Впервые сегодня сняла на смартфон эти неспокойные мутные воды и небо над ними, огромную черную тучу, накрывшую все небо по правую руку, все небо от берега до берега, от Университета до Адмиралтейства с его отчаянно и гордо трепещущим флагом. Над этой огромной черной тучей, между грозной тучей и серым, вечно суровым небом, дрожала кромочкой нежная светлая, золотистая полоска, и мне внезапно захотелось ее сфотографировать и запечатлеть, как символ надежды и возможной будущей радости. И я стояла там на ветру и фотографировала небо и так, и эдак, но получалось все-таки не так, как хотелось, в смысле высокой художественности и символичности. Но я сфотографировала и тучу с полоской, и флаг, причем в тот миг, когда флаг удачно оказался ровно на фоне полоски. И волнение, которое я при этом испытала, было важнее, чем непроизвольное, как всегда у меня на мосту, движение взгляда вправо и вниз, в сторону неспокойных мутных вод.
Сегодня, двадцать шестого декабря, я весь день провела на работе. Университет, после бурной зачетной недели отправивший весь народ на заслуженный новогодний отдых, был пуст. От зари до зари, от темна до темна (ну, это не так уж и долго по питерскому зимнему распорядку) занималась я своим любимым делом, то есть перебиранием бумажек, раскладыванием папок и размышлениями о том, как быстро проходит жизнь. На нашей кафедре, как и на любой другой кафедре, как и в любом другом учреждении, есть свой маленький архив. В нашем архиве хранятся семестровые, курсовые, выпускные и магистерские работы всех наших студентов за долгие-долгие годы. И за эти долгие годы маленький архив, естественно, превратился в архив довольно большой, заполонивший собой все свободные и несвободные полки в тесной подсобке при нашей аудитории, и при этом весьма пыльный. Велено было привести его в порядок и ужать до минимума, а освободившееся место занять чем-то более ценным, а именно книгами, новыми книгами. А старые книги, в свою очередь, перебрать, потому что половина из них попала к нам случайно и никакой ценности не представляет. Но это уже после Нового Года.
Забежал за последним зачетом студент – японец, изучающий таджикский язык и очень точно и остроумно сыгравший на днях Гаева в нашем кафедральном «Вишневом саде». Ему тяжело у нас, на уроках он сидит сонный, от темна до темна. Мы поздравили друг друга с наступающим Новым Годом.
Ужасное это дело, разбирать архив, да еще такой, как этот. Вспоминать имена, лица учеников, разные забавные случаи с ними, их талант, их стремление, их рост – или ничего не вспоминать, и даже не вспомнить, кто это был. Память стирает и лица, и имена, а архив напоминает обо всех. И о тех, на кого ни за что не поднимется рука – не поднимется рука бросить в мусор даже самую простую, плевую, содранную, списанную семестровую, списанную еще в докомпьютерную эпоху с какой-нибудь энциклопедии пятьдесят шестого года, школярскую, с собственноручным рисунком на обложке, с карандашами цветными сочиненной виньеточкой, с эффектным росчерком подписи, за которой сразу встает бледный, большеглазый образ одного начитанного, быстроумного, но очень безалаберного мальчика, посредине пути соскочившего с нашей допотопной арбы и улетевшего куда-то на запад. И о тех, кто благополучно забыт, пусть и домучился до самой магистратуры, потому что скучнейшие тома их сочинений не содержат ни одного-единственного самостоятельно изреченного слова и поэтому теперь улетают туда, куда им и положено.
Зашла студентка – русская девочка, уроженка Юга, которой так холодно на Севере, что учиться просто невмочь. Я пожелала ей удачно сдать сессию, она слабо улыбнулась, «спасибо», и мы поздравили друг друга с наступающим Новым Годом.
Изрядная часть нашего архива – второсортное и третьесортное добро, чужие слова и чужие мысли, ловко или неловко перенесенные на бумагу по методу Copy and Paste. Неинтересное исполнение неинтересных и непонятных тем, а за всем этим – неинтересная, непонятная и ненужная специальность и, в конце концов, ненужный диплом. Половина наших выпускниц осела в домохозяйках. Несколько поколений не проявили себя ничем. И было только две группы, в самом начале моей работы в Университете, перед которыми я не чувствовала себя инопланетянином, не умеющим объясниться, или клоуном, обязанным развлекать, несмотря ни на что. Это были две чудесные группы, талантливые, гениальные, милые. Все, написанное ими, укладывается в отдельную секретную папку. Это – золотой фонд. Это – мои дети. И им скоро по сорок лет.
Позвонил отец из Алма-Аты, попросил на обратном пути зайти в книжный магазин, купить нужную ему книгу. А если повезет, и еще одну, такую-то. Моему отцу восемьдесят лет, и он пишет книгу. Я все записала подробно – авторов, названия, годы издания.
Среди бумаг попадались и мои стародавние, любимым мною в те годы шрифтом Courier New напечатанные, отзывы на работы студентов, и рукописные отзывы наших старых профессоров, которых теперь уже нет в живых, – автографы классиков не только нашей кафедры, но и всей нашей науки, больших ученых, которые вынуждены были читать, и разбирать, и чиркать все эти бесконечные, обязательные студенческие учебные опусы, возможно, в надежде найти зерна мысли, проблески самостоятельности, следы амбиции в болоте Copy and Paste. Найти настоящих учеников. И я, не Бог весть какой ученый, а попросту очень несмешной клоун, несчастная тетка, вечно косящая под рассеянного профессора, чтобы скрыть истинные причины своих провалов, я тоже мечтала найти своих учеников, найти себе учеников, протянуть тоненькую ниточку от своих учителей и своих однокашников в какое-то мистическое будущее, когда меня уже не будет.
Так что все мои двадцать лет в Университете прошли сегодня у меня перед глазами, от того дня, когда я впервые вошла в класс, ничего не зная о классе моих учеников, и села в лужу на первом же уроке, написав на доске персидское слово с такой грубой ошибкой, что оно снится мне до сих пор, и вплоть до года нынешнего, когда я вернулась в Университет после двухлетнего отсутствия, и обнаружила поразительные перемены. Любознательные, умные глаза, живой интерес. Энергия. Смех. Не смех как потеха над несмешным клоуном и его устаревшими ценностями, а смех как энергия, как жизнь. И с этими ребятами я поставила «Вишневый сад». На персидском языке, который преподаю.
Позвонил сын, спросил, когда я буду, можно ли занять комп. Я сказала, что буду не скоро, часов в пять, потому что после работы зайду еще в «Дом Книги» и там, наверное, застряну.
И все же я выбросила лишь самые плохие, бесполезные, беззастенчиво скачанные работы. Да и то пока не выбросила, а просто отложила в сторону, рассортировав по стопкам и папкам. Да, этим поколениям было почему-то не до учебы, как говорили в моем детстве. Скачанное из Сети мертвое знание не было нужно ни им, ни нам. И мы просто встретились, потоптались на одном пятачке и разошлись навсегда. Ниточка не протянулась.
Я шагала через мост, переполненная всеми этими мыслями, этими вопросами. Есть общества, где все поколения живут так же, как жили их отцы и деды, и прапрадеды, и радуются этому. А есть общества, где каждое поколение непохоже на предыдущее и не знает, что с ним будет. Поколение нулевых не хотело учиться или хотело учиться чему-то другому. Оно прошло и ушло, и пришло другое поколение, способное к стремительному росту. И вот мы читаем, обсуждаем, ставим «Вишневый сад». Это был очень тяжелый ноябрь, очень тяжелый декабрь. Но с грустным, добрым и мудрым Чеховым мы их пережили, и вот уже скоро Новый Год, и грядет перемена погоды. Я шагала по мосту, привычно глядя под ноги, подняв капюшон, спасаясь от ветра. И совершенно случайно подняла голову и увидела огромную черную тучу над рекой, огромную черную тучу. А над ней – золотистую полоску надежды.
В какое неспокойное мутное время мы живем. На самом деле все уже переменилось и меняется дальше, с каждым днем, в худшую и одновременно в лучшую сторону. Беспечность, гедонизм, лень, прокрастинация, самолюбование, фрустрация, апатия, переливание из пустого в порожнее, потакание собственным слабостям, растравливание души, плаканье в жилетку, виртуальные, азартные и разные прочие игры, мечты о будущем, ностальгия по прошлому, писание стихов, шоппинг, зависание в соцсетях, строительство карьеры, строительство планов, обдумывание жития, поиски истины, фитнес, романтические вздохи, сентиментальные песни, мировая скорбь – не до вас теперь, печали и радости мирного обывателя. Ветер рвет флаг, золотистая полоска горит над тучей.
Нагруженная книгами, я шла от метро к дому, привычно глядя под ноги, подняв капюшон, спасаясь от ветра.
- Ой, мам! – окликнул меня кто-то, и это был мой сын.
Мы обнялись.
- Ты куда? – спросила я.
- На Дворцовую! Там в шесть часов елку будут зажигать.
- О, здорово!
- А ты как, мам?
- Устала, как собака, и голодна, как черт! – улыбнулась я, чувствуя необыкновенный прилив сил.
Скоро Новый Год.
26 - 27 декабря 2015