. И я сделаю так снова и снова. Не мешай мне!
– Я снег, я могу делать это бесконечно. Не мельтеши. Передохни. Насладись красотой. Остальное потом. У вас впереди ваша мимолетная вспышка – ваша жизнь и любовь.
– Я остаюсь с Вечностью. Я остаюсь с Красотой. Вы можете только коснуться её.
– Эх, человече! Ты мал, но интересен. Ты мил. Что тут сказать? Ты так забавно страдаешь и пытаешься упереться против хода самой Жизни. Чудак! Будь гармоничен. Она сама поставит всё на места.
– Я с тобой, я помогу. Мне не трудно, сам видишь. Помогу сделать добрыми желания. Ты только не забывай на меня смотреть. Не забывай мою красоту на её ресницах. Так лучше.
– Ну что, полетели? В Красоту, в Жизнь, в Любовь!