Первый раз я увидел её в начале лета. На озере. Я ловил раков у омута, возле большой коряги, когда она пришла купаться. Место это было дикое, туда и пацану-то подойти было непросто, а девчёнки и вовсе туда не ходили, боялись. А тут, вижу, незнакомая, стриженная под ноль девка скидывает с себя всё и в чём мать родила плюхается головой вниз в самый омут. Я чуть сам в воду не слетел. Спрятался за корягой и дрожу. Почему – и сам не знаю.
Поплавала она немного, вылезла, подхватила платье да бегом вверх, по косогору, по кустам и осоке.
Приходила она, обычно, через день. Сначала я прятался, потом перестал. Похоже, это её не сильно напрягло. Напротив. Она стала нырять именно там, где стояли мои сетки. Я не обижался.
Я угощал её свежими раками, сваренными на костре. Она разгрызала красный панцирь своими зубками-жемчужинками, и сок брызгал ей на живот. Она смеялась и кидалась в меня недогрызенными раковыми хвостами.
– Ветки и трава бьют только тех, кто их боится.
– И люди, – добавила она немного погодя.
Её голова лежала на моих коленях, я шекотал одуванчиком её грудь и ветер сдувал белые парашутики.
– Два сосца твои - как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями, – зучали в моей голове забытые слова.
Сентябрьское солнце еще жарило во всю. Бабье лето навевало. Говорить не хотелось. Хотелось тишины и покоя. Я прикрыл ладонью её словно чуть припухшие губы. Потом положил вторую ладонь на её глаза, прекрасные в обрамлении длинных ресниц и маленький, немного курносый носик. Разве бы я смог ударить женщину?
Она затихла довольно быстро. Минуты через две. Я бережно поднял её, отнёс к воде, привязал к ногам заранее приготовленный камень. Когда она уходила в глубину, солнце дрожало на расходящихся по воде кругах. Кузнечики трещали, как ненормальные. Где-то вдалеке мычала невидимая корова.
– Прости, дорогая, – прошептал я едва слышно. – Прости и прощай.
Потом я достал из заднего кармана блокнот и карандашом вывел жирный плюс внизу страницы, возле цифры 13.
Раки, кстати, той осенью ловились отменно. И крупные!..