Маньке снился сон. Плывет, значитца она, на корабле огроменном, как пятиэтажка в городе, где её дочь с мужем и внучкой живут. Только они живут на первом этаже, а Манька сейчас находилась как-будто бы на пятом этаже и с этакой высоты разглядывала море, блестящее искорками в волнах, и солнце, нещадно припекавшее палубу. Вот на той палубе и находилась Манька, возлежавшая на кресле, которое матрос почему-то называл "жезлогом" и еще просил называть его стювардом, а не матросом.
Да на кой ляд ей нужнО его имя. Да еще како закавыристое, иностранное.
- Тьфу на тебя, хошь хоть Киркоровым назову, только тащи еще один бокал, - Манька с сожалением заглянула в пустой бокал, где раньше плескался коктейль, понюхала эту пустоту и отдала его матр...стюварду, и ....заискивающе заглядывая ему в глаза, проговорила, - слышь, мил человек, а не подскажешь у кого можно узнать из чего состоит это питье. И подумала, что такое питье всяко лучше чем пойло Никитишны.
"Мил человек" заухмылялся:
- Что понравился коктейль, мадам?
"Да что же это такое? - подумала Манька, - он паразит еще и обзывается. Какая я ему "манда", щенок малолетний".
Манька попыталась красиво, как в фильмах, подняться с кресла, называемого непонятно почему "жезлогом", хотя было оно деревянное, да еще и дерева пожалели, как решето сделали. А в итоге сверзилась с кресла и, шлёпнувшись на коленки, ткнулась лбом в палубу. Тут она взвыла и только собралась подняться и дать этому проклятущему матросику гневную отповедь, как услышала возглас:
- Так вы, милочка, мусульманка? А нельзя ли попросить вас молится у себя в каюте. Тут всё-таки общественное место. Да и неприлично молиться, каким бы то не было богам, в столь непотребном виде.
Манька подняла голову и взглянула на ходячую мумию-старушенцию, которая еще, наверное, бревно с Лениным таскала. Та стояла перед Манькой, подбоченясь и в таком же непотребном виде, как и Манька. То есть её мощи были засунуты в раздельный купальник.
"Ну все, - подумала Манька, - сейчас все получат и за манду, и за мусульманку. Всем достанется и стювардам и мощам. Сейчас она станет террористкой".
- Ааааааааа!- закричала она, поднимаясь с палубы, но видно солнце здОрово напекло ей башку, пока она тут корячилась. Её сильно качнуло и она полетела за борт, продолжая орать, зажмурив от ужаса глаза. И тотчас замолкла, как только вода повстречалась с лицом.
- Мария! Слышь меня, Мария! - услышала Манька зов.
Боясь открыть в воде глаза, подумала: "Нешто царь морской зовет меня. Ишь ты и имя знает".
- Маруся, да хватит уже, открой глаза. Просыпайся. Сколько можно орать! - и опять плюх вода в лицо.
"Да я уже и не ору," - удивилась Маруся и открыла глаза.
Тут же их захлопнула и опять открыла. Над ней нависало лицо её мужа Павла.
- А ты чё тут делаешь, помер что-ли? - заикаясь спросила Манька и подумала про себя -чё то я и не захлебываюсь в воде-то.
- Тюууу, здорово башкой значит шандарахнулась, - заключил Павел, поднимаясь с колен и ставя на стол ковшик для воды. - А где же я должен быть, если не дома. И почему я должен был помереть? Ждешь, не дождешься что ли? - прищурился он.
Манька огляделась вокруг и ошалело замотала головой:
- А где корабль и море и.... стювард c коктейлем?
- Может тебе еще и царя морского позвать? - набычился Павел.
- Не, не надо, он уже здесь! - машинально ответила Мария и охнула, наткнувшись на бешенный взгляд мужа.
- Хватит лежать! Вставай! - заорал вовсю глотку муж.- А то я тебя сейчас в кадку с водой на огороде засуну и будет тебе море!
Манька дернулась от крика на месте, но встать не сумела, тело не слушалось.
- Павлуша, я полежу еще немножко на полу, что-то зашиблась видать. Дай только подушку под голову.
- Головой ты зашиблась - пробурчал Паша, но подушку подал. Да и сам уселся рядом с женой. - Ну рассказывай, что случилось, пока спала.
- Ой, Павлушка, случилось так случилось. Со мной сон случился, - заулыбалась Мария и стала рассказывать свой сон.
Павел посмеялся на её сон, но потом уже серьезно проговорил:
- Вот видишь и тебя, пусть даже во сне, но к красивой жизни тянет, в путешествия. А что уж говорить про молодежь. Уезжают из деревни в город. Сытой жизни ищут.
- Да не сытой жизни, Павлуша, они ищут, а нормальной, просто нормальной. У нас здесь что - работы нет, а та что есть и работой назвать трудно, тем более за копейки. Из развлечений самогонка у Никитишны, тайные похождения мужиков к Надькиной жопе. А потом пересказ всех драк у магазина на лавке.
- Ну ты загнула, я ведь не бегаю в ларёк, да и к Надьке никогда не хаживал.- насупясь сказал Павел.
- Правильно, в ларёк ты не бегаешь. В ларёк бегаю я. К Надьке может и не хаживал, но ты ведь по командировкам мотаешься. Зачем тебе Надька, может у тебя там где-то кто и есть? - поджала губы Мария.
- Ну извини, я единственный агроном остался на всю округу, вот и приходится ездить. Кушать-то мы хотим, денежки получать тоже желаем. А насчет бабья в поездках могла бы и не упрекать. Ведь знаешь, мне, кроме тебя, никто не нужен.
- Знаю, Павлуша, - вздохнула Маня, - знаю. Потому и доверяю.
- А молодежи нашей тут нечем себя занять, если не пить с утра до ночи. Вот умные и съезжают. Остаются только неприспособленные ни к чему, можно сказать лодыри. А ты в правлении мог бы и поднять этот вопрос.
- Маш, ты как маленькая, ей-богу. А то никто ничего не знает. Все всё знают, только поделать ничего не могут. До наших проблем никому нет дела.
Павел улегся рядом с женой на полу, положив голову на подушку и обняв её за талию, задышал в ухо:
- Слышь, Маш, может уже поднимешься и переместимся на кровать? Пора заканчивать политчас и переходить к романтике, - с этими словами Павел дернул вырез ночнушки у жены, и впился губами в оголившуюся грудь.
Следующая часть- http://www.proza.ru/2016/02/01/1370