В первые сентябрьские дни в Степном уже веет осенью. Воздух свеж и прозрачен. И даже в полдень солнце не может раскалиться по-летнему. В садах частных подворий приятно пахнет зрелыми яблоками и пожухлой листвой. В палисадниках зацветают осенние цветы: астры, георгины, хризантемы... И коснётся сердца едва уловимая волнующая неутолимая печаль. И откуда она в душе молодого человека? Непонятно... Возможно, осенняя природа дарит людям прозрение и мудрость? И хочется взглянуть в небо, и увидеть горизонты, и махнуть к реке!
Предложение съездить на рыбалку Назару понравилось. И он в субботний день отправился на рынок за рыболовными снастями. Купил спиннинг, удочку, запасные крючки, поплавки. Продавец спросил:
- Вам садок какой?
- Побольше, - рассмеялся парень.
При выходе из магазина Назар столкнулся нос к носу с дедом Васылём.
- Здрасьте.
- Здравствуй-здравствуй, парень красный! Як батька поживает?
- Лежит, болеет.
- Приду на днях, проведаю. А ты не иначе як за рыбой собрался?
- Едем с товарищами на природу.
- Возьмите и меня...
- А что, вы любите природу?
- Я больше рыбу люблю... Шо в рот, то спасибо. Возьмите, а?.. Я в лодке мало места занимаю. А природу тоже люблю. Помню в детстве, бывало, пойдём с пацанвой на край села, к речке: купаемся, в салки играем, тютюн* тилибумкаем... Житьишко!.. А щас так, нарежу полыни, сделаю веник и мету им полы. И всю зиму у меня в хате запах степи. А пасека! А ты спрашуешь, люблю я природу чи не? Люблю еще як! Ты бы мине подмог оклунок с картошкой довезти до дому.
- Хорошо.
Подъехали к дедову домику. Вышли. Повеяло приятно и аппетитно запахом жареной рыбы с лучком.
- Як вкусно пахнет, жаль не у нас, - разочарованно проговорил дед Васыль.
Назар помог занести во двор картофель. Показалась баба Валя.
- Еду за рыбой, Валюшка, - гордо произнёс дед Васыль. - Собирай харчи!
- У шкафчику хлеб и килька консервная.
- От, дурёха, ты як мала дытына, кто ж на рыбалку берёт рыбу? Примета плохая, клёва не будет, - со знанием дела пыжился дед.
- Тебе без конца её подавай, рыбный алкоголик! - в сердцах выплеснула баба Валя.
- Та цэ ж не грех. А хотя бы и грех... В Писании як сказано: грех осуждай, а грешника люби...
Собирались на рыбалку и казаки. Кондрат подкатил ко двору Лёхи Квача на новеньком голубом «форде». Притормозил возле его «лайбы», пыльной и грязной. За калитку вышел улыбающийся хозяин.
А Кондрат сразу:
- А почему, урядник, у тя машина немытая стоит? Непорядок!
- Так дождя жду, - оправдывался Лёха, - он и помоет, а я потом только тряпочкой протру и всё...
- Ты что, хошь, чтобы тебе сам Бог прислуживал, грешная твоя душа? И откель у тя еврейские замашки, урядник?
- А кому Он что дал, я тут ни при чём, - с хитрецой выговорил юркий казак.
В проёме калитки вырисовался пятилетний Андрюха, и мигом подскочил к новенькому «форду», заглядывая в окна, восхищённо ахая и шмыгая носом:
- Дядь, моно я посизу?
- Иди отсель, иди! Трёсся тут... - насупился Кондрат.
- Я немнозецко, - улыбался мальчишка с выщербленными зубами.
- Кому я сказал, брысь, отрёпыш!
Андрюха состроил на лице недовольную мину, надул губки и, глядя исподлобья на несговорчивого дядьку, процедил:
- Это надо запомнить...
Кондрат, поведя животом в сторону Лёхи, сообщил:
- Нас приглашают на рыбалку. Едем?
- На рыбалку – аж бегом! Лодка резиновая есть. Снасти – тоже. Червей по дороге раздобудем.
- Да надо б ещё водочки...
- Возьмём. Одной на двоих достаточно. Больше – ни-ни! Хватит. Сколько можно? Здоровья уже нету.
Напарник согласно кивал головою. А Лёха продолжал:
- Обойдёмся одной... мы же не для того, чтоба напиться, а раскрепоститься, пообщаться. Общение – большое дело! Душу раскрываешь, как на исповеди. А исповедаться – это святое деяние! Одной хватит... ну... может быть... ещё одну и... запрячем! Куда-нибудь подальше. На всякий пожарный. Так спокойнее. Вот когда в бутылке есть ещё хоть немножечко водочки и разговор идёт ладненько. И настроение – разлюли малина! А когда на дне пусто – ступор. Вся исповедь – на фиг!
- Согласен, - довольно улыбался Кондрат, - заезжай.
Тяжело уселся в салон автомобиля и нажал на газ.
Андрюха в ту же секунду подхватил с земли камень и со всей силы замахнулся в сторону новенького «форда». Лёха чудом успел перехватить руку малого сорванца.
За полдень, два легковых автомобиля с рыбаками мчались по трассе в сторону желанного Маныча. Несмотря на осень, деревья стояли, укутанные зеленью. И только тополя, растревоженные ветерком, швыряли на дорогу жёлтые пятаки листьев. Проезжая село, раскинувшееся у реки, рыбаки заметили на обочине небольшие трафареты с надписями: «черви», «свежие черви», «живые черви!»
- Вот это реклама! - рассмеялся Назар, ехавший с Димоном и дедом Васылём.
Остановились. Подкатила и «лайба» с казаками. Лёха Квач вышел из машины, встряхнулся, лихо закрутил ус:
- Червей я беру на себя.
Подошёл к продавцу, одетому в помятый костюмчик и при галстуке.
- И сколь стоят ваши живчики, бизнесмен?
- Пятьдесят рублей баночка.
- А как вам это нравится? - повернулся казачок к рыбакам и опять к «червеводу», - вы хорошо хотите.
- Все так продают... - стушевался селянин.
- А чтоба взять, а? - и Лёха выставил вперёд левое ухо.
- Ну, хорошо, за тридцать...
Казак ликовал! А есаул Кондрат расплылся в улыбке:
- Лёха, он, хоть и маленький, а уцепится, как клещ, не оторвёшь – страсть какой цепкий!
В любое время года Маныч, как настоящий хозяин, приветливо встречает своих гостей: и рыбаков, и охотников, и отдыхающих, любующихся его природой.
Автомобили проехали крутые берега реки и остановились в относительно пологом месте. Рыболовы выскочили на берег с шумом, гамом! И – к воде. Как будто тысячу лет не были на природе. Денёк потрясающий – солнце, небо, облака! Вдоль берега цветут сиреневые сентябрины, похожие лепестками на дикие ромашки, кучерявится лиловый кермек, стелется бледно-голубая полынь, распушились рыжие метёлки камышей. Справа, со стороны дубравы, слышится прощальное, тоскующее: «Ку-ку!» Внизу, в куширях, одиноко с осторожностью вибрирует лягур: «Цкве-е-е...»; не
услышав поддержки, смолкает. Над водою, разрезают воздух крыльями речные чайки. В заводях собираются стайки лысух и нырков, озабоченные предстоящим перелётом. Звонко всплескивает рыба, показывая серебро чешуи.
А народ уже устроился у берега: кто с удочкой, кто со спиннингом. Ах, этот азарт! Рыбаки от страсти дрожмя дрожат. Сейчас! Сейчас начнётся клёв! Рыба попрёт, только вынимать успевай! Эх, хвост-чешуя!
- Дед Васыль! - несётся от воды, - разводи костёр да казан устанавливай!
И вот тебе – счастливый возглас:
- Клюнуло! Есть! - это Назар кричит: поймал бубыря с мизинец. - Значит, с рыбой Маныч!
И опять тишина. Прошёл час и – ни гу-гу!.. Рыболовы, оставляя удочки, грустные подходили к дедову кострищу, пышущему жаром и веющему приятным дымком. Кто присел, а кто улёгся на пахучую полынь.
- Э-э-э... - протянул Лёха.
- Ото ж, - поддержал Кондрат.
- Мда... - произнёс Димон.
- Угу... - согласился Назар.
- Эх, - заключил дед Васыль, - говорил бабке: не клади кильку.
- А давай по маленькой, за удачную рыбалку! - подал идею Кондрат.
И сразу компания зашевелилась, зашумела. Стало намного веселее!
И уж потом Лёха Квач достал из машины резиновую лодку, клееную-переклеенную, стал накачивать «лягушкой».
- Щас сеточку поставим и – порядок! Будем с рыбой.
- Это же как бы браконьерство, - засомневался Назар.
- А моя совесть чистая! Наверху, власти, рази не браконьеры? - убеждал Лёха, - это мы для них вроде той рыбки, а они что хотят, то и делают. Так что не надо, товаришч...
Назар и Лёха, с треском ломая камыши, зашли в «забродах» в воду, вспугнув стайку мальков. Пахнуло илом, смятым чаканом. Кинули на речную гладь лодку, звенящую резиновыми баллонами. Забросили в неё мешок с сеткой, тычку*. Забрались и сами в посудину.
- Назар – на вёсла! - скомандовал Лёха.
«Капитан», привязав один конец сетки за пучок камыша, стал аккуратно «высыпать» снасть. А Назар, медленно загребая вёслами, смотрел вокруг, любуясь Манычской природой. Глубоко дышал и блаженствовал. Вода в реке чистая, будто отстоянная, видно до самого дна. Между затопленных карчей медленно, по-хозяйски, проплыла прогонистая щука, среди водорослей шмыгали небольшие полосатые окуни. А по воде, от куста к кусту, плавно направлялась тёмно-рыжая ондатра, оставляя за собой след лёгких волн. От весла шарахнулся, извиваясь, юркий уж, и через секунду исчез под водой.
Сеть закончилась. Лёха воткнул тычку в дно, а к ней привязал край сетки.
- Вот и управились, - геройски сказал он, - даже поплавков не видать. Всё шито-крыто. Учись, казак!
- Что-то баллоны ослабли, - высказал сомнение Назар, - воздух вон как шипит.
- А что ты хотел? Боевое судно. А не нравится, так открути крышку клапана и дуй. Лёгкие у тя молодые, а я буду грясти.
И парень открутил. Воздух со свистом вырвался через нарушенный клапан наружу и баллон вмиг оказался пустым. Рыбаков по пояс залила вода. Они прижались друг к дружке и старались сохранять равновесие на одной половине.
- Держись-держись, - шептал Лёха, - может, дотянем... А то будет: не рыба к нам, а мы к ней... Гребём руками. Ничё, погода тихая... Если пойдём под воду, снимай одёжку и «заброды». Ничё, выплывем...
«Вот и “насытились“ природой напоследок, - нервничал Назар, - дотянуть бы до берега...»
Плыли по воде, как будто шли по канату: медленно и осторожно.
На берегу стоящие увидели катастрофу и кричали:
- Спокойно! Всё будет нормально!
С облегчением «лодочники» коснулись илистого дна и, шумно хлюпая водой, тяжело выбрались на берег. Димон и Кондрат помогли вытащить повреждённую лодку.
- Ничё, подремонтируем тебя, кормилица, - с нежностью проговорил Лёха.
- Да у тебя не лодка, а плавучий гроб, - раздражённо выговорил Назар.
- Хлопцы, раздевайтесь и до костра, быстро! - скомандовал Дед Высыль, - главно, шобы бубенчики не застудились.
А на костре уже закипал казан. Рыбаки, оставшиеся на берегу, надёргали разнорыбицы: плотвы, метисиков, окуньков, краснопёрки, ласкиря. Солнце укладывалось за бугор. А на небе появились растущий месяц и первая звезда.
- Гля, месяц, як сазан золотистый, в казан занырнул, - удивился дед и стал помешивать черпаком уху. - А русалок там не встренули? - посмеивался он.
- Нет. Не люблю я русалок, - ответил Назар.
- А шо ж так?
- У них ног нет.
Тут уж захохотали все.
- Давай наливай, для сугреву!
Установили раскладные стульчики и столик. Достали из рюкзаков походную посуду: жестяные глубокие миски, алюминиевые ложки и одну деревянную с выщербленным краем. И пошёл черпак по кругу, разливая горячую ароматную уху, сдобренную лучком, укропчиком, молотым душистым перчиком.
И неслось со всех сторон:
- Уха – за ухи не оттянешь!
- Будешь исть и смеяться!
- Ох, и сладка, ядрёна корень!
Дед Васыль быстро выхлебал свою порцию и стал постукивать по миске деревянной ложкой. А Кондрат, раздобревший после чарки, поддержал старика:
- Дед, наливай себе ишо, вон какой ты худой.
- А лихой петух жирён не бывает, - парировал дед Васыль. - Эх, ладно... Хороша ушица! - и зачерпнул с ухою окунька, - благодарствую, - блеснул слезою, - всем люб Маныч: и накормит, и приютит, и даст душою оттаять...
- Ой, да вокруг Маныча что только не бывало-не приключалося, - заговорил Лёха, - год назад, в ноябре, холодно уже было... выплыли мы с Кондратом на сети. Он стал рыбу «выбивать» и сильно перехилился... и кувырк в воду! В фуфайке, шапке, забродских сапогах. Вынырнул, за лодку хватается, глаза выпучил, с ноздрей бульбы лезут. Точно мокрый кошак. Я от смеха чуть сам за борт не перекинулся. А он: «Бу-бу-бу». Продышался и говорит: «Не расказуй только казакам, а то засмеют». Вот такой конфуз.
- А сам-то, - не выдержал Кондрат и заговорил, захлёбываясь, - этим летом, значь, рыбачим, вон там, ближе к дубраве. Услыхал Лёха в кустах шум, треск и крики бабьи. Переполошился! Та, грю, охолонь, парубок с девкой на моцике заехали. Так не! Схватил дрын и кинулся в гущину дубравы. Заступник. Геройский казак. Через минуту выскочил обратно. Без дубины. Закрывает левый глаз и бормочет: «Пр... про... простите, простите...» Во иде конфуз! - и Кондрат от смеха затряс животом, - их-их-их!..
И рыбаки давай говорить-выговаривать каждый свою байку с вывертами да с коленцами. Со смехом да со слезами. И всяк норовит поперёд друг друга. А где их ещё услышишь? В самый раз у костра, под небом звёздным, за ухой да под чарочку!
- Как-то раз, приехал я с подружкой на Маныч, - начал Назар. - Снег идёт крупными хлопьями. Дубрава вся белая, пушистая. Зимняя сказка! И мы вдвоём на всём белом свете! Решили костерок развести, шашлык пожарить. Остановились у берега. Вышли. А на льду людей – тьма тьмущая. В тулупах, кожухах, валенках. Все подлёдным ловом увлечены. И вдруг разом глянули на нас. И так мне стало за себя конфузно: все мужики, как мужики, над лунками дрожат-мёрзнут, а я с девкой, надумал на снегу шашлыки жарить. И не только шашлыки...
- Ну, раз вы про девок, - махнул рукой дед Васыль, - тада и я расскажу. А дело було до войны. В том селе, шо у Маныча. Я в артели на быках воду возил, а Петро, мой одногодок, на бедарке – председателя. И еще за коньми ухаживал. Должность у его, вроде, выше моей. Да и сам он ладно скроен. А влюбились в одну дивчину. Гарна така була. И от он усегда поперёд меня: усадит на бедарку раскрасавицу и у степь! И вот гляжу, он опять поехал к ей. Забрала меня тоска-ревность. Взял я ножницы шо овец стригут и следом к её дому. Так шкандылял, аж взопрел. Но успел. Стоит конь чубарый* копытом бьёт. И я представил як полюбовники у степу кувыркаться будут. Не сдержался. И чикнул коню хвост повыше того места, откуда «яблоки» сыплются. Вот им и конфуз... Хай типерь поездют. А лично я не люблю на открытых линейках трястись: от лошадей шерсть и волосы летят да и питаются они не святым духом.
Дед Васыль икнул, перекрестил рот.
- Назарка, а у тебя закурить нема?
- Держите.
Дед выкатил веточкой из костра уголёк, взял в ладони. Прикурил. У рыбаков глаза – на выкат! А он:
- Та это шо? Ерунда! Вот в детстве, бувало, запалим деревянное колесо и катим в гору всей гурьбой. Игры у нас такие были... Так шо руки у меня закалённые.
Закурили и остальные. Ночь. Тишина. Костёр утихомирился, дышит жаром да иногда потрескивает хворостом. Где-то далеко загудел поезд и гулко застучал по железнодорожному мосту. Рыбаки стали укладываться на ночлег. Назар и Димон улеглись в «Ауди», Кондрат в – «лайбе». А дед Васыль и Лёха натаскали соломы, накинули полог и укрылись ватным одеялом.
- Комары загудели, заразы, - недовольно высказался Лёха.
- А ты кинь в костёр полыни, хай продымит их, чертей. А я ото и не чую. Так шо в глухоте есть и положительный момент. От и дома – бабку донимают комары, разные шорохи, а мине хоть бы хны: дрыхну без задних ног.
Ночное небо завораживало далёкими звёздами. Чертили небосвод спутники. Срывались, сгорая, метеориты. Мигали разноцветными огнями самолёты.
- Ото не летающая тарелка, а? - дед толкнул в бок Лёху.
- Та не...
- Я этих инопланетян видел, як тебя.
- Нам в Степном ещё инопланетян не хватает, - подал голос Димон.
- Сижу як-то на пасеке. Ночь. Небо такое ж, в звёздах, - продолжал дед Васыль, - глядь, идут. Двое. Будто плывут, чуть покачиваясь. И земли не касаются. Шкет поджал хвост и к мине. Я за клюку. А они: «Не ковыряйсь и не гоношись», «А вы кто такие?», «Не твоё дело», «А шо вам надо?», «Шоколада...»
- Выпить им надо было, - рассмеялся Димон.
- «Смотри, - говорят, - если чё, мы тебя найдём». О такие они...
- Какие-то невоспитанные инопланетяне к вам пожаловали, - высказался, улыбаясь, Назар.
- Дед, слышь, - подал голос Лёха, - я хочу пчёл разводить. Ты мне дай несколько пчёлок. А я цветов насажу и пусть мёд носят. Дашь?
- Дам...
- А улей как делать, а?
- Як собачью будку.
- А почему? Таких же больших пчёл не бывает...
- Зато бывает кусаются, як собаки, - расхихикался дед.
Лёха ворочался с боку на бок.
- Дед, а дед...
- Ну, чего?
- Вот ежели доживу до утра, всё – брошу пить.
- Та ты сказився чи шо? И придумаешь... Зарекалась баба рожать... Спи уже...
Первыми проснулись дед Васыль и Лёха. Промозглое утро пробирало холодом. Серый туман перекатывался клубами и стелился по реке, цеплялся клоками за камыши, занавешивал поднимающееся солнце.
- Вот это дубняк, - стучал зубами Лёха, - я закоцуб, как сосулька. О!.. У меня ж во фляжечке «н.з.» есть.
Лёха принёс из машины маленькую железную бутылочку.
- Глотни, дедуль.
Дед взял в руки флакон:
- Хороша баклажка: и не разобьётся, и не разольётся. Плохо тока одно: не видать скоко в ней осталось водочки? Приходится определять на слух – взбалтывать. А если музыкального слуха нету? И пропал человек, - и дед Васыль с удовольствием приложился к горлышку.
Лёха сообразил, что дед не одно молоко пил в своей жизни...
- Э! Э! Э-э-э!!! Не увлекайся, дед!
- Та шо тут его було...
Пробудились и остальные рыбаки. Загудел голос Кондрата:
- Привиделся сон, самый страшный для казака...
Все насторожились и притихли во внимании.
- Приснилось, вроде как мне сбрили усы. Оххх!.. Господи, не допусти...
Туман растворился в лучах восходящего солнца. И рыбаки увидели потрясающую картину. Над водой на полметра виднелась сеть, а в ячейках искрилась чешуёй трепещущая рыба.
- Боже ж ты мой!
- Как это?!
- Да так, - объяснил Кондрат, - видно, перекрыли шлюзы, и часть воды ушла. Давай, Лёха, собирайся на сеть, а я займусь лодкой.
Тучный Кондрат, потея, накачивал резиновый плот. И вдруг, как гром среди ясного неба, взорвалась лодка, превратившись в лоскуты.
- Ух, ты, мать твою! Перекачал. Вот те и сон в руку, - испуганно лепетал он.
- Чтоб тебе пусто было, - выругался в сердцах Лёха.
Дед Васыль сразу загрустил:
- Не дал нам Маныч рыбки...
Но Лёха, раздевшись, добрался до ближнего края сетки. И рыбаки, как бурлаки, вытащили её на берег. Улов был богатым.
- Вам какую рыбу дать, - спросил Лёха у деда Васыля, - сазана или судака?
- Ой, мини всё одно, лишь бы – да. А моя Валюшка вон таких любит, - указал дед на самого крупного сазана.
Остальную рыбу разложили примерно на равные четыре кучки.
- Тут такое дело, - проговорил с иронией Кондрат, - главное, чтобы при делёжке физиономию не подравняли.... Дед, отворачивайся, я буду указывать на рыбу, а ты говори кому.
Повеселевший дед Васыль с удовольствием произносил:
- Кондратию, Лёньке, Димке, Назарке...