Их было тринадцать человек. Четыре женщины, шестеро мужчин, трое детей. Точнее их стало тринадцать, поскольку из котеджного поселка, где жила их община, в дорогу двинулось пятнадцать путников. Они достигли города, где ожидал их теплый прием, братская любовь и гостеприимство. Принцип радушия - все что твое, мое. В том числе и тело.
Только сделав первые шаги по мертвому городу они подверглись нападению. К счастью стая напавшая на них была не столь уж многочисленной. Однако двое из них осталось лежать, растопив горячей кровью грязный снег.
Разместив путников в самой большой комнате, Владимир рассадил их полукругом, поставив в середину "алтарь злого божества" так, что бы он хотя немного, но освещал лица гостей и принялся "качать".
Он говорил, задавал вопросы, меж тем вслушиваясь и всматриваясь в гостей. Вставлял необходимые словесные маркеры, стараясь определить, что за люди перед ним. Больше интересовали не слова ими произносимые, а реакция и моторика.
Угораздило же им остаться нормальными. Пять городов прошел Владимир до теперешнего. Чем больше проходило времени после катастрофы, тем хуже и гаже становились люди.
Чем обязана была община, что живущие в ней не скатились до скотского, животного состояния - неизвестно, но факт оставался фактом.
А что не подверглись нападению извне, пока оставались еще силы у банд и горючее для техники, пока снег не стал толщины, превышающей клиренс самых высоких джипов - особенность расположения поселка, находившегося вдалеке от трассы и крупных городов, зажатого со всех сторон заболоченными хвойными лесами. Пробраться туда можно было только разбитой, неприметной дорогой.
Все ровно в принципе, все сходится. Только росло и укреплялось чувство, что появилась темная точка за спиной, расти стала и пухнуть. Поймал Владимир печать смерти. Обычное дело на войне. Отметку о скорой кончине, видимую только тем, на кого она легла. Окружающие замечали только нервозность, задумчивость отмеченного и только потом понимали, отчего так странно вел себя ныне покойный.
Почему то это его нисколько уже не волновало. Словно сложились пазлы из тысяч кусков, летит все уже практически по накатанной. Выбор сделан. Главное правильно сыграть партию. Отсчет начат.
Люди были сейчас для него аморфной какой то массой. Кроме двух. Смуглой, похожей на мулатку женщины, с чувственными, пухлыми губами и большеглазого мальца лет десяти, прожигавшего Владимира взглядом и будто пытающегося что то вспомнить.
Интересно. Но не столь уж важно. Они будут жить. Все они будут жить. Вернутся в свой поселок и возможно как то на досуге помянут человека, который дал им возможность вырваться из этого ада. За Соньку теперь тоже можно будет не волноваться. Все же не его это – заботится о других. Защитить – да, но долгосрочные отношения страшнее банды мародеров.
Придется опять совать в пекло голову, ради совершенно незнакомых людей. Ага. Вот оно, ключевое слово - "опять". Разве не этим ты всю жизнь занимался? Разве не ради совершенно неизвестных людей, большинство из которых ты даже и в глаза не видел, ты ходил босиком по лезвию бритвы.
Все равно ведь уже решился. Пора. Эта война спасла тебя. От горького одиночества, алкоголизма и старости. Ты в тираж вышел. 38 лет. Обуза, не способная справиться с запредельными даже для молодых нагрузками. Старая собака со стертыми до корней зубами.
Ты уже готов был пережить весь ужас ушедшего в тираж ветерана. Глушить водкой и наркотиками отсутствие привычной дозы адреналина. Жить ожиданием редких локальных конфликтов, когда послать надо тех, кого не жалко. Что зазвенит телефон и скажут кодовое слово.
В кои то веки тебе выпало решать самому. Вот он, главный подарок в твоих руках – шанс уйти красиво. Умирать не страшно. Страшно не выполнить задуманное, родившееся в эти насыщенные событиями часы - вырезать сидящую на северной стороне города стаю и не просто уничтожить , а сделать это так, что бы больше ни у кого в голову мысль не пришла приблизиться к этому месту . Дать шанс продолжить свою жизнь этим людям, решившим на свою голову навести мосты с огнями большого города. А Владимир уже и так хапанул свою порцию счастья. Собрал все подарки, высыпавшиеся из дырявого мешка Угрюмого Мертвеца.
Он говорил что то, кого то слушал, отвечал вроде, все больше утверждаясь в своем решении. А темнота за его плечами росла и густела.
И в какой то момент, молчаливый, угрюмый мальчишка с глазами взрослого, словно вспомнив наконец что то, просиял лицом и подойдя к Владимиру, обхватил его ладонь обеими руками.
-Папа! - произнес веско мальчишка и это был не вопрос, а утверждение. И упала тишина. Только стук сердца мальца, не слышимый им, а ощущаемый скорее, частый стук сердечка пойманной птицы.
- Тут это...- надтреснуто пытался сказать один из мужчин, неумело скрывая смущение.
- Мы его у трассы подобрали. Дикий был совсем, грязный, голодный. Не подобрали если уж точно, поймали - от людей старался сбежать. Отошел немного, но до сегодняшнего дня ни слова от него никто не слышал. А мальчишка, обведя взглядом присутствующих, так же веско вновь подтвердил свои права на Владимира.
-Папа!
Да мать же твою! За что ему, пацану этому, хлебнувшему сраную неприглядность сегодняшней нашей жизни... Назвать папой самого вероятного кандидата в мертвецы в этой компании.
Хотя... Один человек дал ему жизнь. Я подарю ему право жить дальше. Чем не отец.
Я не знаю только, как с детишками такими управляться. Но это недолго терпеть. Пусть сидит, смотрит, как я патроны буду заряжать. Меньше говорить будет. А для верности вручу ему Соньку, пускай отвлекает внимание.
Услышав еле заметный шорох сзади, Владимир махнул правой рукой и почувствовав пальцами шерсть, вытащил упирающуюся псину, сунув ее мальцу в руки.
-Держи ее крепко сынок. Все время держи крепко. Мне нужно будет кое что сделать, а она девушка такая - увяжется и испортит все дело. До того момента как я вернусь - не выпускай ее из рук.
Как ни спешил Владимир, но на то, что бы зарядить патроны ушло пару часов. Рассовав их по карманам, в одному ему нужном порядке, он вытряхнул вещи из рюкзака, оставив только необходимое на сегодня.
Попрыгал, послушав, не гремит ли что и обведя взглядом обступивших его людей сказал, четко печатая каждое слово.
- Внимательно выслушайте меня и четко выполните мои указания. Все вокруг на тысячи километров мертво. Просто поверьте на слово. Вам необходимо вернуться назад - помогу и с радостью примкну к вашей общине. Я уйду на шесть часов. Что бы не происходило, вы ждете, ждете все это время. По прошествии - отправляетесь в свой поселок. Возможно придется прорываться с боем, но к тому времени население этого города поредеет настолько, что серьезной опасности представлять не будет. Уходите, не дожидаясь и не пытаясь меня отыскать - догоню, не переживайте. Долгие проводы - долгие слезы. Время пошло.
Все прошло гладко, настроение смазал глазастый мальчишка, как в железных тисках своими ручонками сжимавший извивающуюся в попытках освободится Соньку. Стоило некоторых усилий, произнести
- "Скоро увидимся сынок!"
Самая крупная банда, отсекавшая путь к возвращению, располагалась в двухэтажном, приземистом здании, зажатому меж двух высоких домов. Окна когда то выбили и заложили пеноблоками, оставив небольшие бойницы, затянутые для тепла полиэтиленом.
Вход был перегорожен, зайти туда можно было только по одному, цепочкой.
Это прекрасно, - улыбнулся про себя Владимир. Для этого случая следует кое-что изготовить.
Зайдет он не через парадный, а спустившись по веревке со стоявшего рядом дома на разрушенную крышу, попадет на используемый в качестве сральни второй этаж. В полутьме нетрудно будет броском достичь дверей и запереть их при помощи огня.
- Время, Вова, время! – прошептал он, - Пора начинать веселье.
Положительно везло. Один из главных ингридиентов для изготовления напалма нашелся в первой же осмотренной квартире – две пластиковых баклажки стоявшие на полке в туалете двухкомнатной хрущовки. Одна с ацетоном, другая содержала бензин «Калоша». В кухне отыскались четыре бутылки из под водки и пятилитровая канистра с широким горлом. Ни мыла, ни жира не было, но в качестве загустителя можно было использовать другой компонент.
Сосуд с этим компонентом отыскался неподалеку.
На улицах сегодня происходило что то непонятное, поскольку мародеры обычно таившиеся, разгуливали беззаботно, точно караси на нересте.
Одного такого он и утащил в темноту подворотни, захлестнув шею петлей. Полузадушеный, он получил несколько чувствительных ударов, а потом петля слетела, давая несколько глотков воздуха. Ненадолго, поскольку Владимир сразу зажал ему рот ладонью, покрытой тряпкой.
-Ты меня слышишь?- шепнул Владимир неимоверно воняющему «языку», налаживая контакт. А поскольку то еще не был готов для общения, ножом ткнул за ухом, пока его кончик не уперся в кость. Ответом были энергичные кивки, без попыток освободится. Все что нужно для быстрого допроса - нож. Ни к чему блестящие щипцы на никелированной каталке застенков Мюллера. Пустое это. Так, для психологического эффекта.
Матерый "котик", инструктор по диверсионной работе, взятый как то его группой в плен, стал заливаться соловьем, после того, как Владимир проткнул его шею за гортанью тонкой, заостренной палкой и подвигал ею кадык взад-вперед. Не понадобилось даже руки об него отбивать. А уж этот говнюк моментально расколется.
-Сколько вас там, в гнезде? Говори тихо, вздумаешь орать, пробью голову насквозь, - негромко сказал Владимир.
- Человек двадцать пять, еще подходят десять с северной стороны. Сбор у нас. В город люди какие то зашли. Сытые, чистые. Приказано живыми их взять, - прошепелявил «язык»
-Вот и ладненько!
Переместив нож, Владимир уколол мародера в шею и подставил под хлынувшую струю крови пятилитровую канистру. Мародер, прижатый его телом не дергался, только сжался в комок и застыл в ужасе, не понимая еще, что вообще происходит, а спустя пару литров крови получил удар ножом в затылок и обмяк.
«Донор» дал достаточно, даже пришлось немного отливать. В канистру с кровью Владимир вылил ацетон, бензин и закрутив крышку, долго взбалтывал, разлив потом полученную смесь в четыре стеклянных бутылки доверху. На фитили, служившие и пробками, пошли клоки одежды остывающего мародера. Бутылки в ожидании своего часа аккуратно обмотанные ветошью легли в рюкзак.
Не хватало чего то. Неощутимого, но очень важного. Для верности.
Надо было поменять настроение врага.
Подготовка к этому заняла совсем немного.
Первой на глаза попалась несуразный, замотанный в тряпье толстяк. Владимир загнал его в подъезд и там, подальше от глаз повалил подсечкой. Вывернув по очереди каждую руку, стукнул по ней обухом, ломая сустав, а потом прямо через обувь точными ударами загнал в пятки пока еще находившегося без сознания мародера, заранее подготовленные колышки.
Спустя чуть, подобрав и подготовив очередную, но пока еще молчащую «сирену», лежавшую в отключке на грязном снегу, он услышал дикий крик боли, мечущийся по каменным коробкам.
Отлично. А теперь еще парочку. Надо вам ребятки перебить настроение. Сбить воодушевление. Пусть страх глубоко проникнет в ваши говенные, давно уже мертвые души. Червяком ввинтится в колени, заставив их трястись. Ослабит руки. Подождите еще немного. Я иду к вам.
Над подгоревшей, обрушившейся кровлей логова зияло темной пастью выбитое окно. К нему то и надо было попасть. Неслышно, словно гибкая ласка Владимир пробирался через завалы мебели по лестничной клетке. Где то перелезал, где то скользя как ящерица протискивался в узкие щели, пока не добрался до нужной комнаты. Отыскивая подходящее крепление под веревку, остановился на трубе отопления, выходившей из пола. Наскоро обвязавшись, осмотрелся и скользнул в окно. Несколько секунд и он на крыше.
Длина веревки позволяла спуститься ниже, на пол второго этажа, что он и сделал, убедившись в отсутствии нежелательных пока глаз.
Под ногами чавкнуло дерьмо и Владимир осторожнее стал ставить ноги, что бы не поскользнуться, приближаясь к лестнице, ведущей на первый этаж.
Спрятавшись в темноте, он вынул из рюкзака замотанные ветошью бутылки с горючей смесью и освободив их от тряпок, рассовал по разгрузке, слегка взболтав, что бы больше намочить фитиль. Обрез был заряжен, но его время придет чуть позже, первым заговорит напалм, а за ним в дело пойдут нож и топор.
Пошаркав подошвами, очищая их, Владимир взял в руки пару бутылок и пошел по лестнице вниз, ощущая, как призрачные черные крылья за спиной расправились и затрепетали.
Где поджечь фитиль он знал – в помещении в двух бочках горел огонь, в одной прямо таки очень весело, видно только подложили дров и пламя весело ревело, пожирая древесину. Когда огоньки заплясали на горлышках бутылок, Владимир поднял их для броска и ощущая бешеный прилив адреналина, весело произнес
-Хо-Хо-Хо! - и кинул бутылки в стену из блоков отсекавшую вход. Секунда и пламя взметнулось ввысь, набирая силу и выхватывая из тьмы закоулки помещения.
А Владимир, скрывшись в тени, уже из другого места метнул оставшуюся пару самодельного напалма, в лестницу на второй этаж, прежде чем приступить к резне мечущихся в ужасе мародеров.
Владимир словно танцуя, скользил, нанося удары. Бил и скрывался, умело используя темные, неосвещенные участки, лишь на миг показываясь то тут то там. Только раскрывались края ран, еще только сочилась кровь по капельке, перед тем как выплеснуться струей, как он наносил следующий удар. Казалось не человек это, а демон, с огромными когтистыми лапами сеет смерть среди них, забирает мерзкие, скверные души порядком зажившиеся на этом свете.
Жуткий вой стоял со всех сторон. Раненные метались, крича от ужаса и боли, обезумев от страха, некоторые прорывались сквозь огонь. Пустое. Уже не бойцы, а через пару часов истекут кровью, ослабеют и замерзнут, забившись в укромный угол. Им даже до заражения крови не дожить, не успеют.
И настал момент, когда не осталось никого стоявшего на ногах. Кто то стонал, прижимая руки к дымящейся ране, кто то грыз руку в ужасе, что бы не закричать от боли и не привлечь внимание этого страшного, худощавого человека в забрызганном кровью камуфляже.
Владимиру меж тем тоже досталось. Незаметные в горячке боя порезы стали саднить. Но перевязаться он не успел, услышав на идущий с улицы шум. Напалм уже прогорел, что позволило незаметно выглянуть наружу и увиденное нисколько не обрадовало, поскольку сегодня на пироги стянулись мародеры со всего города. Видно даже одиночки, презрев опасность, вылезли из своих нор посмотреть, что за народные гуляния сегодня.
Три или четыре группки, по нескольку стервятников окружали выход.
-Ваше слово, товарищ Маузер, - сказал Владимир, с сочным щелчком сдвинув вперед предохранитель у обреза.
Бдам! Бдам! – рявкнули стволы, палец сдвинул рычаг запирания. Оперев ствол снизу о левую руку, Владимир переломил ружье и выкинув пустые гильзы быстро перезарядился.
Обежав воющие тела, выстрелил вдогонку убегающим, достав двумя выстрелами еще троих.
Забежал в здание, нащупал торчащий из кармана кончик жгута, но заслышав топот десятков ног, с сожалением его отпустил.
В проход помещались всего три человека, в один ряд. С его арсеналом можно было достаточно спокойно выдержать осаду. Но атакующие будто обезумели, точно акулы почувствовавшие кровь. Забыв о самосохранении, они лезли под удары топора с остервенением почуявших кровь акул. Перезарядиться при таком напоре просто не было возможности и несмотря на то, что проход от забивших его мертвых тел стал еще уже, Владимира вытеснили внутрь здания, а через пару минут стало казаться, что все пространство первого этажа заполнено дико орущими дикарями. Куски арматуры, обрезки труб, отрезки кабеля со свистом резали воздух. Не было вроде даже сантиметра безопасного пространства.
Выстрелив в сторону мелькавших теней, Владимир при вспышке выстрела определил направление следующего. Переместился, перезаряжаясь, выстрелил вновь. Пробегая мимо бочки с догорающими дровами, опрокинул ее ударом ноги, рассыпав тлеющие угли. Искры взметнулись к потолку, осветив на миг помещение и давая шанс надежно поразить еще несколько целей.
Сколько ударов он еще пропустил? Мутит уже, но старая догма вдолбленная в молодости верна - жив разум, действует тело. И он надеясь изо всех сил, что все боеспособные твари собрались в этом месте, отбросив ненужный за отсутствием патронов обрез бил и резал, ломал кости, пинал и даже оторвал кому то ухо зубами, пока в пелене уже мыслей не осознал, что нападавших не осталось.
Внутри.
Шатаясь словно пьяный, он перелез через гору теплых пока еще тел и выглянул наружу.
Немного. Трое или четверо, тяжело уже рассмотреть.
Не важно. Помехой на пути его "крестников" они не станут. Ты сделал это. Все наконец то закончилось.
Все… Мысли тянутся медленно. Сил нет даже на то, чтобы поднять руку, не то что ударить противника неподъемным теперь топором. А их трое напротив него. Стоят и внимательно наблюдают, точно гиены окружившие раненого льва. Не спешат добивать. Вдруг он еще опасен. Не любят они рисковать.
Самое время спеть «песнь смерти». А тут нестыковка. Не сможет. Хватит Владимира ровно только промычать что то нечленораздельное, да и то тихонько. Пелена черная перед глазами, плывет все. Бейте суки, бейте. Все равно уж теперь. Свое дело он сделал. Путь свободен. Эти трое огрызков не составят проблему небольшому отряду. Прорвутся они, намного проще будет теперь добраться до дома. А Владимир по счетам своим заплатил, своей жизнью заплатил. Не зря коптил эту землю 38 лет. Отряд, в котором он и солдат и генерал и штаб и разведка героически закончил свое существование. Жить осталось совсем немного. Чуть.
За свой век он видел тысячи смертей и этот момент для него, миг, когда жизнь покидает человека, утратил свою торжественность. Мертвые все выглядят одинаково непрезентабельно. Оскалившиеся, вымазанные, кровью и грязью. Не было разницы как уходишь – держат ли за руку тебя в этот момент или нет, похоронят тебя или забросают ветками в подходящей по размеру яме, пустят в небо салютом пару очередей или потрескавшимися губами прошепчут неслышно клятву отомстить. Понял Владимир, что все это не для уходящего. Умирающему все равно. Это для живых. Что б не боялись они того момента, что следует за последним вздохом.
И собрался Владимир уж было выдохнуть, выпустить с воздухом остаток последних сил и злости, который только и держал его на ногах и осесть ватным кулем на мерзлую землю. Сердце ударит тихонько – «тук» и все. Но трое из оставшихся его противников вдруг резко дернулись, словно чего то испугавшись и стали медленно отступать назад. Ретироваться от измученной, идущей прямо в руки добычи их могла заставить только превосходящая числом шайка. Сейчас они приблизятся сзади и собьют с ног сильным ударом. Хотя уже достаточно и легкого толчка. Повернуться? Не сможет, что бы не упасть при этом. Да и к чему. Все что он смог – сделал. Пора покинуть сцену. Бейте уже! Испуга на моем лице вы не увидите.
Но ожидаемого удара так и не последовало, а под ногами мелькнула лохматая тень, превратившись в маленькую, ощетинившуюся, словно дикобраз собаку. Вздыбив шерсть на холке, она резко затормозила, заслоняя собой хозяина и подскакивая от ярости, бешено залаяла , на медленно пятящихся назад мародеров.
- Сонька, тварь помойная! Что же ты делаешь сучка! Зачем? Не дала ты мне уйти спокойно. Ведь не смогу я больше уже ничего теперь сделать, не смогу теперь ничем тебе помочь… Зачем ты убежала скотина? Сидела бы сейчас у мальчишки за пазухой, в тепле, а спустя пару дней оказалась в безопасном месте. Сожрут ведь тебя вместе со мной. Зря погибнешь…
- Ладно. Пусть. Только когда ты веселая побежишь по радуге, в своей стране вечной охоты, помни, что я буду ждать тебя в Вальгалле. Надеюсь, что собак туда пропускают.. А если нет, на..й мне не нужна такая Вальгалла. Нашел тебя здесь, найду и там.
Сонька мыслей хозяина не понимала, как и то, какая горечь была у него на душе от ее отчаянного поступка. Она рычала, отбрасывая землю задними лапами, время от времени оборачиваясь, стараясь поймать взгляд хозяина – не дрейфь, дескать, тут я, теперь прорвемся!
Тени замелькали на сером снегу. Люди обступали его, но Сонька почему то не обращала на них внимания, только еще сильнее замахала хвостом. И рассмотрев невысокую фигурку среди них, Владимир понял почему. Мальчишка встал рядом с собакой, крепко стискивая в руках деревянную ножку от стола и не просто ее держал, а готов был отдубасить кого угодно, защищая избранного им человека.
И случилось еще одно чудо. Это все происходило почти в самый Новый Год, а в такое время чудеса случаются. В это время они знаете ли, просто валом валят. Нет, Владимир не встряхнулся, распрямив плечи, не ощутил необычный прилив сил, так что бы пройти пару десятков километров. Ни разу. Так даже не во всех сказках бывает. Однако от расстройства или от злости, но произошло так, что он смог негромко пусть, но говорить.
-Уходите! Я уже мертв. Путь расчищен, быстрее бегите из города. Скоро начнется метель. Не бойтесь ее, это хорошо. Снег занесет следы. Меня оставьте здесь. Не тратьте время на похороны. Тринадцать больше чем один.
Еще хотел что то сказать Владимир, о том, что спешить надо, что … Но мечущиеся бессвязные мысли внезапно вовсе закрутились воронкой, а резко поднявшаяся мерзлая земля ударила его по голове, погрузив в дегтярную темноту.
По серому в темноте снегу, в метели, медленно брели тринадцать человек. Четыре женщины идущие впереди, размеренно шагали, наклонившись навстречу ветру, пробивая дорогу по целине. За ними шли шестеро мужчин. Замыкавшие цепочку трое детей, волокли за собой несколько кустов на короткой веревке. Корявые ветки немного ровняли и обрушивали образовавшуюся тропу, так ее быстрее заносила с каждым часом набиравшая силы поземка.
На лицах не было отчаяния и глубокой печали. Твердая сосредоточенность людей выполняющих сложное и опасное задание. И любой взглянувший со стороны, сказал бы не думая – эти дойдут.
Тридцать километров по заснеженным полям, без дорог, по изменчивым ориентирам не были для них грозной преградой.
А число их несчастливое – «чертова дюжина»… Что бы изменить его, группа взяла с собою четырнадцатого, лежащего без сознания на наспех изготовленных из подручных материалов носилках. Их тащили меняющиеся меж собой через определенный интервал мужчины. А зачем еще им было нести находящегося при смерти человека в снег и метель по бездорожью?
Собака ни в какую не соглашалась покинуть хозяина, лаяла, выла и огрызалась до тех пор, пока не заняла место на носилках рядом с ним. Она лежала, высоко подняв голову, вглядываясь вперед с прищуром, неподвижная словно сфинкс, несущий на себе печать вековой мудрости. Снега нанесло в ее растрепанную шерсть, но она не обращала на это никакого внимания. И казалось, что не здесь она, не с ними, а в каком то среднем мире полном злобных призрачных существ, отгоняет своим лаем нечисть от блуждающей там души Владимира не давая ей сойти вниз.