Часть третья.
Minister vetuli puer Falerni,
inger mi calices amariores...
Пьяной горечью Фалерна
Чашу мне наполни, мальчик!
Катулл «Ad pocillatorem»
(«Виночерпию») в переводе А.С.Пушкина
"Раб мечтает не о свободе, а о собственных рабах."
Крылатое выражение.
Луций Сергий Апелла, вольноотпущенник патриция Луция Сергия Катилины, удачливый в торговых делах купец, безмерно озолотивший за несколько лет своего бывшего хозяина на морской торговле с Грецией и Эфесом (да и к рукам самого Апеллы, надо сказать, прилипло немало, чего тут греха таить), бывший раб, давно привыкший к драгоценным перстням на своих коротких, мясистых пальцах и длинному плащу-гиматию из самого дорогого пурпура, постанывая и поскуливая, дрожал всем телом и покрывался липким потом от страха. Даже не страха, нет, животного ужаса! Он закутался плотнее в тяжелый гиматий, но то ли он не грел, то ли его владелец был все же нездоров, но озноб колотил его все сильнее, руки дрожали, а зуб не попадал на зуб. Апелла, страдальчески всхлипнув, жалобно и визгливо прокричал в расписной потолок пиршественной залы имя своего раба, отвечавшего за обогрев триклиния.
Старый раб вошел и склонился в низком поклоне, выслушал хозяина и метнулся выполнять его распоряжение. Нет, не спасет, обреченно подумал Апелла. Хоть весь триклиний уставь бронзовыми жаровнями с горящими углями, - не спасет. Добрый греческий плащ из плотной шерстяной ткани высшего качества, за который он в свое время отдал трех молоденьких рабынь, и тот не греет. Все, богиня Фортуна более не благоволит к нему. Ничто и никто его не спасет теперь. Его время кончилось вместе с его злосчастным хозяином, сенатором Луцием Сергием Катилиной.
Боги хранили его и на этот раз: в эти дни неудавшегося заговора он не оказался в столице, а готовил к отправке очередное торговое судно в Остии, на вилле своего патрона. Он вновь схватил дрожащей рукой свиток, что только что принес ему посланник из Рима. Все было кончено. Заговорщики схвачены и по требованию консула Цицерона и сенатора Катона - казнены. Самому Катилине удалось бежать к своим легионам в Этрурию. Марк Туллий Цицерон спас Рим от гражданской войны и междоусобиц, за что и получил титул "отца нации" от благодарного Сената и народа Рима. Только благородный Гай Юлий Цезарь выступил против казни заговорщиков, но едва, как следовало из письма, сам за это не поплатился жизнью при выходе из курии. Все! Это был конец. Свиток выпал из разжавшихся дрожащих пальцев и закатился под ложе.
Катилину предали все. Предали и продали. Сначала Гай Антоний - в обмен на консульство и богатую Македонию впридачу. О, этот жадный подонок выжмет из нее все, до капли! В этом вольноотпущенник на сомневался. За сестерции Гай Антоний был готов на все. Умный Цицерон знал, что предложить разорившемуся аристократу с мелкой продажной душонкой. Зато какие пламенные речи любил произносить Антоний перед товарищами по заговору! Собственными руками грозил отрубить голову Цицерону. И первым же их продал. Апелла обхватил голову руками застонал, словно от резкой зубной боли. Все, все продали. Все - трусы! Все - подонки! Галлы, подумать только, галлы - и те продали: передали сенату всю тайную переписку, стоило лишь их схватить и обыскать. А ведь там было и его имя! Его финансовые отчеты о доходах, что шли на вооружение двух легионов, на подготовку восстания в провинциях и на покушение на Цицерона! Вся его деятельность за последние три года! Теперь у них есть все письменные доказательства его участия в заговоре. Он закусил зубами кусок хламиды и отчаянно завыл в беспамятстве. Запуганная фамилия из десяти рабов, что он привез с собой на виллу из Рима, чуя неладное, понуро и робко столпилась у входа в триклиний.
Мысли в голове Апеллы носились беспорядочно, сталкиваясь друг с дружкой, путаясь и распадаясь бессильно на части. Он-то хорошо знал Цицерона - этого краснобая, велеречивого демагога и болтуна. О, тот мог болтать бесконечно, трясти своим языком без костей. Но чуял Апелла, ведь рабом он родился, а у рабов нюх животный, волчий, иначе не выжить, чуял, как опасен Цицерон. Только наивный человек мог поверить в эту пустопорожнюю трескотню про интересы Республики и народа Рима. А Апелла наивным не был. Он прекрасно знал, куда клонит этот благородный римлянин, которому перед выходом из дома два раба - как болтали в Риме - укладывали живописные складки на тоге по часу перед огромным бронзовым зеркалом. Безупречные складки на безупречной тоге безупречного грабителя и убийцы. Одного из самых образованных и красноречивых римских граждан.
Власть и сестерции - вот все, что интересовало консула Марка Туллия Цицерона, как и всех остальных благородных патрициев. Патриции, "отцы народа", как же! Стая волков, что готовы пустить кровь по поводу и без повода любому, лишь бы случай удобный подвернулся. Сначала взятками, подкупами и запугиванием собрать голоса в трибах, а потом - получив вожделенную должность во власти - грабить провинции, тянуть взятки с наместников, разорять казну да обирать собственный народ. Вот здесь им нет равных! Злобная судорожная гримаса исказила багровое лицо бывшего раба.
Чуял сначала раб, а потом и вольноотпущенник благородного патриция, как пахнут кровью и смертью, лютой смертью и беспощадной, все красивые слова, что произносил оратор Цицерон, приняв свою любимую позу, высоко подняв голову и закинув вверх правую руку, всегда готовую опуститься на голову того, кого он выбрал своей жертвой. Ткнуть обличительно пальцем, произнести свои коронные слова о пользе народа и Республики и приговорить к смерти. Но Апелле даже этого не дано. До него Цицерон не снизойдет. Смешно об этом и говорить. Его просто брезгливо включат в список проскрипций и убийцы, жадные до денег, найдут его и отрубят голову, чтобы получить вознаграждение из казны за смерть пособника "врага нации" сенатора Луция Сергия Катилины. Бежать! Бе-жа-а-ать! Пока в ворота виллы не постучали. Пока он только один здесь знает, что случилось. Молчать и никому не доверять, вокруг предатели, подлые, низкие предатели!
Он резко выпрямился на ложе и хрипло позвал виночерпия. Худенький мальчик лет тринадцати в короткой голубой тунике подбежал к нему с кувшином. Апелла машинально подождал, пока тонкой ароматной струйкой из кувшина вино заполнит дно чаши и нетерпеливо вскинул чашу ко рту, плеснув содержимое туда, внутрь, как в жерло вулкана. И сморщился. Это хиосское вино, что осталось со вчерашнего дня, вызвало в нем непонятную злобу и раздражение. А ведь вчера он гордо угощал своих гостей, возлежавших в триклинии и хвалился его качеством, хвастался богатством и коммерческой удачей. Самонадеянный глупец! Любой из его вчерашних гостей, втайне ненавидя удачливого выскочку, всадит теперь ему нож в шею. Бесплатно. А уж за деньги, что положены по проскрипциям... Осознав это, он чуть снова не завыл, но сдержался, хоть и сорвал накопившуюся злость на виночерпии.
- Что даешь ты мне, раб? Кислятину для свиней? - взвизгнул он, багровея потным лицом. - Засеку! Подай фалернского! Живо! Да не забудь добавить меда! И сними этот идиотский венок!
Бежать! Бе-жа-ать! Лихорадочно пульсировала мысль в его голове. У него есть от силы время до рассвета. Потом за ним придут. Что он там наболтал вчера этим гостям? Ах, да, что он отправляет корабль и уезжает через пару дней в Кампанию, в свое имение. Собирался сначала в Помпеи, забрать выручку за вино, что поставлял он в большом количестве в местные кабаки. Теперь туда путь заказан. Имение, поместье, рабов - все заберут в казну. Все богатство, что копил годами - развеется, как дым. Он едва снова не завыл от жалости к себе. Глотнув медовой горечи пятидесятилетнего фалерна, Апелла закрыл глаза и почувствовал, как обжигающий ком, прокатившийся по пищеводу до желудка, наконец-то, согрел его внутренности и зубная дрожь прошла вместе с судорогой, что ломала его члены, он расслабился и сознание его постепенно прояснилось.
Какой он тупица! Корабль! У него ведь теперь есть корабль! Готовый к отплытию и ждущий только его слова, чтобы пуститься в путь. Набитый под завязку товарами и подарками для правителей в Эфесе - втором по величине городе Республики. Амфоры с маслом, вином из Кампаньи, одного фалернского из кладовых фамильного поместья патриция с южного склона Палатинского холма - двадцать амфор. А сундуки с драгоценностями и оружием? Подарок правителям Эфеса в обмен на возможные услуги в будущем от сенатора Катилины. Будущем? Апелла судорожно вздохнул - вздох был похож скорее на всхлип. Все, нет будущего! Никакого будущего больше нет у его патрона! И если он будет сидеть здесь и рыдать, то и у него его точно не будет. Этот корабль теперь принадлежит ему. Справедливая компенсация за все его потери. И никакое это не предательство. Игра проиграна. Что значат набранные в спешке два легиона Катилины против двадцати шести легионов закаленных в битвах бойцов Сената, объявившего того "врагом отечества"? Ничего! Апелла очень хорошо умел считать. Апелла был не дурак. Недаром он так обогатился на торговле. Даже меньше, чем ничего. Его бывший хозяин уже мертвец, просто он еще этого не знает. Но звериное чутье Апеллы рисовало ему картины ближайшего будущего в самых кровавых красках. Патрицианская гордость не дает его господину сбежать. Он будет биться до конца во главе двух своих жалких легионов и погибнет на поле боя. Но Апелла не гордый.
Бежать! Морем. Немедленно. Как можно дальше! В Эфес, в столицу крупной провинции. Там примут, там его знают. Там он затеряется среди людей в огромном городе, как осенний лист среди опавшей листвы, надежно скроется до лучших времен, улестит правителей дарами и вином и купит их защиту. Цицерон не вечен. Подождем. Сенат и народ Рима не станет тратить время и средства на розыски какого-то вольноотпущенника. А если он и там почувствует угрозу, что ж... Парфия рядом, там его не найдут. Парфяне примут беглеца и не выдадут Риму. Там у него тоже есть нужные люди. А с деньгами и товарами он устроится везде. Будьте вы все прокляты! Скорее, медлить нельзя ни в коем случае.
Он бросил взгляд на притихшую фамилию и маленького запуганного виночерпия, застывшего у колонны с тяжелым кувшином в дрожащих руках. Всех придется оставить здесь, чтобы не вызывать подозрений, промелькнуло у него в голове. Никому из них не доверяю. Слишком меня ненавидят. Продадут, к оракулу не ходи. Боятся и ненавидят. Наперегонки побегут. Эх, жаль, нельзя их всех сейчас...Времени нет. Возьму только двоих: старого грека, что служит мне второй десяток лет и этого мальчика, плотоядно облизнулся вольноотпущенник. Впереди трудные времена, он поможет мне их пережить и скрасит мое бегство. Не забыть заветную шкатулку. Допив чашу с вином цвета темного янтаря до дна, пока дно не показало фривольные сцены, что он велел перерисовать со стен лупанария в Помпеях, он окончательно пришел в себя.
- Мне необходимо проверить, все ли погрузили на корабль, как я приказал! - заявил он громким, но нетвердым еще голосом и откашлялся. - Вы двое - ткнул он пальцев в старого грека и мальчишку-виночерпия - собирайтесь! Пойдете со мной. И подними свиток с пола! Мы ночуем сегодня на корабле. Всем остальным ждать нас завтра. И смотрите у меня! - прорычал он, сжимая мясистые пальцы в кулак. - Узнаю что - кожу сдеру. Никому виллу не покидать под страхом смерти. Ни с кем не говорить - под страхом смерти. Кто провинится - умирать будет долго, уж я об этом позабочусь!
Побелевшие от страха лица прислуги показали, что хозяина своего они знали давно и очень хорошо...Скоро они разошлись, молча и сумрачно не глядя друг на друга, а венок из виноградных листьев остался одиноко лежать на мозаичном полу опустевшего триклиния.
* триклиний - зал для пиршеств на римских виллах
Книга вышла под названием "Пять амфор фалернского". Все желающие могут ее приобрести в книжном формате, как в цифровом, так и печатном, скопировав ссылку ниже и введя ее в поисковой строке любого браузера.
https://ridero.ru/books/pyat_amfor_falernskogo/
Если Вам нравятся детективы автора, Вы не готовы купить книгу, но хотели бы оказать помощь автору в подготовке и печати тиража, Вы можете это сделать, переведя на карту Сбербанка России, привязанную к телефону +7 921 9468428, любую сумму с указанием в назначении платежа: "Детективы". Спасибо, и приятного Вам чтения!
продолжение http://www.proza.ru/2016/01/01/1153