Зачем?
Зачем я хватаюсь за эту соломинку, сухой стебель тростника? Пытаясь выкарабкаться из засасывающей в небытие трясины. Зачем? Зачем мне, вообще, такая жизнь? На рыхлой кочке? Среди гниющего болота? Зачем?
Зачем?!
* * *
Давным-давно в детстве мое сознание ужасала мысль о том, что когда-нибудь я умру. Как так, недоумевал мой детский разум, я не смогу видеть, слышать, разговаривать? Меня просто не будет. Никогда!
Я же хотел бегать, играть, есть мороженое, ходить с папой на рыбалку, кушать мамины блины и пироги. Жить, одним словом.
Меня пугали не столько возможные страдания при переходе от действительности к небытию, о которых я не мог знать, сколько то, что жизнь пойдет дальше без меня, и я больше ничего не увижу и не узнаю. Как там и что.
А я хотел жить всегда.
Потом…
Потом я понял, что люди все же уходят. Все. Время уменьшает жизненное пространство человека. В соответствии с функцией - чем больше время существования, тем меньше жизненное пространство. И, в конечном итоге, превращает это пространство в точку. В ноль. Абсолютный ноль человеческой жизни.
Я жил и старался не думать об этом, полагая, что мое время существования еще мало, а значит жизненное пространство еще велико.
Моя жизнь была насыщенной и разнообразной. Она крутилась разноцветным многогранником, грани которого сверкали разнообразными красками. Были и белые. Были и черные. Но я надолго не задерживался на его хмурых темных цветах.
Когда я падал в пропасти неудач, мне хватало сил, чтобы вовремя сгруппироваться. Собраться и быстро восстановиться. Я вновь лихо взбирался на вершину после таких случайных или неслучайных падений.
Но с течением времени сил становилось все меньше. И вот после очередного жестокого и жесткого падения с большой высоты, я оказался на дне заброшенного ущелья. В каком-то кочковатом малярийном болоте. И теперь моих сил было уже не достаточно, чтобы восстановиться до прежнего уровня и взобраться на вершину вновь. Даже маленькую. Разве, что небольшой бугорок или кочка смогли бы покориться мне. Мое жизненное пространство резко уменьшилось. А время существования?
Раньше я хотел и мог бороться за свою жизнь. А сейчас? Сейчас я устал. И мне уже безразлично. Апатия окончательно победила меня, и я перестал сопротивляться.
* * *
Я устал от борьбы с засасывающей в небытие трясиной. Она уже поглотила не только часть моего тела, но и почти весь мой организм. И нет сил, сопротивляться дальше. И нет желания жить. Так жить.
И я отпускаю стебель тростника.
Тухлая черная жижа победно фыркает, распуская свои грязные противные щупальца. И я начинаю медленно сползать в неопределенность.
Но вдруг где-то в недрах моего подсознания возникает слабый, еле различимый родничок.
Буль-буль… не уходииии… Буль-буль… не уходииии…
Откуда он? Кто заставил биться его, казалось бы, в уже замершем организме?
Буль-буль… не уходииии… Буль-буль… не уходииии…
Он будит мою ослабевшую волю. И я, словно очнувшись после длительного гипноза, пытаюсь дотянуться до исчезающего стебля тростника. И вновь отчаянно вступаю в борьбу. Я отбрасываю затягивающие щупальца трясины, раскручивая и раскачивая в стороны свое изнеможденное тело, и упорно карабкаюсь на болотную кочку. Еще усилие. И вот. Я все же выбрался.
И родничок радостно клокочет.
Буль-буль-буль… не ушел! Буль-буль-буль… не ушел!
Нет. Не уйду. Пока будет пульсировать родничок, дающий мне силы духа и воли. Наверно кому-то я все-таки нужен. И я буду жить! Пусть среди гниющего болота. На рыхлой кочке.
Я вернулся.