Человек одинокий. Вброс семнадцатый

Гарри Башарянц
17
     Утром он пошёл на дачу, покормил своих питомцев, протопил хижину – было тридцать семь градусов мороза, а Джек, радостно встретивший его во дворе, был весь в инее. К десяти часам они с Джеком пошли на работу. Валентины ещё не было, в конце концов, она хозяйка и могла распоряжаться и по телефону.

   Главная задача, которую нужно было решить незамедлительно, это каким-либо образом избежать приглашения Валентины, праздновать Рождество, да ещё и Старый Новый год. Но пятого января с Толиком произошёл несчастный случай, который избавил его и Иру, идти в гости к Валентине. Дело обстояло так:

   В магазине пятого января, днём, после обеда, потух свет. Валентина позвонила Лёхе, но тот сказал, что работает вдали от городка, и придти сможет только после работы.

   - Мне теперь что, магазин закрывать?! – рвала и метала Валентина, - А ты что за мужик, если в электричестве не шаришь! – упрекнула она Толика.
   - Чего это я не шарю…- обиделся Толик, - у меня и инструмент имеется!
   - А может не надо? – пошла на папятную  Валентина.

   - Да ладно, - сказал Толик, - может там что-то незначительное…

   Он взял фонарик, указатель напряжения и подошёл к щиту освещения.  Щит был прибит к стенке, в подсобке. Толик полез с указателем, проверить наличие напряжения. Указатель был бытовой, в виде отвёртки со встроенным световым диодом. Правой рукой он светил фонариком в щит, а левой приблизил указатель к токоведущей части.

    Действовал он как-то неловко, и жало указателя, коснувшись  провода, показало наличие напряжения, но в одно мгновение, стержень отвёртки-указателя соприкоснулся с жестяным кожухом пакетника, и Толика ослепила яркая вспышка от произошедшего короткого замыкания! На минуту он ослеп, но интуитивно успел выдернуть руку из щита освещения!  В левой руке остался огрызок указателя. Его не только ослепило, но и осенило! Правой, дрожащей рукой он перещёлкнул автоматы и свет загорелся!

   Он взял из коробки бутылку подсолнечного масла, кое-как открыл, и вылил, чуть ли не полбутылки, на левую ладонь. Обожгло ладонь так, что она уже покрылась страшными волдырями! Он вышел из кладовки, прошёл в умывальник, открыл кран холодной воды и сунул под струю руку. Боль мгновенно утихла, но стоило отвести руку от холодной струи воды, как ладонь стало жечь нестерпимо!

   - Толик, ты где? – услышал он голос Валентины.

   - Здесь…- он вышел из умывальника.

   - Что там было? – полюбопытствовала Валентина.

   - Да автомат выбило, - ответил Толик, -  Лёха вечером придёт, пусть выяснит причину.

   - Выяснит! – сказала Валентина, - А чего у тебя глаза такие красные? – она подозрительно посмотрела на него, - А ну, дыхни!

   - Да, пожалуйста! – разозлился Толик, - он набрал побольше воздуха в лёгкие, и выдохнул ей прямо в лицо! – Ну как? – с сарказмом спросил он.

   - Ладно, не наглей… Иди, работай…

   - Слушаюсь, мадам!

   - Какая я тебе мадам! – тон у неё сделался слегка игривым, - смотри… дошутишься…Иди, иди..горе ты моё…

   - Какое ещё горе? – не понял Толик.

   - Ой…потом…после… поговорим…

   Каждые две-три минуты, он бегал в умывальник и подставлял ладонь под холодную струю воды. К вечеру, когда пришёл Лёха, рука почти не болела – так, лёгкое жжение. А волдыри через несколько дней созреют и лопнут. Впрочем, работать они не мешали. Он натянул на руки чёрные, китайские перчатки, и вдруг похолодел! Ведь будь у него эти перчатки на руках, левая бы от короткого замыкания оплавилась и прилипла  к ладони! Тогда бы уж точно, пришлось обращаться к врачу, и не получилось бы скрыть рану.

   - Чего это пакетник такой чёрный? – спросил Лёха, открыв дверцу щита освещения.

   - Спокойно, Лёха, - Толик стоял рядом, - это я неудачно полез.

   Толик стянул левую перчатку и показал ладонь.

   - Ну, ты и крокодил! – возмутился Лёха, - Сам чуть не погиб и меня лишил куска хлеба!

   - Да ладно... Повошкайся здесь полчаса, с понтом, и Валентина тебя не обидит.
   - Само собой, - Лёха аж повеселел. Бутылка водки ему была обеспечена.

   После работы он пошёл на дачу, покормил Джека и Мурку, растопил печку, и позвонил Ире, попросив её придти к нему на дачу.

   - Что случилось? – заволновалась Ира.

   - Ничего страшного. Просто приди.

   - Хорошо.

   Она пришла через двадцать минут. Толик показал ей руку, и она запричитала:

   - Как это ты умудрился? У тебя здесь есть что-нибудь? Бинты, мазь… Нужно подсолнечным маслом смазать!

    (Хотя и нельзя смазывать обожженную поверхность кожи маслами и жирами, однако народное средство – подсолнечное масло, первое, что приходит в голову, когда человек получает ожог).

   - Уже полил, - сказал Толик, - Это печка пыхнула. Слишком много солярки налил для растопки.

   - Больно?

   - Уже не очень.

   - Так! Завтра идёшь на больничный!

   - Никаких больничных! – мотнул головой Толик, - Этого ещё не хватало!

   - Ну, давай хоть перевяжу!

   - Не надо. Так быстрее заживёт.

   Наконец она успокоилась, села в кресло, взяла Мурку себе на колени.

   - А хорошо у тебя здесь, - сказала она, - Спокойно и уютно. Сам делал ремонт?

   - Где сам, где мужики помогли. Главное ни копейки не потратил! – похвастался Толик, - Мужики всё притащили. И цемент, и обои, и краску. И освещение сделали.

   - Хорошие у тебя друзья!

   - Так на одном предприятии двадцать лет проработали вместе. Это о чём-то говорит?

   - Это ни о чём не говорит! – резко сказала Ира, и её серые глаза сверкнули, - Мне же никто не помог! Я тоже двадцать лет проработала в одной организации, ну и что? Когда я забухала, даже лучшая подруга не захотела со мной возиться! В результате, я осталась одна…Да что там говорить…Ты заметил, что у меня в квартире нет никакой оргтехники, даже телевизора?

   - Заметил, - сказал Толик, - Мало ли что…

   - А была у меня самая современная аппаратура!  Всё пропила! Сучка!

   - Может, не надо? – Толик боялся, что эта неожиданная исповедь, закончится истерикой.

   - Действительно… - Ира тряхнула головой, будто избавлялась от какого-то наваждения, - Слушай, давай здесь заночуем? Здесь так хорошо! Романтично! За окном мороз трещит, а здесь чисто и светло! Вон, диван, какой вместительный…

   - Так условий никаких! – рассмеялся Толик, - Удобства во дворе…да, и вообще…

   - Толик! Ну, мы же взрослые люди! Почти неделю спим в одной кровати, кого нам стесняться?  А утром пойдём ко мне, искупаемся…

   - А Джек, а Мурка? –

   - Переночуют на кухне! – отрезала она, - Пусть привыкают! Или это у нас не всерьёз? – на глазах у неё навернулись слёзы.

   - Ириша, успокойся! – Толик обнял её и поцеловал в щёчку,- И всерьёз, и надолго. Возраст не такой, чтобы кидаться из одной крайности в другую…

   - Толик…если ты меня бросишь…- сказала она сквозь слёзы, - я подохну…Ты моя последняя надежда… - она уже плакала в голос. Джек, до этого спокойно лежавший на паласе, вскинул голову и удивлённо посмотрел на Толика.

   - Да, ты успокойся… - Толик налил стакан воды и подал ей. Она, не отрываясь, выпила весь стакан и вернула его Толику. Вытерла платком глаза, при этом размазав по лицу косметику. Сейчас она была похожа на капризную девочку.
   - Вот, видишь Джека? – Толик погладил того по голове, - Джек умирал всю прошлую зиму, но не умер. Его спасла Мурка.

   - Как могла кошка, спасти собаку? – ещё продолжая всхлипывать, спросила Ира.
   - Джек был бездомным, и Мурка была бездомной. Я встречал умирающего Джека, в городке, когда сам пьянствовал. Увидев его летом здесь, я удивился тому, что он ещё жив. Мурка кормила его мышами и воробьями, и Джек ожил. Не столько от еды, но и от оказанного ему Муркой внимания. Он стал кому-то нужен, и это спасло его. Потом появился я…Вот такая команда у нас образовалась.

   - И ты, глядя на их идиллию, задумался о своей жизни? – Ира прижала Мурку к груди и поцеловала её в темечко, - Вот вы, значит, какие! – слёз уже не было, голос окреп, во всём её облике, чувствовалась уверенность.

   Толика всегда удивлял в женщинах, переход из одного состояния в другое. Кажущаяся трагичность, быстро уступала место весёлости, и будто не было ни слёз, ни истерики! Никакой разум не может взять верх над женскими чувствами! Много ли человеку нужно, для того чтобы прожить дарованную ему родителями, жизнь? Совсем нет. Если ты живёшь спокойной, планомерной жизнью, тебе и в голову не придёт её реформировать. Подчинившись какой-либо пагубной привычке, человек ломает свой налаженный быт, и оказывается на обочине. Много позже, он осознаёт, что стал никому не нужен. И, такое «открытие», ещё более усугубляет его никчёмное положение.

   Толику и Ире незачем было скрывать, друг перед другом, свою прошлую жизнь. Запуганные тем образом жизни, которую они совсем недавно вели, им не хотелось возвращаться в прошлое, потому, что всё их недавнее прошлое, было сплошным негативом. А Валентина, эта мудрая женщина, познакомила их, двух пропащих, чтобы не было у них никакого преимущества друг над другом. Им, никогда не придёт в голову, упрекнуть, один другого, в том, что сами пережили, оказавшись на дне жизни.

Но беда пришла совсем с другой стороны - откуда не ждали.