Интерес к училищу в Аннаполисе у Джона Бедфарта Форреста пробудил дядюшка Френк, старший брат отца. Дядя служил офицером ВМС, и всё население земли делил на служивших в ВМС и всех остальных. В те редкие дни, когда ему удавалось навестить родственников, он, игнорируя содовую, нагружался по самую ватерлинию виски, обнимал за плечи племянника и уверял его, что лучшее, что есть на свете, это ВМС!
– Лучшие парни служат в ВМС, Джо! Хорошенько подумай, не стать ли тебе моряком, когда достаточно подрастёшь!
Пришло время, и у парня над губой пробился пушок, очень понравившийся соседке Джейн, которая была старше его всего на одиннадцать лет. Отец Джо, проявлявший не шуточный интерес к фирменной этикетке на её джинсах, немедленно обратился к сенатору США Геральду Наю с просьбой об оказании содействия при поступлении сына в одно из военно-морских училищ. Для повышения качества подготовки Джо оказался заперт в верхней комнате.
Несмотря на то, что Джейн не боялась высоты, Джо всё же удалось в апреле 1972 года успешно сдать вступительные экзамены. В конце июня он уже был зачислен в военно-морское училище в Аннаполисе.
Четыре года учёбы оставили в голове Джо только то, что могло быть полезным ВМС. Примерное поведение, исполнительность, а главное, преданность флагу и чистота помыслов послужили достойной рекомендацией для назначения энсина Форреста, как одного из лучших выпускников училища, на крейсер «Тикондерога» помощником штурмана.
Джону сопутствовало везение. Через восемь лет самоотверженного служебного рвения лейтенант-коммандер Джозеф Форрест впервые стал командиром эсминца УРО «Си Кок» - головного корабля серии морских хищников, построенных фирмой «Электрик боут компани» на судоверфи Нью-Виктории в Гротоне, штат Коннектикут.
Ещё один счастливый случай!
Джон Бедфарт был окрылён! «Где я, там успех!» - Один из первых на курсе, кто стал командиром нового, спущенного пря-мо со стапелей судоверфи, корабля!
После напряжённых месяцев интенсивной боевой подготовки и учебного плавания, отточивший зубы в ходе выполнения торпедных, артиллерийских и ракетных стрельб, эсминец «Си Кок» покинул порт Нью-Лондон и, пройдя через Панамский канал, отправился в ответственное длительное плавание.
И вот уже второй год корабль Джозефа Форреста, участвует в глобальной программе по исследованию Мирового океана, скитаясь по морям подобно легендарному «Летучему Голландцу».
Гордо реет над портами мира потрёпанный ветрами бесчис-ленных морей звёздно-полосатый флаг, провозглашая, в сово-купности с суммарным залпом корабля, принципы свободы и демократии.
Джозеф Форрест любит море и морскую службу. У него сильная воля, непререкаемый командирский авторитет и безграничное уважение своих офицеров и матросов.
Это здоровые и жизнерадостные, решительные и крепкие парни, почти все холостяки, подобранные по причине продолжительности плавания. У них за плечами тысячи морских миль, десятки портов и морей. Демонстрируя миру белозубый оскал воплощенной в жизнь Великой Американской Мечты, они верят в удачу, счастливый случай и своего командира.
…И вот, наконец, вырвавшийся из тесноты Эгейского лабиринта, их корабль проскользнул узкое горло проливов между Европой и Азией и путем, проторенным отважными аргонавтами направился к таинственным берегам Кавказа…
Это в своеобразном уюте командирской каюты мерное шуршание волн навевает чувство лёгкой грусти, и в сознании сами собой возникают дорогие сердцу образы матери, жены Линды, маленького сына Джо. Но командирский мостик не то место, где придаются личным воспоминаниям. Командир на мостике одинок и холост. Здесь он обязан думать только о корабле.
«У меня отличный корабль, прекрасные офицеры, хорошо подготовленный экипаж!» - Форрест пристально всматривается в темноту, машинально перебирая в левом кармане своих серых брюк подаренные матерью, хранимые с детства чётки.
К чёрту сантименты! На мостике у командира не должно быть ни матери, ни жены, ни детей.
Только приказ, только корабль, только экипаж!
Форштевень эсминца легко и красиво разрезает набегающие волны, разбрасывая в стороны мощные струи и водяную пыль. Бросая вызов стихии, «Си Кок» несётся вперёд, оставляя за со-бой сверкающий пенящийся след, далеко видимый при свете луны.
Приказ!
Корабль!
Экипаж!
* * *
Если полтора месяца бултыхаться в таком маленьком море, то можно спятить с ума. Полтора месяца с нулей до четырёх, с двенадцати до шестнадцати - вахты! Хрен выспишься! Два раза в сутки, в период с четырёх до шести и с шестнадцати до восемнадцати - всплытие по боевой тревоге на сеансы связи. Не успеешь заснуть, как приходится вскакивать с койки и, под шакалий вой ревуна, пробираться в первый отсек. Оттуда докладывать по «Каштану» о готовности отсека к бою, прислонившись к холодным торпедам, в полудрёме ожидать окончания сеанса связи, погружения на заданную глубину и отбоя тревоги. А если ещё начнётся доснаряжение, переснаряжение или снаряжение регенеративных установок, то перерыв сна равен почти целому часу.
Нет, точно спятишь с ума от такой жизни!
Вахтенный офицер командир минно-торпедной боевой части капитан-лейтенант Олег Иванович Шмаков, переминаясь с ноги на ногу, с грустью размышлял о своей нелёгкой доле и, от безысходности, рисовал голую женщину на чистой стороне малого маневренного планшета Ш-26м.
Радовало одно. Сегодня последняя ночь боевой службы. Последний сеанс связи, последняя нервотрёпка, а там, утром, в восемь часов всплытие и в базу! Домой! Осталось совсем немного. Через двадцать минут его сменит помощник командира. Олег Иванович заполнит чистовой вахтенный журнал и юркнет в четырёхместку подремать до всплытия на перископную глубину. Даже не верится, что менее, чем через пять часов наступит конец этому полуторамесячному кошмару!
Ничего, перетерпим!
Эта боевая служба для Олега Ивановича проходила трудно. Сплошные неприятности!
Ну, куда с подводной лодки мог подеваться партбилет? Ну, куда?
Висел на вешалке в четырёхместной каюте офицеров китель. В кармане кителя лежал партбилет. Почти, можно сказать, у самого сердца хранился. Ну, висел китель неделю, висел две. Как-то, уже не помнится по какой причине, полез Олег Иванович в карман. А партбилета там тю-тю! Нет! Неделю искал. Так и не нашёл. Сообщил заму. Тот как поднял вой! Мама моя! Да ещё за то, что неделю молчал, влепил нагоняй. За сокрытие. Иезуит чёртов!
О пропаже объявили по кораблю. Искали во всех отсеках. Так и не нашли партийного документа.
Ну, куда мог подеваться партбилет? Ну, куда?
У Олега Иваныча на этот счёт есть свои соображения. Не иначе, как командир торпедной группы Смыкин, скотина, подстроил. Вот послал бог подчинённого! Это он втихоря вытянул билет из кармана кителя своего начальника и сунул в ДУКовский мешок. Бойцы его за борт вместе с мусором и выкинули. Покоится теперь билет с портретом вождя на морском дне.
Причина?
Есть причина!
Смыкин, подлюка, себе место блатное нашёл. Брат его к себе тянет. А Олегу Ивановичу осенью ехать на офицерские классы в Питер. Значит, Смыкина назначат вместо Олега Ивановича минёром лодки. Плакало тогда его тёплое местечко!
А тут такая комбинация вырисовывается: партбилет пропал. Получи, Олег Иванович, строгий выговор за утерю партийного документа. Одно дело, когда шкуру на партсобрании просто так спускают, без протокола, в порядке товарищеской критики с целью устранения недостатков.
Здесь же другое… Чтобы получить новый билет, взамен утерянного, решение собрания должно быть оформлено документально и партучёт никакого послаблений не сделает. Не увернуться от партийного взыскания с занесением в учётную карточку! Так и напишут: «За халатное отношение к хранению…»
Партийный «строгач» можно будет снять только через полгода. А со «строгачём» по партийной линии на классы разве отправят? Не видеть классов вместе с Питером, как своих ушей.
А Смыкин, хитрюга! Его отпустят без проблем. В конце лета его сменит молодой выпускник училища. Вот он и на тёплом месте! Комбинатор хренов. А ведь не докажешь… Интриган! У, падла!
А этот лысый хрен, Шмаков покосился на командира, даже не заступился. Под замполитовскую дудку пляшет. Не до чего нет дела. Дрыхнет себе в кресле. Вон даже и рот раскрыл.
Зашуршали, коки. Переругиваясь, суетливо, будто огромные хомяки, лезли в сухую провизионку за крупой. Толкали. Мешали. Раздражали. И придумал же какой-то идиот лаз в эту сухую провизионку устроить посреди центрального поста! Олег Иванович, отодвинувшись в сторону, тихонько вспоминал ближайших родственников работников пищеблока.
– Олег Иваныч, это у вас, минёров, то тревога, то отбой, то мир, то война. А для нас мирного времени нет! У нас всегда война! – Парировал удар, взъерошенный и опухший со сна здоровенный детина кок-инструктор, мичман Дыбин.
– А у нас? – Спросил кого-то, висящего в пустоте механик, и, не ожидая ответа, уставился глазом в водомерное стекло уравнительной.
Наконец, коки навесили на запор лаза тяжеловесный замок и ушли. Олег Иваныч продолжил творчество.
Подозрительно заурчавшие репитеры гирокомпаса заставили прервать изящную линию бедра правой ноги. Перо курсографа чертило длинную поперечную красную линию.
– Захарыч! – Шмаков шикнул в чёрное жерло нижнего рубочного люка. – Захарыч! – Звал он баталера, по боевому расписанию - рулевого-вертикальщика, - спишь, гад?
– Никак нет, тыщтаннант! - Кормчий, с перепугу, едва не рухнул из боевой рубки вниз.
– А что курсограф рисует? Ты уже на тридцать градусов уехал с курса!
– Ты что там, старый пердун, совсем нюх потерял? – Не открывая глаз, вступил в их тихую беседу командир. – А вы внимательнее следите за курсом! – Это он уже Олегу Иванычу.
– Виноват, таащ каадир! Так что-то… – Захарыч строил гримасы Шмакову. Какого мол, хрена вложил?
– Что «так что-то»? Смотри мне!
Захарыч насупившись, уныло замолк. Замполит теперь преступником сделает и из-за него на всю смену наложит штрафные баллы.
Минёр покосился на часы. Три сорок пять тягучего времени. Вздохнул. Щёлкнул тумблером.
– Второй боевой смене приготовиться на вахту!
В отсеках началось шевеление. Нехотя, просыпаясь на ходу, брели в четвёртый, где в кислых камбузных парах проводил инструктаж своей смены заступающий вахтенный офицер - помощник командира.
Лодка, почувствовав изменение нагрузки, начала задирать корму.
– Ну, поползли, тараканы. – Заворчал механик. – Триста литров в корму!
Зашипела вода в трубах дифферентовочной системы. Боцман захлопал горизонтальными рулями.
– Боевая готовность два подводная. Второй смене заступить!
– Ну что тут, у тебя, Олег Иванович? – Зевал помощник. Рот – шире рубочного люка
Шмаков передал вахту. Приняли доклады о заступлении вахтенных в отсеках и рулевых.
– Подвахтенным от мест отойти!
– Прошу разрешения смениться, товарищ командир.
– Меняйтесь! – Буркнул командир сквозь прикрытые веки.
Зажав под мышкой вахтенный журнал, минёр направился в кают-компанию писать военно-морскую историю.