Работать в Скандинавской авиакомпании SAS в 70–е годы прошлого столетия, когда границы для советских граждан были практически закрыты, было очень привлекательно. Сотрудники SAS, в том числе и я, отвечающая за обслуживание пассажиров, часто ездили в загранкомандировки, и перед каждой поездкой нас вызывали в ЦК КПСС для беседы. Там нас пугали «врагами СССР, которые не дремлют и планируют против нас провокации». Во время беседы нам говорили, как себя вести, что можно делать, что нельзя, какие бывают провокации и как поступать, когда «это» уже случилось.
Честно признаюсь, в первую мою ночь в Копенгагене я испытывала сильный страх. Свернувшись калачиком в постели и прислушиваясь к разбушевавшемуся балтийскому ветру, ломившемуся в мое наглухо закрытое окно, я представляла, как провокаторы крадутся по коридору, открывают отмычкой мою дверь и… Дальше моя фантазия не шла. Но вернемся в реальность.
При отлете из Москвы господин Лонгва, голубоглазый норвежец, возглавлявший шереметьевский офис, посадил меня в первый класс и сообщил об этом капитану и члену датского парламента Оке Лильебергу, который не преминул через какое-то время пригласить меня в кабину пилотов для ознакомления. В самолете «Дуглас» кабина пилотов очень маленькая, в ней едва помещались три человека. После приветствия и обмена любезностями меня посадили на откидное место позади пилотов и дали наушники, в которых то и дело раздавались команды диспетчера, значение которых для меня так осталось загадкой.
Полет был приятным, без воздушных ям и прочих неожиданностей. Правда я слегка перетрусила, когда мы шли на посадку в Копенгагене в условиях практически нулевой видимости – была поздняя осень, и над Данией стоял сильный туман. Это было потрясающе – вот мы летим на большой высоте под бездонно голубым куполом неба, затем резко снижаемся к земле, попадаем в туман, который длится, длится и длится. Я часто летала на Украину как пассажир – повидать родителей, но в кабине пилотов, где впереди, справа и слева только туман, я была впервые, и от страха у меня перехватило дыхание. Через минуту самолет коснулся земной тверди и стал тормозить. В салоне раздались аплодисменты. Какое это было счастье и облегчение – вновь оказаться на земле!
В аэропорту меня встречала улыбчивая солнечная датчанка с рыжими чуть вьющимися волосами до плеч и свежим, словно с мороза, лицом – Фани Вальсторп. Быстрая в движениях и в речи на небольшом автомобиле, сверкавшем вишневым лаком и никелем (марку я не запомнила), она отвезла меня в гостиницу «Globetrotter» и попрощалась до завтра. Разместившись в небольшом скромном номере и поправив макияж, я отправилась познавать Копенгаген – уж больно не терпелось повидать легендарную заграницу! Да и служащий отеля уверил меня, что это совершенно безопасно.
Доехав на автобусе до центра города, сияющего рекламой и огнями – не сравнить с Москвой 70-х, я ступила на асфальт и с замиранием сердца неспешно пошла по незнакомой улице, с интересом заглядывая в окна. Да- да, в датских домах шторы не задергивались, и можно было, проходя мимо, свободно наблюдать жизнь датчан: вот женщина укладывает ребенка спать, вот пожилая пара сидит у телевизора, вот молодые милуются. В Москве мы с мужем жили на первом этаже и обязательно вечером плотно задергивали шторы – так делали все, насколько мне известно. Открытость датской жизни мне очень понравилась, но следовать ей я так и не решилась. «Что хорошо в Дании, то плохо может кончиться в Москве» – подумала я, вспомнив, как с нашего подоконника загадочно исчез купленный недавно транзисторный приемник.
Проходя мимо небольшого кинотеатра с мигающей надписью «CINEMА», мне в голову вдруг пришла мысль посмотреть какой-нибудь датский фильм. Блондинистая девушка с кукольным хорошеньким личиком, продающая билеты, сказала, что у них три зала, в которых демонстрируются три фильма: французский, американский и датский. Купив билет на датский, никогда ранее не виденный, я вошла в маленький кинозал рядов на десять, села и огляделась. Народу было немного, несколько молодых пар сидели впереди.
Фильм начался. После титров, которые я не читала, неожиданно на экране крупным планом появился мужской член в стадии эрекции, угнездившийся в черном гнезде волос. Я застыла в кресле, шокированная, кровь бросилась мне в лицо. Что это?! Уйти немедленно или остаться?! Нет, это не провокация, я сама сюда пришла. Обведя глазами зал – все сидят спокойно, никто не уходит – я решила остаться и досмотреть фильм до конца, чтобы иметь хоть какое-то представление о датском кино.
Это был красочный цветной фильм, рассказывающий и показывающий в деталях сексуальные приключения двух молоденьких служанок в замке некоего маркиза. Оказывается, мне «повезло», и я попала на датский порнофильм, демонстрирующийся в самом центре города в шесть часов вечера рабочего дня. Конечно, я читала в прессе о сексуальной революции в скандинавских странах, но это меня мало интересовало – я была замужем, родила дочь, работала в SAS. Какие порнофильмы? Зачем они мне? Тогда в СССР считалось, что у нас нет секса, а есть любовь, чистая и верная, на всю жизнь, к которой надо стремиться. Я стремилась и получила ее – ведь каждый человек кузнец своего счастья, считала я.
В моей голове, заполненной лозунгами марксизма-ленинизма, не было места для сексуальных фантазий и перверсий. Правда, будучи подростком, я случайно услышала разговор мамы с подругой, засидевшейся у нас допоздна. Они, врачи, обсуждали недавние события, случившиеся у них в поликлинике. Всеми уважаемый уролог Краснопольский, к которому мама со мной когда-то заходила, был «застукан» у себя в кабинете, когда он страстно целовал своего молодого пациента. Главврач решил не сдавать уролога в милицию, но уволить его по-тихому, без скандала. Мама осуждала Краснопольского и его странные наклонности, но и жалела его: «Ведь у него семья, двое детей…»
Датский фильм произвел на меня сильнейшее впечатление, я вышла из зала сама не своя. Город как-то померк, хотя фонари светили как прежде. На душе было мерзко, но тело, мое молодое тело было словно набухшая почка, подпитываемая вешними водами, готовая сейчас же распуститься. «Так вот какая она, хваленая заграница, – думала я, шагая к автобусной остановке, – загнивающий Запад. Нам, советским людям, этой грязи не надо». Тем не менее, в ту ночь я долго не могла уснуть, а перед глазами все еще мелькали, сменяя друг друга, шокирующие кадры из порнофильма.
***
Следующие два дня я прилежно училась на курсах, а в воскресенье Фани, к которой я испытывала большую симпатию, пригласила меня в гости к своему отцу, овдовевшему несколько лет назад и жившему в центре полуострова прямо у военной натовской базы. Был серый осенний день, единственным украшением которого был редкий лес по обе стороны дороги с остатками желтых листьев, трепещущих на пронизывающем ветру. Да еще редкие автомобили, едущие нам навстречу – датчане предпочитают проводить выходные в кругу семьи.
– Наверное, ты хотела бы провести воскресенье со своим другом? – спросила я Фани, которая обо мне уже знала многое.
– Да, хотела бы, но папа один. Они с мамой разошлись года два назад, она полюбила своего коллегу. Жаль, что я у них одна. Мама тянет в одну сторону, папа – в другую. Для меня это стресс.
– А ты не хочешь родить ребенка? Стразу стресс пройдет, – сказала я, вспомнив одну из своих подруг родившую ребенка без мужа.
– Мы с Нильсом считаем, что не имеем права рожать детей, пока обстановка в мире такая напряженная.
– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила я, давно ожидая этой темы – Афганистан.
– Я имею в виду ваши войска в Афганистане.
– А ты измени свое решение – роди ребеночка. Может, наши войска тут же и уйдут из Афгана, – отшутилась я, весьма озадаченная тем, как серьезно подходят датчане к рождению детей.
Когда мы подъехали и позвонили у входа в хорошенький датский домик, где коричневые строительные балки оттеняли белизну стен, нас встретил седой представительный мужчина с гордым лицом римлянина, одетый элегантно – шейный платок в мелкий рисунок, но по-домашнему – в коричневой вельветовой куртке и тапках. "Кристиан Вальсторп. Входите. Рад познакомиться с девушкой из России. До сегодняшнего дня у меня таких знакомых не было".
Сели в гостиной за круглый стол, покрытый белой вышитой скатертью (я это оценила, поскольку вышивала в детстве), стали разговаривать: о семье, о работе, о том, понравилась ли мне Дания. Видя мой искренний интерес, отец Фани, такой же рыжий как она, с карими блестящими глазами, сказал, что он (вы не поверите!) – полковник НАТО и одновременно активный член общественной организации «Полковники НАТО за мир».
– Как это может быть? – удивилась я. – Вы, военный человек, и боретесь за мир! У нас бы этого не потерпели! Вы бы завтра же были уволены из армии!
– В том-то и разница, милая девушка! У нас демократия, а у вас тоталитарное государство, – отвечал полковник с улыбкой, наливая мне чай из белоснежного чайника.
Я не захотела углубляться в эту тему (как бы чего не вышло!), и принялась за пирожные, купленные подругой по дороге. После чая Фани, как хорошая дочь, занялась хозяйством, а полковник стал показывать мне свой красивый дом, но обставленный, на мой взгляд, слишком простой мебелью, типа той, что мы сейчас покупаем в «Икее».
Когда мы очутились у балконной двери на втором этаже, через которую хорошо была видна военная база, полковник любезно предложил мне экскурсию туда – он там служил. Глядя сквозь чисто вымытое стекло на серые носатые военные истребители, стоявшие в ряд, я поблагодарила хозяина и, помня беседу в ЦК, отказалась:
– Спасибо, но я предпочитаю держаться подальше от натовских военных баз. Мы мирные люди.
Сама же подумала: «А завтра датские газеты выйдут с заголовком: «Русская шпионка на базе НАТО»? Это не входит в мои планы». Полковник явно был разочарован и карие глаза его, до той поры блестящие и заинтересованные, как бы потухли. Думаю, он не затевал провокацию, а лишь хотел блеснуть перед молодой русской, а я не дала ему шанса.
Когда в свете желтых фонарей, несколько утеплявших холодный вечер, мы прощались у отеля, Фани, просто, но с большим вкусом одетая – в модных джинсах, белом тонком свитере, поверх которого была небрежно накинута черная жилетка в золотых лилиях Бурбонов, сделала мне комплимент:
– Ты замечательна девушка, доброжелательная, и у тебя красивый браслет.
Я оттянула рукав пальто, купленного в «Березке», и картинно повертела рукой. Мне тоже нравился этот браслет желтого металла, хитро составленный из отдельных замысловатых и непохожих друг на друга частей. Я сняла браслет с руки и с улыбкой протянула ей:
– Возьми на память. Помнишь у Флеминга? «From Russia with love».
Новая подруга не осталась в долгу. На следующее утро, заехав за мной, чтобы проводить в аэропорт, она вручила мне целый пакет сувениров, среди которых был также браслет, поразивший меня своей необычностью – тяжелый, из потемневшего серебра в виде изогнутой столовой вилки, у которой колющие концы были закручены. «Это была настоящая вилка?» – спросила я у Фани, любуясь подарком. «Разумеется, нет. Я купила этот браслет у антиквара. Это objet d’art, предмет искусства, – отвечала она. – Носи и вспоминай нашу встречу».
Солнечную Фани я вспоминала часто, а уйдя из SAS после рождения дочери, даже пыталась ее разыскать – безрезультатно. Возможно, она вышла замуж за Нильса и сменила фамилию. В милом моему сердцу Копенгагене я также больше никогда не бывала. Осталась лишь память – браслет, который я носила долгие годы, пока в перестройку он не сломал мне кисть при случайном падении. Теперь он почивает в палехской шкатулке, столь же необычен и красив, как и прежде, но позабыт–позаброшен. Его время, ушло, как, впрочем, и мое…