Со старпомом у нас был вооруженный нейтралитет. Пока я был «знаменит», он не мог меня «прессовать», а повод у него был.
Когда я только пришел на корабль, и познакомился со своими сослуживцами, всё тот же Вася из Винницы отвел меня в сторонку, указал на второго старшину, годка командира отделения и предупредил:
- Язык не распускай при нем. Он ходит к старпому на доклад.
Больше мне он ничего говорить не стал, да, в общем-то, и не было необходимости. Весной наши старшие товарищи демобилизовались, и особому отделу срочно пришлось искать нового информатора.
Однажды меня вызвал дежурный по кораблю и сказал:
-Пройди в каюту к старпому, тебя «особист» вызывает.
В каюте у старпома сидел незнакомый мне капитан первого ранга. Он дружелюбно расспросил меня о моем отношении с экипажем, семейных делах и моем настроении, потом без особых экивоков сразу перешёл к делу.
- Твои командиры отзываются о тебе как об умном парне и рекомендуют тебя для работы с особым отделом. Что ты думаешь об этом? – спросил он меня, делая особое ударение на «Ты».
Я пожал плечами. Моя семейная жизнь ещё с младенчества научила, что от таких предложений отказываться нельзя. Сила солому ломит. И хоть общественное мнение уже приучило нас отрицательно относится ко всякого рода «секретным сотрудникам», но так же из собственного жизненного опыта я знал, что открытое сопротивление ничем хорошим не кончится.
К тому времени я уже выработал безопасный уход с этой позиции. Этот способ назывался «Заставь дурака богу молиться, он и лоб разобьёт».
- Докладывать командованию обо всех нарушениях входит в обязанность каждого моряка и комсомольца. Сочту за честь столь высокое доверие, - вытянувшись по стойке смирно отрапортовал я ему.
Тот удовлетворенно кивнул и предложил сесть.
- Представителем особого отдела у вас на корабле является старпом. Ему и будешь докладывать. Я сейчас проведу аналогичные собеседования с другими членами вашего экипажа, что бы нерассекречивать тебя, а старпом будет ждать твоих докладов. Иди.
После этого он ещё часа два вызывал всех молодых срочников. Я думаю, что он им всем предлагал то же самое, и я не думаю, что кто-то отказался.
В течении недели я по несколько раз в день бегал к старпому по разным мелочам, начиная от окурком в туалете, кончая сачкованием от утренней зарядки, пока старпом не сказал мне, что о таких мелочах не нужно докладывать в особом порядке. Это уровень командира отделения. К нему на доклад нужно идти только со «значимой информацией».
После чего я перестал ходить к нему вообще, а когда он вызвал через пару недель меня к себе, я доложил, что моральный уровень моих товарищей высок, идейных происков мной не обнаружено, делу партии и правительства все преданны и военную тайну бдительно хранят.
После нескольких таких «встреч» он прекратил всякое общение со мной. У меня, как раз, начался стремительный взлет, что спасло меня от неминуемого прессинга. Как он проводился, я уже описал.
Особист часто появлялся у нас на корабле, ходил с нами в Средиземку и всегда весело улыбался при встречи со мной. Главной его задачей был контроль «соблюдения секретности». В основном это заключалось в том, что как только появлялся очередной катер «с фотографами», он разгонял нас с палубы и, надвинув на голову капюшон (чтобы лицо не попало в кадр), ходил вдоль бортов вслед за катером.
Однажды он попытался возобновить прошлый разговор, но я молодцевато отрапортовал ему о высокой политической сознательности моих товарищей.
- Ну, ты и шельмец, - засмеялся он и назначил меня штатным фотографом, передав мне фотоаппарат с громадным телеобъективом. После этого я должен был при любой нештатной ситуации бежать с фотоаппаратом на мостик и снимать всё подряд.
– Спецы потом разберутся, - сказал он.
Я и снимал. Жаль пленка тогда была черно-белая. Поэтому и оттенки в моем видеоряде к рассказу все серые.
Читать далее http://www.proza.ru/2015/12/30/370