По тротуару ухоженной улицы в камуфляжной форме, со спортивной сумкой через плечо уверенно шагал к своему дому солдат, раздвигая пространство крепко слаженной фигурой. И улыбался. Он радовался доброму солнцу и родному городу. На душе было легко и празднично.
В осенний ноябрьский день две тысячи … года стояла необыкновенная теплынь. Солнце с нежностью ласкало задремавшую землю. Голубое чистое небо притягивало людские взгляды и манило высью. В скверах, на зелёные газоны, поразительно красиво легли осыпавшиеся ярко-жёлтые листья клёна. На плодовых деревьях набухли почки, готовые проклюнуться зеленью. И, отвергая все законы природы, вновь зацвела сирень! Неожиданный подарок. Всего на кусте три лиловых кисточки и запаха почти нет... Но всё же!.. Вновь всколыхнулись весенние бурлящие чувства!
У двора деда Васыля солдат увидел бабу Валю, с граблями в руках.
- Здрасьте! - поприветствовал он.
- Назар? Ты чи не ты? Заходь, чайку попей.
- Спасибо. А воды — с удовольствием.
Баба Валя вынесла ковшик с водою.
- А где дед Васыль?
- Так он же на курортах. Уже двадцать дней, - ответила баба Валя. - А я вижу: строполится, куда-то собирается. Спрашую: «Ты куда это намылился, старый? Носки заштопал, зуб вставил...» А он: «На курорты! Путёвку военкомат выделил. А шо, деньги на смерть накопил, теперь могу спокойно и пожить». Умора! Письмо вот прислал, завтра приедет, хочешь, почитай, - и баба Валя достала из кармана передника конверт.
Назар взял письмо и присел на скамейку у забора. Ровным и аккуратным почерком дед Васыль писал:
«Привет из Кисловодска!
Здравствуй, моя дорогая и верная жена Валюшенька! Прими от меня привет и наилучшие пожелания.
Спешу сообщить, что получил от тебя долгожданное письмецо, которому безмерно рад. Как приятно получить весточку от любимого человека! Два раза прочитал и, будто поговорил с тобой. Я сильно соскучился, дорогая моя жена Валюшенька! Так хочется домой! Как же мне надоело быть здесь, на курортах. Сплошные процедуры. Уже устал ходить по горам: ног не чувствую.
Валюшенька, а то, что ты пишешь, чтоб я не развлекался на пару, – не переживай, моя милая. Тут не до развлечений. Пойдёшь пить воду и не чаешь добраться до палаты, до койки. Не беспокойсь, я верный тебе и глупостей не позволю. Как всё делается противно и скучно, никуда не хочется ходить... и даже в кино, и на танцы. Погоды стоят здесь не важные. Вечера холодные. Так что в моей одежде вечером не выйдешь: надо пиджак, а у меня нет. Всякие мысли душевные так и терзают, всё бы бросил и полетел к тебе и, кажется, поздоровел бы намного. Дорогая Валюшенька, мой любимый цветочек, не перегружай себя в работе, больше отдыхай, милая девочка.
Время идёт и радость встречи всё ближе. Билет уже заказал. Теперь жду от тебя денег.
С тем и до свидания.
Твой верный муж Васенька».
- Спасибо, - улыбнулся парень, возвращая письмо.
- Такой вот лукавый мой ненаглядный!
- Привет ему!
И пошагал дальше. Подошёл к своему двору. Волнуясь, открыл калитку. Огромный раскидистый орех всё ещё шелестел зелёно-коричневой листвой, а под ним сиротливо стояла скамейка. Постучал в дверь. Вышла на порог мать. От радости замерла и сразу – в слёзы:
- Сыночек мой, вернулся, - плакала она, обнимая его, - живой... целый... Входи, сынок, входи...
- Здравствуй, мама.
Назар шагнул в комнату и остолбенел. Перед ним стояла Ирма... и улыбалась. В небесно-голубом шёлковом платье с пояском, обтягивающем стройную фигуру, в бирюзовых туфлях на высоком каблуке, с русой аккуратной причёской, наведённым макияжем. Большие васильковые глаза сияли счастьем. Она не могла оторвать взгляд от любимого. Узнавала и не узнавала его... Короткая стрижка, неухоженные усы, на щеках щетина. С лица исчезла юношеская беспечность, оно обрело мужественные черты. Взгляд серьёзный, проницательный. А глаза светились любовью!
- Ты снова не уедешь? - спросил он.
- Нет, - ответила она. - И родители мои вернулись. Насовсем. Отец не смог там жить. Ему хорошо здесь, в России.
Вновь замолчали. И стояли, как школьники, держа друг друга за руки.
Вдруг – звонок на мобильник Назара. И голос Димона: «Натаха с Игорьком разбились на мотоцикле. Он – насмерть, Натаха – в реанимации. Нужна кровь. Если можешь, приезжай».
- Моя хорошая, подожди меня ещё немного...
И Назар вышел за дверь.
Уже с утра следующего дня народ Степного потянулся к новой, недавно построенной церкви. Это вознесённое к небу золотыми куполами рукотворное и духовное Торжество побуждало восторгаться и трепетать!
Мать Назара наряжалась в светлые одежды.
- Сынок, сегодня Великое освящение Храма! Слава Богу, возвели. Идём?
- Разве что – из любопытства.
- С верой, сынок, жить легче: ты веришь, надеешься, успокаиваешься...
- А что, идём, - отозвалась из соседней комнаты Ирма.
Собирался идти к новому Храму и казак Лёха Квач с женою Зинкой. Он одел синие шаровары с лампасами и белую рубаху, сверху накинул казацкую кацавейку. Подошёл к жене:
- Зинуль, налей сто грамм... Праздник жа.
- Ты одно слово знаешь: выпить.
- А ты два: дай и купи. Ну, Зинуль...
- Обойдёсся.
- Угождать должна! Мне вот скоро подъесаула дадут... Думаешь, так запросто дают подъесаула?..
- Да ты и так под есаулом Кондратом.
- Молчать! Что ж, ежели он старше по чину, так и уже, как бы умнее меня? Ты знаешь, какой я сварщик! Поди сыщи другого такого... Вон – и забор, и ворота, и котёл...
- Тот, что рванул и усы обгорели? Лучше бы ты – по столярному делу.
- Ай, - отмахнулся Лёха и вышел в сени.
Долго там копошился, стукал, грюкал. Вошёл с песней:
Ой-да, по яру туман котится,
А казаку гулять хочется!..
Зинка вскинула удивлённый взгляд на муженька, стала – руки в бока, и пошла в наступление:
- Что, уже клюкнул? Как лысну по загривку! - сверкнула она глазами.
- Ить!.. Смотри у меня, а то схлопочешь бубней...
- Тьфу на тебя!
Рядом бегал пятилетний сын Андрюха:
- Я исть хацу.
- Кашу лопай, это самая настоящая казачья еда, - Лёха насыпал в тарелку манную кашу, уселся за стол. - Иди ко мне, моя кровинушка.
С лаской прижал к себе сынка и запел:
Кашка масляная, ложка красненькая,
Усе по лавочкам сидят,
Кашку масляну едят...
- Ну, что, собралась, Зинуля?
И пошли Квачи к новой церкви. На подходе к площади их обогнали молодые мужчина и женщина, похоже, глухонемые. Она – толк! в бок своего проводника и
начинает жестикулировать руками перед его лицом. Он посмотрел на неё, отмахнулся и отвернулся. А она продолжает выделывать пассы... И опять: толк! чтобы тот глядел, и – руки её, как птицы в силке!..
А Лёха – своей Зинке:
- Вишь, как баба раскричалась! У всех одно и то ж...
Подходили к церкви не спеша, вальяжно и Кондрат Брюх с женою Лорой, справной и видной казачкой. На их пути встретился старый знакомый. Кондрат затронул:
- Что, стареем, Петро Никитич?
- Ничего подобного, прекрасно себя чувствую, - удивился бывший одноклассник.
- Всё ездишь на старенькой «Ниве»? Новую теперича разве купишь?..
- Отчего ж, вон новая иномарка стоит.
- А не болеешь?
А Квачи уже приближались к благоговеющей толпе, стоящей у церковной ограды. Лёха, завидев Кондрата, сказал Зинке:
- Подойдём к Брюхам?
- Та ну их... Ты всегда так смотришь Кондрату в глаза, будто просишь милостыню.
- Но-но...
- Ты, как пустая консервная банка: кто в неё соли насыпет, а кто – гвоздей ржавых.
Казаки встретились. Поздоровались. Кондрат подал руку, будто подарок подарил. Пошли впереди жён.
- А что ты такой грустный, Кондрат? - спросил Лёха. - Праздник жа!
- Та... Доча в столице замуж вышла... за негра... Ездит теперича то в Анголу, то в Москву, а домой дорогу не кажет. Правда, негр не сильно страшный – фото я видел – не курносый и не губатый, к тому ж, учёный. А ночью проснётся, приставит ладошку к роту и давай кричать, как папуас: «Ого-го-о-о!!!» А что, инстинкт берёт своё, хоть и профессор, - казак тяжело вздохнул и продолжил, - пацанёнка родила...
- Радуйся, - поддержал обалдевший Лёха.
- Так он жа чёрненький...
- И что жа? Добрый казак будет! На коня посодим, шашку вручим и – в атаку! От одного вида враг побегить!..
Казачки шли следом, улыбаясь друг дружке:
- Добрый денёчек, Зиночка.
- Здравия тебе, Лорочка.
- А как живёте, добренько?
- Жили ба ещё добрее, да если б муж ядрее...
- Не расстраивайся, Зиночка. Хороший у тебя муж, хороший. Бывают и хуже.
- А тебе свезло.
- Да, мы не чета вам. У вас вкуса нет: одеваетесь вон как!
- У нас вкус есть. Денег нету.
- А через чего ж вы такие бедные? Ленивые?
- Нет, мы щедрые. Только начнём хорошо питаться, глядь, а деньги уже кончились. А вы скупые.
- Мы не скупые, мы хозяйственные. А на тебя смотреть тошно, худоба.
- А тебя скоро жир задушит!
- Тьфу!
- Тьфу-тьфу!!!
И сварливые казачки, сверкнув презрительно глазами, разошлись в разные стороны.
Перед народом, собравшимся у церкви, выступал с иерейским словом батюшка, с чёрной курчавой бородой, в парчовом одеянии, фиолетовой камилавке:
- Люди строят Храмы, а Храмы строят души людские!
Лёха Квач, стоявщий рядом с Кондратом, выговорил:
- Ладно гутарит иерей. А давече я сам видел, как он зашёл в церковь и не перекрестился... Растолстел – не вздышется. Ото он постится так. А какой у него «джип»: колёса больше, чем у грузовика.
- Не бого... хульствуй, - рыкнул Кондрат и перекрестился.
Вокруг церкви шествовал крестный ход: впереди всех шёл молодой казачок и нёс фонарь, олицетворение чистоты и света; далее вышагивал уважаемый казак, старейшина, в парадной форме и крепко держал в руках огромный крест, своего рода духовное знамя, затем – священнослужитель в золочённой рясе, несущий Святое Евангелие, далее – священники в белых одеждах несли иконы и хоругви. Следом шли благочестивые верующие. Переносились святые мощи. Крестный ход сопровождался молитвами и песнопениями... И надо же такому случиться: освящение Храма происходило в День Октябрьской революции... Возможно, по недомыслию организаторов, а скорее сознательно. Мол, коммунисты разрушали Храмы, а мы строим. И начинаем с этого дня свой отсчёт времени.
И вдруг из-за поворота вышла навстречу небольшая колонна демонстрантов с красными флагами и транспарантами. Встретились два непримиримых противника.
Со стороны церковников послышались реплики:
- А? Что? Выкусили? Анчихристы!
А в ответ неслось митингующее:
- У-у-у! Поповское отродье! Лучше бы садик построили или жильё молодым.
Ах, эта жизнь! Им бы ещё сцепиться в уличной потасовке... Но разошлись каждый своей дорогой.
От церкви Назар с Ирмой отправились к Натахе, в реанимацию. В больничном дворе увидели сидящего на скамье Димона. Он, ссутулившись, нервно курил. Молодые подошли к нему.
- Привет! Как здоровье Натальи?
- Лучше. Перевели из реанимации в палату, - задумчиво ответил он.
- Так это же здорово! - и Назар играючи хлопнул по плечу товарища. - А ты насупился, будто решаешь глобальную мировую проблему?
- Представь себе, что-то в этом роде... - в глубоком раздумье произнёс Димон и достал из кармана пиджака какой-то бланк. - Я попросил у врачей список людей, кто сдал кровь для моей Натахи, чтобы отблагодарить их. И вот, посмотри...
Назар взял листок. Читал молча:
«Список, сдавших кровь. Объём – 450 мл.
1. Костров Н.И.
2. Мякинченко Р.П.
3. Алиев М.М.
4. Тамоян Н.Ч.
5. Абдулаев О.Ф.
6. Шмуль Ю.В.
7. Якушенко В.И.
8. Ибрагимова Г.А.
9. Беликова Ю.М.»
Назар улыбнулся, отдавая список:
- Что я тебе скажу: замечательно! Вот и отблагодари! Держи пакет с апельсинами. Для Натахи. Пусть выздоравливает. А мы пойдём на площадь, посмотрим концерт.
Они шли не спеша по осенней аллее, взявшись за руки. Ирма тихо спросила:
- Тебе хорошо со мной?
- Очень!
- Ты знаешь... у нас будет ребёнок...
Парень остановился и радостно, с удивлением, посмотрел на девушку:
- Милая моя, я тебя люблю-люблю!..
На площади, у смонтированной сцены, украшенной разноцветными шарами, стояли люди, охваченные праздничным настроением.
- Смотри, смотри, - тронул Назар девушку, - а вот дед Васыль. Здравствуйте, курортник!
- И вам не хворать.
- Отчего один?
- А моя Валюшка – артистка! Концерт давать будет. Мало ей, вишь, концертов дома.
На подмостки выплыл хор старушек в розовых сарафанах.
- Гля, вон она, супружница моя, - всполошился дед, - четвёртая слева, с рюшечками на подоле. Во, ансамбля!
- Секонд-хенд, - вырвалось у парня.
- Шоб ты понимал, - встал горою дед, - конешно, это тебе не девки вокруг шеста.
И стал подпевать хору.
Ступила на сцену, словно пава, девушка в ярко-красном платье с оборками по низу, в цветастой косыночке, а следом парни в казачьих нарядах с гармоникой и бубном. И взвихрились песни звонкие, речистые! И не знали удержу, прославляя казачью удаль!
Дед Васыль толкнул Назара:
- А як фамилия девки, шо спевает?
- Солистки? Исхакова.
- Вот и пожалуйста! А як гарно выводит и казачьи, и русски песни – заслушаешься!
Ирма стояла, прижавшись крепко к Назару, и улыбалась.
Следующим номером выступали два артиста в чёрных барашковых папахах, чёрных костюмах и белых рубашках. С барабаном и зурной. Первый с азартом рассыпал «дробь» по натянутой коже барабана! Через несколько тактов притих, слегка похлопывая ладонями по инструменту. И сразу же зазвучала пронзительно и тоскующе зурна, с переливами и всплесками, да так, будто желала, чтобы услышали её и вершины гор!
На авансцену вышли музыканты ансамбля русских народных инструментов. И грянули, взыграли струны балалаек и домр! Мощно, мелодично, раздольно! Мелодия заполнила площадь и хлынула за горизонты, волнуя души людей: «Россия! Россия! Россия – Родина моя!»
Назар поцеловал Ирму в щёчку.
- Ты не продрогла? Едем домой. По пути заберём маму. Она ещё в церкви.
После службы мать вышла из церковных ворот. Перекрестилась на купола. Молодые – ей навстречу.
- У вас всё хорошо? - спросила она.
- Даже очень! - ответил, сияя, Назар. - У нас с Ирмой скоро родится сын. Кто он будет по национальности? Ирма – немка, я – русский... да? русский я?.. Меня за кого только не принимали: и за армянина, и за цыгана, и за азербайджанца, и за кабардинца, и за турка, и за еврея... Мам, скажи, кто я по национальности?
Мать поправила платок, подтянула на нём узелок, нежно, как в детстве, погладила Назара по плечу и, неловко улыбаясь, проговорила:
- Сынок, не знаю... Мы тебя маленького, вот такого... - мать протянула вперёд руки ладонями кверху, будто бережно держала в них младенца, - ...взяли из детского приюта... выбрали чернявенького, на меня похожего...
У Назара перехватило дыхание, учащенно забилось сердце. Он замер. Мать, увидев резкую перемену в лице сына, крепко обняла его и продолжила:
- ...а национальность – это не чья-то заслуга, она даётся Всевышним. Мы созданы одним Творцом, только «разукрашены» каждый по-своему. Все чувствуют одинаково. А любят или ненавидят тебя за твои поступки. Ты, сынок, как и другие, прежде всего – человек. И разве этого мало?..
- И всё же, я – русский! И этим – горд! Да, я – русский!
- Хорошо, сынок, хорошо...
А над уютным степным городком, где белой кипенью цветут садовые деревья, пахнущие пыльцой и мёдом, где зреют овощи и фрукты, где за рекою не бахчи, а лежбища арбузов, где бабы и девки с корзинами плодов спешат на рынок, где мужики давят из винограда хмельное вино, где пацаны гоняют над крышами голубей, – над всем этим возвышаются купола новой церкви, сияющие сусальным золотом. И на фоне бегущих светлых облаков они, словно плывут по голубому высокому небу. А по всей округе разносится малиновый звон колоколов. И будь ты трижды атеистом, рука невольно потянется ко лбу, чтобы с благодарностью перекреститься за величайшее чудо, которое называется – жизнь.
Алексей Глазунов
2010-2013г.г.
_________________________________________