Банду братьев Кузнецовых накрыли на «блатхате». Банда натворила дел по всему краю: уличные грабежи, вооруженные нападения на квартиры и торговые точки. Преступников искали в Хабаровске, Комсомольске-на-Амуре, а вышли на них в Амурске. Оперативники получили от своего человека информацию о преступной группе, оцепили пятиэтажное общежитие-малосемейку и условным стуком постучали в дверь.
Младший Кузнецов отпер замок, даже не поинтересовавшись, что за гости пожаловали? От долгой безнаказанности бдительность притупилась, к тому же водки было выпито и анаши выкурено изрядно. Успел только выматериться, когда вооруженные опера вломились в прихожую. Сквозь завесу конопляного дыма тускло поблескивал ночник, и в полумраке метались переполошенные тени. От стрельбы и крови уберегла внезапность захвата. У очумелого от наркоты бандита в последнюю секунду успели выбить из рук ружейный обрез со взведенными курками, другому заломили за спину руку с финкой, кого-то, тыча стволами «пээмов» в затылки, просто повалили на пол с криками: «Милиция! Лежать, не двигаться... вашу мать!!!». Удары, крики, щелканье наручников.
Принялись вытаскивать из тайников и описывать воровскую добычу - вещдоки.
Кутерьма улеглась, и сыщики увидели... Кто-то скривился в усмешке, кто-то ругнулся. В дальней комнате никакой мебели не было, только пол устилали старые матрасы. Посередине из газет был сооружен «пиршественный стол» - бутылки, закусь вперемешку с забитыми гашишем «косяками» и шприцами. А в углу, прикрывшись полотенцем, прижималась спиной к стене голая девица. Пышные соломенные волосы рассыпались по плечам. Голубые глазища в пол-лица стеклянно блестели от ужаса и наркоты.
- Галка! - узнал ее начальник угрозыска. - Ну, ты даешь! Все, откайфовала, одевайся.
Галка не пошевелилась.
Девятнадцатилетняя Галина Горюнова, по кличке Сова, ментовке была известна как облупленная. Жила с бабушкой, потому что мамаша, алкоголичка и воровка, отбывала очередной срок в колонии, а отца у Галки отродясь не было. Говорили, что мать во время очередной «ходки» прижила ее от какого-то охранника в зоне. Приворовывать по мелочам и водиться с «неблагополучными» сверстниками Галка начала лет с десяти.
- Вставай, чего расселась?! - прикрикнул начальник розыска. - Сорокин, глянь, где ее барахло.
Вернувшись в горотдел, наспех провели совещание.
- Их у нас пять гавриков, - подытожил начальник розыска. И скомандовал сыщикам: - Берите каждый по одному, разводите по кабинетам и прессуйте плотно. За ними делов немеряно. Колоть нужно до задницы. А ты, - он обратил взор на оперуполномоченного Валерия Сорокина, - берись за Сову. Об ее участии в нападениях информации нет, может пройти свидетелем. А свидетель нам позарез нужен, потому что эти ухари явки с повинной писать не кинутся. Ясна задача?
- Везет тебе, Валерка, - хохотнул кто-то из оперов. - Тут с босотой долбись, а тебе такая телка досталась. Я б ее тоже... порасследовал.
Сыщики заржали.
Галина была девушкой на редкость красивой. Высокая, стройная, «стратегические места» - на уровне мировых стандартов. А Совой ее прозвали за фантастические, бездонные глазища под пушистыми ресницами, которым не требовалась никакая тушь.
На раскрутку дела Кузнецовых розыску потребовалось дней десять. На исходе этого срока банда увязла плотно. Доказательств следственно-оперативная группа нарыла достаточно. И показания Совы, оказавшейся в курсе многих кузнецовских похождений, пришлись очень кстати. Сорокин, ранним утром подняв свою подопечную из камеры ИВС, запирался с ней в кабинете и сидел безвылазно до позднего вечера, пока дежурный не приходил стучать в дверь: пора девушке на нары!.. Не зря, выходит, сидел.
Прояснилось и Галкино участие в банде. Сова «крутила любовь» с главарем, старшим Кузнецовым. С ним и попала на «блатхату». Галка к этому времени плотно «сидела на игле», однажды испытав ломку, пуще смерти боялась ее, а потому, как за спасательный круг, держалась за «кавалера», который снабжал подругу зельем.
Допросы Горюновой у Сорокина подзатянулись.
- Бросай Сову, - ворчал шеф, - подключайся к другим делам.
- А я вербовку готовлю. Из нее классный агент получится. Широкие связи в преступной среде!
- Ну, ладно, шут с тобой.
Участников банды прокурор взял под арест, а Горюнову отпустил под подписку о невыезде. Из горотдела Сорокин отвез ее прямо в наркологическое отделение больницы: ломка, которая повергала Галину в ужас, неизбежно наступила.
Перенасыщенная событиями милицейская жизнь покатила дальше. Про Кузнецовых и Сову быстро забыли. Как-то раз кто-то из сотрудников, оказавшись в больнице по делам, неожиданно столкнулся с Сорокиным, который в одной руке бережно нес букет цветов, а в другой - полиэтиленовый пакет с фруктами.
- Родственника надо проведать, - заметно растерявшись, объяснил Валерка и юркнул за угол коридора. Сослуживец подивился: парень приехал в Амурск после окончания школы милиции из далекого города, жил в общаге и никаких родственников тут не имел.
Выписавшись из больницы, Галка на улице появлялась редко. Может, побаивалась, а может, стеснялась своего вида. Она поблекла, исхудала, под глазами не проходила синюшная припухлость. Иногда она появлялась в милиции, и Сорокин опять запирался с ней в кабинете. Начальник розыска сердился: «С агентурой в служебных помещениях встречаться запрещено. Забыл, что ли?».
Спустя месяц-другой ненастным осенним вечером опера, пребывая в расслабленном настроении, решили выпить. Располагаться в кабинете поостереглись, так как в отделе в самом разгаре была очередная кампания по поддержанию служебной дисциплины. Стали ломать головы, куда бы податься? Как назло, в этот вечер их нигде не ждали.
- Ладно, айда, - сказал Сорокин после некоторого раздумья.
Компания под дождем пересекла темные дворы. Когда вслед за Валеркой вошли в подъезд, на лицах друзей проступило недоумение. А когда поднялись на четвертый этаж, и Сорокин поднес руку к звонку, кто-то не выдержал:
- Ты случайно квартирой не ошибся? Мы тут, было дело, обыск производили, помнишь? Ты зачем нас к Сове приволок? Еще, вроде, и не пили, а такая дурь!
- Не боись, все в норме, - успокоил Валерка и позвонил. Дверь открыла Галка. Была она в коротком, открытом домашнем халатике и хоть еще не вполне оправилась от своего недуга, посмотреть было на что. Ни о чем не спрашивая, она впустила гостей в квартиру. Пришельцев с вешалки поприветствовала латунным блеском пуговиц милицейская шинель.
- Галя, ты там чего-нибудь закусить собери, - по-хозяйски распорядился Сорокин. Сова кивнула и исчезла на кухне.
- Так ты что с ней... того? - обалдело осведомились у Валерки коллеги. - Шуры-муры?
- Я ее люблю, - строго отвечал он. - Мы скоро поженимся.
- Регистрация - в психушке! - констатировали опера.
Когда Валерий и Галина стали открыто появляться в кино и на дискотеках, о связи «мента с воровской подстилкой» загудел весь город. На Галку наехали прежние приятели - ссучилась?! Галка запсиховала. Однажды, вернувшись со службы и найдя Галину дома «обдолбанной», Сорокин умчался в ночь, выцепил «авторитета» по кличке Белок, от которого шли на Сову все напряги, с ходу заехал противнику кулаком в челюсть, повалил на пол и сунул в физиономию пистолетное дуло.
- Еще раз вякнешь - пришью!
- Сядешь!
- Посижу. А ты уже не встанешь!
Белок, заглянув в бешеные глаза старшего лейтенанта, понял, что его не просто стращают. И больше не возбухал. Но и не смирился. Он пошел другим путем.
С некоторых пор урки нащупали у оперов некую слабину. Достаточно настрочить жалобу в прокуратуру на якобы неправомерные действия, и оперуполномоченных начинали таскать для дачи объяснений, долбали проверками, а то и возбуждали уголовные дела, которые зачастую оканчивались ничем. Всё это вязало руки, отвлекало от дела, а у некоторых вообще гасило всякое служебное рвение. Лучше не связываться, чем потом затаскают.
В данном случае речь о служебном рвении не шла. Но жалоба от "авторитета" молнией порхнула к прокурору.
Тот, будучи отчасти наслышан о странной "лав стори" - город-то небольшой и мгновенно полнится слухами - не взялся с места в карьер за Сорокина, а пригласил к себе начальника ГОВД.
- Что, собственно, происходит? Мало того, что у вашего Сорокина с этой Горюновой, так сказать, нештатная ситуация, так он еще и побоище устроил.
Валеркино руководство давно было в курсе «нештатной ситуации». Но поскольку Сорокин работник был хороший, а дело щекотливое, начальство крепилось до последнего...
- Все, Сорокин! Побаловались и хватит. Чтоб больше я про эту Сову не слышал. - Тон у начальника ГОВД был непреклонный. Валерка молчал, уставясь в пол.
- Ты меня понял? - повысил голос подполковник.
- Я ее люблю, - сказал Валерка.
- Из милиции хочешь вылететь?
- Мне все равно. Я ее не брошу. Мы поженимся.
- Тьфу ты! - Начальник в сердцах ударил ладонью по столу. - Ну смазливая, ну есть за что подержаться! Но ведь шлюха, воровка и наркоманка. Куда ты голову суешь, дурачок?
Когда Валерий и Галина подали заявление во Дворец бракосочетаний, оперуполномоченного опять вызвал начальник ГОВД.
- Воспитывать тебя не стану. Смысла нет. Гнать со службы тоже не хочу. Пиши рапорт на перевод. С кадрами я утрясу. - И добавил уже в спину Валерию: - Черт вас знает! Может, так оно и надо.
Свадьбу отпраздновали у Галины на квартире. Гостей было немного, в основном сослуживцы Валерия. В разгар веселья кто-то заметил, как Галка шмыгнула на лестничную площадку, и выглянул следом. Под дверями топтались трое местных урок. Галя наливала им в стаканы водку.
Поддатый опер вскипел.
- А ну дергай отсюда, босота!
Незваные гости вызверились в ответ. На шум выскочил Сорокин. Разобравшись, что к чему, пригласил незваных гостей в комнату. Урки, посомневавшись, вошли. Валерка усадил их за стол и поднял бокал: «За Галю!». Сыщики и воры, зыркая друг на друга исподлобья, дружно встали и молча опрокинули в рот рюмки...
Недели через три молодая чета Сорокиных уезжала в Благовещенск - к новому месту службы супруга. Я был в числе провожающих. Валерий помог жене подняться по ступенькам в вагонный тамбур. В этом его обычном, в сущности, жесте было что-то такое, что я запомнил на долгие годы. Быть может, тогда я понял, что такими, внешне едва уловимыми, не поддающимися описанию чертами, и проявляет себя то непреодолимое влечение к женщине, о котором не пишут на заборах...
Сорокины объявились в Амурске спустя три года с малышом на руках. Приехали в отпуск. Валерка почти не изменился, а Галину знакомые узнали не сразу. Одетая с иголочки, статная, пышущая здоровьем и потаенной женской силой красавица! И следа не осталось от «западавшей в кайф» Совы. Галка смеялась без умолку, обнимала и чмокала в щечку бывших Валеркиных сослуживцев. Те хватали на руки и подбрасывали к потолку двухлетнего карапуза.
Как выяснилось, Валерий руководил подразделением в областном УВД, а Галка занималась мелкой коммерцией. Неделю гуляли за встречу, вторую - на проводинах. Валерий на радостях к рюмке прикладывался неслабо, а Галя лишь изящно прихлебывала шампанское да ворчала: «Пристрастился мой благоверный. Воспитывать придется». Но каждый видел, как льнет она к своему Валерочке, как обвивается вокруг него гибким телом, как не сводит с мужа голубых глазищ, излучающих ласковый свет. Просто сказка какая-то про Золушку, хоть куда там Валерке до принца?! Или про Аленький цветочек - только в зеркальном отражении.
Приятелей из «прошлой» жизни Галина старательно обошла стороной. Та жизнь бесповоротно кончилась, «акт экзорцизма» завершился успешно и об изгнанном демоне следовало забыть навсегда.
Потом Сорокины уехали. И еще два года о них не было ни слуху ни духу. А на третий в Амурск по делам нагрянули милиционеры из Благовещенска. Местные тут же поинтересовались у командированных: «Ну, как там наши Сорокины?» И услышали в ответ такое!..
Старший из братьев Кузнецовых, бывший Галкин «кавалер», освободился досрочно. Вернулся домой, пошатался по городу и вдруг исчез. А вскоре объявился в Благовещенске. Как он разыскал Галину и что между ними произошло, неизвестно. Только стала она вдруг сама не своя. На беспокойство мужа отговаривалась нездоровьем. По вечерам начала задерживаться допоздна, а однажды и вовсе не пришла ночевать. Обзвонив Галиных подруг, переполошенный Валерий примчался к дежурному по УВД, вместе проверили больницы и морги, просмотрели оперативные сводки происшествий. Безрезультатно. На исходе вторых суток Валерий собрался подать официальное заявление о том, что жена пропала без вести.
Но тут ориентированный на розыск пропавшей осведомитель донес своему оперу, что «на шалмане с приезжим блатарем нарисовалась козырная бикса в ништяковом прикиде и торчит почем зря». По описанию внешности тут же определили - Галина.
Вломившись с сослуживцами в притон, Валерий обнаружил почти ту же картину, что и несколько лет назад, когда брали банду Кузнецовых. Разница оказалась лишь в том, что «кавалер» успел уйти, перебираясь с балкона на балкон. Притон разгромили, а невменяемую супругу Валерий, укутав в подвернувшееся под руку вонючее одеяло, привез домой. Она вырывалась и мычала: «Отста-ань, па-адла!».
С этого дня начался кошмар. Сова - теперь эта кличка не выходила у Валерия из головы, - едва придя в себя, использовала малейшую возможность, чтобы улизнуть из дома. Сорокин не мог караулить ее безотлучно. А потому чуть ли не каждую неделю искал и находил жену в новом «бичатнике».
Малыша пришлось спихнуть круглосуточной няньке.
В последний раз он нашел жену в сравнительно приличной квартире, которую снимали торгаши-кавказцы. С Галиной они обращались вполне корректно. Отрабатывает девка свою дозу порошка - чего ж над ней куражиться?! Валерий бушевать не стал, сунул под нос недовольным клиентам удостоверение, кинул Сове одежду. Галина, против обычного, тоже собралась молча. Хоть и плохо соображала, где она и что с ней происходит.
Дома повалилась на кровать и зарыдала - утробно, жутко. Валерий почувствовал удушье, скинул пиджак, сорвал галстук, стряхнул сбрую наплечной кобуры и швырнул ее на стол. Присел на корточки перед кроватью.
- Галя. Послушай меня. Послушай в последний раз!
- Отвяжись! Дай подохнуть спокойно! - Она, оттолкнув его ногой, вдруг вскочила и бросилась к двери. Взвившись с пола, Валерий успел преградить ей дорогу.
- Куда? - Он сжал кулаки.
- Опять метелить будешь, мусор проклятый?! - пятясь, выкрикнула Сова. - Ну на, бей! - Она задела бедром стол, глянула через плечо и, протянув руку, схватила кобуру. Через секунду черный зрачок пистолетного дула уставился Валерию в грудь.
- Ты что? Прекрати! - Сорокин шагнул к жене.
- Уйди, гад! - Клацнул затвор, досылая патрон в патронник.
- С ума сошла? Отдай! - Сорокин, протягивая руку к оружию, сделал еще шаг.
Толчок в грудь и оглушительный грохот. Валерий, опустив глаза, недоуменно глянул на свою рубаху, быстро набухающую чем-то горячим и алым. Потом свет в его глазах померк...
Следователь прокуратуры, устроившийся на табурете рядом с койкой, оторвался от протокола.
- Расскажите, что послужило причиной ссоры? Как жена выстрелила в вас? - Он сочувственно вздохнул.
- Где она? - с трудом спросил Сорокин.
- В ИВС. Задержана в качестве подозреваемой. Сама позвонила в милицию и сообщила, что убила мужа. Слава Богу, ошиблась. Так я вас слушаю.
Переведя дух, Сорокин сказал:
- Она в меня не стреляла. Это я сам.
Следователь поперхнулся.
- Что это значит?
- А то и значит. Я пытался покончить с собой.
- Слушайте, бросьте дурака валять!
- Я и не валяю. Были у нас с ней сложности... знаете ведь. Я распсиховался и саданул в себя. Погорячился.
Следователь помолчал, потом сухо проговорил:
- Это ваши окончательные показания?
- Бесповоротные.
- Ну что ж. Если будете стоять на своем, ее не посадят. Но сами понимаете, из милиции вас попрут. За гишпанские страсти и склонность к суициду. Куда пойдете? Да и здоровье когда еще поправится. Полежите, подумайте, я позже зайду.
Через двое суток Галину выпустили на свободу. Она поселилась в больничном коридоре, перед приемным покоем. В палату к Валерию не стремилась. Но и выдворить ее из больницы ни днем, ни ночью не было никакой возможности...
С тех пор прошли годы. Я перебрался в Хабаровск и почти не вспоминал эту историю. Валерку Сорокина я увидел в Хабаровском аэропорту прошлой осенью в ненастные сумерки через окно троллейбуса. Он изменился, но не настолько, чтобы я сразу не узнал его. Троллейбус трогался, и бросаться к выходу было поздно. Я приник к стеклу. Валерка был не один и тоже собирался ехать в город, только по другому маршруту. Он подсадил в двери «Икаруса» высокую стройную женщину, потом поднялся по ступенькам сам и скрылся из виду.
Женщину я рассмотреть не успел и не знаю, кто была Валеркина спутница. Но жест, которым он помог ей подняться в автобус, отозвался в моей груди щемящим чувством. Тот самый жест, которым Сорокин когда-то на перроне подсаживал свою Галку в вагонный тамбур. Заурядное, в сущности, движение, но исполненное потаенной нежности и заботливой силы. Подсознательное действие человека, готового, не задумываясь, прикрыть от любой беды другого, самого дорогого на свете. Оно родится в сокровенных уголках души и не подвластно человеческой воле. А потому не может быть повторено случайно или намеренно без мощного сердечного побуждения.
Вернувшись домой, я схватился за телефон. Намеревался звонить знакомым, чтобы через них разыскать Сорокина. Но тут же положил трубку. Ибо от многия знания - многия печали! Хочется просто верить в любовь. А любовь - капризное божество. Буду надеяться, что для Гали и Валерки последний аккорд этой любви еще не прозвучал. А когда и где он прозвучит - знать не дано никому.