http://bulavkabook.com/
Заметки бывшего сержанта Ракетных войск стратегического назначения о службе в Советской Армии в 70-е годы. Жесткая дисциплина в учебном центре в Белоруссии. Реалии службы в ракетном дивизионе в горах Дагестана. Попытка по прошествии времени объяснить происходившее.
Для читателей, которым интересна хроника службы и восприятие восемнадцатилетнего сержанта.
ISBN 978-966-1582-05-06 © Булавка А. В., 2013
© ТОВ «Група компаній «Динаміка», 2013
ПРЕДИСЛОВИЕ
Обращение к сыну
«Если я буду такой, – сказала старая графиня на балу сыну, показывая на выжившую из ума княгиню, – ты меня, миленький, души».
(Классика, но не помню какая)
«Программа на склоне лет поучать молодёжь сидит и в нас, очень нужная программа. Беда лишь в том, что павианы живут в повторяющемся мире вечных истин, а мы – в быстро меняющемся мире, где знания и взгляды стариков могут оказаться устаревшими».
(В.Р. Дольник. «Этологические экскурсии по запретным садам гуманитариев»)
Старшее поколение (это было во все времена) считает, что им есть что сказать молодёжи и начинает писать книги, стихи, выступать перед «пионэрами» и в ЖЕКе с лекциями на тему «Как я видел человека, который видел Ленина». Я, кстати, тоже могу раскрыть эту тему в лекции – я действительно слушал выступление такого человека, он видел Крупскую (жена Ленина, это так, на всякий случай, уточняю), в школе, в актовом зале, и что запомнилось, после уроков. И ещё: умный человек – умный и в 20 лет. Ну, а дурак в «почтенном» возрасте, «убелённый сединами», – просто старый, седой дурак, и ничего больше. Курт Воннегут, выступая перед студентами чикагского университета, когда они задали очередной «умный» вопрос, сказал: «Ребята, нельзя так серьёзно относиться к жизни». Я всю жизнь с опаской относился к людям, которые к себе обращались исключительно на ВЫ. Мой студенческий друг, будучи молодым специалистом, описал своего шефа словами секретарши: «Їх нема, але ось Їх ручка лежать». Вот так, даже ручка шефа на ВЫ, ни больше, ни меньше. «Наставление Владимира Мономаха своим детям» в моём исполнении состоит из фразы – «если что, ты меня, миленький, души», если мне покажется, что я Лев Толстой и я написал «Войну и мир».
«Вы притворитесь, что вы были вовсе не детьми, а настоящими мужчинами…». Курт Воннегут. «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей»
«Армия даёт ощущение счастья, когда вернёшься. Срок годности счастья три дня». (Старший сержант Булавка)
Мы были детьми. 18-20 лет. Солдат в возрасте 24 года уже «переросток».
ПОЧЕМУ «ОТ СТОЛБА И ДО ОБЕДА»
«Канаву копать от столба и до обеда».
(Неизвестный прапорщик ВС СССР)
«Запомни, солдат не должен быть без работы. Всё сделали? Пусть территорию убирают».
(Наставления майора Бурмака младшему сержанту, в/ч 54273 Г)
Мне повезло. Я не служил в десанте или в пехоте. Не попал в стройбат, где два года службы были страшнее двух лет в зоне. Служил не гиблым заправщиком. Даже в дивизионе нас, служивших (скорее, работавших) в дизель-электростанции, называли белоручками. В учебке х/б протиралось не на коленях и локтях от продвижения ползком, а от парты. И руки были не в мозолях от сапёрной лопатки, а в пятнах от шариковой ручки. Трудно по-настоящему было только первые три-четыре недели. Трудно не так физически, как морально. Это я помню очень хорошо. Просто я не полагал, что попаду в армию. И принять правила игры не мог сразу. Но были моменты, когда ты находишься, нет, только приближаешься, к черте, к уровню выживания. Меняется психика, и мораль может подвинуться и принять то, что в других условиях для тебя было бы неприемлемо. Интересно наблюдать за собой в такие моменты. В человеке всегда сидит «подлое моё второе Я», как пел Высоцкий. Остаться человеком или пойти по колее. Зная ситуацию, или, как говорят физики, начальные условия, легко предсказать развитие событий и поведение человека. Летом 1971 года психолог Филипп Зимбардо провёл в Стэнфорде «тюремный эксперимент»: набрал по объявлению 24 молодых мужчин и назначил половину из них заключёнными, а половину – охранниками в импровизированной тюрьме, устроенной прямо в университетском кампусе. Эксперимент пришлось закрыть на седьмой день, потому что его участники, в самом деле, стали относиться друг к другу, как в тюрьме. Так и в армии: став сержантом, стариком или дедом, а еще серьёзнее и сержантом, и дедом, люди меняются. Менялся и я на протяжении двух лет. Наблюдал за собой. Как поведёшь? Очень интересно. Прав ли я был и всегда ли я оставался человеком? Не знаю, если спросить меня – были поступки, за которые тебе стыдно, отвечу – тогда не было стыдно, сейчас – да. Я никогда не осуждаю никого за «неправильное» поведение в той или иной ситуации. Не побывав, нельзя судить «я бы так или так поступил». Попади – и поступай. Твардовский в поэме «Василий Тёркин» очень хорошо сказал:
«Вот ты вышел спозаранку,
Глянул – в пот тебя и в дрожь;
Прут немецких тыща танков...
– Тыща танков? Ну, брат, врёшь...
– Ладно. Что там, триста, двести –
Повстречай один, хотя б».
Вот-вот, повстречай хотя б один. Холод собачий, до дрожи. Жара, когда все плывёт пред глазами. Хотя между холодом и жарой я предпочитал холод, можно было найти способ согреться. От жары спасения не было. Жажда, в горле наждак, и ты готов пить любую воду. Голод. Буханка хлеба, разломанная пополам, с товарищем съедалась за считанные минуты. Взвод молодых, которые ловят не то что твой взгляд, а твоё дыхание, и как писал Булат Окуджава, «…власть сердца щекочет. Грош цена тому, кто встать над другим захочет». А ведь – «щекочет» и «захочет». Конфликт, в котором можно проиграть, и это в казарме или в карауле, ночью или днем. И должен сам, а то цена тебе копейка. Оценят и всё. И уже другую цену никто не даст.
Но не это самое трудное. Самое трудное заложено в сложном временно пространственном понятии, существующем в Советской Армии, очень точно изложенном неизвестным прапором, «от столба и до обеда». Достоевский очень точно описал, в чём ужас этого понятия. Достоевский хлебнул много, его биографии хватило бы на десятка три «прозаиков». Он знал многое и был на грани. «Суд и суровый приговор к смертной казни (22 декабря 1849 г.) на Семёновском плацу был обставлен как инсценировка казни. В последний момент осуждённым объявили о помиловании, назначив наказание в виде каторжных работ... В 1854 году Достоевский был освобождён и отправлен рядовым в седьмой линейный сибирский батальон. Надо понимать, что на улучшение социального статуса, даже в положении рядового, влиял факт наличия у него образования, полученного в Высшем инженерном учебном заведении». Грамотность или если хотите, образованность помогала и мне.
Вот что он пишет: «Мне пришло раз на мысль, что если б захотели вполне раздавить, уничтожить человека, наказать его самым ужасным наказанием, так что самый страшный убийца содрогнулся бы от этого наказания и пугался его заранее, то стоило бы только придать работе характер совершенной, полнейшей бесполезности и бессмыслицы. Если теперешняя каторжная работа и безынтересна и скучна для каторжного, то сама по себе, как работа, она разумна: арестант делает кирпич, копает землю, штукатурит, строит; в работе этой есть смысл и цель… ...Но если б заставить его, например, переливать воду из одного ушата в другой, а из другого в первый, толочь песок, перетаскивать кучу земли с одного места на другое и обратно, – я думаю, арестант удавился бы через несколько дней или наделал бы тысячу преступлений, чтоб хоть умереть, да выйти из такого унижения, стыда и муки… …Единственное средство заставить арестанта работать усердно, это – задать ему урок. Иногда уроки задаются огромные, но все-таки они кончаются вдвое скорее, чем, если б заставили работать вплоть до обеденного барабана. Окончив урок, арестант беспрепятственно шёл домой, и уже никто его не останавливал.» (Федор Достоевский. «Записки из Мёртвого дома»)
Так вот страшно, когда занимаешься абсурдным, алогичным, просто глупым делом. Я пытался находить логику и оправдывать ту глупость, которой вынужден заниматься. Отбой-подъём по десять раз – для того, чтобы быстро снять гимнастёрку с каплями напалма и быстро одеться по тревоге. И так далее. Но есть то, что на голову не наденешь. Остаётся только одно – включить «дурака», как мой любимый Швейк в дурдоме, а то сойдёшь с ума. Но в этом маразме было ещё одно, что помогало служить. Был стержень, основное. Была боевая задача, конкретная работа. Ремонт и регламент техники. А это не бег ползком. Это имеет смысл. Так что я не жалуюсь, я делюсь. Является ли армия школой мужества, как пишут некоторые, не знаю. Думаю, что нет. Это, скорее, как шлепок акушерки для новорождённого, для скорейшего перехода из утробы в мир, так и для восемнадцатилетних парней, это пинок для перехода во взрослую жизнь, чётко совпадающий с призывным возрастом. Всё, и ты сразу взрослый, принял присягу – и вперед. Ты отвечаешь по закону, спрашивают по полной, да и с кого спрашивать, других солдат нет. Правда, пинок помогал не всем. Некоторых просто ломал.
ПРИЗЫВ
«Солдаты высшей категории составляют охрану Кремля, войска по охране правительственных коммуникаций, пограничные войска КГБ и Спецназ. Быть включённым в высшую категорию не означает обязательной службы в Кремле, бригаде Спецназа или в правительственном центре связи. Высшая категория из отобранных местными военными руководителями людей просто представляет лучший человеческий материал, предлагаемый «покупателю» на его выбор. «Покупатель» выбирает только то, что ему подходит. Все, кто не привлёк внимания покупателей, двигаются на уровень ниже и предлагаются представителям следующего эшелона для ракетных войск стратегического назначения, воздушно-десантных войск и экипажей ядерных подводных лодок».
(Виктор Суворов. «Спецназ»)
«В соответствии с уровнем военной значимости все рода войск могут быть разделены на четыре группы приоритетов. Первую группу образуют войска стратегического назначения, включая ракетно-ядерные, противовоздушной обороны, частично войска связи, авиацию, пограничные войска и, возможно, некоторые другие (не только наземного, но и морского базирования). Наряду с высоким уровнем военной значимости эти вой-ска оснащены сложной и зачастую опасной техникой. При комплектовании личного состава солдат-срочников в войсках, относящихся к различным группам приоритетов, военные плановики исходят из следующего принципа: чем выше уровень приоритета, тем более высокими должны быть качественные характеристики направляемого в них призывного контингента. Под качественными характеристиками они понимают здоровье, физические данные, уровень образования, степень криминогенности, национальную принадлежность».
(Дедовщина в советской армии. Армия 1991. С.А.Белановский, С.Н.Марзеева http://www.sbelan.ru/content/дедовщина-в-советской-армии)
(Это я собой горжусь!)
История моего призыва запутана и не совсем мне понятна даже сейчас. Я родился 28 мая 1953 года. Май 1971-го года. Я работаю и спокойно готовлюсь поступать летом. Отец сказал, что обещали не трогать. 25 мая звонок в цех. Меня срочно вызывают в военкомат. Пришёл. Дают повестку: 26 мая 1971 года в 6:00 прибыть для отправки в СА. То есть меня призвали 26 мая, за два дня до 18 лет. Это нарушение закона. Почему так, я не знаю. Дома мать в слезы – не призыв, а как украли сына. Пришли соседки, помогли приготовить. Отец купил спиртное. Я был в полной растерянности. Как так, меня, такого умного, знающего физику и математику, прочитавшего массу умных книг и вдруг в армию. Это другим надо пойти в армию, чтобы не спиться или не загреметь на зону, но я причём.
Вечером пришли друзья, члены бригады «кому нести чего куда», коммунистического труда, школьные друзья. Пили, ели, желали, танцевали. Крутили хит – «синий, синий иней лёг на провода». Я прощался с этим миром и думал, что всё, два года из жизни долой. Вернусь – всё другое, всё в прошлом. С точки зрения человека в неполных восемнадцать, два года – это много. Рано утром автобус увёз меня в Луцк.
В областном призывном пункте нас постригли наголо. Продали набор призывника (конверты, кусок ткани на подворотнички, мыло и т. д.). Отобрали всё спиртное. Все призывные пункты в СССР были огорожены высокими заборами. Когда пункт принимал призывников, на воротах ставили охрану, но за небольшую мзду можно было проникнуть за забор. Мы слонялись по территории, знакомились, спали на деревянных нарах. Пили то, что смогли достать или пронести, и ждали покупателей. Обсуждали варианты, в какие войска. Я в некоторой степени был романтиком, хотел реальной службы – или погранвойска или РВСН (ракетные войска стратегического назначения). Хотел боевой службы на передовой. Только в этих войсках звучал приказ – «На охрану рубежей нашей родины заступить!».
Нас осталась большая группа не разобранных покупателями. И нас поездом перебросили в округ, в город Львов. Утром 28 мая я проснулся на нарах окружного сборного пункта, и сосед поздравил меня с днём рожденья. Видно, ночью в поезде я сказал об этом. Земляк достал банку вишнёвого компота. Ягодки были залиты чистым спиртом. Пронести компот удалось только потому, что ягод было много. Мы выпили и съели. Настроение портилось. Я вспомнил, что во Львове, в училище, учится мой двоюродный брат Витя. Разница в возрасте у нас в полгода, я – старше. Мы были очень дружны. Детские шкоды были такими, что страшно вспомнить. Это и стрельба из оружия, и попытки разбора гранаты, купание в озере и т. д. Забор во Львове был выше, чем в Луцке, но проход на волю был не дороже. Как я нашёл училище, не помню. Через преподавательскую нашёл группу брата. Его отпустили со мной. Мы взяли бутылку вина, зашли во двор, сердобольная старушка вынесла стакан (жалели рекрутов во все времена) и выпили за удачу. Он провёл меня до ворот, мы обнялись и всё – расстались на три года.
Через год его призвали в танковые войска. После сержантской учебки он попал служить в ГСВГ (Группа Советских войск в Германии). Назначили его командиром танка командира дивизии. Личный танк генерала. Знамя дивизии находилось на танке, которым командовал брат 18-ти лет. Эти танки были угрозой для запада и НАТО. По тревоге они меньше чем за сутки достигали Ламанша. Вот кто создавал угрозу и западу и просто полям и лесам Германии.
Все эти дни мы на нервах кутили, куражились, но внутри было неспокойно. Что там впереди? Вечером нестройным строем на вокзал и в путь. В поезде допивали, тратили деньги. И уже как-то все поняли, что на этот раз – в часть. Ночью высадили на какой-то маленькой станции со смешным названием Мышанка. Пешим строем, дорога грунтовая, песок, все притихли. Никто не хохмил...
Это состояние я увидел через полтора года, когда вёз ленинградский молодняк из штаба дивизии в Орджоникидзе (Владикавказ). Я, старший сержант, сказал ребятам: тратьте, пейте, не скоро увидите гражданку. Дорога Орджоникидзе – Махачкала была весёлой. В Махачкале погрузка в машины – и в горы. Я подбадривал их, мне было их жаль, я знал, что завтра, когда они наденут форму и когда я за две недели буду делать из них бойцов, они меня возненавидят. Но в машине было тихо до ужаса. Ночь, горы, фары…
Наш строй молча подошёл к воротам части. Огромные зелёные ворота с красными звёздами с грохотом откатились, и мы перешли границу. Это было ясно всем. Всё. Приехали. Разместили в спортзале. Дремали на полу, ждали, пока вызовут. Куда попали, толком не знали. Нас вызывали по очереди. Вызвали и меня. Я подошёл к столу. За столом сидело несколько старших офицеров. Один подполковник (это был подполковник Коршунов, командир второго дивизиона, готовившего электромехаников-дизелистов) спросил, как я учился. Я ответил, что хорошо. Почему не поступил? Сказал правду – сглупил. Будешь после армии поступать – буду, в университет. И я опять сказал правду. И поступил, потом, спустя два года.
Старшина батареи повёл нас, человек пять, в баню. В бане я отказался высылать одежду домой. Разрешили оставить личные вещи (деньги, блокнот, зубная паста, щётка и всё), всё остальное я бросил в кучу и пошёл в баню. Первая баня в армии – это Рубикон, граница, чистилище. Только если попав в чистилище, есть шанс попасть в рай, то из бани только – в ад. Это – ноль-переход. Выходя голым из бани – ты никто. Ноль. Кем ты был на гражданке, кто твои родители, чего достиг, всё осталось там, в предбаннике вместе с брошенной в огромную кучу гражданской одеждой, которая после стирки превратится в ветошь для техники. Ты – ноль, и подъём начинаешь с нуля.
Ты выходишь из бани, и старшина из трёх стопок подбирает тебе размер. Размера три – большой, средний и маленький. Почти как сегодня в бутике L, M, S. Оделись, как смогли, обули сапоги. Мне повезло, в моем детстве были кирзовые сапоги. Просто послевоенная промышленность была заточена под армию, и ей проще было шить сапоги даже для дошкольников. Кирзовые, скроенные по образу взрослых, даже с «ушками» внутри голенища. Они смотрелись как игрушка. Весной и осенью я ходил по лужам. Так что с сапогами я разобрался. И нестройным строем в батарею.
...Брат моей мамы, дядя Макар, когда-то рассказал свою историю призыва. До войны он окончил педучилище и работал в селе Винницкой области. Летом 1939 года его призвали в армию. Старший брат, который недавно отслужил, отдал ему свои военные брюки. Привезли их в Белую Церковь, выстроили на плацу. Начался отбор. Взяли тех, кто служил, кто спортсмен, рослых. Но не хватало. Глянув на его армейские брюки, выбрали Макара. На машины – и в Киев. В баню. На выходе он получает сапоги (армия ходила в обмотках), гимнастёрку с синими петлицами, фуражку с синим околышком. Всё внутри оборвалось – войска НКВД. Он – сын репрессированного. Отец расстрелян годом раньше, в 1938-ом. Он – враг, и в рядах НКВД, пробрался. Он к старшему – мне тут нельзя. Тот – вперёд, потом разберёмся. В вагоны. В составе он опять к новому командиру, и тот сказал – молчи, иначе и тебе, и мне не спустят, переведу при первом удобном случае. Пока они ехали, Гитлер начал захват Польши, приехали они прямо во Львов. Пока Макара не перевели, он, сын расстрелянного отца, ездил по ночному Львову и арестовывал «врагов» народа, офицеров, чиновников магистрата и др. При первой возможности его списали в войска. Воевал. При отступлении и наступлении очень быстро растут в должности. Он был грамотным, толковым. Офицеры гибли. Быстро дошёл до комбата. Был ранен, но в госпитале на вопрос «должность и звание», сказал – рядовой. Повышение писаря не успевали оформлять, так что сошло. И так было не раз. Он мне сказал: «Я боялся не воевать, я боялся, что узнав, что сын репрессированного пролез в офицеры, расстреляют свои…»
ДОПРИЗЫВНАЯ ПОДГОТОВКА
После школы нас, призывников, иногда вызывали в военкомат на допризывную подготовку. Повели в танковый полк на экскурсию. Вначале в ленинской комнате замполит вещал о боевом пути части и т. д. Это было осенью 1970 года. Два года спустя после ввода советских войск Чехословакию.
Я хорошо помню это лето. После восьмого класса мы с друзьями на каникулах работали на плодоконсервном заводе. Там можно было заработать и вволю поесть ягод и фруктов. Работали даже в 12 лет, сбивали ящики. Мы, старшие, работали грузчиками. Пропаганда давно нагнетала о том, что в Чехословакии идёт откол от марксистского курса, о влиянии запада и о руке США. Говорили, что войска НАТО готовы к захвату Чехословакии. Летним утром все обсуждали самолётный гул и грохот военной техники. В городе было много военных, и как следствие город уже утром знал, что танковый полк ушёл в Чехословакию. Танковый полк был расположен на окраине города, у дороги, ведущей к Устилугу, городишко в 10 км от нашего города, на границе с Польшей. Граница с Польшей проходила по западному Бугу. В Устилуге был мост через Буг, но без таможни. Этот мост только два раза в год пропускал автобусы с делегациями: 9 мая – польскую к нам и нашу на польский праздник в город-побратим Хрубешов. Ночью танковый полк через мост в Устилуге ушёл через Польшу в Чехословакию. Уже на следующий день народ стал скупать соль. Я помню, как мужик тащил мешок соли в тачку и кричал, что у него большая семья и он собирается солить капусту. Люди хорошо помнили войну, и то, что нашему государству (да и любому) веры нет. Предали в 41-ом, бросили всех, предадут и сейчас. Спустя много лет я лично убедился в этом, когда предали Киев чернобыльской весной. Смешторг подсуетился и развернул в городе несколько лотков по продаже крупы и макарон. Но через день свернул, видно, директору дали по голове в райкоме. Грузовые машины были мобилизованы. В СССР грузовики очень долго были одного цвета – зелёного, защитного, на случай войны. Отца вызвали в военкомат, он был в мобилизационной комиссии. Пришёл только утром, поесть. Рассказал, что всю ночь принимали и отправляли в дивизию «партизан» (так называли военнообязанных запаса). Привозили на колхозных грузовиках из окрестных сёл. Почти все пьяные, некоторые, особенно «хмельные» грузовики отправляли катать воинов до отрезвления, до утра. В городе стояла кадрированная дивизия, которая стала такой после 1962 года, когда укрепляли границу с Китаем. В 1962 году я окончил второй класс «В» русской школы, а осенью уже осталось только два третьих класса. Представьте, сколько офицеров уехало на Восток. Дивизия была не комплектная, и в случае мобилизации разворачивалась в полноценную за счёт «партизан». Я позже читал, что НАТО от решительных действий предостерегла их разведка. Разведка получила официальные сведения, как прошёл набор запасников, как и сколько развёрнуто дивизий. Победило советское очковтирательство, никто не доложил о качестве призыва и приукрасили сроки.
Так вот, замполит рассказывал нам, как в 68-ом году полк совершил марш-бросок до Праги. Какие провокации устраивала молодёжь, попавшая под разлагающую пропаганду запада. Как тяжело было танкистам на улицах Праги. Даже оправлялись через нижние люки, не выходя из танков.
После лекции нас повели в автопарк. Боевые машины стояли заправленные, с полным боекомплектом, закрыты герметично, внутри был силикагель для осушения воздуха. Раз в месяц вскрывали, доставали самописцы и проверяли влажность. Проверяли качество топлива, и при необходимости меняли. Всё было готово к новому броску в Европу.
Мы смотрели на танки и гордились. Тренировались танкисты на учебных машинах, чтобы не расходовать ресурс боевых. Мы лазили по таким учебным танкам. Нас удивило то, как мало места внутри для экипажа. Стало ясно, почему шлем танкиста имеет ребра с резиной внутри – чтобы головы не разбить при тряске в танке. Покормили солдатским обедом. Нам даже понравилось.
Стрелять из мелкашки умели все. Стреляли в тире ДОСААФ и просто в лесу. В 1967 году школьный драмкружок поставил сценку про пионеров-героев. Нас было четверо. В качестве реквизита директор школы выдавал нам на выступления две трёхлинейки из школьной кладовой. Трёхлинейки оказались рабочими. Трудно было раздобыть патроны, так как калибр был больше, чем у АК. Удалось достать только два холостых. На открытии дворца культуры в селе Хоболтова, ожидая своей очереди, мы и проверили на боеготовность трёхлинейки. Винтовки стреляли. Корпуса лимонок у нас были свои. В городе, где были бои, и стояло столько военных – это не проблема. Собирали на стрельбище гильзы и просто воровали патроны при каждом удобном случае. А, например, оперения от мин были неинтересны, их в лесу валялось очень много. У меня было несколько метров стреляных пулемётных лент, ствол от пулемёта и т. д. Школьные парты страдали от наших проказ. В парте было круглое углубление, куда ставили чернильницу «невыливайку». На переменке в углубление насыпался порох и поджигался. Многие парты были с обгоревшими «чернильницами».
Мы разбирались в воинских знаках и званиях. Девочки тоже разбирались в погонах, офицеры были завидными женихами. Чтобы не выйти за сверхсрочника-старшину (позже прапорщик) или, как их ещё называли «куска», надо было знать различия.
И каждый год, первого сентября, на линейке директор школы зачитывал приказ районного отдела образования о том, кто из школьников и из какой школы подорвался, и о том, что нельзя трогать взрывоопасные предметы, нельзя бросать их в костёр и т.д. На «железке» (база «Чермета»), куда свозили металлолом, был стенд, к которому были прикреплены образцы взрывоопасных предметов. Такая вот наглядная агитация для сотрудников «Чермета». Самые бойкие из нас ухитрялись воровать образцы.
В школе в старших классах был предмет ГО, гражданская оборона. Мы изучали ОМП (оружие массового поражения): атомное, химическое, бактериальное. Учили, как оказывать первую помощь, проводить радиационную и химическую разведку, действия в случае угрозы и т. д. В парке им. Гагарина (бывшее еврейское кладбище) весной проводили районные соревнования школьных санитарных дружин. С носилками, санитарными сумками и с противогазами мы находили своего раненого, который лежал с листочком-перечнем всех увечий и поражений. Бинтовали его, имитировали укол антидота шприц-тюбиком, накладывали шины при переломах. С секундомером в руках за нами следил судья. Надев на раненого противогаз, выносили из зоны поражения. Было весело и прикольно. АК был просто очень хорошо знаком. Школы в случае войны превращались в госпитали. В нашей школе учительская была полностью выкрашена масляной краской – и стены, и потолок. При необходимости после дезинфекции она превращалась в операционную.
Наш дом стоял у Т-образного перекрёстка, ведущего на вокзал. Военная техника, двигаясь на погрузку на учения, проходила мимо нашего дома. Мимо нашего дома весной и осенью вели колонну новобранцев в дивизию. На перекрёстке ставили солдата-регулировщика. Мы ещё с дошколят дружили с ними, таскали яблоки и т. п. Солдат давал трогать автомат, показывал, как отстёгивается рожок, штык-нож. Правда, военные знания реально могли и погубить. С двоюродным братом Витей летом шли купаться на озеро, и нашли немецкую пехотную гранату, очень похожую на консервную банку с длинной деревянной ручкой. Нам было лет по 9. Стали разламывать деревянную ручку, чтобы добраться до верёвочки, за которую надо дёрнуть и бросить гранату. Нам «не повезло», парень постарше отобрал её и выбросил. Граната с чмоканьем утонула в волынском болоте. Мы в благодарность, отойдя подальше, обругали его всем своим матерным запасом. В 9 классе мы чуть не перестреляли друг друга из пистолета ТТ.
Так что в армию мы шли подготовленными и не подготовленными одновременно.
То, что я знал, и что я увидел, было так и не так.
УЧЕБКА
«В учебных подразделениях призывники сразу попадают под жёсткий прессинг сержантов. Резкое изменение условий жизни оказывает шоковое воздействие на молодого человека. Состояние шока во многом обеспечивает его беспрекословное подчинение». (Дедовщина в советской армии. Армия 1991. С.А.Белановский, С.Н.Марзеева, www.sbelan.ru/content/дедовщина-в-советской-армии)
«…У военных существует поговорка: «Есть два пункта. Первый – командир всегда прав. Второй – если командир неправ, смотри пункт первый». Думать – это уместно во всех видах деятельности, но только не в армии, приказы не обсуждаются… Для выполнения поставленных передо мной задач мне нужно беспрекословное подчинение, основанное на моей, как командира, полной и неограниченной власти. Как иначе я могу заставить солдата выполнять опасное задание? Если начнётся война, он должен будет идти на смерть, не думая, логично ли это и справедливо ли это. И я буду посылать его на смерть, потому что от этого зависит ваша жизнь, жизнь его близких, в конце концов, судьба государства». (Интервью с офицерами. http://www.sbelan.ru/content/4)
Уже было утро. По дороге в казарму увидели бойца, который шустро собирал бычки, некоторые ловко зарывал в песок. Во, думаю, наказали. Через несколько дней и я так же шустро убирал территорию. В казарме показали, как пришить погоны и подшить подворотнички. Старшина дал первый урок – «время пошло, через 15 минут проверю».
Весь трагизм моих первых дней был в том, что все прослужили недели по две, и только нас, пять человек, добавили в батарею. Все уже знали много. Это как ребенок, основную массу знаний получает в первые пять лет жизни, так и солдат, основное познает в первые дни. Объясню на примерах. Определили меня в пятый взвод. Команда строиться, и я, памятуя наставления товарищей по цеху (не будь на виду), и не понимая, что у каждого уже своё законное место, пытаюсь занять место в середине строя. Меня все выталкивают, никто не хочет нарушать порядок, который определил СЕРЖАНТ. Сержант поставил меня в первое отделение, так я и шагал в крайнем ряду, на виду у сержанта, который вёл строй. Если пели «пестню», то команда: «Не слышу, рот на ширину приклада!», была часто в первую очередь для меня. В армии громко – это означает петь хорошо.
Первые две-три недели ты находишься в шоковом, стрессовом состоянии, на грани срыва.
Про Учебку говорили «уставщина страшней дедовщины». Но я не согласен. Было тяжело, но мы были равны. Подход к новобранцам в армиях всех народов и времен простой – разложить до молекул, превратить в говно или, хотите, в глину, и слепить из глины не человека, как это сделал бог, а бойца, солдата, машину для выполнения приказа. Можно добавить – по образу и подобию своему, в нашем случае слепить «сержанта». Следует добавить беспрекословное выполнение приказа, доведённое до автоматизма, без обсуждения, без всякого анализа. Быстро, качественно и в срок. Невыполнение приказа – преступление. За невыполнение приказа – под суд. Один мудрый офицер объяснил, что делать в случае невыполнения приказа. Доложить так: «Товарищ майор. Ваше приказание выполнено (ключевая фраза), за исключением – и перечислить все, что было приказано».
Самое страшное в армии – несвобода. Уровень «несвободы» в учебке доведён до предела. По простоте душевной в первый свой день я выполнил команду «Разойдись!» на все 100%. Через 5 минут после команды «Разойдись!» прозвучала команда «Стройся!», и вся батарея искала меня 15 минут. Никто не знал меня в лицо, выкрикивали только фамилию. Так что я уже в первый день прославился, и все узнали и в лицо, и по фамилии.
Но была взаимопомощь, взвод был как единое целое. Это по двум причинам. 1. Мы были равны и сплочены. 2. Макаренковский метод воспитания – это коллективная ответственность взвода. Например, зачёт времени при марш-броске по последнему бойцу, или, когда кто-то не успел при команде «Отбой!» за 45 секунд «отбиться» (раздеться и лечь), весь взвод гоняют еще раз пять.
В армии есть замечательная фраза – «службу понял». Пока не понял службу, тебя возмущает и бесит нелогичность и абсурдность приказов, бессмысленность происходящего. Потом начинаешь всё воспринимать как жестокую игру с идиотскими правилами и с юмором относиться к происходящему – иначе можно застрелиться.
«... В армії взагалі було чудово, бо коли я зрозумів, що опинився в центрі абсурду, грубо кажучи, в божевільні, відчув, що треба робити, як Швейк у психлікарні. Якщо пам’ятаєте: «У божевільні було дуже весело: всі казилися, лазили рачки і дерлися на стіни. І Швейк казився разом з усіма». Так і в армії: якщо ти в божевільні, поводься, як нормальні хворі. Інакше просто не можна. Я тоді також зрозумів, що армія дуже корисна творчим особистостям. Бо звичайній людині там нічого робити, для неї це втрачені роки. А ось творча отримує те, що я називаю нестандартним мисленням. Коли товариш капітан каже: «Ти шо, нє знаєш, шо в арміі круглоє тащат, а квадратноє катят?» – оце, на мою думку, і є навички нестандартного мислення». (Лесь Подерв’янський (інтерв’ю)
Каждый, кто служил (при условии, что выборка была около 100 новобранцев и больше), может рассказать про то, как кто-то из молодых стрелялся в карауле из-за девушки, а кто ещё до присяги сбежал, и как его искали. Отличий в этих историях очень мало – это как постоянный процент рыжих или левшей. Бежали и у нас. Был и стрелок – очередь в грудь, 4 пули навылет (АКМ – такая дура, что в упор стреляет только навылет). Остался жив. Как говорили, что не умел даже застрелиться.
Прибыл я в часть перед выходными, так что как-то так, с божьей помощью и с помощью новых друзей я дотянул до выходных. Могу сказать, что первые дни скидка – да и что взять с чучела гражданского, который ещё гадит домашними пирожками. Я узнал, что я не принадлежу себе ни днём, ни ночью. «Разойдись» – это на расстояние 20 метров, а то и просто присесть на бровку бетонки. Я всегда держал за голенищем сапог свежую газету, почти как Кобзарь «захалявную книжечку». Я просто физически не мог без букв, а время «разойдись» было почти единственным для чтения. В учебке реально в сутки был час, а то и меньше личного времени. Мы успевали сделать главное, чтобы не быть наказанным: подшиться (пришить к воротнику сложенный кусок белой материи, который красиво на два миллиметра выглядывал белым кантиком), побриться, умыться и сходить в туалет, написать письмо, если останется время. Даже посещение туалета – и то проблема, нет времени.
«Один новобранец был таким глупым, что хотел наложить на себя руки. Ему казалось, что он всё потерял и нечего не приобрёл взамен. Но день сменился другим, а ему никто не сделал поблажек. И вдруг он сам по себе стал чувствовать себя лучше…» (Редьярд Киплинг)
Через несколько недель я «понял службу», и стало легче. Деваться некуда, надо жить в таких условиях, поменять ничего нельзя, значит, меняемся сами и смотрим на это, как на идиотскую игру. Главное не принимать всё близко к сердцу. Есть поговорка солдатская – «Нас е*ут, а мы толстеем». Пошли будни. Так и просится штамп армейских га- зет – армейские будни. Утром после завтрака – в учебный корпус на занятия по специальности. Классы, звонок, 45 минут урок, перерыв, преподаватели, журнал, оценки. Строевая, ОМП (оружие массового поражения), уставы, физподготовка. После обеда – самоподготовка. Наряды. Сержант – как мать родная, водит взвод с одних занятий на другие. Некоторые проводит сам. На спецподготовке сидит за последней партой и читает книгу.
Через несколько лет на военке (военная кафедра физфака КГУ) я точно также сидел за последней партой и читал книгу, в полной уверенности, что мне как командиру учебного взвода минимум «четвёрка» гарантирована.
Сержант всё время рядом. Как-то я на политзанятиях затеял диспут с молодым лейтенантом, и офицер «поплыл». Но голос сержанта с задней парты – «Сядь!» – спас авторитет офицера. Я – заглохнул. Сержант – не офицер, это похуже будет. Офицеров в батарее мало, да и ночуют они дома. Сержант рядом день и ночь. Сержантами оставляли в Учебке лучших по физической и строевой, отличников боевой и политической подготовки. Но попадались и дураки или баянисты (был у нас в батарее такой оставлен за умение играть на баяне). Сержант советской армии уже не работал, полы или посуду не мыл. Наказать можно, только объявив выговор. Наряд – только дежурным по роте, на кухню – только дежурным. Это рядовые моют и мечутся по столовой, он – только контроль и руководство.
«Старшина нам мать родная,
Политрук – отец родной,
На хрена родня такая,
Лучше буду сиротой».
(Солдатская мудрость)
И в Учебке старшина – бог и царь. Он мог дрючить не только салаг-курсантов, но и сержантов. Самая видимая часть явления старшины это вечерняя поверка. Кто не знает – это, когда старшина по списку, повзводно по алфавиту, проводит перекличку, зачитывает фамилии. Услышав свою, надо громко и чётко сказать «Я!». За тех, кого не было в строю, отвечал замкомвзод. Первое время список был составлен не по алфавиту, а в порядке поступления бойцов в батарею. Я был в последней порции новобранцев, и последние пять фамилий звучали так: Заяц, Булавка, Ягодка и как точка – Йовбак. Старшина, когда первый раз прочитал последовательность, закрутил головой: «Подбирал сам чёрт». Потом переписали книгу поверок как надо и подборка распалась. У старшин в Учебке был свой форс – читать вечернюю поверку по памяти, не глядя в книгу, а это около 150 фамилий. Прочитав поверку, старшина зачитывал наряд на следующий день, награждал и наказывал. Вызывал из строя двоечников и воспитывал: «В пехоте у солдата х/б протирается на коленях и локтях (от передвижения ползком). Вы протираете х/б на заднице. Что трудно осилить программу ПТУ? Хотите отпахать и уехать в войска рядовыми». Рядовыми, принимая во внимание, что с нами делали эти пять с половиной месяцев, – никто не хотел быть. Все хотели стать сержантами. Далее следовала команда старшины: «Старший – курсант Иванов. Столовая № 3. По прибытию доложить дежурному по столовой. Бегом марш!». Что означало для двоечников до часу ночи чистить картошку. Таким образом воспитывали двоечников и усиливали кухонный наряд. Учебка – огромная, три столовых, картошки чистили около тонны. Ещё старшина отвечал за имущество батареи и дрючил сержантов, если ему вдруг казалось, что они нас мало гоняют. Иногда сам мог устроить нам отбой.
Автоматическое выполнение приказов достигалось всем известным – «Отбой-подъём!» и многими другими методами. Вот примеры. Шёл взвод на стрельбище, впереди лужа. Обычно следует команда «Обойти слева и справа!», но сержант задумался, и мы сами обошли лужу. «Стой! Кругом!». И мы три раза туда-сюда пропахали эту лужу. На стрельбище, выполняя команду «К бою!», мы не падали, а глядя на новенькие шинели, аккуратно ложились. И снова сержант научил, как выполнять приказ. Мы несколько раз плюхались в новеньких шинелях, не глядя куда, и бодро докладывали: «Курсант Иванов к бою готов!». А шинельное сукно – уникальное сукно – не промокало, грязь не приставала, хорошо чистилось и даже грело. Про чудесные качества шинели есть анекдот: «Зима, идут солдаты, бабка спрашивает: «Солдатики, не холодно ли в шинели. Да нет бабка, шинель-то шерстяная». Лето, опять солдат идёт в шинели, бабка спросила: «Не жарко ли в шинели?». – «Да нет, шинель-то без подкладки». Думает бабка: «Вот какая шинель – и летом не жарко, и зимой не холодно».
Дома мама шутила, что я почистил ботинки для старшины – только носок. Увы, мама, старшина очень хорошо проверял чистоту сапог: «Кругом! Левую ногу на носок ставь, правую ногу на носок ставь!». Пыль или грязь – это не причина для грязных сапог. Команда «Разойдись, перекур пять минут!» – не для перекура. Пять минут для чистки сапог, чтобы через пять минут встать в строй с чистыми сапогами. Возле всех зданий было место для чистки сапог, подставка из досок, щётки и очень хитрая метёлочка из старых шинелей – сметка. Сапоги были всегда чистые, невзирая на пыль, грязь. Есть такой прикол про рекламу: «Носки – лицо джентльмена». Ну, а в армии справедлив другой: «Сапоги – лицо солдата». На сапоги набивали самодельные подковки, чтобы чётко звучал строй. Сапоги с портянками очень удобная обувь. Я по жизни считанные разы покупал обувь производства СССР, старался только импорт. Но кирзовые сапоги постоянно ношу на даче и, сносив, я покупаю новые.
Нас готовили к присяге. Строевая и уставы. На территории была огромная поляна, обсаженная дубами. В воскресенье взвод расположился под дубом для изучения устава. Сержант лежал под дубом, а мы зубрили обязанности военнослужащих, уткнувшись в маленькие книжки уставов. Тексты уставов – это суровая воинская проза. В большинстве уставов и статей, которые мы изучали было можно найти логику и смысл, выстроить логическую цепочку, чтобы заучить эту прозу напамять, точно по тексту. Военные говорят – уставы писаны кровью. Но так же все уставы были пропитаны партийно-политическим духом. В обязанностях командиров всех уровней политическая составляющая была прописана перед боевой. Например:
Устав внутренней службы ВС СССР, статья 48. Командир (начальник) обязан твердо и последовательно проводить в жизнь политику Коммунистической партии и Советского правительства, быть организатором и руководителем обучения и воспитания подчиненных; постоянно совершенствовать методы управления частью, кораблем (подразделением) и т.д.
В перечне помещений для размещения роты ленинская комната идет первой, раньше спального помещения и оружейной комнаты.
Устав внутренней службы ВС СССР, статья 144. Для размещения каждой роты должны быть предусмотрены следующие помещения:
- ленинская комната для проведения политико-массовой и культурно-просветительной работы;
- спальное помещение для личного состава;
- комната для канцелярии роты;
- комната для хранения оружия и т.д.
Так вот, по готовности курсанты строевым шагом подходили к лежащему сержанту и чётко докладывали: «Товарищ младший сержант, курсант Иванов для сдачи устава прибыл!». Дошла очередь до меня, я раз пять подходил и докладывал, и получал в ответ команду: «Отставить!». В пятый раз я уже был готов топтать его сапогами, но сержанты – психологи (они редко доводили до срыва), он понял и выслушал то, что мне удалось запомнить.
ОТБОЙ
После вечерней поверки звучит команда «Отбой!».
Здесь только об одном случае. Осенью в учебке при переходе на зимнюю форму одежды нам выдали нательное бельё – кальсоны, с тесёмками, клапанами на пуговицах, целое сооружение. Выдали две пары – зимнее тёплое байковое и летнее хлопковое белье.
Да, трусы и майки не дали. Мне, правда, недолго пришлось так ходить, в части я как сержант уже имел право выбора. Дома мы тоже не носили такое. А сейчас его можно увидеть только в кино.
Старшина дал команду: «Отбой!». Решил нас погонять. Раз-два отбились. Но картина белого братства в казарме рассмешила всех, и старшина махнул рукой «Спать!».
Хотя когда он действительно брался за нас, то было туго.
СТОЛОВАЯ
Кормили неплохо. Повара были гражданские. Но поесть мы нормально не могли. Батарея подходит к столовой. Сержанты идут есть, оставив одного с нами. И начинается. «Слева и справа, в колонну по одному, бегом!» (по этой команде мы прижимаем локти к груди, готовимся бежать), «Отставить!», батарея опять застывает по стойке смирно. Так несколько раз, пока сержанту не покажется, что все синхронно выполнили команду. И вот, наконец, «Марш!». И мы несёмся слева и справа в колонну по одному. В любой момент может прозвучать команда «Отставить!», и мы понесёмся назад, строиться. Вбегаем в столовую, на второй этаж и занимаем места за столами. Десять человек за каждым столом. По пять с каждой стороны. Стоим. Сержант командует: «Сесть!», «Встать!». И так, пока не будет доволен слаженностью выполнения команды. И опять может прозвучать команда «Строиться!». Но вроде сели. «Раздатчики пищи, встать!», «Отставить!». И опять несколько раз. Всё, вскочили одновременно. «К приёму пищи приступить!». Мы быстро едим. Мы хорошо знаем, что теперь командует сержант, который сразу зашёл в столовую, а наш гад теперь спокойно сидит и ест не спеша. Всё, кто не успел, тот опоздал: «Закончить приём пищи. Выходить строиться!». И памятуя истину «не будь первым и не будь последним», мы несёмся строиться.
Но однажды случилось чудо. Как-то батарея, вылетая из-за столов так и не поев, чуть не сбила с ног генерала. Что нам генерал, если сержант сказал «Бегом!». Но генерал не родился генералом, был курсантом, лейтенантом и давно уже понял службу. Так что быстро разобрался, что почём. С тех пор мы могли есть более менее нормально.
Стол был на десять человек, по бокам лавки. На столе в центре – бачок с кашей, глубокая миска с мясом (варёное сало с тонкой прослойкой мяса). Используя горчицу или перец, это «мясо» можно было съесть. В обед добавлялся бачок с супом или щами. Утром и вечером – алюминиевый чайник чая. Стопка тарелок. Ложки и вилки. Потом, в части, вилок не было, наряду было лень их мыть. Тарелка с хлебом. Утром и вечером – тарелка с сахаром. Сахар был рафинад, твёрдый как камень, часто просто брусками. За столом один боец ловко колол его повёрнутой ребром тарелкой и раскладывал на десять порций. Утром – десять кусочков масла по двадцать грамм. В обед вместо чая компот или кисель. Были и специи: перец, соль и горчица, но не всегда. Вся посуда из алюминия. Все было нормировано – и сахар и хлеб (белый и чёрный).
ПОДЪЁМ
«Некоторые парни полагают, здесь ясельки для новорождённых. Так вот. Это не так. Понятно?»
(Высказывание, приписываемое одному героическому капралу, командовавшему у стен Трои. 1194 год д.э.)
6:00 Раздаётся команда дежурного по батарее: «Батарея, подъём!». Тут же подключаются сержанты: «55-ый взвод, подъем, отбросить одеяла на спинки кроватей!», «Построение на второй бетонке через минуту, форма одежды – голый торс!». Всё – ад стартовал. Сержант – не мама, которой я на просьбу: «Толик, вставай, пора на работу», очень бодрым голосом, при этом, не открывая глаз и не меняя позы, отвечал: «Уже одеваюсь». И так несколько раз, пока заглянув в мою комнату, мама ни подымала меня. Ад. 150 курсантов, кровати в два яруса, проходы между кроватями, где не разминуться. И всего одна минута. Никто не хочет быть последним. (Никогда не будь первым, последним или добровольцем. Армейская мудрость мировых армий всех времён и народов). Брюки, портянки, сапоги. Впереди минимум 3 км бегом, портянки надо быстро и правильно намотать, иначе мозоли. Минуя желанный туалет, вылетаем на вторую бетонку. Сыро, прохладно, но мы уже проснулись, смотрим, кто из сержантов ведёт на зарядку. У каждого свой стиль зарядки – 3 км и зарядка, или кросс 3-5 км, и ещё вопрос, где будем бегать. Если «баянист», он на перекладине ноль, курсанты его взвода, смеясь, показывали, как он на пальцах показывает упражнение на перекладине, то будем бегать по кругу, как кони, поднимая облако пыли сапогами.
Подтягиваются опоздавшие. Все построились, команда «Бегом марш!», и 150 человек в ногу начинают бег. Выбегаем через КПП на волю – в поля и луга Белоруссии. В учебке несколько тысяч курсантов, и все как один на зарядку. Но есть проблема. Вы, проснувшись в своей квартире, что делаете первым делом? То-то же – идёте в туалет. Но в казарме туалет на 4 очка, пропускная способность ноль, да и никто не пустит. Ну, и мы, как стадо бегущих в ногу парнокопытных, добегаем до лугов и, наконец-то (в словосочетании «наконец-то», «конец» – слово ключевое), раздаётся команда: «Две минуты, оправиться!». И вот две счастливые минуты. Этот поток никто не смог бы остановить – ни все девушки Советского Союза вместе взятые, ни главком РВСН маршал Тулубко. Никто. Всё, полегчало. Звучит команда «Становись, бегом!».
Я попал в Учебку на две недели позже всех. Кто служил, тот поймёт, как на много я отстал от других бойцов. Поэтому на первой зарядке я решил, что случайно попал на бег на выносливость. Я думал, что сдохну. Но это была обычная зарядка. В то же утро я бросил курить. Каждый день три-пять км. Я втянулся. Это обычно, кроме воскресенья. Потом на первых курсах физфака бегал на соревнованиях по 6 км и получал зачет.
ДОБРОВОЛЬЦЫ
«Никогда не будь первым или последним и, особенно, добровольцем». (Солдатская мудрость всех времен и народов)
Все знают анекдот, когда старшина спрашивает: «Кто учился в музыкальной школе?», и добровольцев отправляет тащить рояль на 9 этаж. Это не анекдот – это правда жизни. В первые дни я сдружился с Митей, он до армии окончил техникум, жил в общаге, жизни понюхал. Мы любили говорить с ним обо всём. Так дружить можно только молодым. Поддерживали друг друга. Потом, попав в разные части, писали друг другу письма. Потом жизнь развела. Но эта дружба как шрам, на всю жизнь. Спустя тридцать с лишним лет он нашёл меня по телефону, и горло сдавило… Так вот, про добровольцев. До принятия присяги нас каждую свободную минуту гоняли строевой. Как-то после обеда батарея построилась, чтобы идти крушить сапогами бетон плаца. Плац был настоящий – огромный, с квадратами для повзводной строевой подготовки. Я даже в кино таких не видел. Думаю, ещё царская армия топтала этот плац. Перспектива… Жара… Сапоги… Тут старшина клич даёт: «Кровельщики есть?», вышел один чуваш, ещё боец. И тут Митя в бок толкает: «Пошли!». Я упираюсь, но он настоял. Только вышли мы, и потянулся народ. Но старшина сказал, хватит. На крыше казармы надо было поменять два листа железа. Кровельщик оказался один – тот, кто вышел первый, парень из Чувашии. Мы, раздевшись по пояс, ему помогали и смотрели на плац, который сегодня отдыхал от наших сапог. Как-то на лабораторных работах мы паяли простенькую схему. Зашёл препод и спросил «Кто умеет паять?». Я Мите – идём, может, что интересное дадут делать, тут тоска. Митя – сиди, не дёргайся. Добровольцы нашлись. Что за работа мы узнали на перекуре. Добровольцы красили гудроном крышу. Уборку учебного корпуса проводили все взвода по очереди. Когда была очередь нашего взвода, и сержант делил участки работы, Митя вызвался, что мы пойдём на уборку туалета. Я не успел ничего сказать от удивления. Сержант тоже удивился: два лидирующих курсанта – и такой выбор. По дороге на заданный участок Митя, пресекая моё возмущение, быстро всё объяснил. Курсантов – тысячи, нарушителей сотни, туалетов единицы. У сержантов небогатая фантазия, чуть что – и нарушитель или двоечник идёт мыть туалет. И точно, туалет был чист. Мы закрылись, сидя на подоконнике, поговорили за жизнь. Когда сержант постучал, открыли и сдали работу. Но не всегда это сходит с рук. Не зря в армии есть очень хорошее правило – «Не *бут, не дрыгай ногами». Проявишь инициативу, сам будешь выполнять, тебя и накажут, если что не так и не в срок. Но нам везло.
ПЕСНИ
Мой песенный доармейский опыт был богат и разнообразен. При советской власти «в моде» было хоровое пение. Это сплачивает коллектив и борется с проявлением индивидуализма. В Булгаковском «Собачьем сердце» и в «Мастере» совслужащие поют. И это правильно. Директор нашей школы – фронтовик, с нежной кличкой Карабас (его даже учителя так называли), и как потом, повзрослев, я понял, мужик в принципе неплохой, – тоже любил хоровое пение. В младших классах я пел в хоре мальчиков. Мы были одеты в вышиванки и на два голоса пели «a cappella» «Садок вишневий біля хати». Выглядело это, наверное, очень мило. Мы пели на смотрах и на разных мероприятиях нашего города. Потом хор распустили. Но любовь к хоровому пению у директора не прошла. Уже в старших классах всех мальчиков после уроков собрали в актовом зале. И новый руководитель хора начал прослушивание. Он, судя по всему, был армейским хормейстером и руководил хором в дивизии. Народ быстро сообразил, что идёт отбор, что можно плохо спеть и свободен. Никто не хотел после уроков петь песни. Но плохо петь тоже надо уметь. Когда очередной кандидат начал искусственно фальшивить, он просто вышвырнул его из зала и, закрыв дверь, повернулся к нам и сказал «Всё, вы – хор». Мой друг Игорь сказал: «Всё, попали, будем петь». Мужик был крепкий, и мы не стали возражать. Он построил нас в два ряда. Мы что-то запели, он немного потасовал нас по голосам, и хор готов. Явку на репетицию контролировал лично Карабас. Явка была 100%. Мы опять пели на смотрах и торжественных мероприятиях. Пели «Севастополь, Севастополь неприступный для врагов», «Варяг», «Вихри враждебные…»… Нам уже даже начало нравится петь. Но пришёл новый руководитель, на этот раз не из армии, а из музыкальной школы, и в первый же день, прослушав хор, сократил его наполовину. Так закончилась моя карьера в хоровом пении.
Был опыт и в сольном пении. В конце шестидесятых ребята нашего города, что учились в Питере и Москве, познакомили нас с записями Высоцкого. Это было нечто. Нас взорвало. Мы слушали их день и ночь. Магнитофонов было мало. Могу уверенно сказать, что развитие «магнитофонной» промышленности СССР обязано Высоцкому и Битлам. 99 из 100 магов покупалось ради этих записей. Записи были не лучшего качества. Мы знали напамять все песни, которые удалось прослушать. Я и сейчас могу повторить 80-90% репертуара В. Высоцкого. Я научился играть на семиструнной гитаре. Играть, это громко сказано. Малая и большая звёздочки, лесенка и барэ. Бить по струнам я мог всеми способами, включая «восьмёрку». Моя сестра категорически не выносила моё творчество. И я этим пользовался, если надо было заставить её уйти из дома, когда родители уходили в гости. Две-три песни в моём исполнении, и она уходила к подругам, а ко мне приходили друзья. Но были и ценители. Как говорили «Довгоносыки» – поклонники нам пишут, все – два. Когда я был в армейском отпуске, мы с друзьями отдыхали на лесном озере. Стрижка была наголо. Купались, пили вино, я играл и пел. Соседская компания блатных с тюремными наколками потихоньку передвинулись к нам. Слушали и заказывали, угощали водкой, я пел. Это – пик сольной карьеры. После армии я уже не играл и не пел, понял, что не надо, не мое. Город Владимир-Волынский подарил СССР ещё одного мастера игры на гитаре и пения. В фильме Шукшина «Калина красная» песню о матери поёт мой земляк. Весь город ходил, смотрел и гордился земляком.
В Учебке строевая песня была одним из элементов в процессе сколачивания взвода, есть такое понятие в армии. Сколоченный взвод – действует как одно целое. В армейском распорядке дня есть такой пункт «вечерняя прогулка», от Карпат до Курил, от стройбата до кремлёвского полка – это было везде. «Вечерняя прогулка» – как звучит, романтика. Перед вечерней поверкой, после личного времени, 15-20 минут строем с песней. В Учебке можно было проходить вечернюю прогулку и гусиным шагом – если сержанту не нравилось, как мы поем. Песни пели разные, и скоро даже с удовольствием. Я следую принципу – не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней. Можно ходить угрюмым и депрессивным, а можно получить кайф от любой работы. Сержант, ведущий батарею, обычно идёт ближе к концу строя, чуть сбоку, чтобы видеть весь строй. Наш взвод был 5-ым, замыкающим, моё отделение было первым. Я шёл в крайнем ряду – и на виду, и на слуху у сержантов. «Не слышу, рот на ширину приклада!», и мы разевали рты и орали. Батарея – это 150 бойцов. Когда по бетонке шла навстречу другая батарея, мы, подбадриваемые сержантом, старались их перепеть. Это, как два встречных железнодорожных состава, – расходятся по параллельным путям. Грохот – и затихает вдали. Мы пели песни известные и самописные.
«А если враг на нас пошлёт баллоны с газом или ядом, ракеты в ряд всегда стоят, чтоб отразить всё это разом». Мы живо представляли красные бытовые баллоны с надписью на боку «пропан-бутан» и синие баллоны с черепом и надписью «яд», летящие в небе. Развлекались. «Моя Маруся, не грусти, я не забуду твои ласки, и верю я, ещё не раз увижу голубые глазки». Ну, тут кто во что гаразд – фантазия, однако. На мотив «Прощания славянки» пели курсантскую «Лица дышат отвагой и пламенем, под ногами гремит полигон, все мы носим с заслуженной гордостью славу наших курсантских погон». Хороша песня о солдате с такими словами: «Есть у меня в запасе гильза от снаряда, в кисете вышитом душистый самосад, солдату лишнего имущества не надо, махнём, не глядя, как на фронте говорят». Нас веселило, что «гильза от снаряда» входит в имущество солдата. В учебке ничего лишнего ни у кого не было. На утреннем осмотре сержант проверял даже содержимое карманов. Все содержимое карманов было нормировано. В левом нагрудном кармане – только военный и комсомольский билеты. Заметив, что содержимое превышает дозволенное, сержант говорил: «Курсант, что это у вас левая женская грудь выросла патологическая, содержимое карманов предъявить!». И изымались календарики, письма, фотографии девушек и т. д. Календарики носили и зачёркивали каждый день службы. Я сразу отказался от этой практики. Так дни идут быстрее, да и смешно вычёркивать 730 дней по одному дню. На одном из первых занятий в тетрадке в клеточку я нарисовал прямоугольник площадью 730 клеточек. Вычеркнул 5 клеток, 5 дней, которые я прослужил. Оценил полученное, и больше этим не страдал. Я также убедил не делать это своих друзей.
Советской власти были нужны герои. Желательно мёртвые. Ещё в пионерском детстве, слушая истории про пионеров-героев, было не понятно, почему все они погибли, почему нет живых. Мы хотели быть героями, но живыми. Не понимали, что мёртвые герои пропаганде нужнее. Мёртвый герой никогда не опорочит своё звание Героя. Ну, а живой, как знать, может и опорочить славное имя. Лесь Подеревянский хорошо сказал о героях в «Короле Литре». Война в прошлом. Да и не было ракетных войск в войну. Но каждое время рождает героев. Был герой (погибший, правильный) и у РВСН – Бушуев.
Бушуев Дмитрий Фёдорович. Бульдозерист ракетного полка рядовой Бушуев принимал участие в тушении лесных пожаров. 28 июня 1965 года пожаром было охвачено более 40 га лесного массива. К 12 часам огонь бушевал в 250 метрах от стартовой позиции ракеты Р-16У. В этот день рядовой Бушуев на тракторе-бульдозере расширял просеку, задерновал почву, чтобы преградить путь огню. Работал он самоотверженно, при высокой температуре воздуха, когда языки пламени «лизали» его трактор. Но вот взорвался пустой топливный бак. Дмитрий смог отбежать от трактора всего лишь на три метра и, объятый пламенем, упал. Мужественный воин погиб ради спасения боевого объекта. Он честно выполнил воинский долг перед Родиной. Его подвиг будет всегда служить примером самоотверженного воинского труда. 1 ноября 1965 года Президиум Верховного Совета СССР наградил посмертно рядового Бушуева орденом Красной Звезды. 15 января 1966-го его имя занесено в Книгу Почёта ЦК ВЛКСМ. Именем Бушуева названа средняя школа в Ухте. Его подвиг освещён в повести Ю. Гольдмана «Огонь на себя!»
Была и песня «Бушуеву поём мы нашу песню, Бушуеву герою наших дней». И был в нашем взводе рыжий мордвин Абашеев. И мы пели «Абашеву поём мы нашу песню, Абашеву герою наших дней». Абашеву нравилось. Первая батарея пела «Так запевай же, батарея, во весь свой голос песню пой, пускай другие батареи подхватят песню за тобой». Репертуар был славный. Когда после четвёртого курса универа мы были в лагерях, то пели Yellow Submarine (The Beatles). Получалось неплохо. Уже учась в универе, я был в гостях у тётушки в Гайсине, рядом была воинская часть. Моя тётушка говорила, как красиво поют солдаты каждый вечер. Я не разделял её восторга. Потом я узнал, что в Гайсине стоял ракетный полк, так что пели мои товарищи по оружию.
КАРАУЛ
В расписании занятий был предмет «Уставы ВС СССР». Там мы и изучали устав караульной и гарнизонной службы. Обязанности начкара, разводящего и т. д. В караул в Учебке, как и в столовую, заступал весь взвод. Начкаром ходил офицер командир взвода, помначкара – сержант. Мне то ли не повезло, то ли повезло с караулом. Я поранил руку так, что наложили несколько швов, и в караул не попал. Так что в карауле я в Учебке не был, но устав караульной службы учил вместе со взводом. Потом пригодилось. Был один пост – сторожевой, охранять учебные классы на стрельбище. Это за пределами части, 1;–; км. Сторожевой пост охранялся постовым, вооружённым автоматом с примкнутым штыком. На этот пост поставили курсанта с женоподобной фигурой, ромбиком. Он попал в сержантскую батарею, так как закончил техникум. Всё время подготовки в караул он ходил за сержантом и ныл: «Враги ночью отберут автомат, что я сделаю…». Сержант отвечал цитатой из устава «оборонять пост, умело действуя штыком и прикладом». Такую картину трудно было представить. Но это был 1971 год, Белоруссия. В то время утерянный патрон – это ЧП. После стрельб пока все по счету не сдадут гильзы, никто стрельбище не покидал.
Ст. 174. Часовому запрещается: спать, сидеть, прислоняться к чему-либо, писать, читать, петь, разговаривать, есть, пить, курить, отправлять естественные надобности, принимать от кого бы то ни было и передавать кому бы то ни было какие-либо предметы, досылать без необходимости патрон в патронник. (Обязанности часового. УСТАВ ГАРНИЗОННОЙ И КАРАУЛЬНОЙ СЛУЖБ ВООРУЖЁННЫХ СИЛ СССР)
Эта 174 статья больше всего занимала курсантов, особенно фраза – «отправлять естественные надобности». Как узнают? А если совсем невтерпёж? И д. т. Но командир взвода разъяснил, что всё тайное становится явным. И привёл пример. Курсант из прошлого набора нарушил статью 174 в части запрета «отправлять естественные надобности», нарушил и после нарушения использовал конверт, по адресу на котором его и вычислили. Мало того, что он нарушил устав караульной службы, он нарушил военную и государственную тайну. Оказывается ЦРУ и остальные разведки платят деньги (называлась сумма, не помню) за конверт с номером части, а если с письмом, то вдвойне. Мы живо представили особиста, который пресёк канал утечки и разоблачил нарушителя устава и пункта присяги – «строго хранить военную и государственную тайну». Просто сидя на корточках возле кучи солдатского дерьма. Вот так. На войне как на войне, хотя и холодной.
КИНО
В армии показывали кинофильмы только первой и второй категории, то есть фильмы, имеющие воспитательное значение. Показывали всю советскую классику, разве что не показывали только немые фильмы. Все не помню: «Добровольцы», «Трактористы», «Свинарка и пастух», «Весёлые ребята», «Кубанские казаки» и т. д. Кино по субботам на открытой площадке, лавки без спинок... Но мы, затраханные службой, ухитрялись спать и не падать – как птицы на жёрдочке. Строем туда и строем назад. О том, чтобы не пойти, не могло быть и речи. Это мероприятие в распорядке дня, и всё тут. В воскресенье иногда водили в дом офицеров, за забор, уже за деньги, в кино. Запомнил очень хорошо фильм «Подсолнухи» – совместный советско-итальянский кинофильм с участием Софи Лорен и Марчелло Мастроянни. Новый, только что вышедший на экраны. Это было событие! Помню, что мы ревниво смотрели, как показали Советский Союз. Мне был интересен взгляд со стороны. В наших фильмах старались показать, по возможности, все красивее. Рязанов, когда-то сказал: «Да, я красил автобусную остановку перед съёмкой». Тут никто ничего не красил.
ЛЕТО БЫЛО ЖАРКОЕ
Сна не хватало. Восемь часов, положенные по уставу, почти всегда были урезаны. Нарядами, учебными тревогами. Лишение сна – самая страшная пытка, и без следов побоев. В КГБ, когда были запрещены пытки, применяли при допросах очень простой приём. Три следователя по очереди допрашивали сутки напролёт. Следователи менялись, а допрашиваемый тот же. Мы засыпали прямо на занятиях. Спали так – держали спину прямой, в руках – ручка. Я, услышав преподавателя: «курсант Булавка», сначала водил ручкой в конспекте, вроде дописывал фразу, а потом вставал. В наших конспектах было видно «точку засыпания» – строчка обрывалась, и шариковая ручка плавно рисовала линию вниз листа.
Опасаясь дизентерии, всем выдали фляги. Каждый день после завтрака мы набирали кипяченую воду в столовой. Сержанты проверяли заполнение фляг, иногда была проверка на наличие самогона. Вода не успевала остыть, и фляга просто обжигала задницу. Курсант Ягодка, сухой, смуглый, мог спокойно переносить жажду. Воду во флягу он заливал на треть и даже не открывал её. При проверке фляг на предмет самогона сержант долго принюхивался, не мог определить, чем пахнет, и на вопрос старшины – чем пахнет?, ответил – чёртом. За день мы её выпивали всю.
ВЫБОРЫ
Так получилось, что первый раз в жизни я голосовал в Учебке. Выборы в СССР проходили без интриги. Кандидат в бюллетене был один, без конкуренции. Все были выдвинуты от блока коммунистов и беспартийных. Были на избирательных участках и кабинки для тайного голосования. Но если человек, получив бюллетень для голосования, заходил в кабинку, а не торжественно следовал к урне, это уже само по себе было подозрительно. Выборы были всенародным праздником демократии и единения партии и народа. Итоги выборов были предсказуемы: явка – 99%, «за» – 99%. Но все же оставалась интрига. Без соревнования чиновники не могли. Так вот, соревновались – где быстрее проголосуют. Доложить, что выборы закончились раньше всех, хотел каждый руководитель любого уровня. Мама часто работала на участке в день выборов. Рассказывала, что сводки о явке подавали в райком каждый час. Как-то они сильно отставали. Но что сделаешь, не пойдёшь ведь по домам зазывать на выборы. С ними работала молодая учительница. Со словами «Девочки, сейчас всё поправим» она вычёркивала стариков из списка и бросала пачку в урну. Так «девочки» вырывались вперед. Иногда родители тихонько обсуждали, что при подсчёте голосов такого-то вычеркнули в 10-20 бюллетенях. Но это была редкость, вычёркивали только местное начальство, таких сволочей, что всех достали. На участке играла музыка, работал буфет с хорошим ассортиментом. Уже после окончания универа мне один киевлянин рассказал о пользе выборов для простого советского человека. Избирательные участи открывались за месяц до выборов, там сидели агитаторы, чтобы любому гражданину рассказать о кандидате и о его программе. Думаю, что если бы такой пришёл, то скорее они бы вызвали «дурку», так как это точно или сумасшедший или диссидент. Ну а «дурка» занималась и первыми, и вторыми. Но, оказывается, жалоба, поданная на участок, получала гриф «выборная», и её надо было рассмотреть и решить до выборов. Таким способом, как и сегодня, можно было заставить ЖЕК отремонтировать крышу или детскую площадку. Надо сказать, что иногда система сама себя наказывала, заставляя работать. Сколько раз я ходил на выборы и за кого голосовал, не помню. Но первые выборы запомнил очень хорошо.
В армии нет демократии. Там диктатура. Главенство приказа командира. И так во всех армиях всех времен и народов. И не может быть иначе. В революцию и гражданскую войну был период, когда солдатские советы решали, идти в бой или нет и как наступать. Но даже романтики революции и ярые сторонники лозунга «Вся власть советам!» очень быстро отказались от этого. Но есть и в армии день торжества демократии. День выборов – это день «свободного волеизъявления советских граждан». Замполиты всех мастей проводят агитацию, рассказывая биографии народных избранников. Но цель игры – организовать ВЫБОРЫ так, чтобы раньше всех доложить о проведении ВЫБОРОВ. Даже сегодня, когда в день выборов подают каждый час данные о явке, то всегда лидируют спецучастки в армии и тюрьмах. Но есть одно «НО» – нельзя привести солдат строем. Все-таки игры в демократию были. Но нам дали понять, что лучше проголосовать пораньше. В день выборов не было даже команды «Подъем». Вместо этого в 6.00 мудак, которого оставили в Учебке за заслуги перед баяном, заиграл на своей гармошке. И мы, умывшись и заправив кровати, пошли голосовать. Нет, не строем, боже упаси, так, нестройной толпой. Почему я так это подчёркиваю, в Учебке был приказ командира части генерала Приходько: «Передвижение по территории военнослужащих только строем и строевым шагом, а одиночные военнослужащие передвигаются бегом». К семи часам утра вся часть проголосовала. День считался праздничным, и нам дали на завтрак вместо чая какао и немного печенья. Помню, что голосовали мы за каких-то белорусов.
ДЕЖУРНОЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ
«Ст. 86. Дежурное подразделение гарнизона назначается приказом начальника гарнизона на случай усиления гарнизонных караулов или срочного вызова при пожаре, стихийном бедствии и иных происшествиях в гарнизоне».
(Устав караульной службы ВС СССР.
Глава 4. ДЕЖУРНОЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ ГАРНИЗОНА)
В Учебке все было по уставу. Даже назначались дежурные подразделения. Наш взвод был дважды ДП. Мне «повезло» очень хорошо запомнить оба раза. Нас не вызывали на усиление караула или тушение пожара, не было и стихийных бедствий. Использовали для срочных работ.
Первый раз запомнился так. Нас послали выгружать машину на продовольственный склад. Было лето, жара. Пить хотелось страшно. В горле пересохло. Фляга уже несколько часов была пуста. Пополнить нет никакой возможности (из таких мелочей складывается «несвобода» в армии). В складе я увидел кран над раковиной, подбежал, открыл и, как верблюд, начал не пить, а заглатывать воду. Только через несколько мощных глотков до меня дошло, что я пью не воду. Это был 5-процентный раствор хлорки для обработки рук. Вкус «изумительный», хорошо, что друг Митя выручил, отдал свой остаток воды из фляги. Хорошо иметь друга. Есть армейский анекдот. Марш-бросок, жара, сержант обращается к рядовому – «Есть вода во фляге?» – Рядовой отвечает – «Да, браток, держи». – Сержант: «По уставу на ВЫ, я сержант».– Рядовой: «Никак нет, товарищ сержант, фляга пуста». Вот так. Надо жить дружно.
Второй раз наш взвод дежурил осенью. Где-то в час ночи дневальные подняли наш взвод. Казарма сладко спала. Хочу сказать, что потери сна во время дежурств не компенсировались. Днём, даже в выходные, невозможно было отоспаться. Построились, и сержант повёл взвод. Пришли на ж/д склады Учебки для разгрузки вагона дров. Часть никогда не платила за простой вагонов. Вагон ещё не прибыл, а мы уже готовы. Ждали, когда подадут вагон. Было холодно, ночь, осень. После многочисленных стирок х/б стало тонкое, просто как сеточка. Продувало насквозь. Курцы курили. Пробовали играть. Но скоро стало так холодно, что просто коченели. Взвод был дружный, и народ подобрался с разным опытом. Не помню, кто предложил первым, но мы стали сбиваться в кучу, в такой клубок из тел. Те, кто в центре, были защищены от холода телами тех, кто с краю. Клубок был живой, двигался, и мы менялись местами. Кто был с краю, оказывался в центре и грелся. На некоторое время клубок замирал, пока замершие крайние не начинали броуновское движение, оно же, как никогда, соответствовало другому названию – тепловое движение или движение за теплом. Так в клубки собираются тараканы, об этом писал Короленко в своих якутских рассказах, когда их вымораживали в русских избах зимой. Шар имеет наименьшую площадь теплообмена, и чтобы сохранить тепло, особи сбиваются в шар. Светало (ну что твой Тургенев!). Маневровый тепловоз подал вагон. Выгрузили мы его быстро. Согрелись. Построились и пошли в часть. Сержант дал команду – запевай. Взвод нестройно затянул песню. «Стой, кругом!». Мы вернулись к вагону. «Кругом, запевай!». И мы запели. Стало легче. Сержант поставил себя и справился с нами.
Но было и по-другому. Была осень, мы прослужили не один месяц. Взвода и батарея в целом были сколочены как коллектив и боевая единица. Мы уже все сдружились (в основном). На вечерней прогулке сержант-баянист решил покуражиться. И мы половину прогулки прошли «гусиным» шагом. К вечеру все были уставшими, злыми, но приказ начальника – закон для подчинённого. По команде перешли на строевой шаг и команда – «Запевай!». Батарея из 150-ти курсантов не издала ни звука. Никто не пикнул, сговора не было, просто все как один. Ещё одна попытка – и тишина. Сержант-баянист больше попыток не делал. Понял, что не пройдёт. Никому не доложил. Знал, что ему будет хуже, он оказался слабаком. Аналогичный случай описал Гашек. «И мы, рота за ротой, шагали, равнение направо, на полковника, рука на ремне ружья, и орали что есть мочи: «Мы, мерзавцы, думали, что нам эта комиссия поможет. Ни хрена она нам не помогла!» Господин полковник хохотал до упаду, прямо живот надорвал. Но вот начала дефилировать одиннадцатая рота. Марширует, отбивая шаг, но подходит к полковнику и ни гугу! Молчит, ни звука. Полковник покраснел, как варёный рак, и вернул её назад, чтобы повторила всё сначала. Одиннадцатая опять шагает и... молчит. Проходит строй за строем, все дерзко глядят в глаза полковнику.– Ruht!/ Вольно! (нем.) / – командует полковник, а сам мечется по двору, хлещет себя хлыстом по сапогу, плюётся, а потом вдруг остановился да как заорёт: Abtreten! / Разойдись! (нем.) / Сел на свою клячу и вон. Ждали мы ждали, что с одиннадцатой ротой будет, а ничего не было. Ждём мы день, другой, неделю – ничего. Полковник в казармах вовсе не появлялся, а солдаты рады-радёшеньки, да и не только солдаты: и унтеры, и даже офицеры. Наконец, прислали нам нового полковника. О старом рассказывали, будто он попал в какой-то санаторий, потому что собственноручно написал государю императору, что одиннадцатая рота взбунтовалась». («Швейк», Гашек)
ДРАКА
Есть мужики, которые на просьбу «дай закурить» вытаскивают сигарету из пачки, не вынимая её из кармана. Такой фокус проделывают, опасаясь, что если вынут пачку из кармана, у них всё раскурят. Был и в нашем взводе такой. Не помню причину, точно не из-за сигарет, но я с ним подрался прямо перед вечерней поверкой. Сержант засек драку, и так как я победил, то и был награждён нарядом вне очереди, с немедленным отбыванием после отбоя. Всё за счет сна. После отбоя сержант отвёл меня в умывальник, показал на деревянный трап и сказал лезвием отчистить всё до белого дерева. Трап был длиной около двух метров и цвета грязи – чистый, просто дерево поменяло цвет. «По исполнению доложить!» Я с тоской принялся за дело. После отбоя пятнадцать минут в казарме запрещено подниматься с кроватей. Только после этого времени можно было тихонько вставать и идти в туалет, учить устав, писать письма и т. д. Моментально нарисовался мой друг Митя. Посмотрев на мою тоску, трезво оценив задачу, тут же принял решение. У Мити был опыт житья в общаге. Я намыливал трап, а он щёткой для натирания полов драил рейки трапа. Трап начал белеть. Митя сказал: «Действуй, сержанта подыми через час, пусть уснёт, он со сна ни черта не поймёт». Так и случилось. Когда я тихонько разбудил сержанта, он сонными глазами глянул на работу, и я ушёл спать.
ОПЕРАЦИЯ «КАРТОШКА»
Осенью наша батарея попала на заготовку картошки для всей части на целый год. Почему операция? Потому, что всё было организовано чётко, по-военному. С минимальными затратами (потерями) и максимальным результатом. Потери – это потери учебного времени. Задача Учебки – дать войскам специалистов, грамотных и в срок. Мы были освобождены от занятий и жили особым распорядком дня. Подъём затемно, тихо, без сержантских криков. Оделись, умылись – и в столовую. Поели, раньше всех, набили сухарями карманы бушлатов. Сухари из резерва, в бумажных мешках, чёрные, ржаные. Сухари стали выставлять возле хлеборезки после жалобы генералу на недостаток еды. И строем на поле. На поле взвод разбит на тройки – и вперед. Мы с Митей взяли третьего, и так работали. Собирали картошку, выкопанную трактором. Сержант отмечал количество корзин, собранное каждой тройкой. Работали мы очень быстро и разговаривали, не умолкая. Говорили обо всём. Сержант часто стоял и слушал, ему было интересно, он не мог понять, о чём можно столько говорить. Мы пытались узнать дневную норму корзин. Чтобы, выполнив её, можно было просто разжечь костёр и отдыхать. Но, увы! Великий и ужасный принцип «от столба и до обеда» непобедим. Мы добились нормы, но оказалось, что пропахав, как стахановцы, мы выиграли минут 15-20 отдыха. И это за световой день ударной работы. И мы включили другой армейский принцип – не будь первым, не будь последним. И работали в среднем темпе. А мы-то думали, что можно покушаться на основы, на святое! Обед нам привозили в поле. Когда пошли дожди, мы продолжали работать. В обед дождь разбавлял и так не густой суп. С мисками в руках, в раскатанных пилотках и мокрых бушлатах мы напоминали пленных немцев. Но не всё было так грустно. Подружились с трактористами, незаметно давали деньги, и они привозили нам вино. Сладкое, плодово-ягодное. Сержанты, офицеры «бдели». Трактористы закапывали вино в рядки, и мы, собирая картошку, находили и прятали в рукава бушлатов. Нас иногда обыскивали, но бутылки с вином мы прятали в рукав не со стороны ладони, а со стороны подмышки. И хотя часто звучала команда «Расстегнуть бушлаты, расставить руки!», нам всё же удавалось проносить вино в казарму и тихонько выпить. Но закончилась и картошка.
НАЧАЛИСЬ ЭКЗАМЕНЫ И ЗАЧЁТЫ
По традиции сфотографировались на выпускную фотографию. Строем за территорию, в дом офицеров, в фотоателье! Нам повезло, что наш замок (замкомвзвода) был в звании младшего сержанта. Все по очереди надевали его парадный китель с погонами младшего сержанта – и в студию. Мастер-фотограф использовал огромную деревянную камеру с гармошкой, просил чуть улыбнуться, и следующий. Почти как на выпускную фотографию в школе. Тогда в моде были белые гольфы, с воротом под шею. В классе были только у двух человек. И мы, так же собравшись в городском фотоателье, по очереди надевали гольф, пиджак – и в студию.
Мы уже не были салагами, скоро экзамены, звание младший сержант – и в часть. Мы уже трезво оценивали действия сержантов, понимали, что многое было необходимым и правильным. Мысленно примеряли сержантские погоны и моделировали свои поступки в той или иной ситуации в будущем, в части. Понимали границу сержантского беспредела. Третий взвод отметелил своего сержанта-беспредельщика. Четвёртый взвод своего сержанта-баяниста просто припугнул. Мы уже где-то свысока смотрели на своих сержантов – небольшая хитрость гонять молодой набор. Нас ждала боевая часть, реальная служба. Подчинённые разных призывов. Техника реальная, а не тренажеры. Сержанты тоже стали относиться к нам по-другому. Их служба была все-таки Учебка, а нас ждала армия настоящая, а не учебная. Некоторые высказывались, что неплохо бы остаться в Учебке. Их просто страшила неизвестность. Что там ожидает в части. А в Учебке всё понятно и известно. Так среди любого выпуска в школе есть те, кто поступает в пединституты. Я думаю, что это не призвание быть педагогом, а некая боязнь ухода из школы в непонятную жизнь. Понятная работа, знакомое место работы. Просто немного подучиться и пересесть из-за парты за учительский стол.
Чем ближе был малый дембель, тем меньше нас гоняли строевой. Всё-таки основная задача учебки подготовить спецов, а не строевиков и спортсменов. Основное время уходило на самоподготовку. Помогали друг другу разобраться со схемами и последовательностью регламентных работ. Регламент техники – основа службы в РВСН. Последовательность расписана, инструмент пронумерован. Строго было для тех, кто работал с изделием или с головной частью. Система была продумана до мелочей, чтобы исключить ошибки. Работало три человека. Первый читал по пунктам что делать, второй слушал и делал, третий слушал первого и наблюдал, что делает второй, точно ли второй следует указаниям первого. После работы инструмент проверялся по перечню. Есть байка с Байконура, о том, как работяги забыли в изделии плоскогубцы и ночью пробирались, чтобы забрать, рискуя быть застреленными часовым. Защита от «дурака» была тройная. Учили правильно. Строгий армейский принцип действовал чётко – «не знаешь – научим, не хочешь – заставим». Преподаватели были не ниже майора. Я разговаривал с преподами. Мне было интересно всё. После войны, когда в войска пришла сложная техника, были разработаны методики для обучения неподготовленных призывников. Спустя много лет нам на фирму потребовалось два специалиста с корочками для работы в электроустановках свыше 1000 вольт и пятой группой. Я вспомнил, что у меня после армии остались такие корочки. Поехал сдавать экзамены на группу и сдал. Правда там все тихо отъехали, когда увидели корочки, выданные в 1973 году, со звёздочкой и буквами МО СССР. Всё, что вдолбили в Учебке, сидит вечно. Образование в СССР было лучшим по причине гонки вооружений. Армия требовала грамотных солдат, не говоря о качестве офицеров. С нашего выпуска физфака КГУ больше половины ушли в оборонку. МО доплачивало к стипендии студентам-физикам уже со второго курса. В Учебке нас называли курсантами, и мое первое воинское звание – курсант, а не рядовой. Пилотки были у нас офицерские, полушерстяные. Потом в войсках их заменили на простые, х/б. И остальное обмундирование было качеством получше. Постельное белье, трусы и майки, полотенца и т. п. – всё было если не новое, то не застиранное. А в части каптёр в бане сержантам и дедам выдавал бельё из отдельной стопки. Остальным могло достаться и рваное, и застиранное до дыр. Автоматы были новые АКМ, пластиковые накладки, магазины. Штык-нож был новой модели. Когда выдали автомат в войсках, то это был не просто АК-47, но и год выпуска тоже 1947. Тяжелее АКМ на добрый килограмм. Сумка для магазинов для АК-47 была на 5 рожков, с ремнём через плечо.
Мы сдавали экзамены и зачёты. Болели за своих. Традиционно в Учебку призывали татар, из Казани и республики, ребята все грамотные. Один курсант-татарин плохо знал русский, но когда его вызвал комбат и предложил перевод в солдатскую батарею (4,5 месяца и солдат-специалист, и в часть), он настоял и его оставили. Он имел характерные черты лица и был смугл. Характер упрямый и настойчивый. Ему помогали и земляки, и другие бойцы. Всё как в сессию. Всё все сдали и вскоре нам зачитали приказ, мы стали младшими сержантами РВСН. Всё, первый рубеж прошли. Получали у старшины зимнее обмундирование, паковали вещьмешки, обменивались адресами родителей, чтобы потом списаться через дом. Мы ждали распределения, как студенты ВУЗов в СССР. Мы уже знали, где стоят ракетные дивизии. Митя уехал одним из первых, в Туркестан. Были полки и на Волыни, Луцкая дивизия. Но я понимал, что туда точно не попаду. География размещения была ещё та: Сибирь и Монголия, средняя Азия и Кавказ. Глобус ракетных войск был большой, хотя и не круглый. Обычно кадровики распределяли так, чтобы служить приходилось подальше от дома. Так решалось несколько проблем. Соблюдалась секретность. Никто не срывался в самоволку, все понимали, что до дома далеко (очень далеко!), и знали, что поймают быстро. Ну, и главное – случись что, киргизу проще стрелять в украинца, русскому – в узбека, а кавказцу – в прибалтийца. Или тасуйте как-то по-другому, так, как вам подскажет фантазия. А новейшая (даже не новейшая, а свежайшая) история развала СССР это подтверждает. События в Тбилиси, Вильнюсе и других местах подтвердили мудрость партии и правительства в национальном вопросе.
Я получил назначение в дивизию в г. Орджоникидзе, ныне Владикавказ, а парень из Орджоникидзе – в Луцкую дивизию. Всё по плану. Наступил день «Д». Нам выдали паёк на дорогу, собрали группу и в сопровождении офицера, прибывшего из Орджоникидзе, мы двинулись в путь. Мышанка – Гомель – Харьков – Ростов – Орджоникидзе – Махачкала. Ехали и общих вагонах и в плацкартных, даже в купейном, правда, экономили и спали без постели, укрывшись шинелью. Спали и на третьих, багажных, полках. Мы отсыпались за всё то, что не добрали в Учебке. Помню, в Харькове успели накупить вина и еды и славно провели время в пути. Пьянило не вино, а свобода, вокруг гражданские, ходят девушки. Сопровождающий офицер ехал обычно в другом вагоне, и, назначив старшего, особо не грузил. Пассажиры нас угощали водкой. Мужчины вспоминали, как служили. Женщины подкармливали. В Махачкалу прибыли ночью. Было видно и слышно Каспий, вокзал был на берегу моря. Дагестанская свадьба садилась в вагоны, играла музыка, били в бубны. Этим поездом прибыл и новый набор в полк. Нас посадили в крытые машины – и в горы. Привезли в первый дивизион, наиболее высоко расположенный из трёх дивизионов полка. Дагестан в СССР воспринимался поэтично, романтично и красиво. Всё – благодаря дагестанскому поэту Расулу Гамзатову. Он писал на аварском языке, но его стихи были столь талантливы, что не теряли в переводе. Перевод широко известных «Журавлей» стал песней, в исполнении М. Н. Бернеса известной всем. Чеканка, горцы, лезгинка и т. д. Всё очень поэтично.
БОЕВАЯ В/Ч 54273, г. МАХАЧКАЛА
Итак, мы попали в часть. Тогда так много и точно мы не знали. То, что полк 480-ый ещё и Дрезденский я узнал только осенью 1972 года, когда присягу принимал мой взвод в карантине. Торжественно вынесли знамя полка, оно развевалось на ветру, и я прочитал «480 Дрезденский ракетный полк». Мы только знали номер части. Номера полков запрещалось называть вслух, только номер части. Наш второй дивизион в/ч 54273 Г. Когда в шестидесятых стала массово появляться мемуарная литература о войне 1941–1945 гг., то каждый автор, от маршала до майора, начинал её с плана Барбаросса и карты довоенной Европы. Я не исключение. Так что вначале немного опишу глобус РВСН. Из своего окопа.
43-я ракетная армия, Винницкая
35-я ракетная дивизия, Орджоникидзе
178-й гвардейский ракетный полк в г. Орджоникидзе;
479-й гвардейский ракетный полк в г. Майкопе;
480-й Дрезденский ракетный полк – (в/ч 54273, г. Ма-хачкала).
Полк был вооружён ракетой средней дальности Р-14 и Р-14У.
1-й рдн – 3 ШПУ Р-14У (42.654831, 47.449579 (G) (O) (Я)), на БД с 1963.
2-й рдн – 3 ШПУ Р-14У (42.775851, 47.475693 (G) (O) (Я)), на БД с 1963.
3-й рдн – 3 ШПУ Р-14У (42.792828, 47.398832 (G) (O) (Я)), на БД с 1964.
Ракетный полк состоял из трёх дивизионов. По три ракеты в шахтах в каждом дивизионе. Штаб полка размещался в одном расположении с третьим дивизионом. Недалеко от третьего дивизиона располагался наш второй дивизион, в/ч 54273 Г. Первый дивизион был подальше и повыше. Дивизионы полка были разбросаны по горам. Считалось, что это сделано из соображений секретности. Хотя какая могла быть секретность! Метростроевцы строили в каждом дивизионе по три шахты глубиной 30 метров, плюс командный пункт. Полковой командный пункт и ещё много сооружений. Сохранить такую стройку в тайне нереально. Транспортировка ракет на прицепах по 25 метров длиной, цистерны с горючкой и окислителем. Краны, установщики. Это всё машинки не «газельки». Пуски из полковых шахт. Это даже из-за океана можно отследить. Я нашёл воспоминания маршала связи А.И. Белова. Начальник войск связи Ракетных войск стратегического назначения, рассматривая процесс создания и развития связи в РВСН, пишет: «Думаю, что отдельные районы размещения Ракетных войск были выбраны без достаточного анализа перспектив развития средств технической разведки вероятного противника. Даже от агентурной разведки не скроешь дислокацию ракетных полков и дивизий. Поэтому выбор позиционных районов в лесах, вдали от крупных городов не столько обеспечивал скрытность боевых порядков, сколько создавал дополнительные трудности с обустройством военных городков, строительством дорог и увеличением протяжённости линий привязки командных пунктов к местным узлам связи. В некоторых северных и восточных районах страны и на территории Казахстана в интересах РВСН строились новые магистральные кабельные линии связи». Ошибался маршал, и мы ошибались, когда дикое размещение объясняли секретностью. Просто все пусковые ракетных войск были целями первого удара «вероятного» противника. Берегли города, поэтому и размещали их в глуши. Летом 1972 года проходили учения и проверка в дивизионе. Проверяющие проводили лекции в клубе. Как-то очередной подполковник после своей речи спросил, есть ли вопросы. Вопрос чаще всего носит чисто формальный характер, но если коллектив достаточно большой, репрезентативная выборка, всегда есть человек, у которого есть вопрос. Боец спросил: «Товарищ подполковник, если в случае войны мы все три ракеты выпустим, где брать запасные?» Подполковник перегнулся через трибуну, чтобы быть ближе к залу, обвёл зал рукой и сказал: «Если вы пустите все три ракеты, то не только вы, но и мы все в штабе армии будем Героями Советского Союза». Чем чётко дал понять, что с таким временем выхода третьей ракеты из шахты через 56 минут после команды «Пуск!» шансов стать героем совсем мало. И не грозило ракетному дивизиону, после пуска вооружившись автоматами, превратиться в стрелковый батальон и пробиваться на соединение с полком, тоже ставшим стрелковым. Но есть одна особенность. Если посмотреть на глобус ракетных войск СССР, то действительно для размещения выбирали места дикие, малонаселённые. Исключение составляла Украина. Да и где там найдёшь малонаселённые места? Так что это ещё один козырь для националистов о заговоре против Украины. Размещали без злого умысла, просто первые ракеты летели недалеко, а достать врага хотели подальше, вот и строили поближе к границе. Вот география размещения в Украине. В перечне нет «Макаров-1», ядерное хранилище, и может ещё чего-то.
9-я ракетная Запорожская Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова дивизия: 433 РП, г. Гайсин, 429 РП, г. Староконстантинов, 430 РП, Ярмолинцы, 431 РП, г. Бердичев; 37-я гвардейская ракетная Севастопольская орденов Ленина и Кутузова дивизия: 577 РП, г. Луцк, 576 РП, г. Луцк, 103 РП, г. Каменка Бугская, 615 РП, г. Славута, 351 РП, г. Золочив; 44-я ракетная дивизия: 40 РП, г. Коломыя, 76 РП, г. Стрый, потом г. Долина, 586 РП, г. Каменец-Подольский, пгт Скала-Подольская, 151 РП, г. Стрый, 101 РП, г. Свалява, г. Мукачево; 29-я ракетная бригада, с мая 1961 г. – Нижнеднепровская Краснознамённая дивизия, в/ч 33883 г. Первомайск: 434 РП, г. Первомайск, 84 РП, г. Симферополь, 62 РП, г. Балта; 80 ракетная бригада (с мая 1961 р.– 50 ракетная дивизия): 163 РП, пгт Белокоровичи, 181 РП, пгт Белокоровичи, 432 РП, г. Коростень; 200-я ракетная бригада (с мая 1961р. – 43-я гвардейская ракетная Смоленская орденов Суворова и Кутузова дивизия): 664 РП, г. Ахтырка, 665 РП, Лебедин, 668 РП, г. Глухив, 309 РП, г. Умань.
РП – это ракетный полк, а он ещё раскрывается как матрёшка на дивизионы. Можно вырезать кружочки из бумаги в масштабе карты с радиусом зоны поражения самой маленькой ядерной боеголовки вероятного противника СССР, положить на карту Украины, в места размещения ракетных шахт и наземных пусковых установок, получится интересная картина. Многие кружочки будут соприкасаться и покроют добрый кусок Украины. Когда я прочитал книгу «Семь главкомов РВСН без ретуши и грима» (Казыдуб Г.И. – Москва, 2004 г.), то засомневался. Может, я своей версией пытаюсь оправдать глупость маршалов. Казыдуб пришёл в ракетные войска в самом начале, и его удивило, что на встрече-инструктаже и начальник штаба войск, и главком РВСН говорили только о секретности. Но ракета – не танк, и стройка такая, что брезентом не накроешь. Казыдуб пишет, что соблюдение секретности принимало анекдотичные формы. В глухом лесу новосибирской области в ракетный полк привезли несколько пушек и заставили их возить в округе, чтобы подтвердить версию, что тут стоят артиллеристы. Вскоре местные жители говорили, что привезли пушки охранять ракеты. Где-то ставили самолёты, и время от времени запускали двигатели. Но этих секретных мер хватало ненадолго. Автор пишет очень правдиво и не в стиле ура-патриотов. Но вернёмся в окоп младшего сержанта.
В ту осень карантин для новобранцев был в первом дивизионе. Нас, пополнение сержантов, вместе с карантином привезли и направили с дороги в баню. Мы помылись и ждали в казарме, когда нас поведут на поздний ужин. В казарме было жарко, и мы сидели, сняв шинели и шапки. И тут случилось ужасное, у меня спёрли шапку, новенькую, серо-голубого искусственного меха. Не шапка, а мечта любого дембеля. Вместо моей шапки неизвестный дембель, по доброте душевной оставил шапку, грязную, засмальцованную до блеска. Ужас охватил меня, как я предстану перед своими подчинёнными. Стыд, развели как лоха, как зелёного салагу. План созрел, и мой товарищ по учебке поддержал мои намеренья. Тогда я совершил то, что ровняет меня с нашим президентом. Я украл шапку у салаги с карантина. Скрывать такое от потомков я не решился по двум причинам. Первая: не один я украл в молодости шапку, кое-кто покруче меня этим занимался. Второе: поступок был обычным решением такой проблемы в советской армии. Это не совпадало с Моральным кодексом строителя коммунизма, но неформальная мораль армии вполне оправдывала такое воровство. Такое вот получилось начало службы в боевой части. Сразу получил в лоб, и понял, что нельзя зевать. Это не учебка, где всё же главенствовал устав. Это был первый, но далеко не последний бой. Я больше не воровал, были другие проблемы. Да и эту прекрасную шапку я носил недолго. В ней ушел на дембель сержант, которого я сменил в дивизионе.
ДИВИЗИОН ВТОРОЙ, В/Ч 54273 Г
Утром нашу группу сержантов поделили, и мы разъехались по дивизионам. Я попал во второй дивизион. В дивизионе раздали по подразделениям. Я попал в ЭРГ – эксплуатационная ремонтная группа. Надо сказать, что в РВСН понять по названию, чем занимается подразделение, непросто.
Что представлял собой второй ракетный дивизион. Большинство сооружений были в стиле советского «баракко», то есть сборно-щитовые, деревянные. Были и кирпичные. В двухэтажной кирпичной казарме располагались бойцы. На втором этаже казармы размещались три группы пуска. Три по числу шахт. Три, так как одна дежурила, две другие готовились к дежурству. Должно было быть так, через две недели на дежурство, но часто группу, заступающую, дополняли номерами расчётов из других групп. Нумерация шахт в полку – сквозная. Так как второй дивизион, то и шахты, и группы носили номера 4, 5 и 6. С ними этаж делила РЕЗМ – рота электротехнического заграждения и минирования. Рота тоже состояла из трёх взводов, по той же причине. Жил там и взвод управления. Состоял из писарей, ОПД - отделение подготовки данных, химика-разведчика, дивизионного комсомольца (освобождённый комсорг), киномеханика, библиотекаря, двух фельдшеров и прочих, как их называли в зоне, придурков. ОПД – состав три человека. Лейтенант, сержант и ефрейтор. Небольшая комнатка в штабе. Арифмометр, логарифмическая линейка. Там я впервые увидел калькулятор, это был 1971 год. Химик-разведчик. Вечно с противогазом. В зоне, рядом с бетонкой, ведущей на объект ДОТ, с аппаратурой для химической и радиационной разведки. После комплексных учений на объекте он мне рассказал историю, смысл которой я понял в полной мере спустя много лет, прочитав Суворова. Ему просто не с кем было поделиться, а я был земляк и одного призыва. Его удивило, что когда головастики везли на объект головку на очередную замену, приборы радиационного контроля не шелохнулись, что было не обычно. А Виктор Суворов писал, что из-за нехватки ядерных боеголовок, частенько ставили грузо-макет, точное соответствие и по весу и по форме, но пустышка. Мы мало проявляли любопытство. Не было времени. Все варились в своих расчётах и группах. Да и дух Берии витал невидим.
Переходим на первый этаж. Слева от прохода располагалась группа, в которой я и служил – ЭРГ (эксплуатационно-ремонтная группа). В группе было два отделения. Первое отделение состояло из трёх расчётов и несло недельное дежурство в составе дежурной смены на объекте. Электромеханики-дизелисты обслуживали подземную ДЭС (дизель-электростанцию), обеспечивая независимость от электросети, при пусках и при любых внештатных ситуациях. Вентиляторщики и холодильщики отвечали за воздух. Номер расчёта – водоснабжение и канализация, не совсем то, о чём вы подумали. При пусках и просто комплексных учениях после заправки и слива топлива и окислителя они отвечали и за промывку и сброс всей этой «водички». Второе отделение дублировало первое, но только обслуживало жилую зону, да и расчётов было четыре. Первый расчёт – электроснабжения (дизельная, трансформаторные подстанции, кабельные и воздушные линии). Второй расчёт – теплоснабжения (котельная, теплотрассы). Третий – водоснабжения (водопровод, ёмкость с запасом воды, очистные сооружения, насосы и т. д) и ремонтников, те отвечали за всё. Командир группы, должность майорская, капитан Фирсов. Первое отделение капитан Карпец. Второе отделение капитан Миронов. Справа – взвод установки. Перевозка ракет. Установка в шахты и снятие из шахт. Машины, которыми управляли эти бойцы, производили впечатление. Далее располагалась «элита» ракетных войск – хозяйственный взвод. Повара солдатской столовой, офицерской столовой, водители, кладовщики продовольственного и вещевого складов, водители небоевых машин, свинарь, дояр и т. д. Также в дивизионе в отдельной деревянной казарме, располагалась полковая ГР (группа регламента) полкового подчинения. Была также часть с отдельным номером, приданная полку 1518 РТБ (ремонтно-техническая база). По названию – ремонт автотракторной техники, а по сути, обслуживание головных частей, ядерных боеголовок, подчинялись напрямую МО СССР. В народе их называли головастиками. На одного солдата приходилось несколько офицеров. Про них говорили, что когда солдат вбивал гвоздь в стенку казармы, три подполковника корректировали куда.
Здания и сооружения. Бетонка соединяла третий дивизион, где располагался штаб полка, и наш второй дивизион. Перед самым КПП дорога опускалась вниз в долину и поэтому с дороги не был виден дивизион. КПП – там сидел дежурный по КПП, помощник дежурного по части и была комната отдыха дежурного по части. Бетонка проходила через жилую зону до КПП на объект. Слева и справа бетонки располагались здания дивизиона. Слева клуб (барак), за клубом спортивный зал (барак). Дальше – кирпичная казарма дивизиона, за ней во второй линии казарма (барак) РТБ (головастики). На первой линии за казармой дивизиона – офицерская столовая, солдатская столовая, здания кирпичные. Во второй линии склады – продовольственный и вещевой. Дизельная и котельная. Справа от бетонки за КПП стояло здание штаба (кирпичное), за ним во второй линии два учебных корпуса (бараки). Казарма ГР (группа регламента). Санчасть. Плац и за ним автопарк. Вот и всё, далее за колючей проволокой – начиналась зона, или объект. Все здания были расположены рядом. В столовую мы по приказу командира ходили кругами по территории дивизиона. Просто от угла казармы до столовой 60 метров. Негде ходить строем. Слева высоко на скале лозунг «Вперед к победе коммунизма!» и профиль Ленина. Я нашёл спутниковые фотографии территории дивизиона. Трудно что-то узнать. Дивизион сняли с боевого дежурства в 1983 году, 10 лет после моей демобилизации. За 10 лет что-то построили, а за 30 лет всё, что могли, растащили. КПП на проход в зону был в здании караула по охране объекта – зоны. Караул несли бойцы РЭЗМ. Караулка представляла собой небольшую цитадель, укреплённую, с бронированными бойницами вместо окон, с пулемётной башней наверху. Вход в зону строго по пропускам. За КПП бетонка тянулась до трёх шахт № 4, № 5, № 6 и сооружения № 2, двойка – командный пункт дивизиона. По дороге к шахтам справа размещались МИКи (монтажно-испытательный комплекс) с изделиями (ракетами). Дальше была зона в зоне, со своим караулом, колючкой и сигнализацией. Эта внутренняя зона РТБ, где хранились и обслуживались боеголовки. Рядом с бетонкой, на половине пути к объекту, был склад ИТС (инженерно-технической службы), ключи от которого потом были у меня. За периметром дальше по ущелью виднелось кирпичное здание очистных сооружений.
Дивизион по условиям жизни был не лучшим. Зимой ветер, летом жара. Вода попадала к нам за несколько километров по ржавым канализационным трубам, имела странный вкус. Железа было столько, что говорили в нашем дивизионе за два года солдат выпивал железную кровать. Вода из разных источников имеет свой вкус, я не говорю о городской воде, с вкусом хлорки. Родники, колодцы имеют различия в разных населённых пунктах. Но привыкаешь, и через несколько дней отличия не замечаешь. В чае или в борще совсем не чувствуешь вкуса воды. Но в нашем дивизионе, даже спустя неделю, в компоте, в чае, в супе или борще гадкий вкус на языке. Но человек – не скотина, привыкает быстро. Так что к нам ссылали солдат со всей дивизии. У меня в отделении было несколько ссыльных. Иван, белорус, был водителем главного инженера дивизии, в самоволке поставил «Волгу» на крышу. Получил 10 суток губы – и из Орджоникидзе к нам. Молодой музыкант из оркестра в дивизии сумел организовать такую пьянку в музвзводе, что по той же схеме 10 суток губы – и из Орджоникидзе к нам. Был ещё один боец из майкопского полка, молчун и умелец. Так и не узнали, чем он заслужил перевод. Курсант военного училища отчислен за двойки, тоже к нам добирать срок службы до двух лет. Всех не помню. И все «лучшие» люди ко мне в отделение.
ЭРГ.
Эксплуатационно-ремонтная группа
В дивизионе – инструктаж в штабе и по подразделениям. В группе старшина – инструктаж. Не поддаваться на провокации с обменом ремней и шапок, с дембелями. Дистанцию держать с рядовыми, а то сядут на голову и т. д. Пошли в казарму размещаться. Оказывается, привилегия для сержантов и стариков: кровать только нижний ярус, согнал черпака (прослужил год) наверх. Потом в бане ещё привилегия – белье (трусы, майка полотенце и т. д.) каптёр даёт из отдельной стопки. Сержанты держались дружно. Сержантов или младших командиров готовили в учебках (учебный центр). И прибывали в часть готовые командиры. Но были и выдвиженцы из рядовых. Лычки присваивал комполка. Это либо служаки или спецы (в РВСН ценили спецов). Но у них не было того, что имели мы – особого форсу, породы. Да и сержантов из учебок солдаты воспринимали лучше, чем своих выдвиженцев. Сержант из учебки – как от бога, от МО (министра обороны), а свой выдвиженец вчера мыл пол, а сегодня командир. Только 5,5 месяцев учёбы и муштры делали из салаг командиров. В учебке были методики и традиции. Есть в учебке и такое – выработка командного голоса. Это только на первый взгляд кажется, что можно взять криком. Командный голос – это сталь и уверенность, что у получившего приказ ни на йоту не появится мысль не выполнить. В учебке по очереди командовали взводом. Менялись каждый день. Мой первый опыт – жуть, я просто проблеял «Взвод, становись!». Но в части, когда я командовал 34 бойцами и отвечал за них, то пастухи на склонах от моей команды вздрагивали и поднимали голову (гипербола называется). Но это не сразу. Что касается специальной подготовки, преподы в учебке были на уровне. В учебных корпусах было всё: методики и оборудование, макеты, действующие системы. Я как-то оценил, что за 5,5 месяцев мы прошли программу ПТУ. Но там 2-3 года, да и выпустят всех. Тут можно было проучиться и уехать рядовым. Меня определили во второе отделение, в расчёт ДЭС по специальности и назначили командиром второго отделения. Со мной в дизельную попал ещё один сержант из Мышанки, но не из моей батареи. Земляк Сеня. Начальником второго отделения был капитан Миронов. Он сдавал экзамены в академию, так что увидел я его позднее. Командиром я был назначен, но стал им, по настоящему, не сразу. Молодой, без опыта. В каждом расчёте свой начальник, помогает с одной стороны, но и всегда горой за своих, старается отбить от нарядов. Дизельная на полтора года стала домом родным. В начале мы с Сеней были как квартиранты, но постепенно стали своими, дизелистами. В дизельной стояли два дизель-генератора Г 65, генераторы были на 6,3 кв. Большие, судовые. Трансформаторная подстанция. Ввод промышленной сети тоже был 6,3 кв. Зал, где стояли дизеля, был большой. В дизельной дежурило два человека, и при отключении сети запускали дизеля и переходили на автономное снабжение. Параллельно с нашими дизелями запускались дизеля на объекте, но потом дежурная смена их глушила, и весь дивизион питался от нашей ДЭС. При плановом отключении запускали дизеля, и после синхронизации по частоте с промсетью переходили на автономную работу. Дежурная смена каждые четыре часа проворачивала коленвал дизеля на несколько оборотов, для смазки коренных подшипников, и с записью в журнал. Проворачивали с помощью буксовки, огромный лом. При этом блокировалась подача топлива, так на всякий случай, вдруг заведут буксовкой дизель. Раз в неделю дизеля запускались на плановый прогон на 20–30 минут. За время службы дизелям пришлось поработать не один раз, и не одну неделю подряд. Мне нравилось слушать, как гудят дизеля, и ощущать тепло, они как живые огромные звери. Мы ухитрялись спать возле работающей машины на рифленках, но когда менялась нагрузка и дизель менял свой шум, тут же просыпались проверить, всё ли в норме. Но мне не так часто пришлось дежурить, особенно первые полгода в части. В дизельной был учебный класс, где занималось второе отделение. Мастерская, станки, дистиллятор. Был и склад для ЗИПа. Каждый имел место для вещей. Были гири, гантели и штанга. Там же, в дизельной, жарили вечерами картошку, весной грибы. Весной на склонах было много шампиньонов, был боец, который ухитрялся днём исчезать незаметно и собирать грибы. На склонах весной цвели огромными полянами жёлтые тюльпаны. В дизельной всегда было очень чисто. В зале даже поставили столы на Новый год и провели «Огонёк», с лимонадом и конфетами и со своими артистами. Когда в дизельной не было спичек и лень было идти к кочегарам, был фирменный способ прикуривать от выключателя. Отвёрткой снималась крышка выключателя. Кончик сигареты смачивался слюной. Выключался свет. Отвёрткой заворачивались контакты так, чтобы проскакивала искра, кончик сигареты держали в области образования искры. Так как смоченный табак – тоже проводник, то искра проскакивала и между контактами и сигаретой. При этом надо было затягиваться сигаретой. При навыке легко прикуривалось. После армии так научил прикуривать в общаге. Как-то при будущей жене продемонстрировал этот способ. Получил звание «Дурак» и долгую обиду. Больше не пробовал. Как сейчас титруют предупреждение на рекламных роликах: НЕ ПОВТОРЯТЬ, ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ, ВЫПОЛНЯЛИ ПРОФЕССИОНАЛЫ. Я вас предупредил.
СТАРШИНА
Старшина группы был земляк, хохол, Винницкая область. Очень он меня невзлюбил. Парень сельский, простой, это был его жизненный пик. Он обладал всеми теми качествами, за которые не любят хохлов. Служака. Десять классов и три книжки, прочитанные старшиной, одна – букварь, две устав ВС СССР. Мои 10 классов, физика и математика, Ремарк и Достоевский старшину раздражали. Хотя я молчал, но кто-то мне сказал: «Ты бы видел, как ты молчишь!». Отбор старшин был безошибочный. Офицеры отбирали их по каким-то критериям, одним им известным. Как можно угадать так точно, не знаю. После него назначили парня на полгода младше меня, только пришёл из учебки. Тоже попадание в точку. Или они стают служаками уже на должности? И нет зависимости от национальности. В учебке – русский, в части сначала хохол, а затем белорус – и практически никакого отличия.
А может, всё проще. И этологи это объяснили.
«Этологи любят изучать иерархию на молодых петухах, которые очень агрессивны и устанавливают иерархию очень быстро. Брали самого жалкого из петушков, ловили, приклеивали ему на голову огромный красный гребень из поролона – символ высокого иерархического ранга – и пускали обратно в загон. Петушок не знает, что у него на голове, и поначалу ведёт себя по-прежнему забито. Но подбегающие клюнуть его петушки, видя огромный гребень, пасуют. Раз за разом обнаруживая их неуверенность, петушок надувается, поднимает голову, выпячивает грудь и шаг за шагом восходит на вершину иерархической лестницы без чьего-либо сопротивления». (В.Р. Дольник. Этологические экскурсии по запретным садам гуманитариев)
Гребень – это те же лычки плюс срок службы.
Земляк начал меня грузить нарядами. Вот тут я и вкусил в полной мере сержантских нарядов. Всё, что пропустил в учебке. Весь ассортимент: дежурный по роте, начальник караула, дежурный по столовой, помощник дежурного по части и т. д. Как в армии говорят – через день на ремень. Работать сержант уже не должен. Но самое паршивое в этом не сам наряд, я не стоял на посту, не драил пол, не чистил картошку и не мыл посуду, но сон был урезан, а это, то время, про которое говорят: солдат спит, а служба идёт. Есть ещё и такие золотые слова – больше снов – меньше нарушений. Через несколько недель я засыпал мгновенно и при любой возможности. Сейчас могу уверенно сказать, что я лучшей постели, чем в армии не помню. Помню прохладу простыней и мягкость подушки. Правда, я еще долго на гражданке спал, накрыв ухо одеялом, от шума. Чтобы «подсластить» мне наряд, старшина ставил караульными или дневальными стариков. Но через некоторое время, когда разобрались, кто чего стоил из молодых сержантов, старики не борзели, даже жалели и давали поспать. Будили, когда проверяющий (дежурный по части) выходил на ночную охоту. Обычно звонил помощник дежурного или дежурный по КПП.
КАРАУЛ
Старшина, гад, ставил всегда начальником караула. Караул небольшой, на два поста. Поэтому начкаром ходил сержант. Первый пост, охрана штаба и учебных корпусов, был ночной. Ночью два бойца на посту менялись через два часа, а днём без автоматов, как дневальные по штабу. Другой пост – автопарк, три бойца. Разводящий и начальник караула. Я был вечный начкар. Мне 18,5. Караул – 7 бойцов, 7 автоматов, по два рожка 60 патронов, и НЗ, в караулке на случай нападения на пост, в опломбированном железном ящике, ещё 1000 патронов. Начкар всю ночь не спит, не положено, разводит по постам и проверяет службу часовых. По уставу начкар дважды за ночь должен проверять посты с записью в караульной ведомости. Поэтому разводящий, обычно дед, дрыхнет на топчане в караулке и разводит только днём.
Чудеса были ещё те. Часовые засыпали на посту. И я приспособился их будить. У часового автомат, рожок 30 патронов, со страху мог загнать патрон в патронник, буди такого. Напугаешь, проснётся, еще палить начнёт. Спали, обняв автомат. Я подходил тихонько, если мог, то отстёгивал рожок и крепко брал автомат за ствол, будил тихонько. Не закладывал, сам решал, сам наказывал. Как-то весной пошёл ночью менять часового, а его нет. Молодых я всегда пугал, что если уснут, то зарежут абреки, а весной и летом тем, что покусают змеи, пауки и скорпионы. Ищу со сменой, никак не можем найти. Поднял весь караул, ищем. Пора докладывать дежурному по части, дежурному командиру на объект. ЧП, пропал часовой с оружием. Может, дагестанцы украли и зарезали. Рассвело – и нашли, спал в траве. Весной трава поднималась высокая, потом выгорала, но весной – это лес. Я его не тронул.
Зимой – другие проблемы. В караулке холодно, не спят даже те, кому положено, сидят возле электрического «козла». Долина, где расположен дивизион, продувалась так, что ветер выдувал весь снег и нёс в лицо песок и мелкие камни. Лицо секло до слез. Сдувало с ног. В такую погоду старшина строил группу в казарме, проверял и отправлял в столовую. Пробирались бегом, без строя, подняв воротники шинелей. Иду ночью менять, нет часового у штаба. Искали и не нашли. Поднял караул. Как всегда в карауле был подарок от старшины – дед. Старшина не знал, что деды меня, молодого, не обижали. Поднимаю деда. Он спросил «Кто на посту?», узнал, что сантехник Шилов (ростовский), неплохой парень. Пошли к колодцу теплосети, штыком, подковырнув, открыли люк. Спит на тёплых трубах, обняв автомат. Стали будить, бросая камешки и тихонько звать. Вылез, не стрелял, а мог с дури и выстрелить. Зима. Холод собачий. Часовые при смене передают пост и тулуп, огромный, овчинный. «Часовой есть труп, завёрнутый в тулуп». Часовой в таком тулупе угрозы ни для кого не представлял. Веду деда на пост. Идём по бетонке в автопарк. Дошли до перекрёстка – направо автопарк, налево котельная. Он: «Я пошёл в котельную, позвони, когда будешь менять». Говорю: «Поставлю на пост, и иди куда хочешь». Ругались, но я его довёл до автопарка, забрал смену, а он следом за нами пошёл спать в котельную.
Было всё. Я просыпал и не менял вовремя, часовой приходил и колотил в дверь караулки прикладом – меняйте. Ночью приходил проверяющий, дежурный по части, ему положено один раз за ночь проверять с записью в журнале проверок. Был капитан, из групп пуска, он ночью не ходил, спал на КПП, приходил утром. В журнале проверок, где я записывал, как ночью проверял посты, оставлял место. Он для проформы говорил, что ночью проверял, но в караулку не заходил. Был капитан, который тихонько ночью подходил и слушал, как я (предупреждённый по телефону) строго по уставу командовал «Заряжай!» и т. д. по тексту устава.
К оружию относился серьёзно, после случая, когда мы с друзьями чуть не перестреляли друг друга в 9 классе после школы. Я запрещал направлять оружие на людей. Один боец, дурачась в карауле, пристегнул к АК магазин и передергивая затвор тридцать раз разрядил автомат. Случайное нажатие на курок – и очередь. Было и так, ставишь на пост трезвого, приходишь через два часа менять, а он уже выпил. И т. д. В моём карауле не было происшествий, но были случаи, стреляли при разряжении оружия, делая контрольный спуск, спросонья, перепутав последовательность действий. Автоматы были АК-47 1947 года выпуска. Они были намного тяжелее АКМ. Много фрезерованных деталей, что в АКМ просто штамповка. Подсумки для магазинов на 5 рожков, сумка через плечо. Штыки тоже старого образца. Да нас как стрелков и не рассматривали. Стреляли редко. Только РЭЗМ (рота электро-технического заграждения и минирования) ездила стрелять и бросать гранаты перед каждым караулом. Заступали они на неделю охранять периметр объекта.
Даже Новый 1972 год я встретил в караулке. За пятнадцать минут до Нового года поменял часовых. Выпили чаю с конфетами, и всё. Договорился, что пить в карауле не будут, а после смены, кто как хочет.
ОХРАНА ОБЪЕКТА
Старт охранялся серьезно.
В 1960-1961 гг., по опыту КГБ и МВД, на стартовых позициях и других объектах устанавливались технические средства слежения (ТСС) «Сосна» и 33 «Тополь». В 1963 г. разрабатывается типовой проект нового стационарного электризуемого заграждения, установка которого началась в 1964 г. Тогда же в 1964-ом для эксплуатации ТСО созданы специальные подразделения – рота электрозаграждения и минирования (РЭЗМ), в их штат были включены специалисты по эксплуатации и регламенту технических средств охраны (ТСО). Основная задача роты – охрана и оборона стартовых позиций, хранилищ ракет и складов спецтоплива. С появлением рот РЭЗМ взводы охраны в дивизионах (бригадах) стали охранять только технические позиции и автопарк своего подразделения.
В 1969 году был организован перевод подразделений охраны с караульной службы на боевое дежурство. Дежурные силы охраны и обороны и караулы (ДСОО-К) вошли в состав дежурных сил полка.
Зона ответственности РЭЗМ – участок леса вокруг технической зоны стартовых позиций (СП). Длина зоны составляла несколько километров. Около КПП ширина всего двадцать метров, а немного далее она расширялась до четырёхсот. Всё лесное пространство зоны пересечено просеками, на схождении которых расположены огневые сооружения. Внешняя и внутренняя границы зоны были ограждены колючей проволокой в несколько рядов, призванной удержать тех, кто может попасть внутрь случайно. Для большей надёжности прямо по проволоке растянуто МЗП – малозаметное препятствие или «сетка Карбышева». Оно представляет собой переплетение тонкой проволоки, своеобразную паутину. После внешнего ограждения две линии систем сигнализации и снова забор из колючей проволоки. Заборы из колючей проволоки ограждали от случайного попадания на «Сетку № 100» – проволочную сетку с размером ячейки 100 на 100 миллиметров, по которой в дежурном режиме пропущен электрический ток напряжением двести двадцать, а в боевом – более полутора тысяч вольт. Для того чтобы погибнуть, человеку или животному не обязательно касаться самой сетки. В боевом режиме убивало даже шаговое напряжение за полтора-два метра до сетки. Кроме этого, в зоне разворачиваются дистанционно управляемые противопехотные минные поля – охранно-оборонная система «Кактус». В дежурном режиме она работала в качестве дополнительной системы сигнализации, но могла оперативно доукомплектовываться боевыми минами.
Каждая стартовая позиция была оборудована как опорный пункт с круговой обороной, способный в любое время имеющимися силами и средствами противостоять диверсионным действиям противника. Инженерная служба (ИС) РВСН принимала меры по модернизации инженерного оборудования СП, организовала разработку и установку на СП огневых сооружений для часовых. Все посты охраны и зоны ответственности РЭЗМ были снабжены телефонной связью, в лесу на участках вдоль систем охраны стояли замаскированные розетки. Уходя на патрулирование периметра, боец брал с собой трубку, а в караульном помещении на коммутатор были выведены точки связи, по загоранию сигнальной лампочки оператор видел, с какого участка пришел сигнал звонка.
РЭЗМ состояла из трёх взводов и отделения КПП. Два взвода – караульные. Заступали на дежурство на неделю, попеременно сменяя друг друга. Третий взвод – регламентный. Его задача – содержать технические системы сигнализации и заграждения в боевой готовности. Также третий взвод служил резервом для первого и второго взводов, в случае убыли личного состава, усиления или необходимости в патрулировании зоны. Караул РЭЗМ состоял из начальника караула, офицера, помощника начальника в звании сержанта, двух разводящих, операторов и часовых. На стартовых позициях выставлялись круглосуточные и ночные посты. Караульная служба заключалась в постоянном патрулировании объектов СП, проверке сохранности техники, наличия печатей на хранилищах. Вдоль маршрута было несколько розеток телефонной связи, и часовой регулярно делал доклад оператору.
РЭЗМ было запрещено привлекать для хозработ и нарядам по дивизиону. Бойцы РЭЗМ, при поступлении в подразделение, проходили отбор, например, в РЭЗМ не могли служить солдаты, у которых нет родителей. Считалось, что морально они менее устойчивы. Личный состав роты регулярно выезжал на стрельбы, с ними проводились занятия по минно-взрывному делу, рукопашному бою. Периодически РЭЗМ изображали диверсантов для соседних подразделений и дивизионной охраны, вооруженные взрывпакетами и холостыми патронами, они совершали учебные нападения на посты охраны или колонну техники при выходе в ЗРП (заданный район пуска).
Штатным вооружением РЭЗМ были автоматы АКМ 7.62, пулемёты РПД 7,62, гранаты Ф-1, РГД5, из техники ЗИЛ-157 с кунгом.
(http://www.gpdb-rubezh.ru/index.php?page=55#)
Так было и у нас. Добавлю, что внутри периметра, охраняемого РЭЗМ, находился ещё один караул. «Головастики» (правильно РТБ – ремонтно-техническая база, обслуживание боеголовок) ещё своим караулом охраняли свои МИКи, где хранили и обслуживали боеголовки. Время от времени нам под роспись зачитывали приказы по РВСН, где с подробностями было описано, как пошли в самоволку, напились и попали на сетку и были смертельно травмированы, звание, фамилия, часть № такой-то. И все расписывались о том, что ознакомлены и предупреждены. В нашем полку тоже были случаи, бойцы гибли.
Часто на сетку попадались зайцы или барашки, отбившиеся от отар, попадались и лисы. Зайцы и барашки шли как ДП в котёл караула. Лисы доставались офицеру, начальнику караула. Если ночью при попадании кого-либо на сетку срабатывала защита, на патрульную тропу выходил патруль и устранял причину. Но как говорил Ваня Брыштин, белорус, им лень было идти ночью по периметру, это несколько км до точки срабатывания, и они опять рубильник врубают. И так пять раз (чтобы уже наверняка солдатика завалить). Думаю, что Ваня был недалёк от истины. Ночь, дождь, снег, ветер, ну, кому охота шагать в ночь, а вдруг это просто ветка или бурьян, включил несколько раз, и высокое напряжение спалит ветку и всё. Каждое утро патруль обходил периметр, проверял целость сетки и убирал причину ночного срабатывания. Попадались и солдаты.
Одного не могу понять, как они проходили все заграждения до сетки. В желудках жертв чаще всего находили тройной одеколон в серьёзных дозах. Только по пьяни можно было спутать периметр объекта с жилой зоной. Жилая зона была огорожена одной линией колючки и та, в основном была рваная, местами просто стояли столбы.
За полтора года на точке я помню таких случаев в нашем полку 3-4. Как-то в выходной, срочно построили весь дивизион, всех калек и сачков собрали. Оставили по одному дневальному и смену кочегаров в котельной, чтобы котлы не рванули. Командир полка подъехал прямо к плацу. Комполка подполковник Ленновицкий был неплохим мужиком, говорили, что он списан из истребителей, не мог летать по здоровью. Проверили наличие всех бойцов. Подполковник жёстко выступил, сообщил о гибели двух бойцов на сетке. Говорил о том, как теперь матерям сказать, что их сыновья нажрались одеколона и погибли на сетке. Как отправлять домой цинковый гроб. Афган был ещё впереди, и каждая смерть в мирное время – ЧП. Гибли не только по пьянке. Погиб и сержант из РЭЗМ. Утром вышли на патрулирование, проверить состояние сетки и сигнализации. Перед выходом на тропу старший патруля лично снимает напряжение на сетке, закрывает автомат включения на ключ, этим же ключом открывает калитку и выходит на патрулирование, с ключом в кармане. Так положено, чтобы не было случайных включений. Многие правила писаны кровью и отточены смертями. Но как всегда есть человеческий фактор и привычка, которая притупляет чувство опасности. В учебке, когда мы изучали электрооборудование с рабочим напряжением от 220 вольт до 35 000 вольт, преподаватель сказал: «Не бойтесь, вас не убьёт, убивает электриков со стажем, которые привыкли». Патруль прошёл немного по тропе и впереди идущий оглянулся на крик и увидел своего напарника, застывшего в судороге. Боец сообразил, снял ремень и, сделав кольцо, набросив на шею, оттащил от сетки. Пытался спасти. Делал искусственное дыхание и непрямой массаж сердца (каждый боец РВСН этому обучен, и перед заступлением на дежурство проходит проверку знаний ТБ и оказания первой помощи).
ЗИМА 1971–72-го
Зима была холодная с сильными ветрами. В своё время, когда строился дивизион, была спешка, приказ о начале боевого дежурства был строг. Основное – объект, поэтому много чего напортачили в жилой зоне. Что-то случилось с котельной и теплотрассой, в казарме был собачий холод. После команды «Отбой!» на табуретках, где на ночь каждый солдат аккуратно складывал свою одежду, оставались только ремень и шапка, сиротливо стояли сапоги. Спали одетыми, даже не снимали портянок, аккуратно намотанных и прижатых резинкой по низу полугалифе, они тоже хранили часть тепла. На шинели расстёгивали хлястик, раскрывалась складка, и площадь шинели увеличивалась. Шинелью накрывались поверх одеяла. Залезали, как в конверт, и так спали. На подушках появлялся иней от солдатского дыхания. Каждый старался утеплиться. Старшина выдал на зиму тёплое бельё. Но под гимнастёрки поддевали тельняшки, свитера, футболки – всё, что можно было раздобыть. Все эти неуставные утеплители носили название – «вшивчики». Начальство проверяло и заставляло снять, нарушение формы одежды.
Зимой страшно заболело горло, ангина. Потерял командный голос. Всё, нет сержанта. Пошёл в санчасть дивизионную, к капитану медслужбы Курбатову, мы его Курбаши называли. Получил простой и действенный рецепт. Полоскать горло горячим раствором марганцовки. Помогло, не обжёг. День лечения – и всё. Рекомендую.
ПРИВИВКИ
Весной 1972 года согнали весь дивизион на прививки. На вопрос «От чего прививки?» был армейский прикол – от чумы, холеры и прочих женщин. Прививки такие, что выбили дивизион на пол суток из строя. В течение нескольких часов процентов 30% бойцов вырубились, упали в обморок. Падали прямо в строю. Меня пронесло. Дежурную смену не трогали, но их кололи после смены. Потом собрали военные билеты и исписали целую страницу перечнем болезней, от которых нас привили. Набор был серьёзный, с учётом юга.
ГИТАРА
В группе я подружился с Валерой. Редкий разгильдяй, но хороший специалист. До армии он уже ездил помощником машиниста на железной дороге. Чем-то он был мне близок по духу. Родом из Бреста, это 90 км от моего города Владимир-Волынского, ну, а находясь в Дагестане, – это просто рядом, и мы земляки... Мы трепались о гражданке. Валера по специальности электромеханик-дизелист, как и я, только из первого отделения. Он рядовой, дед, а я молодой сержант. У него была мечта сделать электрогитару, ему прислали целых три звукоснимателя для гитары. Я в школе начинал делать и гитару, и усилитель. Звукосниматели делали из телефонных наушников. Купили колки для гитары. У соседа-реэмигранта (мы называли его американцем) украли ореховую доску, он делал мебель. Гитарный гриф нам сделал столяр. Была у меня и брошюра из серии «Сделай сам» со схемами и усилителя, и темброблока. Но повзрослели, и интересы изменились. Я написал домой, и мне прислали брошюру и колки. Было интересно довести дело до конца. Всегда радует законченная вещь. Я давал задания, а Валера все находил. Гриф я сделал по чертежам, практически топором и ножом. Валера притащил старую гитару, и мы получили лады. Формула для расчёта расстояний между ладами простая. Но Валера нагрузил бойца после института.
В то время, если в институте не было военной кафедры, то служили после института один год. Их называли одногодичниками. Они не встраивались в привычный расклад по срокам службы. Технически грамотные, они просто вливались в расчёты. И хотя службу не понимали, никто их не обижал.
На дежурстве им с помощью логарифмической линейки были выполнены все расчёты. Я спаял темброблок. Земляку Валеры из города Молодечно в Белоруссии, где делали баяны, прислали перламутровой пластмассы. Оклеили пластиком гитару. Получилась красота. Когда всё было готово, связисты притащили в дизельную (в жилзоне) усилок, и гитара заиграла. Валера был счастлив. Я тоже. Это было в конце апреля 1972 года. Накануне первого мая Валера сходил в ночь в Аданак и притащил вина. Вечером, сидя на травке возле градильни, мы с ним это отметили . Меня повело, но с божьей и Валериной помощью я держался. Всё прошло хорошо. Правда, когда после вечерней поверки мы заходили в казарму, навстречу попался дежурный офицер. Унюхав запах вина, пристал к моему бойцу ростовчанину Косцову – дыхни. Косцов дыхнул, и с обидой сказал: «Чуть что, так сразу «Косцов». Перед дембелем Валера попросил прапора вывезти гитару в город и забрал её, когда уезжал домой. Валера ещё долго писал мне письма. Называл Булавушкой, поддерживал, пока гражданка его не поглотила полностью, он женился.
1 МАЯ
На праздники нас заставляли одеваться в парадную форму. Мы это страшно не любили. Нет увольнений, мы никого не видим, и нас никто не видит. Просто в политуправлении решили, что мы должны в дни государственных праздников празднично выглядеть. Слава богу, при нормальном ответственном по дивизиону, уже после обеда можно было одевать х/б. Первого мая торжественное построение. Начальник штаба зачитывает приказ о присвоении новых званий, я слышу свою фамилию, выхожу и получаю погоны сержанта. Читают приказ дальше. Меня наградили значком «Отличник боевой и политической подготовки». Неплохо. Все отнеслись хорошо и по-доброму поздравили. Я честно заслужил. Не прогибался. Служил. И накануне праздника не попался.
На майские праздники 1972 года нам повезло. Командир дивизиона подполковник Злобин выдал замполиту канистру спирта, и он же в Аданаках в клубе у местного киномеханика взял напрокат фильм «Джентльмены удачи». Все эти дни наш киномеханик крутил его практически в режиме нон-стоп. Для дивизиона, для «головастиков», дежурной смены заступающей, дежурной смены сменившейся, для заступающих в наряд, для сменившихся с наряда и просто так. В части увильнуть от посещения клуба нельзя. Ответственному офицеру проще загнать всех вечером в выходной в клуб и так контролировать, а не ходить и принюхиваться, кто выпил. Спать в клубе было удобно, клубные кресла со спинками, поднял воротник шинели и спишь.
В конце мая мой день рожденья. Свободный день, типа увольнение, не выходя из части, и усиленное внимание со стороны дежурного по части на предмет алкоголя. Поэтому отмечали спустя два-три дня. Когда следили уже за другими.
ПАТРУЛЬ
В конце мая вызвал меня командир группы. Зашёл в канцелярию группы, доложил. Он говорит, что мне повезло, за отличную службу мне оказана высокая честь и т. д., думаю, неужели отпуск. Но ошибся, почти отпуск. Я назначен старшим патруля в город Махачкалу. Да, с учётом дикости дивизиона и отсутствием увольнений, сутки в городе – это отпуск. Но самое главное. На маршруте вокзал – порт, старший патруля, не офицер, сержант. То есть я. В штабе инструктаж. И на следующий день я и ещё два отличника боевой и политической подготовки, в парадной форме, едем в Махачкалу. Прибыли в комендатуру. Инструктаж. Строго следить, быть бдительным, май, уже едут дембеля, следить за соблюдением формы одежды, контактировать с милицией на вокзале и в порту и т. д. Когда появились на вокзале, менты очень обрадовались подкреплению. Показали комнату отдыха, чтобы мы и ночью были рядом. Как они ошиблись. Я изложил бойцам свой план несения службы. Сутки в патруле – это сутки увольнения. План был принят. На всякий случай ознакомились с маршрутом патрулирования. Купили вина, и пошли к морю купаться. Этим купанием мы нарушили приказ министра обороны о запрете купания. Все военнослужащие срочной службы, уходя в отпуск или в увольнение, расписывались, что ознакомлены с приказом о запрещении купания. Купаться можно только организованно и при сдаче нормативов, то есть никогда. Смешно верить, что солдат летом в отпуске не будет купаться. Просто снималась ответственность с армии, если солдат утонет. Вечером спать в автопарк нашей части, выспались на кроватях и утром продолжили службу. Пошли на махачкалинский рынок, купили черешни. Поели мороженого. Пришли на вокзал, обрадовав ментов. Дембеля ехали в каждом поезде. Запомнился дембель с огромным красным галстуком. Кто нас боялся – тот нас боялся. Мы за сутки никого не задержали. Когда сдавали дежурство, дежурный по городу сделал замечание, что никого не задержали. Но я бойко отрапортовал о том, как мы делали замечания, как устраняли нарушения и т. д. Военяз и военно-политическую демагогию я уже освоил в полном объёме и пользовался очень успешно, с таким выражением на лице, что мне верили. В дивизионе мне сказали, что нам повезло. Могли нарваться на коменданта и с патруля сразу попасть на губу. На губе я не был ни разу, я был нужен в части. Выговора получал. Но спокойно относился к этой игре. Сержантам наряд вне очереди не положен, а выговор на меня никак не влиял. Мне многое сходило с рук. Я закрывал участок работы и ладно.
БОЕВОЙ ЛИСТОК
Выбрали меня в комсомольское бюро дивизиона. Ленинский зачёт, соцсоревнование, боевые листки и т. д. Боевые листки я выпускал легко. Легко усвоив военяз, я, используя набор штампов, клепал сам заметки, не напрягаясь. Был боец с хорошим почерком, который их переносил на стандартные бланки Боевых листков. Иногда он писал прямо с моих слов, мне было лень писать. Так как я не мог быть единственным автором, то постепенно все мои бойцы по очереди «писали» заметки в боевые листки. Больше всех радовались своему «авторству» таджики. Стоя стайкой возле стенда, где вывешивали БЛ, они читали и, улыбаясь, хлопали по плечу «автора». И радовались искренне. Только один раз замполит спросил, как киргиз с минимальным знанием русского языка, который из обязанностей часового усвоил лишь одну фразу: «Стой, стрелять буду!», в своей редакции: «Твоя бежаль, моя стреляль!», может крапать такие БЛ. В караул таких бойцов, естественно, не ставили. Но его устраивало, что листки регулярно выпускались. И ладно.
ЖЕНЩИНЫ
В учебке женщин мы видели. За забором был военный городок, где жили семьи офицеров. Работали женщины и в части. В субботу баня на территории части работала для гражданских и семей офицеров. Но нам было не до них.
Наш дивизион был дикий. Не то, что женщин, штатских мы не видели совсем. Как-то, прослужив несколько месяцев в дивизионе, я, приняв дежурство после пересчёта автоматов, штыков и т. д., закрывал пирамиды с оружием в оружейной комнате и увидел мальчика лет 10-ти. Это было равносильно, что увидеть инопланетянина. Оказалось, заехал замполит с сыном. Но все-таки, женщины в части были. В медсанчасти, кроме капитана Курбатова и сержанта Воробьёва, была медсестра Татьяна. Утром, когда к разводу приходила машина (будка) и привозила офицеров из Махачкалы, она приезжала с ними. Машина останавливалась возле КПП, Татьяна проходила по территории (метров 150) и исчезала в санчасти. Всё. Так что её можно было увидеть далеко не каждый день. Почему она пошла служить вольнонаёмной, мы удивлялись. Как-то на дежурстве, когда трёп идёт на любую тему, лишь бы не уснуть, кто-то из офицеров мне объяснил. Закончив в Махачкале медучилище и получив направление в забитое дагестанское село, она быстро сообразила и пошла в военкомат. Но пришла в часть дизентерия, и мы все стали близки с Татьяной. Есть такая вещь, называется ПОСЕВ. Это когда берут мазок не из горла, а из противоположного места. Дизентерия. ЧП союзного масштаба. Обосрался ракетный дивизион. Подробно напишу позже. Строго под угрозой ареста все офицеры и прапорщики, старшины, сержанты и рядовые (перечень почти как в приказе Министра обороны) по очереди заходим в кабинет в санчасти. Сержант Воробьёв шурует проволокой в солдатских задах, а Татьяна сидит лицом к стене и в журнале отмечает прошедших процедуру. Красная, боится машинально повернуться, а мы все по очереди и с голым задом. Столько членов прошло за её спиной в тот день, что за всю жизнь она и не видела. Эти тоже не видела. Это был первый и последний раз, когда она присутствовала на процедуре.
Была в чаcти и девушка из местных. Одно время работала в солдатском магазине продавщицей. Тоже приезжала и уезжала, иногда ночевала в офицерской гостинице, несколько комнат на втором этаже штаба. Была ближе к народу. Хотя и через прилавок. Старшина меня не очень жаловал, и я за первые полгода по пять раз в месяц ходил начальником караула. Закрыв магазин, она приходила в караулку сдать магазин под охрану. Иногда, когда была в настроении, с ней можно было переброситься парой слов и слегка потискать. Потом она вышла замуж за дембеля и уехала, и магазином стал заведовать прапор Магометов.
Как-то летом в дивизион прибыли наладчики, штатские с ПЯ (почтовый ящик, так называли оборонные заводы), налаживать автоматику на объекте. Ещё со времён Берии запрещено было называть вещи своими именами. Ракетный подземный комплекс – объект. Ракета – изделие. И так далее. Но дело не в этом. В бригаде было две женщины. Молодые, до 30-ти. Были ли мужики в бригаде наладчиков, память не сохранила, но женщин запомнил. После ужина в свободное время, посидев в дизельной, иду в казарму, котельная стояла впритык к дизельной, слышу приглушённый крик (это как в театре шёпот на сцене слышен на галёрке) «товарищ старший сержант, товарищ старший сержант». Крик сверху. Подымаю голову и вижу на плоской крыше котельной, на фоне звёздного неба, Белоусов размахивает руками, силуэт, как у лешего, руки – ветки. По пожарной лестнице вылез на крышу. Картина маслом. На рубероидно-смоляной крыше вокруг круглого отверстия, как лучики солнца на детской картинке, лежат бойцы и смотрят в дырку. Белоусов, как хозяин этого шоу, ногами, особенно не церемонясь, раздвинул бойцов и царским жестом пригласил – «смотрите». Это была вытяжка из душевой котельной. Кочегары обладали привилегией – у них была душевая и немерено горячей воды. В душевой мылись наладчицы. Я немного посмотрел и ушёл. Сержант должен быть выше. Было красиво и эротично. Одна женщина была с большой красивой грудью, крупная, но не толстая. Другая небольшая, ещё очень молодая. История имела продолжение. Повар офицерской столовой закрутил роман с молодой наладчицей. Красавец, блондин. Его искал как-то всю ночь хозвзвод во главе с майором Кондрыкой, а он спал с ней в офицерской гостинице. Деды той же ночью постригли его налысо. Его перевели в заправщики, но и в следующий приезд наладчиц роман продолжался. Он в курилке потом говорил: «Что будет дальше, не знаю. Но целоваться на шестом уровне, в стакане (на глубине 28 метров, над головой изделие, ракета, смотреть снизу вверх, очень красиво, ракета стоит на четырех точках, смотрится и легко и мощно), это круто!».
ОФИЦИАНТ
Так как в нашей части всё делали солдаты, то и официанты в офицерской столовой тоже были солдаты. Офицеры питались по лётной норме, все, включая замполита и тыловиков. Солдаты срочной службы получали дополнительное питание, только находясь на боевом дежурстве. В 1972 году вышел приказ, и пайку офицерам урезали. Лётная норма осталась только для офицеров дежурной смены. Подразделения направляли бойца в официанты на месяц по очереди. Дошла очередь и до моего отделения. Отделение – это четыре расчёта, около 30 солдат, кого отдать? Обычно поступали так – кого не жалко. С одной стороны, боец месяц питался, как офицер, но с другой стороны, должность холуйская. Посоветовался с сержантами, командирами расчётов, и выбор пал на Косцова, ростовский, немного приблатнённый, он мне нравился своей некой независимостью. Я сам такой, даже подчиняясь, я оставался свободным. Это всегда видно. Всё вроде по уставу, придраться не к чему. Я называю это «швейкизм, или включить Швейка». Прошло три дня, смотрю – Косцов в строю. Спрашиваю, почему не в столовой. Всё, говорит, кончилась служба официантом. Мне рассказали, как Косцов работал официантом. Стоя у окна раздачи, он, одетый в «белую» курточку официанта, кричал офицерам – «кто на первое суп, поднять руки, кто на первое борщ, поднять руки». Офицеры, как дети в садике, безропотно поднимали руку. И в таком духе он принимал заказы. Капитан медицинской службы Курбатов очень любил обедать по лётной норме, а заодно по долгу службы проверить работу офицерской столовой, в солдатской его видели редко. Косцов накрыл стол для Курбаши и скрылся. Через минуту Курбаши вызвал его. Косцов пришел и увидел, как Курбатов, держа стакан, как бармен рассматривал его на свету, и было видно, что стакан залапан руками. Косцов всё понял, взял стакан и скрылся в недрах столовой. Ни менять, ни протирать чистым полотенцем стакан официант не собирался. Поступил по-шофёрски, это когда грязной тряпкой, грязную деталь трут до чистоты. Косцов взял полу своей условно белой официантской курточки и принялся полировать стакан. Подняв стакан вверх, чтобы рассмотреть блеск на свету, увидел, что Курбатов, сложив на животе свои ручки (он был небольшого роста, с пузиком, гном), стоит и наблюдает за действиями профи. Так и закончилась карьера Косцова в офицерской столовой.
ДЕДОВЩИНА
Не нравится мне дедовщина. И всё. Смешно, когда сегодня при сроке службы один год, в потешной украинской армии – деды. В СА, чем тупее дед, тем больше он куражился. Был у нас на точке дед, родом из Белоруссии, в расчёте сантехников в жилзоне. Поезд увидел, когда в армию призвали, земляки его этим доставали. Он говорил о себе – «я дед стратегический», а я его подкалывал – «дед сантехнический». Да, кто прослужил дольше и больше знает, не чета салагам. Но для некоторых, у кого просматривалось, что это его жизненная высота – и всё, он уже выше в жизни не поднимется, это да... Правильно, что при назначении подразделения в наряд дедов не ставили на кухню, а на блатные места типа дневальным по автопарку или разводящим. Правда с «сантехническим дедом» у меня, ещё молодого сержанта, вышла промашка. Где был старшина, не помню, но наряд пришлось расписывать мне, и я поставил его в автопарк. Но оказалось, что кроме кухни, он никуда не ходил – очень пожрать любил.
Как ни странно, но с этим позорящим советскую армию явлением я столкнулся на гражданке, до армии. Смешно, когда уволившись из армии, молодёжь переносит дедовщину на гражданку. На гражданке критерии другие, не срок службы важен, а профессионализм и д. п. У нас в цеху все были после армии, я молодой, и меня учили, и опекали. А у моего друга и одноклассника Игоря (он работал на мебельной фабрике) в бригаде появился осенью дембель. Он никак не мог отойти от армейских привычек и начал Игоря гнобить, как салагу. Сначала по мелочам, а потом больше. Тогда мы решили вопрос. В субботу на стометровке, где все тусовались до начала танцев, приловили его возле кинотеатра им. Шевченко и слегка отметелили. Он подал заяву в милицию. И уже в понедельник мы с Игорем в милиции писали объяснительные. Менты попались нормальные, дело прикрыли. Но отцу сообщили.
Когда я учился в университете, физиков поселили в общагу с иностранными студентами из дружественных стран. На День физика (это был день, когда физики шутили, и шутки были часто на грани) повесили огромный плакат «Да здравствуют народы Африки, Азии и Латинской Америки, которые борются за свободу и независимость своих стран в седьмом общежитии университета!». Да, они очень рьяно боролись за свободу между собой, пытались бороться и с нами, и тем активнее были борцы, чем сильнее проигрывали эту борьбу на родине. Когда я вижу репортажи с празднования дня ВДВ, меня умиляют «ветераны» войск, которые борются за свободу и независимость России на московских рынках с безоружными торговцами, и ещё гордятся этим. Я знаю ветеранов Афгана и других горячих точек, людей, которые воевали и убивали. Они отличаются от нас, человек, который был на войне и убивал, он другой. Он не пойдёт бить бутылки и драться на рынок. «Рынки» – это просто ностальгия по дедовщине. Выходят те, кто в армии был доминантой, пусть не «альфа», но в первых буквах алфавита, благодаря сроку службы. То есть почти автоматически, без труда, и поэтому не может этого забыть, часто на гражданке оказываясь в конце алфавита, ближе к «омега».
УВОЛЬНЕНИЙ НЕ БЫЛО
Ещё когда служили в учебке, мечтали, как в части будем ходить в увольнение и в самоход. Высокий забор вокруг всей учебки был неоднократно преодолён (мысленно) 101-им способом. Тренировались. Я хорошо помню, что я как-то сказал: «Забор не страшен, а вот если вокруг части забора не будет... Как в воду глядел. Жилая зона была практически не огорожена. Более-менее забор был метров по 50 в одну и другую сторону от КПП. И всё.
В самоволку ходили в Аданак, Дагестанский посёлок. Через гору. Старшина как-то вызывал меня, ещё молодого младшего сержанта, и говорит, что твои собрались в самоволку, так что смотри, напьются. Сам, гад, имел информацию, но связываться не хотел. Перекладывал на меня. Я чётко понимал, что нельзя отдавать приказы, если ты не уверен, что их выполнят. Не выполнят, надо или проглотить, или уже крутить по полной за невыполнение приказа, как за преступление. Докладывать (закладывать) не хотел. Я поступал так. Говорил старикам, что знаю, что толпа собралась в самоход, пусть идут два человека и принесут, и тут, в дивизионе, выпьют все. Два, а не один, так как горы – и всё может случиться. Дойдут и не выпьют, так как в части их ждут остальные. Ну, а в части уже меньше шансов для ЧП.
Как-то зимой прорвало водопровод в части. Меня подняли ночью, дежурный командир приказал взять машину, спецов и до утра сделать. Прорыв был где-то в километре от части. Ночь, зима. Бойцы в срезанных до половины железных бочках зажгли ветошь с соляркой и при свете огня стали раскапывать место разрыва. Офицеров не было, я был старшим. Заметил, что исчез один из бойцов, как всегда ростовский. Разобрался с земляками ростовскими, успокоили, скоро будет, и точно скоро появился, так же тихо, как и исчез. Пошёл за вином, чтобы согреться после работы. Выругал всех за то, что он пошёл один, зимой. Оправдывались, что пошёл по дороге, а не через горы. Я в самоволку ходил один раз и то ради спорта, чтобы отметиться и узнать, как это. Как-то встретил меня комдив и спросил: «Не пьют твои?». Говорю, – «Не пьют». Злобин: «Или не попадаются?». Я отвечаю: «Или не попадаются». Улыбнулся: «Ну, смотри, старший сержант». «Смотрю», – сказал старший сержант. И мы разошлись, довольные друг другом.
СПИРТНОЕ
Пили в армии меньше, чем об этом говорят. Наш сосед Вовка Захаров (бабник и любитель выпить) на вопрос старшего брата, который приехал к нему в учебку, проведать, – «что, хочется водки и бабу?», ответил – «сладкого и спать». И если честно, то он прав на 100%. Призывался я из цеха коммунистического труда. Я был единственный работник доармейского возраста. До 18 лет. Да и по трудовому законодательству СССР считался малолеткой и имел льготы – уходил с работы на час раньше. Ребята в цехе все после армии, флота или стройбата. А мой напарник отслужил (или лучше сказать отсидел) в заполярном стройбате. Первую зиму он отходил в резиновых сапогах, кирзу старики пропили. В СССР практиковали вместо реального срока отправлять в армию, ну а род войск и место службы зависело от тяжести статьи УК. Льготы были у меня и в коллективе. Я, как самый младший, бегал за водкой, а взрослые следили, чтобы мне наливали поровну и чтобы я закусывал. Армия въедается в мужчин навечно, она как шрам. Ну, а если есть кому рассказать, а слушатель ещё и с интересом, то… Поэтому я до призыва знал уже много про то, что пить и как пить в армии. К примеру, в Заполярье зимой был очень простой и результативный способ очистки любой спиртсодержащей жидкости. В мороз брали метра два металлического уголка, ставили под углом 45 градусов, ставили нижний край в котелок и медленно, как по желобку, сливали жидкость в котелок. Пока жидкость стекала, всё, что было кроме спирта, вымерзало на металле, и в котелок попадал напиток, крепость которого напрямую зависела от мороза и от скорости стекания. Можно было армейской сапожной ваксой намазать краюху хлеба, подождать, пока пропитается хлеб, затем срезать верхушку и съесть нижний слой, пропитанный, а вот чем пропитанный, я так и не узнал. Но как говорили гуру – пьянило (хотел вставить слово «вставляло», но тогда так не говорили). Одеколон и лосьон можно было очищать сырым яйцом. Ацетон мешать со сгущёнкой, но это уже чисто по-зековски (после такого напитка можно и умереть, а можно просто писать кровью некоторое время). Зелёнку и йод можно пить, но чтобы не покрасить губы, зубы и рот, нужно использовать бумажную воронку, чтобы жидкость попала прямо в пищевод. Чифирь, зубная паста. И так далее. Вспомню, напишу.
КАРТА ВИН
Одеколон. Лосьон
В учебке в столовую иногда с проверкой заходил генерал. Дежурный по столовой докладывал и предлагал снять пробу. Мы сидим, быстро молотим завтрак, кто не успел, тот опоздал. В любой момент может прозвучать команда: «Прекратить приём пищи. Выходи строиться!» – и всё – «завтракать будем в ужин» (Республика ШКИД). Но замечаем, что генерал пошёл между рядами столов. Для тех, кто не служил, опишу «сервировку». Стол на 10 бойцов. С краю стола стоит 10 кружек для чая или компота (в обед). Генерал с каждого стола берет кружку, нюхает и так далее, подряд. Прозвучала команда, и мы выбежали из столовой строиться. Вечером узнали, что из всех кружек (в столовой питалось до 1000 бойцов) генералу попалась кружка после одеколона, тройного. Вот и вероятность, почти никакая, а генералу повезло. Потом, уже в части, был лосьон «Огуречный». Командир дивизиона запретил его продавать, бойцы выпили столько, что небольшой райцентр мог бы пользоваться после бритья год. Как-то я поймал своего бойца Белоусова, ростовский приблатнённый, и строго спросил: «Опять тройняк пил?» – Он с возмущением ответил: «Огуречный, это вроде коньяк». В учебке был курсант, русский, Трещов. Армия любит мастеровых и многое им прощает. Трещов хорошо рисовал, рисовал стенгазеты и плакаты, всё, как мы говорили, в жанре «стой, кто идёт». Но пил тройняк. Выпьет несколько флаконов и топчет потом с остервенением сапогами. На вечерней поверке старшина как-то подошёл к нему и спросил: «Что, Трещов, балдеешь?». Не помню, присвоили ему гордое звание младшего сержанта или нет. А собственный опыт небогат. Получив перевод, мы с товарищем Митей в личное время купили в солдатском магазине по флакону, закуски, перелив тройной одеколон в кружки, хлебнули…. Не могу точно сказать, проглотили или нет. Посмотрели друг на друга и решили, что лучше ничего, чем эту гадость. Этим обещанием я выполнил наставления старших товарищей. Когда 25 мая 1971 года в 6 часов утра я уже сидел в автобусе на Луцк, в облвоенкомат, и мама плакала в сторонке, цех давал последние советы: «Не пей коньяк с резьбой (тройной одеколон; настоящий коньяк, как ни странно, закрывался такой же бескозыркой, как и водка), мы пили, но ты не пей». И я одеколон не пил.
Вино
В/ч 54273. Так как мы служили в Дагестане, то и вино было фирмы «Дагвино». Портвейн «Агдам» разливался в бутылки по 0,8 литра. Их называли бомбами или фугасами. Сама бутылка была толстого стекла и тяжёлая. Говорят, что во время войны их даже не использовали для коктейля Молотова, они не разбивались о танки. Вино и прочее спиртное брали в ближайшем населённом пункте республики Дагестан. Предостерегая от походов, замполит зря стращал бойцов, что вас абреки зарежут. Тогда была дружба народов, был поэт Расул Гамзатов. Да и зачем нас было резать, если по словам того же замполита полка майора Фарахутдинова (по кличке Фафа), все дагестанские пастухи были одеты, благодаря нам. Очень уважали пастухи куртки от защитного костюма ракетных войск МВКШ (в интернете есть описание).
Ближайший населённый пункт – Аданак, через перевал несколько километров.
Коньяк
Увы, очень кратко. Бутылки конька было всего две. У меня в подчинении был армянин Фрунзик Саркисян, маленького роста, вечно выглядел небритым. Он был старше меня, но был как ребенок. Как-то ночью, когда я был дежурным по подразделению, я услышал, как он тихонько плакал. В семье у Саркисяна было несколько сыновей, и отец не мог всех откупить от армии, поэтому Фрунзик пошёл служить. Редко, но в часть приезжали родители к солдатам. Тогда, одетого в парадную форму, бойца вечером везли в Махачкалу, где был форпост нашего полка – автопарк. Там ночевали машины всех трёх дивизионов и спали водители в небольшой казарме. Как-то и к Фрунзику приехал отец. Как ему удалось привезти в дивизион бутылку армянского коньяка, я не знаю. После ужина, в дизельной, пошли пить, и на ступеньках дизелист Рахманов Равшон (Хива), подбрасывая бутылку, уронил её. Никто ни слова не произнёс, просто молча развернулись и стали спускаться. Этой же ночью Равшон ушёл в самоход, в Аданак, через перевал, и принёс дагестанский коньяк.
БФ-2. Клей
Что-то протекло на объекте, вода попала в шахту и на ликвидацию прислали в дивизион 10 стройбатовцев. Жили они отдельно, в вагончиках. Они в первый же день выпили и съели всю аптечку. На другой день, получив бочку клея БФ-2, они обучили дивизион, что не обязательно вздыхать, что нет доступа к спирту. Что спирт (почти чистый) путем простых арифметических действий получается из клея. Клей строго не хранили и строго не учитывали. Не по-ленински. Социализм – это учёт. Учёта не было. Клей был. Технология получения спирта из клея проста, описывать не буду. Дивизион освоил быстро. И пока офицеры спохватились и наладили учёт и контроль, бойцы вкусили сей нектар в огромном количестве. Младший лейтенант, командир хозяйственного взвода (материально ответственное лицо), ещё долго матерясь, собирал в скалах бачки из столовой, загаженные толстой густой плёнкой клея. После отбоя сержанты собрались в каптёрке пить спирт (в первой жизни – клей, умелыми руками воинов получивший вторую жизнь с гордым названием «спирт»). Закуска – царская. Хлеб, лук и печёночный паштет, сэкономленный дежурной сменой за ужином, ДП (дополнительное питание). Паштет такого качества ни до, ни после я не ел. Армия принимала только в соответствии с ГОСТом. Надо сказать, что такой спирт можно было пить только раз за вечер, он давал странное послевкусие – очень насыщенный букет с ярко выраженными нотками олифы. Но в целом полезный и качественный продукт. Несравним с одеколоном.
Зубная паста
В части я чистил зубы два раза в день – утром и вечером перед ужином. Зал, где стояли дизеля, был большим. У нас были гири, штанга и гантели. Потягав перед ужином железо, я любил помыться по пояс во дворе дизельной. Был хороший, удобный кран. Для справки, кто не знает, – в армии горячая вода только в бане, и то не очень. Почистив зубы пастой «Поморин», производства Болгарии, можно было проглотить немного пасты для бодрости. Хотя, сейчас я думаю, что прилив энергии или лёгкая эйфория – результат действия холодной воды.
Спирт
Спирт был в РВСН. Немало. В бочке. Опечатан личной печатью командира дивизиона подполковника Злобина. Личный состав дивизиона срочной службы к спирту допущен не был. Видели иногда результат на офицерах. Как-то капитан дежурной смены перебрал – в дрова, кто-то сдал, и уволили в течение суток. Правда, учитывая концентрацию градусов, спирт иногда присылали в посылках, тщательно замаскировав.
Водка
Практически не пили. Вино, в споре коэффициентов стоимость/опьянение было победителем.
Самогон
Учебка. Воскресенье. День более-менее свободный, но не для нас. Наш замок младший сержант Куликов, молодой, был не в фаворе у старшины, и наш 55-ый учебный взвод был придан двум стройбатовцам для рытья канавы. Замок сдал нас сантехникам и ушёл. Земля – песок, мы молодые и за два месяца службы заточены для выполнения любого задания. Стройбатовцы (люди добрые) увидели, как мы пашем, были впечатлены и удивлены, что нашими лопатами рушится лозунг «день до вечера», решили нас порадовать, собрали фляги, по пару рублей с носа и пошли за самогонкой. Возражал комсорг взвода, но поняв, что он не просто в меньшинстве, а в одиночестве, замолк (нарушу последовательность событий и скажу – он пил и закусывал с удовольствием). Стол был роскошный – белорусский самогон в солдатских флягах, старое жёлтое сало (вкус изумительный, спустя много лет помню), несколько буханок солдатского хлеба (хлеб был свежий, прямо из пекарни), солдатские эмалированные щербатые кружки. Это был пир. Вечером наш замок, ведя строй в казарму, был удивлён, что после тяжкого труда команда «Запевай!» была выполнена сразу и дружно.
Наркотики и таблетки.
В части служили узбеки, таджики, им в письмах и посылках иногда присылали какую-то гадость. Они угощали меня. Но у меня было своё железное табу. Я боюсь несвободы. Как поведёт себя подлый мой организм, вдруг, гад, поведётся. Я и не курю по той же причине. Мне решать головой, а не телом, чего я хочу. Таблетками как-то угостил сержант Воробьёв (Курский) из дивизионной санчасти, мы были одного призыва. Я их выпил несколько раз по одной, и если честно, то и не понял зачем. Потом я узнал, что надо было все за один раз. Темнота…
Чифирь
Учебка, наш 55-ый учебный взвод в суточном наряде в столовой. Почти 30 бойцов. На довольствии около 1000 едоков, в две смены. Посудомойка – ад. Шесть человек, по пояс голые, в клеёнчатых передниках, пар, крики ребят, отвечающих за сервировку: «давай, быстрей, вторая смена заходит!..». Поздно ночью, всё убрав и помыв, пьём чай с хлебом и маслом. Татарин Хайрулин заварил чифирь. СССР – страна зэков, сидели, были в ссылке, в плену, в лагерях, если не в немецких, то в наших, наверное, половина населения. Ну, а если учесть родственников, то все сто. Вся страна – зеки по ту и другую сторону колючки. Так что умение Хайрулина никого не удивило. Ощущение – лёгкий кайф, приподнятое настроение, и колотилось сердце.
Брага
Рецепт бражки очень прост, всего три компонента – сахар, дрожжи и вода. Но не менее важен четвёртый элемент – тепло. Всем этим в нашей части владели кочегары. Ракетные войска особый род войск, и не потому, что это ядерный щит нашей родины, а потому, что он в основном дикий. Наш дивизион был далёк от цивилизации. Офицеры получали надбавку за дикость, должности прапорщиков занимали только два прапора – один завпродскладом, другой – вещскладом. Остальные должности прапоров занимали сержанты-срочники. Ну, а вольнонаёмных не было совсем. Так что и кочегары, и плотники, и даже дояр и свинарь – всё это солдаты. Кочегары – во главе с начальником котельной, тоже сержантом, были срочной службы. Котельная была на мазуте, и хотя у них в котельной был душ и даже горячая вода, кочегара в строю можно было отличить по маленьким пятнам мазута то ли на х/б, то ли за ухом. Служба почему-то по армейским нормативам считалась вредной. Конечно, не так, как у заправщиков (смертников, когда служили три года, заправцы служили два). Но и кочегарам полагалось ДП (дополнительный паёк). Не такой «жирный», как у боевой смены или у заправцов, те получали ДП всегда, независимо от участия в дежурной смене, но им никто не завидовал. Как и не завидовали их двум обязательным отпускам. ДП кочегаров был более чем странным: сало и сахар. САХАР. Дрожжи и вода (брали с понтом дистиллированную воду у дизелистов). В котельной тепло – четвёртый элемент. Но для брожения нужно время и секретность. Любой офицер мог провалить всю операцию, учуяв запах. Но плох тот солдат, который не *бет офицера. Кочегары рядом с кирпичной кладкой внизу котла ставили бутыли с брагой, закладывали кирпичом, белили в цвет основания котла. Выхлоп выводили в дымарь – и всё. Через несколько дней кладку (на глине) разбирали – и всё. Брагу наливали в солдатский чайник и угощали избранных.
ОЦЕПЛЕНИЕ
Часть была дикая, увольнений не было, и поэтому всегда находились добровольцы на любую работу в городе. Всё равно что: грузить цемент или работать на мебельной фабрике. Бойцы за неделю заработали мебель для кабинета комдивизиона. Меня не брали, я сержант, не положено работать. Но один раз повезло. Напросился в оцепление. На грузовую площадку по ж/д прибыл груз – топливо для ракет (гептил называется, гадость ещё та) или окислитель, компот не лучше. Их время от времени меняли. Задача оцепления – перекрывать дороги при прохождении колонны. Зима. Горные дороги. Колонна состоит из двух цистерн. Очень серьёзные цистерны. Как-то, уже студентом, видел такую на Украине с надписью «Мазут» (конспирация, однако). Машины-технички с ремонтниками. Машина с оцеплением, человек 7;–; бойцов с автоматами. Первая дорога, которую колонна пересекала, Махачкала – Баку. Мы с флажками стали перекрывать движение, а местные джигиты нас просто объезжали. Кто-то из офицеров сказал, что они материально доросли до машин, но морально остались на уровне лошадей. В моём городе стояла дивизия, так когда ехала техника на учения, солдат с флажком спокойно останавливал движение и пропускал колонну. Нам пришлось примкнуть штыки, взять автоматы наизготовку, и только так перекрыли трассу. Дальше было немного проще. Дороги в горах узкие, хотя и джигиты подичее. Мы перекрывали спуски и подъёмы. На подъёмах за каждой цистерной, возле задних колёс шагали два бойца в валенках и бушлатах, чтобы бросить треугольный брус под колеса, если машина начнёт сползать назад. Спуски и подъёмы машины преодолевали по очереди. Мы общались с дагестанцами, которые ждали, когда мы их пропустим. Один пристал к старлею и требовал продать немного спирта: «Вы ракеты спиртом заправляете!». Тогда старлей подвёл его к цистерне, к клапану, где немного стравливалось избыточное давление. Понюхав, он отказался. Другой дагестанец рассказал, что тут, недалеко, несколько лет тому назад перевернулась такая бочка, и до сегодняшнего дня ничего не растёт и воняет. Потом в части офицеры подтвердили, что да, было, но водила успел выскочить. Водители машин сидят в защитном костюме МВКШ, маска противогаза лежит рядом в готовности. Когда строили дорогу, то по проекту она проходила, забирая часть кладбища. Это горы, и как пройдёт дорога, во многом определяет рельеф. Так со старейшинами договаривались руководители республики – и партийные, и генералы. Старейшины дали добро. В часть мы добрались в темноте и без приключений.
ВОЕННАЯ И ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТАЙНА
«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил,
принимаю присягу и торжественно клянусь…
строго хранить военную и государственную тайну… Если же я нарушу эту мою торжественную присягу,
то пусть меня постигнет суровая кара советского
закона, всеобщая ненависть и презрение
трудящихся».
(ВОЕННАЯ ПРИСЯГА СССР)
Могу с уверенностью сказать, что подробно, что такое военная и государственная тайна, никто не инструктировал. Не было и отдельной подписки о секретности. Но нас, граждан страны, которая была в состоянии горячей или холодной войны всё время своего существования, воспитали бдительными. Ну и все понимали, что фраза «постигнет суровая кара советского закона» – не пустой звук. Так что в письмах все фильтровали базар, ну, а на бытовом уровне своим можно было рассказать многое. Главное, не попадаться. Письма из армии читали (цензура) выборочно. Мой друг по учебке Митя прислал письмо из средней Азии. Прислал фото – он в форме для жаркого климата, в панаме. Красавец. Так вот как обошёл цензуру – «Толик, ты как служишь? – Я – над (он имел ввиду надземный комплекс). – Какие кони у тебя? – У меня Г65 (имеется ввиду, какие дизеля, ведь мы специалисты по ДЭС (дизельные электростанции)». Я ответил, что я – под, а кони такие же. Шифровка серьёзная, ЦРУ нервно курит, пытаясь понять, о чём речь. Но не всегда всё сходило с рук. Был в полку особист, капитан. За время службы я его видел один раз, он был какой-то незаметный. Мне его показали ребята, говорили, что он знает всё, имеет осведомителей и заходит к комполка в любое время и без стука. Уже в части как-то замполит дивизиона проводил в клубе политинформацию. Это во всех войсках по понедельникам, после завтрака, до развода. Заодно доводили приказы по РВСН, по армии, по полку. За некоторые мы расписывались в канцелярской книге, что ознакомлены. Приказы были иногда интересные. Сообщалось о ЧП с солдатами и принятых мерах. Так вот, он зачитал письмо бойца, выловленное военной цензурой. Девушке он писал: «Я служу возле таких штук, на которых летал Гагарин, и т. д.». Ещё один конспиратор. Но ему повезло. Отпахал на кухне месяц и перевели в РЕЗМ (рота электротехнического заграждения и минирования) на охрану объекта. Рота – три взвода, караул на неделю. Должно быть так, неделю в карауле две в жилзоне, но чаще через неделю. И было указание, дать возможность понять службу воину. А до этого он имел должность, про какие зеки в зоне говорят – «придурка», то ли писаря, ти ли почтаря или киномеханика. Точно не помню. В 1975 году летели на БАМ, стройотряд КГУ. Торчали в московском аэропорту день, ждали посадку на Читу. Валялись на газоне, трепались, знакомились. Было несколько ребят после армии, было несколько ракетчиков. Трепались о службе, радуясь, что есть те, кто понимает, о чём речь. Один студент факультета международных отношений очень тихонько признался, что он ракетчик, но в разговоре участия не принимал, держал язык за зубами. Только он один получил кличку «секретный ракетчик» на весь срок работы в отряде, да и потом, встречаясь в коридорах университета, в разговорах у коллег по БАМу он так и фигурировал как «секретный ракетчик».
ПОЖАРНАЯ КОМАНДА
Все дети мечтают. Кто мечтает стать космонавтом, кто доктором, кто лётчиком. Может, сегодня это не модно, но многих престижных сейчас профессий тогда просто не было. К примеру, знание английского языка я тогда приравнял бы к знанию латыни или древнегреческого. В школе, проанализировав перспективу знания английского языка, просто поставил его в один ряд с пением. Трезво оценил, что изучи я язык, мне прямая дорога в пединститут, далее по окончании опять в школу, учить школяров для того, чтобы лучший, окончив иняз, замкнул круг в школе. Я был не очень оригинален – я мечтал стать пожарником. Правда, меня привлекала не только большая красная машина, а пример старшего двоюродного брата. Он учился во Львове, в пожарном училище. Приезжая в гости, рассказывал о пожарах, в тушении которых он принимал участие. Показывал фотографии, ну а форма, ушитый, почти гусарский мундир, просто завораживала. Я подрос, и когда в старших классах собирали команду по «пожарно-прикладным видам спорта», был и такой спорт, я сразу записался и был капитаном. Рядом со школой располагалась пожарная часть, и после уроков, а перед соревнованиями и вместо уроков, мы тренировались. Поднимались на второй этаж вышки по штурмовой лестнице, слово-то какое – «штурмовая», бегали эстафету, передавая ствол, разматывали шланги и тушили горючую смесь огнетушителем. Я даже лоб обжёг на соревновании. Романтика с привкусом героизма. Высоцкий в своей балладе «О детстве» писал о жажде подвига среди послевоенного поколения мальчишек. Мы не исключение. Мы читали «верные книжки» в детстве. Но, что я хочу сказать – всё, что мы хотим, мы получаем. Кто-то, может бог или кто другой, слышит и даёт то, что мы хотели. Даёт, но не сразу и не всегда вникая в детали. Может, потому что нас много, и всем сразу дать не получается, но даёт. Ты уже забыл, и за это время перемечтал много «мечт», но нет, получи и распишись. Если хотел машину, получи, но имей ввиду, это может быть и «Москвич», а может и шестисотый «Мерседес», уже не модный и жрущий прорву бензина, с застучавшим движком, но мерс, как ты хотел. Хотел быть журналистом и вот ты корреспондент армейской многотиражки с гордым названием «Стой, кто идёт», а хотелось в «Таймс». И так далее. Мечтать надо осторожно. Кто-то слышит. Так и со мной получилось.
Командир второго отделения ЭРГ, капитан Миронов, решил окончательно свалить в академию, отбыл в Москву на учёбу с твёрдым намереньем больше не возвращаться в горы. Капитан был розовощёк и крепок, но что-то знал и оказался прав, больше я его не видел. Он, правда, приглашал в гости, сказал, будешь в Москве, после дембеля, заходи в штаб ракетных войск и спроси майора Миронова. Я был в Москве, но к майору не зашёл. Передав мне 34 бойца, 32 автомата (почему тридцать два на 34 бойца, не помню), технику и склады, капитан свалил. У меня в пачке писем, которые я привёз из армии, сохранился акт этой передачи. Тетрадный листок в клеточку, где школьным почерком всё записано – и бойцы и автоматы. Сейчас, да и тогда, я понимал, что законность этого акта сомнительна. Но командир дивизиона подтвердил, что я теперь ВРИО (временно исполняющий обязанности) командира второго отделения ЭРГ. Составлял расписание учебных занятий, утверждал у начштаба. На разводах, когда звучала команда «Командиры подразделений, ко мне!», я выходил из строя вместе с офицерами и подходил к командиру дивизиона. Но я особо не гордился этим, старался пасовать, ждал, когда персонально крикнут, вызывали не для раздачи пряников.
В наследство от капитана мне досталась должность начальника внештатной пожарной команды. Сбылась мечта идиота!!! Как формировалась команда, можно легко представить, если вспомнить, как я сам направлял бойца на месяц в офицерскую столовую официантом. Железный принцип отбора у любого командира один – кого не жалко. Дядька мой, фронтовик, рассказывал, что тот же принцип был на фронте. Кого послать в разведку, связь восстановить и т. д. – новичка, кого не жалко, с кем не сдружился. Поэтому после ранения все стремились попасть в свою часть, в своё подразделение. Это был шанс выжить, хотя и небольшой. И дело не в патриотизме и преданности своей части.
Следует сказать, что командир дивизии, полковник, при проверке боевой готовности ракетных дивизионов, имел две слабости. После проверки БГ он любил устраивать пожарные тревоги (видно, как и я в детстве мечтал быть пожарным, теперь компенсировал несбыточность «мечт»). А вторая слабость – поиск солдатских тайников, где прятались все запрещённые вещи от спиртного до невинных поделок. Вторая слабость тоже напрямую связана с пожарной командой, я это понял в первый приезд комдива. Так комдив невольно подчеркнул важность должности и момента. Важность так важность, видно, офицеры не очень хотели брать на себя эту почётную должность, и мне не отбиться. Я уже давно понял службу и основной принцип – от столба и до обеда, и предложение принял (то есть приказ). Ну и надо помнить, что в армии пока офицер в госпитале или в академии, или в командировке, – место за ним, пока не комиссуют или не назначат на другую должность. Годами может ВРИО работать за двоих. Так и я почти полтора года был ВРИО начальника второго отделения ЭРГ.
На территории было несколько пожарных водоёмов, пожарных щитов, огнетушителей и т. д. Я нашёл маленький пожарный топорик, молодёжь отчистила его и даже отполировала. Так что у меня был пожарный маршальский жезл, символ пожарной власти. К приезду полковника готовились заранее. Траву и деревья не красили. Белили бордюры, мели бетонку, убирали территорию. И проводили учебные тревоги для боевых расчётов пуска, но помнили и обо мне. Учебная пожарная тревога. По громкоговорящей связи (динамики висели везде и всюду) раздавалась команда «горит вещевой склад!». Картина маслом. Около десятка бойцов, азиаты и разгильдяи, которых, как вы помните, не жалко, катят, вручную, мотопомпу. Машина для буксировки в ремонте, вечном. Впереди с блестящим топориком как атаман и предводитель, страшный (старший) сержант. Изо всех окон нас подбадривают и приветствуют криками, свистом и т. д. Апофеоз. Сбылась мечта. Самый большой прикол в том, что помпа не боеспособна. Обладая «волговским» двигателем, само собой разумеется, и «волговским» аккумулятором, помпа лишилась аккумулятора ещё за четыре призыва до меня. Аккумулятор успешно был обменян на портвейн «Агдам» в ближайшем кутане неизвестным солдатом. Неизвестным солдатом, так как дознание, проведённое в части, известным его не сделало. Хотя он был неизвестным только для офицеров. Солдатский фольклор сохранил его имя и передавал от призыва к призыву. Боец оттащил аккумулятор через горы, и теперь он заводит «Волгу» дагестанского джигита. Но об этом никто «не знал». То есть все знали, но официально не знали, до дивизии включительно. В армии такое бывает. Да и не в армии тоже.
Занимался проверкой и зарядкой пенных огнетушителей. Углекислотные проверял на вес. Таскали весы и на объект, спускались на шестой уровень. Пенные просто перезаряжали. Помня о главном принципе – «от столба и до обеда», всё делали не спеша. Собрали старые огнетушители. Разложили их на травке возле градирни. Зажгли костёр и стали их по очереди проверять. Такие огнетушители сейчас не применяются. Сверху на ОП (огнетушитель пенный) был рычажок – повернул, опрокинул и туши. Устройство простое – смешивалось два раствора – кислотный и щелочной, вот и пена. Очень напоминало детские игры с карбидом. Когда в бутылку наливали воды до половины, далее сухой травы, на траву куски карбида, важно, чтобы он оставался сухим. Плотно закрывали, переворачивали, и бутылка взрывалась, вода плюс карбид, выделялся газ – и вот. Проверили, промыли. Сделали растворы из готовых наборов типа «Сделай сам», опять проверили. Так и день прошёл. Время от времени командир дивизиона проводил учебные пожарные тревоги. Я выучил, как зовут всех моих пожарных, даже азиатов. Я мог их всех назвать, чем очень веселил сержантов. Тюлюлюбай Тимиртикович Аманкосов, Махамбетов Махмуд, Намуродов Джалол, Рахманов Равшон и т. д., английский труднее было запомнить. У таджиков фамилия – это имя отца, там нет отчеств. Тюлюлюбай был небольшой, аккуратненький, чистенький, себе на уме, и к тому же эстет, с отчеством.
И вот, как в сказке, в один прекрасный день пришло известие, что к нам едет командир дивизии. Полковник. После в армии в Киеве я увидел полковника в очереди за квасом, был поражен. Потом узнал, что в Киеве подполковник мог сидеть на майорской должности с большим удовольствием, чем где-то в Азии на генеральской. Готовились. Как уже говорил, траву не красили, листья опавшие на деревья не клеили. Бог миловал нас от дураков. Многие офицеры в РВСН были после инженерных училищ. Замечу, когда я служил, то звания у таких офицеров были – инженер-капитан, инженер-майор. Но кто-то из штабных строевиков в Министерстве обороны решил, что офицер в первую очередь – капитан, а уже потом инженер. Поменяли на капитан-инженер, майор-инженер и т. д.
Проверили готовность, убрались, побелили деревья. Ждём. Подполковник Злобин лично предупредил меня о готовности. Комдив приехал. Пролетели на машинах с комполка по бетонке прямо к объекту. Ворота на КПП открывались так, что машины не притормаживали. На объекте долго не задержались, полковник просто ни черта не понимал в технике, и пошли по жилой зоне проверять порядок. Сижу со своим войском, жду. Тут по громкоговорящей связи «Горит клуб!». Летим, катим мотопомпу. Все вооружены, кто багром, кто лопатой. Примчались, доложил полковнику «Прибыли для тушения пожара». Жду, что на этом всё, а полковник – «Прибыли – тушите!». Смотрю на командира дивизиона, вижу, мой час настал. Кричу бойцам « Вперед!». Вот тут они и оторвались. У нас на каждом здании был щит с запасом огнетушителей, ящик песка и т. д. За минуту угол клуба был залит пеной и засыпан песком. Огнетушители-то лично заряжали и проверяли. А полковник думал, что у нас липа. Дал отбой. Мы назад в засаду. Перекурили. Опять по громкоговорящей связи «Горит учебный корпус!». Помпу не берём, полковник тоже в курсе, где аккумулятор. Примчались. Вводная – «Горит чердак учебного корпуса». Слава богу, лестница рядом, бойцы поставили, но на чердак полез лично командир дивизии, искать солдатские тайники, страсть у него такая. Мужик грузный, а лестница так себе, вижу, рухнет на хрен – и всем тогда достанется. Быстро подставил плечо, Белоусов – с другой стороны, удержали. Таджики мелкие были, подавил бы он их. Слез, весь в паутине, но пустой. Солдатские тайники вещь серьёзная, так просто не найдёшь. У нас был в дизельной, в не запитанной ячейке РУ (распредустройстве), на 10 кв. Но с этим надо аккуратно. В третьем дивизионе в рабочей ячейке нычка была, боец не отключил и полез. Труп. Делали искусственное дыхание, не спасли, только кашу из желудка в лёгкие перекачали. Прятали там, где работали, другими словами, тайники имели профессиональную направленность. В жилзоне был сантехник – посадили на губу. Забилась канализация. Капитан Бурмако лично руководил ликвидацией аварии. Всё проверили, дошли до выброса, а там в трубе две бутылки водки, ночь – сброс меньше, а мороз больше, вот и замёрзло. Молодой, что доставал, пытался протолкнуть вторую глубже, чтобы потом забрать, но Бурмаку не проведёшь.
Ну, а нам опять отбой, но чувствую, ненадолго. Только перекурили, отдышались – «Горит дизельная!» Ну, это дом родной. Примчались, доложил, теперь думаю, всё. Нет, туши. Показывает, где горит. В дизельной есть пожарные краны и шланги. Ну, тут уже выступил Белоусов, кадр редкий, длинный, приблатнённый и весёлый. Рванул пожарный ствол, бежит, рукав за ним разматывается, полковник запутался в шлангах, я еле успел крикнуть «Осторожно, человека собьёшь!» Почему полковника назвал человеком, не помню. Полковник на то, что его человеком обозвал, не обиделся, понял, что я его спас. Полковник на ногах устоял, а Белоусова дежурная смена дизелистов направила наружу, чтобы дизель-генераторы не позаливал. Кран открыли, а оттуда тонкая струйка ржавой воды. Полковник стал объяснять командиру полка, что это за струйка и у кого она бывает и когда. Но тут врубили насосы и показали класс, струя – то, что надо.
Так получилось, что всех отпустили, остался комдив, комполка и я, как дурак. Уйти без разрешения не могу, а полковник меня не видит, я предмет интерьера дизельной, и за что-то стал крыть нашего комполка. Нехорошо крыл, унизительно. Как-то слинял я аккуратно. Тревог в этот приезд больше не было. Через день приехал в дивизион комполка проверять и устранять недостатки. Пришёл в ДЭС. Я дежурил, доложил, он прошёл, посмотрел. И неожиданно мне сказал: «Ничего, сержант, это служба». И ушёл дальше. Я понял, он меня запомнил, что я был невольным свидетелем неприятной сцены. Могу сказать, что мы уважали комполка. Мужик был настоящий. Ракетчик не липовый. Наш дивизион не раз совершал учебно-боевые пуски и одиночные и залпы из трёх шахт. Немногие в СССР с позиций дежурного дивизиона пускали, наш полк пускал. И пускали наши расчёты с полигона и с позиций.
Да вот что ещё, проверяя котельную, полковник залез в ДОТ за котельной и вытащил кусок сала, ДП кочегаров. Кочегары, наводя порядок, всё лишнее спрятали в ДОТ, им в голову не пришло, что начальство полезет туда. Армянин, дежуривший в котельной, очень весело описал явление командира дивизии из ДОТа с куском сала в руке.
Попались мне мемуары настоящего ракетчика, фронтовика. Почитал, и многое из того что видел генерал совпало с тем, что видел сержант. «Как нигде больше, в ракетных войсках, наиболее ясно проступает дилетантизм верхов, полная бросающаяся в глаза, некомпетентность руководства в самых простых вопросах ракетного дела. Поэтому при посещении ракетчиков все замечания, указания сводились к внешнему виду солдат, мусору в городках и пыли на тумбочках в казармах… И нередко приходилось слушать из уст больших начальников площадную брань, грубость. Явной слабостью ракетных войск было то, что руководство от дивизии и выше – ракетного оружия не знало, в состояние технической подготовки вникало мало». (Семь главкомов РВСН без ретуши и грима. – Казыдуб Г.И. Издательство:Москва, 2004 г.)
Летом проверка из армии. Почему-то проверяли инженерную подготовку, но не ту ракетную, а пехотную. Как рыть окопы, какие есть машины для рытья траншей, размеры и глубину окопа для стрельбы лёжа, с колена и стоя. Всех поразил вопрос на проверке теории, что такое БСЛ-110. Оказалось, что все просто – большая сапёрная лопата, длина 110 сантиметров. Проверяющие объясняли важность своего дела тем, что после пуска всех трёх ракет дивизион превращался в стрелковый батальон. Потом практический экзамен – рыть окопы. Грунт – сплошной камень, руки в мозолях. Маразм.
ППР,
ПАРТПОЛИТРАБОТА или По3.14здим, По3.14здим и Разойдёмся!
Партполитработа сопровождала каждого советского человека от рождения до смерти. Правда, надо сказать, что в большинстве своём она носила ритуальный характер, ей отдавали должное, и всё. Это как многие сейчас ходят в церковь по праздникам и пьют водку на Пасху. Ещё в садике нам рассказывали о Ленине и Сталине. Я с огорчением узнал, что они мертвы, и я их не увижу. Я начал ходить в садик ещё при культе личности. Памятник Ленину стоял на центральной площади города с поднятой правой рукой, детсадовские диссиденты младшей группы сразу определили по руке, поднятой вождём, что он просит добавки. Памятник Сталину стоял в скверике возле ресторана «Дружба». Великий вождь был в распахнутой шинели генералиссимуса и к шуткам не располагал. Но помню, как родители тихонько обсуждали доклад Хрущёва и как за одну ночь снесли памятник Сталину, военный тягач зацепил трос за шею – и всё. В отличие от памятников, которые в моём родном городе исчезали, появлялись, а то и просто меняли места, культовый ресторан стоит незыблемо и не меняет название уже больше полувека. В сёлах не было электричества, но к каждой хате было проведено проводное радио. Этот партполитработник вещал с 6.00 часов утра и до 24.00, начиная и заканчивая вещание гимном СССР. Этот источник пропаганды с одной программой и одной ручкой «громкость» в народе называли любовно «брыхунець» или «катеринка». В первом классе накануне праздника революции первоклашек принимали в октябрята, первая ступень партийной лестницы. Сестра, на два года старше меня, вступая в октябрята, вместо значка, звёздочка с кудрявым Володей Ульяновым, пришила звёздочку из картона, обшитую красной материей. Только у одного мальчика из класса был значок, ему папа привёз из самой Москвы. Все завидовали. Принимали торжественно, в Доме офицеров, бывшем храме, сейчас опять храм. Через два года звёздочки привезли и в наш город, и я октябрёнком носил красивый значок. В октябрята принимали всех. Дальше по лесенке – пионерская организация. В третьем классе нас принимали в пионеры, мы хором читали торжественное обещание пионера. Пока не под подпись, как присягу в армии, но уже много обещали Родине. Принимали тоже всех, но в два этапа – сначала лучших, а через несколько месяцев и остальных. Комсомол – организация посерьёзнее, есть райкомы, обкомы, ЦК и т. д. Комсомольская номенклатура, это начиная с райкомов и освобождённых комсоргов на больших предприятиях, уже получали зарплату. Комсомол – резерв партии. Принимали не всех, но почти всех. На этом этапе уже появилась необходимость в членстве в комсомоле. Для поступавших в военные училища и ВУЗы членство не то, чтобы обязательно, но очень, очень желательно. Я был зам комсорга школы, отвечал за приём в комсомол и принял в комсомол своего школьного друга, как потом сказали, контрабандой. Принимали так. Заполняешь анкету, берёшь две рекомендации у комсомольца со стажем. Старшеклассники гордо и охотно давали всем, кто просил. Потом на комсомольском бюро школы задавали вопросы и рекомендовали в комсомол. Круг вопросов был небольшой. Сколько орденов на знамени комсомола, за что наградили, кто возглавляет комсомол в СССР, в Украине, когда родился Ленин и т. д. Затем приём в райкоме комсомола. Вопросы и процедура те же. Мой друг был хулиганом, двоечником и спортсменом. Я по жизни дружу с людьми, которые могут плохо повлиять на меня, так мне говорили сначала учителя, потом старшина в армии. Он собирался поступать в военное училище, а без комсомола никак. Так вот я просто заполнил анкету и сходил с ним в райком. В школе не стали поднимать шум. Призывников принимали тоже легко. Тут уже военкомат был заинтересован. Дальше – партия. Тут посерьёзней. Когда я подрос и начал разбираться в роли партии в СССР, то был удивлён тому, что формально партия была общественной организацией, не руководила ни промышленностью – были министерства, ни государством – был Верховный Совет. Даже главой государства не всегда был генеральный секретарь. Партия влияла и руководила, используя кадровую политику. Поэтому лозунг партии «Там, где партия, там успех, там победа» я перефразировал так: «Партия там, где успех, где победа». Успех – заслуга партии, провал – вина специалистов. Мне нравятся все президенты Украины, которые все заслуги присваивают себе, а в недостатках винят Раду, Кабмин, но только не себя. Руководители всех уровней почти сто процентов были членами партии. Но все-таки кадровая партия не была столь проста, чтобы рекомендовать (практически назначать) на руководящую должность только коммунистов. Часто инженера, учителя принимали в партию перед назначением на должность директором завода или школы. Но партия понимала пользу от специалистов – беспартийных – и особо не налегала. В «естественных» науках – математике, физике, химии и других – можно было достичь всего без партбилета. Но в науках «неестественных», таких как история КПСС, философия, социология, научный коммунизм (была и такая наука) и подобных, это просто невозможно. На первом курсе физфака КГУ препод по истории КПСС сказал на одной из лекций: «Ми не готуємо з вас фізиків. В першу чергу, ми готуємо з вас переконаних марксистів». Вот так.
Вернёмся в армию. Все старшие офицеры, от майора и выше, были партийными. Сосед по дому – капитан третьего ранга (майор), подводник, будучи в отпуске, говорил, что на Северном флоте он один «каптри» не партийный. Солдаты срочной службы все были комсомольцами, если нет, то принимали в первый же месяц. Даже набор из Средней Азии, 100% комсомольцы, хотя часто они не могли показать на карте даже Москву. Исключение было одно. В нашей группе был солдат не только не комсомолец, но и верующий, с нательным крестом. Он ходил на боевое дежурство, был неплохим специалистом. Он был спокоен и тих, но ему было непросто. Его не трогали, но это было очень необычно. Он был начитан, перепахал всю дивизионную библиотеку. Мы с ним иногда говорили о книгах, он советовал, что есть интересное в нашей библиотеке. В армии были замполиты в подразделениях от роты и выше. РВСН – не исключение. Но в РВСН каждый офицер был на счету. Замполиты ходили и на боевое дежурство, и в наряды. У них был допуск к работе как у специалистов. В ракетных войсках относились к ППР по принципу – кесарю кесарево, слесарю слесарево. Понимали, что на одной ППР ракета не взлетит. Но ритуалы соблюдали. На каждом этаже была ленинская комната. Там висели плакаты и фотографии строго определённого содержания. Фото членов политбюро, Министра обороны и главкомов. Жизненный путь Ленина и другая наглядная агитация. Перечень материалов и порядок размещения был утверждён в главном политуправлении Советской Армии. Ленинские комнаты во всей СА отличались только оформлением и возможностями замполита раздобыть стекло, оргстекло, алюминий, дерево и найти умельца из солдат, который соорудит лучшую в полку ленинскую комнату. Боец за хорошую работу мог и в отпуск поехать, а это ценилось выше всех поощрений. В нашем дивизионе на скале краской был нарисован профиль Ленина и лозунг «Вперед к победе коммунизма!». Буквы и профиль были огромные. Ленкомната носила как бы ритуальный характер, никто не читал, что там, на стенах, за информация. Сейчас их заменили Шевченковскими комнатами. Ну, а замполиты это такие люди, которые свою профессию ни на какую другую не променяют. Профессия такая – любить родину. За деньги. Этой профессией в совершенстве в СССР владели также освобождённые секретари парткомов, да и не освобождённые ни черта не делали по основной работе. Сейчас те же люди любят (за деньги) украинский язык, Шевченко и жовто-блакытный прапор, при этом ничего конкретно для Украины не делают. Ещё каждый замполит имел своих осведомителей. Но каким-то особым образом солдаты знали большинство из них. Они были отверженные. Заискивали. Салага, прослужив несколько месяцев, мог сорвать с вешалки дембельскую шинель стукача и вытереть сапоги, под одобрение дедов. В ленинской комнате можно было читать газеты, играть в шахматы, шашки и писать домой письма.
Раз в неделю в ленкомнате проводились политзанятия. Все сидели и слушали. Изучали труды классиков марксизма-ленинизма и конспектировали эти труды в специальную тетрадь. Руководителем политзанятий был офицер, сержант – помощник руководителя ПЗ. Моё второе отделение занималось в классе, в дизельной. Так как я был и за офицера, то к нам на занятия иногда приходил замполит группы, старший лейтенант. Но чаще проводил занятия я сам. Пока народ конспектировал великого Ленина, так как замполит время от времени проверял тетради, с бойцами из средней Азии я занимался политической географией в пределах СССР, иногда показывая на карте нашего вероятного противника. Они как дети радовались, находя на карте свою родину и столицу республики, потом переходил дальше, и они находили Москву, Ленинград, Киев. Было весело. Хлопок, видно, был победителем в борьбе с образованием.
К партии отношение было как к необходимому набору для карьерного роста. Сейчас стартовый карьерный набор таков – высшее образование, английский, права, лет 10-15 тому назад писали «Владею ПК», но сейчас это по умолчанию. Так вот в партию поступить было непросто. Просто было поступить в партию только рабочим, так как партия была пролетарской. Была квота, сколько должно быть рабочих и сколько интеллигентов с высшим образованием. Квота соблюдалась строго. Работяги не хотели в партию, так как понимали, что партии нужны «члены», а не люди, влияющие на процесс хотя бы минимально, да и взносы платить никто не хотел. Сестра рассказывала, как перед назначением директора НИИ к ним в лабораторию пришёл секретарь парторганизации и стал агитировать лаборантку (рабочий класс в НИИ) вступить в партию. Кандидат на должность директора НИИ беспартийный, и надо срочно принять доктора наук и не создать классовый перекос в партии. Лаборантка стала кивать на мою сестру, мол, она и кандидат наук, и старший научный, и грамотная, а у неё только восемь классов. Сестра склонила голову к микроскопу и слушала, как выкручивался партийный лидер НИИ. Когда меня не выпустили на Европейский конгресс по электронной микроскопии в Будапешт, где стояли Советские войска ЮГВ (южная группа войск), притом что принимающая сторона оплатила всё, шеф сказал, надо в партию тебя принять. Я включил Швейка и сказал: «Какое отношение имеет общественная организация, такая, как и Красный крест, и общество охраны природы, ко мне». Шеф сказал, чтобы я не умничал и стал думать, как это сделать. Но не получилось. С высшим образованием принимали в партию по блату, нужно было целевое место из райкома. Вот тогда я пожалел, что не поступил в партию в армии. Советский народ рассматривал службу в армии как способ получения пользы. Кого-то армия спасала от тюрьмы, пьянства, дурной компании. Ребята, получив права в автошколе ДОСААФ, приобретали практический опыт вождения. Кого-то радовала военная специальность, применимая на гражданке. Но была ещё возможность вступить в партию. И потом, после армии, с партбилетом поступать на юридический, исторически, философский и т. д. Не буду говорить, что в армии принимали всех желающих, но это было реально. Предлагал замполит и мне. Все данные у меня были – не попадался, грамотный сержант, член комсомольского бюро дивизиона и т. д. Перед этим приняли одного бойца с Кавказа, думаю, что был элемент коррупции, отличительной чертой нового члена партии были невнятная речь и постоянная мокрота под носом. Я был молод, не скажу, что это было, как говорят западло, но как-то не совсем по понятиям, и я отказался. «В партию? С кем? С этим вечно сопливым? Не хочу». Я всё ещё был немного романтиком (но все меньше и меньше) и думал, что где-то есть партия не с членами партии, а с настоящими коммунистами. Мы были на дежурстве вдвоём, он махнул рукой и сказал, что я ещё дурак. Так я упустил возможность стать членом КПСС. Последствий для меня никаких не было. Разве что через много лет я не попал в Будапешт.
ОЧИСТНЫЕ СООРУЖЕНИЯ
Дивизион был вытянут по дну долины. От КПП и до входа на объект шла бетонка. На бетонку нанизывались здания и сооружения. КПП, жилзона, КПП в зону. Зона, в отличие от жилой, была ограждена серьёзно. Периметр был несколько км. За зоной виднелось здание из красного кирпича – очистные сооружения. По штатному расписанию и согласно акту передачи между мной и капитаном это принадлежало мне. В хорошую погоду, запросив у дежурного командира разрешения, мы с моим земляком Сеней двинулись, не спеша, посмотреть. Пошли по правому пологому склону, обходя периметр. Склон хорошо просматривался с любой точки дивизиона. В какой-то выходной дежурный по части заметил на склоне солдатика, который бойко поднимался по склону в сторону Аданак. Самоволка. Построили весь дивизион, группу регламента, головастиков. Дежурную смену в дизельной и котельной проверили, весь наряд пересчитали. Все на месте, а солдатик уже скрылся. Так и не нашли, кто ушёл и когда пришел. Не спеша, добрались до цели. Зашли вовнутрь. Бетонные ванны заполнены фильтровальной крошкой разного цвета и размера, система лотков для продвижения по системе очистки и обеззараживания ядовитых стоков. Всё красиво, но всё сухое и никогда не работало. Сквозь всю эту систему транзитом проходила труба и сливала в долину, в ручей. Ночью, за очистными, вдали по долине были видны огни города Карабудахкента. Мне потом рассказали, что в зоне есть прудик, сделанный бульдозером, куда и сбрасывают всю гадость, и она тихонько всасывается в землю.
Осенью началась ревизия на объекте. Для работы прибыла целая группа, и нас переселили в спортзал. Расставили кровати, так и жили. Спортзал – это просто деревянный барак с углублённым полом. Открыв дверь в спортзал, по лесенке надо спуститься вниз. Ночью бегали крысы. Они привыкли жить одни. Дневальные ночью охотились на крыс. Привязав к пудовой гире верёвку, перекидывали через брусья и ждали, когда крысы придут есть куски хлеба, заботливо положенные под висящей гирей. Когда крысы начинали драку за хлеб, дневальный отпускал верёвку – и бабах. За ночь было несколько срабатываний этой ловушки, просыпались все. Утром на тех же брусьях дневальные вывешивали за хвосты трофеи.
КРАСКА ДЛЯ ДИЗЕЛЕЙ
Майор Бурмака (уже майор) дал нам наколку. В складском вагончике у стройбатовцев очень много хорошей и разной краски. Нам – мне и Сене, земляк из Хмельницкой области, начальник ДЭС. Майор знал, кому сказал. Два старших сержанта, оба дизелисты, по-своему пижоны. В РВСН все регламентировалось приказами, наставлениями и техрегламентом. В том числе и цвета магистралей и трубопроводов. Даже котельная, где топливом был мазут, который проникал всюду и везде, сверкала белизной и всеми цветами радуги. Кирпичная часть котла побелена, трубы холодной воды, горячей воды, мазута, пара, короба воздуховодов – все имело свой цвет согласно наставлениям. Это было делом чести и часть армейского форса. И поддерживалось расчетом котельной. Это мазутчики-кочегары, а что уже говорить про дизельную. Там стояло два огромных судовых дизель-генератора. Дизеля обеспечивали снабжение и дивизиона и объекта электроэнергией в случае любого ЧП. Дизеля были круче и красивее котлов, а дизелистов кочегары (котельная и дизельная стояли рядом) не зря звали белоручками. Так что подновить краску в дизельной было заманчиво. Крас-ки надо было много, хорошей и разной. После отбоя мы с Сеней легко вскрыли склад и стали искать нужную краску. Мы по очереди открывали фляги (бидоны) с краской и искали подходящие цвета. В складе темно, проникновение незаконно, и мы тихонько, зажигая спички, перебирали фляги в поисках краски нужного цвета. Пока фляги были с густотертой краской или полные под крышку все шло нормально. Но двум идиотам с сержантскими лычками попалась фляга с нитрокраской, заполненная краской на четверть, ну а три четверти занимали пары ацетона. Пламя под потолок, кто из нас двоих захлопнул крышку не помню. Утром, когда мы поднимали своих бойцов (сержантов будят за 10 минут до подъема), у нас не было ни бровей, ни ресниц, ни волос под край пилотки. Так как мы совали свои носы в каждую флягу одновременно, то и пострадали оба. Сейчас, когда я читаю в сводках МЧС про идиотов, которые проверяли есть ли бензин в канистре, присветив себе спичками, и что было дальше, я не удивляюсь, и мне не смешно. Сам такой.
ДУРДОМ
В те времена откосить от армии тоже хотели. Не так массово, но косили. В армии редко можно было встретить сына начальника, даже небольшого уровня. Химичили и со здоровьем. Мой знакомый (мама врач-стоматолог) откосил от весеннего призыва с диагнозом «гонорея». Правда, когда я служил, то посадили военкома и главврача района. При обыске нашли доллары и все удивлялись – зачем доллары. Врачи уже с 12 лет начинали делать из своих детей негодных к службе, записывая нужные диагнозы в карточку. Хотя, как по мне, писать на ребёнка болезни – грех.
А добиться, чтобы комиссовали из армии без достаточных оснований, это уже совсем непросто. Не берём в расчёт тяжёлые травмы, ожоги окислителем или смертельные электротравмы от электротехнических заграждений. По периметру объекта, кроме нескольких рядов колючки, нескольких ниток сигнализации и прочих препятствий, была натянута наклонно сетка Д 100 (ячейка 100 мм) с дежурным напряжением 400 вольт и боевым (ночью) 1800 вольт. Такое не в счёт.
Было в нашей группе пополнение из Армении. Как и положено, через некоторое время основной состав оказался в тылу. Один боец Овякимян, начал косить. Я слышал от него одно: «Товарищ сержант, голюва болить». Этой фразой он достал всех: и офицеров, и врачей. Никто не мог влезть ему в голову, не было ни КТ ни МРТ. И он своего добился. Это длилось больше полугода. Подошло пополнение из Таджикистана. Всё повторилось. Только один таджик попал в боевой расчёт. Остальные тихонько расползлись по тылам. В принципе ребята неплохие. Но в семье не без урода. Боец Джалолов, вдохновлённый подвигом Овякемяна, решил повторить. Это не подвиг Матросова, можно попробовать. Начал косить под дурака. Он был в моём подчинении. Пробовал не работать, заставлял земляков. Я ему объяснил политику партии. Он начал грозить всем сержантам, что ночью зарежет. Довёл нашего старшину до того, что тот спал в каптёрке. Я предупредил, что сломаю руку, и ставил его в наряд через день. Старшина жаловался командиру группы. Но тот отмахивался. И старшина продолжал спать в каптёрке. Джалолов погрустнел, что никто не везёт его в госпиталь, и переключился на офицеров – убью. Командир группы капитан Фирсов очень любил себя, уже тогда он позволял себе иногда приезжать в часть на жигуле, это примерно как сейчас мерседес. Труханул. Как-то вызвали меня в штаб по громкоговорящей связи. Прибыл и получил задание сопровождать на обследование в Буйнакс Джалолова. Скорая помощь, УАЗ, «буханка». Водитель и капитан медслужбы Курбатов в кабине, я с ним. Выехали, он начал «пестню» из репертуара Берлаги, что-то типа «верните слонов». Я тогда уже весил 80 кг, тягал железо, утверждался до армии на улицах родного города. Зима, я в бушлате и в кожаных перчатках и предложил два варианта. 1-ый. Мы тихо, мирно едем. 2-ой. Я в начале его отметелю за все потраченные сержантами нервы, и потом пункт 1-ый, но с кровавыми соплями. Он не был дураком, и мы всю дорогу проговорили про его родину. Я очень любопытный, и узнал много нового. Джалолов сокрушался, что у него дембель в мае, и уедет на родину без шинели, а было бы круто. Говорил, что работать в колхозе на поле он уже не будет, так как выучит русский, ну а если ещё и в партию вступит, то вообще жизнь удалась. Рассказывал, как женился, какие девушки и как трудно с сексом до женитьбы, про хлопок и т. д. А я его успокаивал, что про шинель можно договориться со старшиной, это не проблема. В дурдом Джалолова не приняли, не сдал экзамены. Ехали назад, он всю дорогу молчал, был расстроен. Когда я уезжал на дембель, он пришёл и прощался по-восточному, приложив руку к сердцу. Пришли с ним и земляки.
СОЛДАТСКАЯ СТОЛОВАЯ
Суточный наряд в столовую: дежурный сержант и семь солдат рабочие по столовой. На довольствии 300 солдат.
Наряд получает продукты. Кладовщик взвешивает, наряд сверяет вес по списку. Я сижу с прапором-завскладом за столом, и говорим за жизнь. Я небрежно наблюдаю за процессом. Вдруг замечаю, что вместо мяса на весах скелет неизвестного науке зверя. Я остановил процесс взвешивания и говорю прапору, что так не пойдёт. Мы с ним сцепились не на шутку. Прапор включил темперамент кавказский, я тоже не сдаюсь. Совсем ничего не дам – орал мне. Я ему – я и брать такое не буду. Я с нарядом ушёл со склада, прапор закрыл склад и куда-то убежал. Пришли в столовую, я лёг на кушетку в комнате дежурного, читаю. По громкой связи объявили, чтобы я позвонил дежурному командиру. На дежурстве был командир дивизиона, сказал: «Иди и получай, я сказал, чтобы прапор не выделывался». Идём на склад. Прапор молча сердито сопел, но всё выдал по норме и нормального качества.
Вечером на ужин пришёл проверять столовую ма- йор медицинской службы из дивизии. Доложил по форме, сколько на довольствии, что на ужин. Подали солдатский ужин на пробу на подносе. Майор посмотрел и взял только тарелку с кашей-овсянкой. Меня всегда удивляло, когда получаешь овёс на триста человек, его очень мало треть кастрюли, но в котле каши очень много. Эта каша лидер по несъедаемости. Её не едят солдаты, и кухонный наряд не любит по той причине, что всю её сбрасывает в бачки с отходами, таскает в бочку, а потом её съедают свиньи на хоздворе. Майор, сопровождаемый дежурным по столовой (мною), обошёл всю столовую, все проверил. Я заметил, что он, пока рыскал по столовой, съел всю овсянку. Думаю, что за овёс сегодня такой вкусный. Пришел к повару, а ну, дай-ка каши дежурному. Попробовал – овёс овсом, как всегда. Ничего не понял, а майор, как лошадь, втоптал тарелку. Когда я пришёл из армии, заглянул на кухню посмотреть, что вкусного готовит мать, и увидел – варится овёс. «Мать! Каша быстрее меня добралась домой, я её в армии не ел». Мама объяснила, что каши мне не даст, это овсяный отвар для больного отца.
Каша в армии – основной гарнир, а учитывая, что в армии часто давали под гордым названием мясо, то и основная еда. Я не смогу все виды каш перечислить, их было больше десятка.
20 грамм масла на завтрак носили ритуальный характер. Если ты прибыл из отпуска или из командировки, то на довольствие ставили с обеда. Приехав утром можно было получить и каши, и хлеба, и чая, но с маслом всегда проблема. Надо было кланяться хлеборезу. Масло было не как еда, а как символ прожитого дня. Была армейская поговорка – масло съели, день прошел.
Хлеб был очень вкусный, в Махачкалинской пекарне тесто месили не на воде, а на обрате. Хлеб выпекали для нашего полка и для махачкалинской тюрьмы, и там, и там была норма на белый и черный хлеб.
Мясо на столе для 10-ти солдат, в миске 10 кусочков, часто это просто варёное сало, подливка из комбижира. Комбижир имел высокую температуру плавления, или он обжигает, или твёрдый, как парафин. Делали его непонятно из чего – и тюлени, и киты, все кормили армию. Каждый вечер на ужин рыба. Так во всей Советской армии. Повара были борзые, лень было жарить на триста человек, так они её в противни и в шкаф, получалась рыба пареная. Часто местами сырая.
Были и ЧП. Поела первая смена дивизиона, вторая – головастики и группа регламента, они и нашли в щах крысиный хвост. Для них бегом сварили первое из концентрата. Ну, а мы уже поели. Про щи поговорка была: «щи, хоть *** полощи». Капуста и вода.
Летом вышел из строя холодильник. Прапор прощёлкал, пока чинили холодильник, мясо испортилось. Но списать майор Кондрыка с прапорами не захотели. Утром на завт-рак приготовили гниль. Народ съел кашу, мясо в общей миске попробовали, и никто не тронул. Но видно тыловики всё же решили нас накормить гнилым мясом. Забыли историю революции. Восстание на крейсере «Потёмкин» началось из-за гнилого мяса, макарон по-флотски. В обед приходим, на второе макароны по-флотски. Всё, гарнир перемешан с гнилым мясом. В этот раз, видно, сработали стукачи замполита полка, оказалось, что и они иногда полезны. Через несколько минут в столовке появился Фафа, замполит полка майор Фаратхудинов. Начал играть роль отца родного. Кондрыка получил втык, и бегом из сухого пайка приготовили второе.
МАГАЗИН
В каждой части есть солдатский магазин. Каждый солдат получает денежное довольствие. Рядовой – 3 рубля 80 копеек. Ефрейтор – 4 рубля 80 копеек. Сержант – 13 рублей 80 копеек. Прапорщик или старшина – 20 рублей 80 копеек. 80 копеек – это на курево. В войсках за границей выдавали сигареты «Гвардейские», «Гуцульские», без фильтра и крепкие. Тратили деньги в магазинчике. Ассортимент не богат. Чисто армейские товары – погоны, лычки, пуговицы, белая ткань для подворотничков, асидол (средство для чистки бляхи). Мыло, зубная паста, щётки для обуви и зубов, одеколон «Тройной» – 53 копейки – для рядового состава и «Шипр» – 1 рубль 10 копеек – для сержантского и т. д. Сигареты «Прима» без фильтра – 14 копеек, самые покупаемые солдатами. Ну, и продтовары: сгущёнка 55 копеек, печенье 10-30 копеек пачка, сок 10 копеек стакан. Конфеты. Лимонад. Хотелось сладкого. Сахара, который мы получали утром и вечером для чая, было мало. В обед в компоте совсем не было сахара, хлеборез с поваром воровали, считая, кто там в котле поймёт, есть сахар или его нет. Любили сгущёнку. Я мог спокойно съесть 400 грамм за раз с пачкой печенья. Заступая в караул, я съел сгущёнку с кофе (400 грамм, при рецептуре 2 чайные ложки на стакан воды), простой не было. Не спал сутки. Кофе был положен в банку по-настоящему. Часы и махровые полотенца привозили для дембелей под заказ.
ПОСЫЛКИ
Посылка – это всегда праздник. Привозили в дивизион посылки раз или два в месяц. На КПП вскрывали в присутствии дежурного по части. После проверки на предмет запрещённых вложений можно забирать. В казарме из посылки забирали то, что присылалось лично тебе, а всё съестное делилось на всех. Можно было немного конфет оставить для себя, но это просто несколько конфет. Исключение составляло спиртное. Иногда можно было обмануть проверку. Способы были разные. Коробку с вафельным тортом аккуратно вскрывали, снимали верхний слой, вырезали место для плоской фляги, обычно со спиртом. Накрывали верхним слоем и, заклеив, посылали. Спиртное выпивалось с близкими друзьями. Съедать в одиночку было не принято. Хотя были и такие.
ПИСЬМА
При отсутствии мобильных телефонов и просто телефонов, интернета, доступа и времени для телевизора, письма были всем. Телевизор можно было включать только в свободное время, это 1,5 часа вечером. В воскресенье больше. Телевизор показывал одну программу Махачкалинского телецентра. И что попало на экран в разрешённое время, то и смотрели. Как-то по телевизору пела София Ротару, свою знаменитую «Червону руту». Темноволосая, тоненька, как тростинка, она покорила всех. У нас просили слова песни. Мы, украинцы, гордились землячкой. Была призрачная возможность позвонить домой, используя военные каналы связи. Но надо было знать позывные всех городов по пути к родному городу. Добравшись до последнего пункта, надо было уверенно сказать: «Дайте город, и назвать номер телефона». На каждом узле могли прервать. Мне так и не удалось добраться до «Аллеи», позывной Владимира-Волынского. Выписывались газеты, их можно было читать в ленинской комнате, где каптёр аккуратно подшивал. Дневальные должны были следить за тем, чтобы газеты не рвали. Немного газет оставалось россыпью. Советские газеты нужно было уметь читать. Начинать читать любую газету или журнал нужно было с последней страницы. Первые страницы отдавались партийно-идеологическим материалам, откровенной пропаганде. Чем ближе к концу издания, тем меньше идеологии. В дивизионной библиотеке была классика, чтения хватало. Я старался решать задачи. Математика и физика стали для меня развлечением, как компьютерные игры или кроссворды сегодня. Результат идентичен – выиграл или разгадал кроссворд и небольшой впрыск гормона удовольствия в мозг. Так и я, как наркоман, – решил уравнение или задачу – и получи кайф. Так я и старался кайфовать. Вот такая наркомания. После армии математику и физику, я победитель олимпиад всех уровней по физике и математике, знал лучше, чем после школы. Родители 18 лет говорили, что надо учиться и поступать. Я и учился, и поступал, но как-то неубедительно. Станиславский сказал бы: «Не верю!». Сержант не говорил, учись, но очень убедительно доказал, что даже две лычки младшего сержанта, это ступенька. А пять с половиной месяцев в учебке – образование. И уже не надо копать или мыть пол. Книги таскал в караул в противогазной сумке, потеснив противогаз. В нашей части к противогазам относились серьёзно. Клапана никто не вынимал. Иногда после заправки и слива топлива жёлтое облако окислителя могло двинуться и в сторону жилой зоны.
Письма – ниточка, что связывала с гражданкой, источник информации, не давали быть оторванным от жизни. Писали много – и я, и мне. Самыми регулярными и трудными были письма маме. Я писал каждую неделю. Старался написать не меньше ; страницы из школьной тетради. Когда в учебке поранил руку, то ручку вставлял в бинты и писал. Почерк мой ужасен, я, переученный левша, старался, но если честно, то не понимаю, как можно было разобрать мой почерк. У меня осталась часть писем, которые я получил в армии, очень трудно читать рукописные тексты, отвык. Матери ждут всегда, писем или sms, любой весточки, это на уровне биологии. И это никак не зависит от возраста, образования, должности или звания чада. Это биология, инстинкты – и всё! С этим не стоит бороться. Надо писать, звонить матерям. Письма с фронта, из армии, с Мальдив, всегда ждут. Лень писать, так есть в телефоне и электронной почте функция «ответить», нажмите, пусть уйдёт в ответ пустышка, но мать знает, что всё в порядке. В нашей родне есть рассказ о дядьке Андрее. Он был неграмотный, но придумал, как посылать весточку с фронта, что всё хорошо и он жив. Он складывал из чистого листа треугольник и просил сослуживцев написать адрес, ссылался на плохой почерк. И дома знали, что всё в порядке. Важен сам факт письма, в письме могло быть всё что угодно, и всё имело ценность. Это как разговор по телефону, любому постороннему слушателю – пустой трёп, а собеседники ещё и ночью думают, что сказал и какой ответ.
Что писать, о чём можно писать не так много. Погода, пересказ других писем, планы, немного о службе. Письма читались цензурой не все. Выборочно. Зависело от рода войск. Мы понимали, что наши читают чаще, чем письма других частей. Писали родители, сестра. Писали друзья. Письмо, как маленькое сочинение. Нас было три друга. Алексей был на год старше и раньше на полгода ушёл служить. Почерк у него был, как мой. Моя мама учила Алексея, и, проверяя его сочинения, говорила вслух всё, что думает о нём, и добавляла, что над моим сочинением тоже мучаются учителя. Алексей после учебки, получив специальность писарь-шифровальщик, попал служить в Венгрию. Начальник штаба, посмотрев, что написал мой друг, сказал, что читать это нельзя, даже после расшифровки, и ни один враг это не прочтёт. И добавил, что закроет его в секретке и не выпустит, пока он не научится писать. Начштаба сделал то, что не могли сделать все учителя средней школы № 5 за десять лет. Алексей очень быстро стал писать штабные документы печатными буквами, да и почерк стал намного лучше. Письма он писал хорошие, умные и тёплые.
Игорь, мой друг и одноклассник, красавец, блондин с голубыми глазами, спортсмен (рост 180 см) и двоечник, школьные сочинения писал очень просто. Интернета не было, скачивать было неоткуда. Поэтому ценились тетрадки сочинений учеников прошлых выпусков. Учителя литературы говорили, что некоторые сочинения они уже знают наизусть, и автора уже не найти, сочинения стали народными. Наша классная, раздав сочинения, оставляла лучшие и читала всему классу. Как-то она прочитала очень хорошее сочинение и добавила: «Игорь, тройку тебе за то, что нашёл такое сочинение». Игорь брал тетрадку с сочинениями своей сестры, она окончила школу на три года раньше, давал мне и говорил: вычеркни крылатые фразы, мне надо на тройку. Он был честный и весёлый. В тот год, когда меня призвали, Игорь поступил в военное училище. Письма писал большие, подробно описывая свои гусарские гулянки и пьянки. Письма он начал писать ещё в школе своим старшим друзьям. На выпускном экзамене по математике он на листках со школьным штампом, только такими листками можно было пользоваться на экзамене, накатал письмо в армию. Мы сидели рядом, на всех экзаменах и уроках. Пока он писал письма, я всё решил. Игорь деловито посмотрел и спросил – что надо переписать на тройку. Он был реалист, поступать он собирался в военное училище, где готовили офицеров стройбата, и особо не напрягался. В 9 классе на экзамене по литературе ему попалось задание прочитать стихотворение о Ленине напамять, я написал ему на листке и передал. Мы заходили сдавать всегда вместе. И он с листка прочёл. Классная, пока он читал, смотрела на меня... А он тянул меня в спортивные секции, брал в команду. Мы выигрывали первенство школы. На зачётах и соревнованиях он ставил меня с собой в один забег, чтобы я тянулся за лидером. Может, это благодаря ему я в армии и на первых курсах универа легко и с удовольствием бегал кроссы. Письма он писал на лекциях. Иногда просто обрывая их со звонком. Письма на 4-8 тетрадных страниц.
Писал двоюродный брат Витя, он ушёл в армию на год позже. Писал мой друг по учебке Митя. Писали друзья. Регулярно писали те, кто в армии. Закон простой: хочешь получать письма – пиши сам. И мы писали. Строили планы. Размышляли. Делились прочитанным. Поддерживали друг друга. Мы общались.
С девушкой своей я поссорился задолго до призыва. Очень редко что-то хорошее получается из первой любви. Мне всегда жаль молодых, которые тяжело это переживают. Но первая любовь, как ветрянка, надо переболеть и чем раньше тем лучше. Мне повезло, я переболел в детстве, до армии. Всё, что было до призыва, – это детство.
ТАТУ
Вечерняя поверка. Моего солдата Белоусова нет в строю. Говорят, в офицерской столовой с поварами делают татуировки. Послал бойца проверить, сказал, если там, не трогать, пусть. Я в наряде, дежурный по роте. Поставил стол в коридоре перед оружейкой. В оружейке свет горит всю ночь. Сижу, решаю задачи по алгебре. Прошло полчаса, идёт Белоусов, покажи. Показал – все тату забинтованы. Показал через сутки. Первое, что пришло в голову, когда я увидел шедевры, исполненные поваром из офицерской столовой, – это рисунки на промокашках. Мы в школе писали чернилами, и промокашки всегда были разукрашены рисунками, иногда очень талантливо. А второе – это «Золотой телёнок» И. Ильфа и Е. Петрова: «Нa груди великого комбинaторa былa синяя пороховaя тaтуировкa, изобрaжaвшaя Нaполеонa в треугольной шляпе и с пивной кружкой в короткой руке». Девушка с гитарой и в сомбреро была не пропорционально сложена, и руки-ноги были, как у бендеровского Наполеона. И то, что это девушка, и то, что это гитара, было понятно по основным признакам гитары и девушки. Остальное не помню. Из увиденного в жаркую пору на телах ребят запомнился лозунг «Мёртвый не потеет» (это дань жаре, но что делать зимой с такой мудростью) и вокруг пупка «Он вечно голоден» (но придёт время и наешься, и что тогда).
ОФИЦЕРЫ
Эпиграф № 1. «Господа офицеры, голубые князья…». Романс (пестня).
Эпиграф № 2. «– Изя, ты знаешь, Хаим голубой.
– В каком смысле?
– В плохом, он не отдаёт долг».
В плохом и в хорошем смысле голубых в среде офицеров было немного. В основном нормальные мужики, армейский стёб и юмор. Матом в армии офицеры и сержанты владели мастерски, были просто виртуозы. Зря не матерились, но если вставляли в речь, то красиво и к месту. Уже в части, в выходной играли в футбол. Играли и молодые офицеры. После того как лейтенант лоханулся и нам забили гол, Валера Будзировский (белорус, рядовой) выматерил его, сровняв с землёй. Лейтенант заорал – я офицер – и получил в ответ – иди, надень мундир (играли в трусах) и тогда ты офицер, а сейчас ты…, и Валера ещё раз повторил ранее сказанное. Ракетчики-офицеры после нескольких лет службы под землёй, нанюхавшись гептила и окислителя, напрочь теряли обоняние. Все они могли нюхать, что угодно, и ничего не чувствовать. Поймав пьяного бойца, дежурный офицер пристал ко мне – понюхай. Чудесный букет портвейна «Агдам» был слышен за метр. Я сказал, что боец просто устал. Он потащил его в медсанчасть проверять на предмет наркотиков. Курский сержант медслужбы Воробьёв тоже ничего не определил. Бойца отправили в казарму, а потом довели до его ума, что пей, но не попадайся.
Молодые офицеры, пропившись, занимали у сержантов деньги до зарплаты. Был капитан, который занимал, но отдавать не спешил. Было такое чмо с погонами капитана. Командир хозвзвода, младший лейтенант, вечно ходил, как чучело. Мундир висел как на вешалке, выглядел так, как будто и спал одетый. Для нас было странно, что находясь рядом со складами, он не мог одеться прилично. Армяне-кладовщики, одевая парадку, все были в генеральских рубашках, раздобыли где-то на полковом складе. Внешний вид очень важен. В армии как нигде встречают по одёжке. По тому, как одет боец, можно определить и срок службы, и статус внутри своего призыва.
Был в наряде помощником дежурного по части. Сидим на КПП. Приехал кто-то из замов комполка и решил позвонить по «коммутатору» (это такой телефон с ручкой сбоку, надо покрутить, а потом говорить) в полк. Ну, никак связаться не может. Старлей, дежурный, кинулся помогать, тоже нет связи. Подполковник изрёк: «Или ты дурак, или я ничего не понимаю». Вот так, подполковник не может быть дураком, он просто чего-то не понимает, а старлей рядом с подполковником в той же ситуации «дурак».
КАПИТАН – МАЙОР БУРМАКА
Капитан Бурмака замкомандира дивизиона по ИТС – инженерно-технической службе. Он был из тех немногих офицеров, которые были в полку с самого начала. Он знал всё про всё. Когда утром машина привозила из Махачкалы офицеров, он первым делом шёл проверять уровень воды в огромной ёмкости для запаса воды. Его долговязая фигура была заметна всему дивизиону. Водоснабжение шло к нам по ужасным чугунным трубам, которые часто прорывало. Тогда, пока сантехники ремонтировали прорыв, пользовались водой из запаса. Рвало трубы и зимой, и летом. Когда стройбатовцы экскаватором порвали кабель 6,3 киловольт, который снабжал дивизион, он точно указал петлю кабеля недалеко от обрыва.
Была одна проблема, он окончил среднее военное училище и очень долго не мог получить майора. В группе пуска служил капитан, которого Бурмака знал солдатом. Солдат окончил училище, попал в наш дивизион и получил звание капитана. Прямо история – два капитана. Тяжело перенёс такое неравенство капитан. Но справедливость восторжествовала, и капитан Бурмака стал майором. Я был свидетелем, как его поздравил замполит дивизиона, и добавил, что майор всегда служит лучше, чем капитан. Новый майор светился как новая копейка.
Бурмака преподал мне одну из армейских истин. Закончились занятия и работы, и я отпустил бойцов. Они сидели в курилке, ожидая команды на обед. На вопрос капитана, почему сидят, я ответил, что всё сделали. Капитан приказал – пусть убирают территорию, солдат не должен быть без работы. Ну, а уборка территории, это та работа, которой нет конца. Убрав мусор, можно убирать ветки и листья, мелкие камешки, сухие травинки и т. д. Короче – от столба и до обеда.
Он все оценивал со своей колокольни. Ближайший город – Махачкала. По твёрдому убеждению капитана Бурмаки, не по праву носил звание «город», так как не имел централизованной канализации, что в глазах капитана делало его просто населённым пунктом. Дивизионная канализация подчинялась капитану. Правда, не всегда. Как-то раз, когда в казарме в туалете забилось очко и расчёт сантехников во главе с сержантом-сантехником не смог ничего сделать тогда пригнали нейтралку (машина для нейтрализации техники после поражения ОМП). Размотали шланг, вставили в очко, зачеканили и дали воду под давлением. Руководил работами капитан. Он и контролировал – внимательно глядя в соседнее очко. Что было дальше, можете представить. Вечером, сменившись с наряда, армянин Фрунзик, с армянским акцентом, несколько раз рассказывал на бис, как вышел капитан, и что было на «пагонах» и даже на фуражке.
Уходя в отпуск, капитан оставлял мне ключи от ИТС складов. Всегда причитая и инструктируя, ничего никому не давать. Один склад был в жилзоне, другой на территории объекта. Содержание складов очень интересное. От погружных насосов из нержавейки, которые могли работать в любой среде, до светильников. Был и ЗИП для дизелей, огромные поршня, размером с половинку двухсотлитровой бочки, и шатуны, тоже немаленькие. Когда я строил отделение и докладывал ему, он порывался мне помочь. «Дай застегну крючок на воротнике». И тянул руки к горлу. Я отказывался, застёгивал сам. «Ещё задушите, товарищ майор». Мужик неплохой, трудяга.
МАЙОР АГУЗАРОВ
Прослужив полтора года, я – старший сержант на должности прапора: 20 рублей 80 копеек денежное довольствие, должность по штатному расписанию техник-смотритель зданий и сооружений. Должность мне дал командир дивизиона. Прапоров практически не было, так как дивизион был дикий и ракетный. На территории нашего дивизиона размещалась полковая регламентная группа – ГР. Командовал осетин, майор Агузаров, служака, даже слабую дедовщину пресекал. В то время, когда все были на занятиях и на работах, он остановил меня, когда я не спеша шёл по своим делам. Кто-куда-зачем? Я представился: «Старший сержант Булавка, техник-смотритель зданий и сооружений». Майор: «Сержант Иголкин». Я перебил и поправил: «Представляюсь ещё раз. Старший сержант Булавка». Он понял, что я не дам себя в обиду, но решил поставить дерзкого бойца на место. И майор понёс пургу про то, что он начальник и может меня наказать. Я ему процитировал устав, что, да, все офицеры – начальники, но наказывать могут только непосредственные и прямые начальники. Всё это спокойно. Чем его взбесил. Знать устав иногда очень полезно. Я в армии никогда не ходил как чмошник. Х/б чистое, ушитое по размеру, всегда выглажен. Грамотный, чем и обламывал многих. В конце диспута об уставах он пообещал доложить комдивизиона подполковнику Злобину. Через несколько дней дорожки наши пересеклись, он остановил меня и сказал, что полковник очень хорошего мнения обо мне. Молодец майор. Потом, когда я был сержантом в карантине, он хлопотал за своего земляка осетина.
МАЙОР КОНДРЫКА
Майор занимал должность замкомандира дивизиона по тылу. Он отвечал за вещевое и продовольственное обеспечение личного состава дивизиона. Ему подчинялись столовые – офицерская и солдатская, склады, вещевой и продовольственный, и баня. Также ему подчинялись заведующие складами и столовыми, это были прапора. В подчинении майора были повара, банщик, водители небоевых машин (боевые машины обслуживали перевозку и установку изделия (ракета), свинарь, дояр и прочие работники тыла. Всё это кодло было объединено в боевое подразделение с гордым названием хозяйственный взвод. Хозвзвод имел своего командира – вечного младшего лейтенанта. Звание «младший лейтенант» очень редкое в ВС СССР. Звание «младший лейтенант» проще было получить через звание «капитан» или «майор» – после крупного залёта через разжалование присваивалось звание «младший лейтенант». Но у него это было заслуженное звание. Он был обижен на весь свет и на всё командование. Ныл майору, что двухгодичники (это те, кто после ВУЗа с военной кафедрой получал лейтенанта и служил два года) успевали получить старлея уже в течение двух лет. Хозвзвод имел его в виду, или просто имел. Хозвзвод располагался на одном этаже с ЭРГ, справа в углу казармы. Так что мы наблюдали жизнь этого взвода. На вечерней поверке их стояло несколько человек, обычно несколько молодых азиатов. Водители, которые возили офицеров, ночевали в городе, в автопарке в Махачкале. Повара были на кухне, остальные просто игнорировали строй.
Дежурный по части иногда приходил ночью и проверял совпадение данных о наличии личного состава в казарме с доложенным дежурным по этажу. Проверка заключалась в подсчёте голов спящих, искали самовольщиков. Капитан-инженер, начальник полковой лаборатории КИП, был офицер с тихим тоненьким голоском, интеллигент. Заступая в караул начкаром, стоя в строю на разводе, я, имея сержантскую глотку, с неким стыдом ждал той минуты, когда он проблеет свою команду о заступлении в наряд. Как-то он, пересчитывая по головам бойцов, зашёл в отсек, где спал хозвзвод и через секунду вылетел. В казарме ночью не пахло фиалками, но хозвзвод, который питался с двух столовых и складов, ночью создавал угарную атмосферу. Вылетев, капитан сказал – «все правильно». Правильно, так правильно, кто бы спорил.
Дояр-свинарь мне запомнился своей формой одежды – ремня с бляхой, в обычные дни и в праздники, я на нем за полтора года не видел, в строю он был очень редко. По форме он был одет, только когда дежурил майор Кондрыко, такое впечатление, что ремень ему выдавал каждый раз сам майор. В Кондрыке был нереализованный талант строевого офицера. Характер майора был взрывной, бойцовский. Молодого солдата заставили чистить котёл от пригоревшей каши. Устав чистить дно котла, перегнувшись, салага залез в него с сапогами. Майор увидел и озверел, сука, закрою в котле и сварю. Поймав повара, который спёр пачку чая для чифира, а остаток кинул прямо в котёл с кипятком, в результате чего чай получился фирменного цвета «писи сиротки Хаси», он чуть не утопил его в котле. В молодости майор занимался боксом. Когда он дежурил, то хозвзвод полным составом строился и на вечернюю прогулку и на поверку. Тогда их было так много, что вызывало удивление, где он их собирал. Майор лично водил это кодло на вечернюю прогулку. Было весело наблюдать строй и песню взвода и шагавшего рядом орущего майора. Была армейская проверка, дневальный из одногодичников, окончивших институт, браво доложил проверяющему об отсутствии происшествий и т. д. Подполковник сказал «Вольно!» и обратил внимание на грязный край нательной рубахи, предательски видневшийся из-под воротничка. На вопрос, когда боец был в бане, последовал ответ – «не помню». В тот же день была организована баня. Кондрыко получил втык и был оставлен ответственным по дивизиону. После того как старшины провели вечернюю поверку, майор взял слово, всё не помню, но в адрес высшего образования СССР прозвучал упрёк: «Что это такое, товарищи? Полковник спрашивает – солдатик, а солдатик, когда ты в бане был? А солдатик и говорит – не помню, а еще институт окончил, как там учат?». Великие слова неизвестного прапора, объединившего пространство и время, – от столба и до обеда – имеют глубокий смысл: чем бы солдат ни занимался – это боевая служба и очень важное дело. Так вот, в недрах тылового управления Советской армии созрел приказ, что все одеяла, подушки и матрасы должны иметь бирку с указанием даты введения в эксплуатацию и ещё какую-то очень важную для обороноспособности СССР информацию, не помню. Предстоит проверка из штаба армии (штаб армии находился в Виннице) по выполнению этого приказа. Весь дивизион, за исключением дежурной смены, целый день под руководством командира дивизиона и зам по тылу шил бирки. Бирки матерчатые, писали шариковыми ручками и пришивали нитками. Шили и за тех, кто в бою (на дежурстве), и за того парня. День прошёл не зря. На следующий день майор прочитал приказ до конца и выяснил, что не только текст бирки утверждён, но и размер. И ещё один день, поднимая пыль и переворачивая постели, казарма, тихо матеря Кондрыко, тыловиков и Министерство обороны, исколов пальцы иголками, отпарывала вчерашние бирки и пришивала правильные. Прогуливаясь по казарме, наблюдая за происходящим, Кондрыка обронил великую армейскую, и не только армейскую, мудрость: «Солдат без бирки, что 3.14зда без дырки». Всё, что принадлежало армии, имело бирку. Всё было подписано. Пилотка, мундир, сапоги – всё подписывалось хлоркой. Разжёванная спичка опускалась в хлорку, и мы писали на своём имуществе номер военного билета и дату выдачи. Помню даже сейчас номер своего военного билета – 3050400, этот номер подарок от военкомата. Да и пропуск на объект имел хороший номер 0007, как у Бонда. Керосиновая лампа, на случай ядерной войны, находящаяся на специальной полочке в казарме, имела табличку – кто ответственный, где хранится керосин и запасное стекло. Возле каждого окна табличка, кто при объявлении тревоги своим одеялом обеспечивает светомаскировку. На окнах, выходящих на горы, закрытых до половины бронелистами, с бойницами, висит карточка огня с ориентирами и фамилией бойца, который должен оборонять дивизион. Всё не перечислить. Но это не только в армии. Любой проверяющий в сегодняшней Украине больше доверяет бирке, чем реальной ситуации на производстве. Проверять не суть вещей, а бирки и документы, вот главная задача.
ПОДПОЛКОВНИК ЗЛОБИН
Командир дивизиона подполковник Злобин был в академии. ВРИО командира дивизиона запомнился тем, что на каждом разводе любил повторять «говорим, говорим, а порядка нет, а порядка нет». Спустя много лет я вспомнил интонации того майора, когда на экранах ТВ появился Горбачёв. Ранней весной вернулся Злобин. Актёры часто рассказывают в интервью, что им интереснее играть негодяев, злодеев и т. д., мол, есть простор для творчества. Всё не так. Им проще создать отрицательного героя, использую набор штампов. Проще обеспечить узнаваемость и суть образа. Труднее сыграть умного человека, порядочного. Морщить лоб, уперев в висок указательный палец, и глубокомысленно курить, – это не раскрывает образ. Так и мне проще описать любого из своих героев, чем Злобина. Офицер он был настоящий. В моих конфликтах с прапором на продскладе или с майором из группы регламента он решал все просто без разборок. Он знал службу и не тратил время на мелочи. Как то вызвали меня в штаб после 17.00, к командиру. В кабинете Злобин и замполит. С порога доложил. Близко не подхожу, так как выпил кружку браги, закусил салом с луком. Поговорили, все что надо выяснили. Я – разрешите идти. Тут Злобин говорит – толковый сержант, но дышит как-то во внутрь, без выхлопа, как подлодка на дизелях, не всплывая. Я стал что-то говорить про лук и сало, подполковник махнул рукой – иди.
Под конец моей службы он часто убеждал меня остаться прапором. Обещал помочь поступить в техникум и получить квартиру в Махачкале. Я отказывался. Когда поступил в универ, гордый написал ребятам в часть, чтобы предали Злобину, что я студент КГУ. Мальчишка...
ДИЗЕНТЕРИЯ
Летом 1972 года я вернулся в Махачкалу после десятидневного отпуска на родину, не считая дороги. Прибыл в форпост полка в городе Махачкала, в автопарк. Доложил дежурному офицеру о прибытии и что отпуск прошёл без замечаний. Офицер при осмотре моих вещей на предмет запрещённого – алкоголь, фотоаппараты, радиоприёмники, сказал, что в моём дивизионе карантин – дизентерия. Поэтому изъяли все яблоки и груши, что я вёз в часть. Правда, поступили по-хозяйски и на обед сварили компот. На следующее утро вместе с офицерами приехал в свой дивизион. Раздал подарки и гостинцы. Сене, земляку, сержанту, я сумел провезти приёмничек «Этюд», два диапазона – СВ и ДВ. Принимал не много станций, но было интересно ночью самому выбирать, что слушать. Итак, в дивизионе дизентерия. ЧП, боевой ракетный дивизион, на вооружении которого три баллистические ракеты, усрался. В армии на все случаи жизни разработаны инструкции, положения, регламенты и план мероприятий. Был свой план по локализации очага дизентерии и его ликвидации. Высадился десант медиков из армии и дивизии. В команду медиков входили и майоры, и капитаны. Они контролировали всё. В суточный наряд по дивизиону добавили двух дневальных по туалету. В дивизионе было два туалета вне казарм. Возле них и несли вахту дневальные, которые заносили в амбарную книгу фамилии посещавших, санинструктор проверял частоту посещений и делал выводы. Вначале дневальные даже стояли на суточном разводе наряда вместе с караулом. Еженедельно проводился посев всего личного состава. Вначале процедура носила интимный характер. По очереди заходили в кабинет, закрывали дверь, потом уже снимали брюки. Со временем, когда уже шли по третьему и пятому разу, все спешили, дверь не закрывали. Даже перестали подкалывать кавказцев потерей девственности. Процедуру проходили все – и солдаты, и офицеры, и прапора. Приказ был строгий. Возле столовой стояли две бочки с хлорным раствором. Дежурный по части стоял и лично наблюдал, как перед тем как зайти в столовую, все окунали кисти рук в хлорку. Потом добровольно к умывальнику, мытье рук – это обречённая на неудачу попытка избавиться от запаха хлорки. Запах хлорки в столовой был везде. Провонялись посуда, столы, стены, пол. Еда, казалось, была не только с запахом хлорки, но и со вкусом. Казармы убирались тоже хлорным раствором. Дверные ручки всех зданий периодически дезинфицировались. В атмосфере хлорки мы ели, спали, просто жили. Дежурным по столовой теперь заступал офицер, а сержант был помощником дежурного по столовой. В ближайшем госпитале, в Буйнакске, был развернут палаточный дизентерийный отдел. Отдел пополнялся регулярно по результатам анализов (посев). Один из учебных корпусов огородили колючей проволокой и там создали карантин для всех подозрительных. В корпусе стояли кровати. Периметр охранял дневальный, который следил, чтобы карантинщики не уходили. Еду приносили в термосах, передавали через проволоку. Было создано два наряда по столовой, дежурили через сутки. Наряд жил изолированно. В клубе поставили кровати, и наряд отдыхал там сутки, и сутки дежурил. Но зараза не отступала. Некоторые номера дежурных расчётов не меняли по несколько недель. Командование рассматривало вариант пополнения расчётов из других дивизионов. Меня проверили, и так, как я был чист и после отпуска, назначили помощником дежурного по столовой. Так как сержант не работает, а только руководит, то это было продолжением отпуска. Читал, решал задачи по математике и по физике. Рядом со столовой была дизельная, где я частенько сидел на лавочке и грелся на солнышке, будучи в наряде. Просто в столовой была такая толпа офицеров, что мне не было места, да я и не рвался. Три майора драили котлы и т. д. Но через некоторое время и я попал в карантинный барак. Так как я был старший по званию, то меня назначили старшим по нашему заразному бараку. Распорядок простой, то есть – никакого. Завтрак, обед, ужин – и всё. Только не выходить за колючую проволоку. Днём читал, спал, решал задачи и дурел от безделья. Ночью ходил в дизельную, чтобы принять душ, побриться, поменять книги. Карантин томился от безделья. Учебные корпуса – это просто деревянные бараки с шиферной крышей. Под крышей жили голуби. Не знаю, кому из бойцов пришла в голову мысль ловить голубей и готовить. На кухне взяли бачок, соль, специи – и дело пошло. Готовили, используя армейско-зэковский кипятильник. Конструкция проста: вилка, шнур, два лезвия, врезанных в деревяшку. Расстоянием между лезвиями подбиралась мощность. Бегали в самоволку за вином и закусывали голубями. Обычно все происходило ночью. Одни ходили за вином. Другие ловили голубей и готовили. Пиршество начиналось после полуночи. В одну прекрасную ночь я лёг спать и не стал ждать вина и голубей, сказал, чтобы разбудили. Разбудил меня дежурный по части, капитан из группы пуска. Горел свет, капитан держал крышку от кастрюли с голубями, продев в ушко крышки пистолет, крышка была горячая. И вопрошал: «А птичку не жалко?». Капитан был интересной личностью. Он был тучен так, что в сапоги были вшиты клинья. Ремень портупеи был сшит из двух. Он был из заправщиков, и полнота не от хорошей жизни. Ещё он был одесский еврей, со всеми вытекающими особенностями. Когда он заступал в наряд, на разводе было просто наслаждением слушать, как он инструктирует. Юмор с вкраплением мата в его исполнении – шедевр. Дневальным он внушал: не спите, нечего выскакивать, выпучив сонные глаза, я не птичка божия, меня трудно не заметить и т. п. Сам ночью обычно спал на КПП в комнате дежурного по части. Когда я был в карауле, то в постовой ведомости всегда оставлял место между своими проверками постов, для него. Он приходил утром, говорил, что проверял, но в караулку не заходил и оставлял запись о проверке. Так что его визита глубокой ночью никто не ожидал. Кто-то не поверит, что еврей в РВСН был, что это враки, но я могу добавить ещё такой факт. После универа я работал на почтовом ящике, закрытом НИИ. Был в отделе научный сотрудник, кандидат секретных наук, очень умный и с юмором еврей. Он не скрывал своё еврейство, как делали большинство его сородичей. Мог во время очередной войны евреев с арабами, утром появившись в отделе, кричать сотруднику-еврею через огромное помещение: «Лёня, ты слышал, где уже наши, а мы что делаем тут?». Он прекрасно понимал, что со своей секретной степенью ему визы не видать. Он жил и наслаждался жизнью, как мог. А не ныл, что его притесняют. Так что парность случаев подтверждается.
Ночной визит имел последствия. Командир дивизиона объявил мне выговор как старшему по карантину. И посмотрел на карантин по-новому. Взвод солдат день и ночь спит и ест, еду им приносят, ничего не делают и нарушают воинскую дисциплину. И что самое страшное – нарушается основной закон армии – солдат не должен быть без работы. И уже на следующий день дизентерийный карантин под моим чутким руководством рыл канаву, чинил забор вокруг части, стал полезен вооружённым силам СССР. Конец простой и логичный.
В 1970 году в Одессе была вспышка холеры. Высоцкий даже песню написал. «Но пасаран! Холера не пройдёт! Холере – нет, и всё, и бал окончен!» («Песня про холеру».) В нашем городе, в инфекционной больнице, тоже создали карантинный барак. Закрыли туда всех, кто приехал из Одессы или контактировал с одесситами, поставили милицейскую охрану. И стали ждать результатов анализов. Взрослые люди от безделья в первый же вечер послали мента за водкой и вином. Наш дом был недалеко от больницы, и вечерами было хорошо слышно, как поют холерики, попивая вино, сидя в беседке.
Потихоньку анализы пришли в норму, новых случаев заболеваний не выявлялось. Стали возвращаться из госпиталя голодные и худые бойцы, рассказывали, как спали в палатках, и кроме каши жрать было нечего. Разогнали и карантин. Выговор сняли. Жизнь вошла в привычную колею.
КАРАНТИН
Осенью 1972 года меня направили в полк замком в карантин. Два раза в год в СССР проходил призыв, весной и осенью. Дальше было три пути стать солдатом. Сержантская школа, учебный центр – «учебка» – всё едино. Пять с половиной месяцев – и ты сержант, младший сержант. И в часть с лычками на погонах. Второй вариант – учебка, но солдатская батарея, четыре с половиной месяца – и ты солдат-специалист. В часть, но рядовым. Третий путь проходило большинство новобранцев – карантин. Курс молодого бойца две недели. Занятия по строевой, уставам, ОМП и т. д. Стрельбы. И присяга. Затем по дивизионам ротам и взводам.
Правда, у тех, кто был водителями, был ещё один вариант. Тогда существовало общество ДОСААФ – добровольное общество содействия армии, авиации и флоту. Возглавляли его отставные генералы. Общество занималось допризывной подготовкой по разным специальностям. Была и автошкола ДОСААФ, где можно было за деньги пройти обучение и сдать на права. Призывники могли по направлению военкомата при школе получить права бесплатно. Так как молодняк практически был без практики, водителей оставляли ещё на месяц учёбы, уже в автобате. После учёбы проводился «марш». Это когда колонна автомобилей с молодыми за рулём должна пройти около 400 км. Иногда просто ездили по области, ночуя в части, иногда ночевали в машинах. Но было одно, что могло омрачить дармовые права – целина. Водителей весеннего призыва могли не уволить в мае-июне (как гласил приказ Министра обороны СССР), а ещё и задержать на всё лето, отправив на целину в помощь сельскому хозяйству, вывозить зерно на элеваторы. Солдаты-водители гробили машины, убивали и водителей за машину зерна.
Остальных доучивали на месте службы. Карантином это называли, я так думаю, не по санитарным признакам, а потому, что новобранцев изолировали от остальных бойцов. Обычно это отдельная казарма или этаж.
Я – сержант полкового карантина. Нам за несколько дней провели учёбу. И за призывниками в Орджоникидзе (сейчас Владикавказ), в дивизию. Моей команде достался призыв из Ленинграда. В Махачкалу ехали железной дорогой с пересадкой в Беслане. По дороге я сказал молодняку: «Пейте, ешьте, там всё будет недоступно». Прибыли в Махачкалу ночью. Рядом плещет Каспий. В крытые машины (мы их называли будки). И в горы. Молодняк притих. Я хорошо помнил своё состояние и подбадривал их. Завтра я уже не буду таким добрым. В столовую. Для них накрыли столы с доппайком, но они ещё не могли оценить это. Надо прослужить хотя бы неделю, что бы это оценить. Кухонный наряд ворчал, убирая со столов много нетронутой еды. Уже через несколько дней бачок каши, добытый мною для своего взвода, принимался на ура. После столовой БАНЯ. Нуль-переход. Прапор, выдавая форму, жаловался, что за 20 лет службы не видел такого мелкого призыва. Демографический провал, как результат войны 1941-1945 года, уже проявился в полную силу. Прапор показал шинель нулевого размера и сказал, что ввели недавно. Солдаты, как школьники. В казарму и спать. Мне повезло, мне достался взвод из питерских новобранцев. Кому-то достался набор из таджиков.
Из-за нехватки призывников-славян, из которых традиционно формировали РВСН, стали брать вначале армян, узбеков, пришла очередь и для таджиков. Правда, придя в дивизионы, они практически все оседали в тылу – хозвзвод, кухня, сантехники, кочегары и т. д. Только один таджик попал в боевой расчёт и удержался там. Махмудов окончил техникум, и его офицеры выделили из массы ещё в карантине. Попал в нашу группу. Назначили на должность в водоснабжение. Водоснабженец отвечал за систему смыва после заправки и за «ракетную» канализацию – сброс загрязнённой воды. В РВСН существовала система замен. Дембель готовил молодого на своё место. Молодой сдавал на допуск, и для старика наступал дембель. Хорошо, когда на замену приходит из учебки солдат-специалист. Хорошо, если замена растёт на месте, но замена из карантина – проблема. Ефрейтор-москвич начал готовить себе замену. Махмудов после техникума, хорошо говорит по-русски, все класс. В дивизионе было два учебных корпуса (два деревянных барака) с тренажёрами. Классы для каждого подразделения и расчёта. Плакаты и инструкции, учебники. Все совершенно секретно. Ефрейтор положил замену над собой, в столовой, рядом, следил, чтобы никто не обижал. Перед сном, после отбоя, лёгкий пинок и, свесившись с койки, молодой отвечал чётко – действия при тех или других ситуациях, технику безопасности, чем смывать окислитель и т. д. Проверка усвоенного. Довольный дед давал команду спать. Всё было хорошо, и в классах, и на тренажёрах. Но после первого посещения объекта, подышав воздухом подземелья, Махмудов резко забыл русский язык. Сержанты встают раньше и ложатся позже. Это был своего рода стёб сержантский. Что-то вроде – дети спать, а взрослые ещё поговорят. Зашёл я после отбоя в умывальник, умыться, зубы почистить, не спеша, с земляками потрепаться. Увидел, как Махмудов кровь смывает под краном. Хотел выяснить, но меня остановили, дежурный сказал, что это после урока русского языка, по методике ефрейтора-водоснабженца. Урок так урок. Урок пошёл впрок. Махмудов успешно сдал на допуск к работе. Ефрейтор уехал. Всё пошло своим чередом. Ну, а Махмудов, пожалуй, единственный из среднеазиатов ходил на боевое дежурство и был горд. Земляки завидовали ему.
Для карантина в первый же день офицер провёл инструктаж «о наличии в части электротехнических заграждений». Я раздал по столам несколько планшетов с фотографиями. Содержание фото было жестоко, но командир полка пошёл на это. Были наклеены фотографии погибших на сетке, их ещё не сняли, трупы были в ужасных позах, тела сведены судорогой. Фотографий было не меньше дюжины. Все посмотрели, и каждый расписался, что проинструктирован. Инструктаж был правильный. Увидев любой забор из колючки, они меня спрашивали, под напряжением он или нет. Дай бог, чтобы этих впечатлений хватило на два года. И чтобы никто из них через год, отупев от тройняка, не полез ночью на сетку.
Так как в Дагестане дизентерия с 1800 затёртого года, следующим номером курса молодого бойца был посев. В полковой санчасти бравый сержант медицинской службы ловко и быстро проводил процедуру. Я отмечал, чтобы все мои бойцы прошли. Сержант от скуки развлекался. Говорил, что когда он вводит зонд, чтобы не было больно, надо, раздвинув ягодицы, тихонько икать. Большинство икало. Я прикинул, полтора года назад я икал бы или нет, так и не решил. Хотя если вспомнить, что «резкое изменение условий жизни оказывает шоковое воздействие на молодого человека. Состояние шока во многом обеспечивает его беспрекословное подчинение». То всё может быть.
Взвод состоял в основном из ленинградцев. Проблем особых не было. Строевая, уставы, огневая, ОМП и т. д. Занятия проводили и офицеры, и сержанты. На второй день в мой взвод добавили новичка. Осетин, Цомартов, из Орджоникидзе. Ему было 24 года, он работал замдиректора универмага, это было круто по тем временам. Я спросил, почему его призвали, почему не откосил. Сказал, что доброжелатели нашлись писать во все инстанции анонимки, почему не служит, пришлось идти. Но с нами, честно скажу, парень не выпендривался. И на строевой, и при отбое, старался, как все. Сравнив его – 24 года и молодняк по 18 лет с цыплячьими шеями, я пожалел его. Сказал, чтобы при вечерних тренировках отбой-подъем нырял в ленинскую комнату. Дверь в ленкомнату была прямо перед отсеком, где спал взвод. Уже через два дня к нему пришли земляки, принесли конфет, печенья и т. д. Я спросил, кто они, твои друзья по гражданке? Он ответил, что нет, просто они осетины и пришли его поддержать. Ещё через день появился майор Агузаров, командир полковой группы регламента. Она размещалась в нашем втором дивизионе, у меня была с ним стычка относительно знания устава. Оказалось, что он тоже осетин. Майор попросил, подчёркиваю, попросил поддержать Цомартова, и сказал, что заберёт его служить к себе. На меня было трудно надавить, я мог включить швейка и действовать по уставу. Но это правильное землячество.
Мне было интересно разговаривать с бойцами, расспрашивать ленинградцев. Среди питерцев было несколько ребят грамотных.
Был взвод, полностью состоящий из таджиков. Один прославился тем, что обновил подворотничок, потерев его о побеленную стенку, а потом ходил с белыми от побелки ушами. Сержантам такого воинства не позавидуешь.
«…Среднеазиаты демонстрируют неумение работать с техникой, а также незнание русского языка. Отчасти такое поведение может быть обусловлено низким уровнем их образования, низким потенциалом здоровья, действительно плохим знанием русского языка. Однако в не меньшей степени, как это подчеркивает большинство опрошенных, такой стиль поведения является вполне сознательной тактикой уклонения от армейских обязанностей».
«Ты солдата видел когда-нибудь на огневом рубеже? На стрельбище? Когда у него автомат с патронами, а у тебя только флажок красный в руке? Почувствовав оружие, идёт солдат на мишени и мыслью терзается – а не врезать ли длинную очередь по командиру своему? За свою жизнь я каждого своего солдата десятки раз через огневой рубеж водил. И не однажды видел сомнение в солдатских глазах: по фанерке стрелять или насладиться смертью настоящей? А ты, адъютантик, водил солдат на огневой рубеж? А видел ты их один на один в поле, в лесу, на морозе, в горах? А видел ты злобу солдатскую? А случалось тебе вдруг застать всю роту пьяной с боевым оружием?» («Аквариум», Суворов)
Я не Суворов. Но когда стрелял карантин перед присягой, над каждым молодым бойцом стоял сержант, готовый при любой внештатной ситуации упасть и придавить своим телом молодого, не дав возможности повернуть автомат. Сержант в карантине суров. Он за две недели карантина готовит новобранца к присяге, делает бойца. Поверьте, методы весьма жёсткие и не гуманные. Спросите у тех, кто служил, помнят ли они карантин и сержанта в карантине. Но основное – не переходить грань. Ты не можешь быть мягким, сядут на голову, и тогда все, ты не сможешь ничего сделать. Будешь требовать невозможного, тупо качать права – нарвёшься на невыполнение приказа, и если не сломаешь, то опять проиграл. Можно наказывать и требовать, но нельзя унижать. Тогда не страшно в карауле и спать в казарме. Замполит на дежурстве как-то стал вербовать меня. Мол, тебе трудно, а я помогу. Я ему ответил: «Вы вечером в машину – и в Махачкалу, домой. А я сплю с ними в казарме, хожу в караул и ставлю на посты с заряженным оружием. И только я могу себе помочь, а не вы».
Питерцы отстрелялись нормально, мой взвод. Когда стреляли таджики, Мохамбетов, не ожидая команды «Огонь!», дал очередь в землю прямо перед собой. Серия фонтанчиков земли смотрелась живописно. Я упал, накрыл, на предохранитель поставил АК и отстегнул рожок. Он никого не хотел напугать, просто дитя гор не научили обращаться с оружием. Потом расстреливали патроны офицеры и сержанты. Проще расстрелять, чем сдать на склад. Я старался, мой взвод стоял и болел за меня. Когда я свалил все мишени, услышал, что «наш попадает хорошо». Если честно, то я стрелял хорошо. Но всегда удивлялся точности Калашникова. Ловишь в прицел мишень на расстоянии 400 метров, спуск – и мишень, которая еле видна в прицеле, падает.
ДЕМБЕЛЬСКИЙ АЛЬБОМ И ДЕМБЕЛЬСКИЕ ВЕЩИ
Содержание дембельского чемодана – это некий ритуальный набор. Каждой вещи придавался глубокий, чуть ли не религиозный смысл. Я этого отношения не разделял и тем не менее…
Наиважнейшая составляющая – дембельский альбом.
В части у солдат срочной службы были запрещены фотоаппараты и радиоприёмники. Было только проводное радио – и всё. Фотоаппарат был в клубе у киномеханика. Но он снимал только по указанию замполита на доску почёта.
Была выпускная фотография учебки. Это фото ничем не отличалось от школьного выпускного. Правда, вместо учителей, командир взвода, лейтенант и замкомвзвода младший сержант Куликов. В целях секретности было написано КБВО (Краснознамённый белорусский военный округ) и ШМАС (школа младших авиационных специалистов). На территории учебки было кладбище военных самолётов, и очень долго погоны были голубыми – авиация. Мы уже носили чёрные погоны и эмблемы артиллеристов, как и все ракетчики. Маскировка, однако. Но это официальные фото.
В подпольном пользовании были фотоаппарат «Смена» (советская мыльница того времени), увеличитель и бачок для проявления плёнки. Решали и проблемы плёнки, бумаги и химикатов. Помогали офицеры. Как-то ко мне на склад зашёл подполковник из РТБ (головастики, отдельная часть в нашей части) и попросил гаек и болтов, ему в Махачкале делали гараж. Если говорить современным языком, он меня коррумпировал. Правда, сразу сказал, что только не алкоголь. Я заказал ему все для фото. Так что фотографии были. Думаю, что это не было секретом ни для офицеров, ни для особиста. Основное правило – не наглеть и не попадаться. Мы все знали, что нельзя фотографировать колючку, сторону объекта и, упаси боже, что-то специфическое, ракетное. Для любителей-ракетчиков была труба котельной, где треугольники из железа, приваренные внизу для жёсткости, были просто как стабилизаторы от ракеты. Такое фото есть и у меня. Как-то, когда в дизельной, на втором этаже печатали фотографии, нагрянул ночью с проверкой дежурный по части. Так ребята утопили всё в ёмкости с запасом воды для дизелей. Пришлось ёмкость слить, несколько кубов воды, и всё сушить. Так или иначе, фотографий набралось на альбом. Описывать, что такое дембельский альбом, не буду. Каждому хотя бы раз в жизни пришлось рассматривать сей армейский шедевр, апофеоз солдатского дизайна. Я отнёсся к альбому без должного трепета. Собрал все фото, что были, и за пару вечеров заклеил весь альбом. Использовали клей для резины, чтобы не коробились фотографии. Через много лет таким клеем клеил фотографии в диссертацию. Так что оcновной предмет для набора дембельского чемодана был готов. В чемодане так же должно быть махровое полотенце, как символ перехода на гражданку. Два года пользовались только вафельным.
Дембельские вещи – это сувениры, солдатские поделки и т. д. Всё это имеет различие в зависимости от места службы, рода войск и, что самое главное, традиций. Многие поделки потом я встречал в гаражах на дачах. И что? Ценности никакой, ни потребительской, ни эстетической.
Все дембеля нашего полка везли дагестанский рог, отделка не отличалась высоким качеством и соответствовала цене. От 7 до 14 рублей, редко кто покупал дороже. Обычно чеканка на стальной отделке. Увольнений не было, привози-ли офицеры из Махачкалы. Я – не исключение, рог сегодня на даче, за стеклом книжной полки. Осенью 1972 года перевели (сослали, наш дивизион был худший по условиям службы в дивизии) ко мне бойца из дивизии за какой-то косяк. Он не говорил, а мы не спрашивали. Он договорился с водителем, который возил мясо в дивизион, и тот привёз ему ведро рогов с мясокомбината. Он выварил и высушил их, начал точить наконечники и стаканы для отделки. В дизельной были станки. Раздобыл латуни, получалось неплохо, но самопал.
Технологию изготовления пепельниц из черепах описывать не буду, жаль защитников животных. Пепельница состояла из основания (перевёрнутая нижняя часть панциря) и ёмкости для пепла – из верхней части панциря. Всё это скреплялось винтом М4 и покрывалось лаком.
Весной в скалах появлялось очень много скорпионов и ядовитых пауков. Были и змеи. Весной, когда теплело, вечернюю поверку проводили перед казармой. Иногда старшину перебивали криком «дави!» и старшина, закрыв книгу поверки, сапогом давил или паука, или маленькую змейку. Плохо приходилось тем пижонам, кто получал в санчасти освобождение от сапог из-за натёртых ног и ходил в тапочках.
Скорпионы жили в скалах под камнями. Их заливали жидким стеклом как сувениры. Мы проверили несколько мифов о скорпионах в банке. И опровергли некоторые из них. Миф первый – скорпион кусает себя сам в безвыходном положении. Не кусал, сидел сутками в банке, и не кусал. Миф второй – скорпионы в банке кусают друг друга. Не кусают. Не кусали, когда сидели вдвоём, втроём и так далее. Насыпали на два сантиметра слой скорпионов, и они не кусались. Собирали их так: переворачивали камни, брали плоскогубцами, и в банку. Я насобирал их около полулитра и забыл такой ценный сувенир.
Старожилы дивизиона, офицеры и прапора, рассказывали, что раньше было очень много змей. Долина даже называлась Долиной змей. Я немного скептически отношусь ко всяким таким названиям и легендам. Это из репертуара гидов на экскурсиях по Крыму и Кавказу. Но когда зимой поднимались ветра, такие что выдували не только снег, но и мелкие камни, – вспоминали, что это Долина ветров. Тогда верил и в змей. Когда дивизион в начале шестидесятых заступил на дежурство, то змеи достали всех. Они забирались через вентиляцию на объект и ползали по паттернам и шахтам, пугая и кусая ракетчиков. Вокруг объекта вырыли ров, забетонировали, налили какой-то гадости. Но на сто процентов не избавились. Но как-то в часть с очередным призывом прибыл солдатик. Солдатик поймал змейку, снял кожу и сделал ремешок для часов. Тут-то всё и началось. Змей ловили, выделывали и плели ремешки и ремни, дамские сумки и всё, что приходило в солдатские головы. Это был конец Долины змей. Советский солдат – это страшная сила, а солдат решивший, что это ему надо для дембеля, просто бесстрашен. Уволилось несколько призывов дембелей и стало заметно, что змеиные ряды поредели. С каждым увольнением их становилось всё меньше. Когда я служил, ров вокруг объекта давно уже был сухой. Редко кому удавалось поймать змейку на часовой ремешок, и никто даже не помышлял о женской сумке.
Поделки делали, используя всё что можно: эбонит, латунь, нержавейку, пластмассу (мыльницы, зубные щётки), проволоку в цветной изоляции. Как-то в клубе доводили очередной приказ по войскам о том, как какой-то боец раскурочил ценный прибор, используя его как сырье для дембельских поделок, и какой срок получил за это. Делали выкидные ножи, с кнопкой. Плоскую пружину для механизма брали от парадных фуражек. Для этого надо было иметь доступ к станкам. В дизельной была мастерская, станки – токарный, сверлильный, наждак. Нож получался достаточно тяжелый. Рукоятка имела форму женщины. Я свой нож потом на гражданке подарил. Умельцы делали ножи из хорошей стали, с наборными ручками. Шили кожаные ножны. За хороший нож дагестанские пастухи давали или барана или до ста рублей. Делали ручки шариковые. Браслеты для часов и прочие поделки, которым на гражданке грош цена. Но тогда это занимало время.
После перехода на новую форму дембеля были огорчены. Старый парадный мундир напоминал чем-то гусарскую форму. Китель подчёркивал фигуру, ремень – талию. Галифе и сапоги чётко говорили, что это одежда воина. Новая парадная форма напоминала школьную. Костюм, ботинки, рубашка с галстуком. Чёрте что! Были умельцы, которые перешивали форму. Мне очень удачно перешили брюки, и я их носил, уже учась в университете. На дембель нужен был полный иконостас значков. На повседневном х/б носили только комсомольский значок. Дембельский комсомольский значок, обязательно латунный с закруткой, а не алюминиевый с заколкой, это на левую сторону. Справа размещались значки, согласно ранжира. Была одна проблема, патруль мог остановить и проверить документы или запись в военном билете на каждый значок и мог конфисковать в свою пользу. Значок отличника ВС СССР – это основной, он вписывался в военный билет. Знак классности – это уровень по военной специальности, как у водителей. Третий, второй, первый и мастер. Мастер был редкостью. Дальше шёл значок ВСК (военно-спортивный комплекс). Желательно степенью повыше. Степени, как и классность, – от третьей до мастера. Дальше можно было повесить спортивный разряд. Тоже от третьего до первого разряда или значок КМС (кандидат в мастера спорта) или МС (мастер спорта). В погоны вставляли «вставки» из пластика, чтобы не смотрелись мятыми, и пришивали «золотые» лычки, у кого они были. Старшинская широкая полоса, что шла вдоль по центру погона, почти всегда говорила о том, что это кусок, старшина роты, что не вызывало симпатию у окружающих. Старшин иногда даже били перед дембелем. Если дембель зимой, то нужна была шапка поновее и шинель, начёсанная проволочной щёткой до мохнатого состояния. Клоунов как сегодня, а ля «швейные войска», не было. Дополнял образ дембеля – чемодан. Дембельский чемодан – это символ. Некоторые уходили на дембель с дорожными сумками, но это не то, просто нелепо. «Не тот хвасон». Желательно приклеить несколько переводных картинок, с барышнями из ГДР.
У меня чемодан с наклейками был. Друг служил в ГДР, обеспечил не только меня, но и многих моих сослуживцев. Содержимое чемодана: дагестанский рог, за 13 рублей 50 копеек, альбом, махровое полотенце, зажигалка в форме пистолетика, нож выкидной, самодельный, пачка писем, грамота от командира части, сборник задач по математике, автор Антонов, и сборник задач по физике, автор Яворский. Это всё, что помню.
Не все с трепетом шли на дембель. Мой хороший друг по цеху, где я работал до призыва, отслужил или, вернее, отсидел два года в заполярном стройбате, приехал домой по гражданке. Родители не хотели высылать гражданку, хотели его увидеть в форме, он сказал, что в форме совсем не увидите. Другой просто сжёг мундир на засохшей сливе. Через несколько месяцев после дембеля мы с двоюродными братьями промокли на рыбалке, на Южном Буге. Добрались домой, переоделись в сухое, пообедали и сели играть в карты. Я играю и понимаю, что что-то не то, не так себя чувствую. И обед хорош, и стопка самогона пошла хорошо. Но не комфорт, что-то беспокоит. Потом дошло. Я сидел в брюках из армейского х/б цвета хаки. Где брат прикупил такие джинсы цвета хаки, не знаю. Дали футболку, я прикрыл «приятный» цвет, и стало лучше. Хотите, верьте, хотите, нет, но и это было.
СРОК ГОДНОСТИ СЧАСТЬЯ – ТРИ ДНЯ
В армии ты лишён элементарной свободы. Кроме того, что ты должен служить два года, это ограничение состоит из многих маленьких «несвобод». Нет свободы в простых вещах, которые в нормальной жизни незаметны и никто им не придаёт значения. День твой расписан на все два года. Когда спать, когда есть. Что есть и где спать. Что должно быть в твоих карманах и что можно писать в письмах. Как ты должен быть одет, когда баня и т. д. Ты приспосабливаешься к этому и в этих рамках существуешь. Всё не так жёстко, есть некоторый диапазон, пределы, в которых, с небольшим допуском, можно жить. Есть и преимущества. Ты лишён права выбора. И твоё право, и необходимость принимать решения весьма ограничены. «Принимать решение» – это, пожалуй, самое трудное в жизни. Брать на себя. От этого человек устаёт. И поэтому иногда хочется в армию. «Не надо думать – с нами бог (сержант, майор, Министр обороны), он всё за нас решит». И вот ты снял мундир, и всё – свобода. Будит мама, а не дневальный «шёпотом»: «Товарищ старший сержант, 15 минут до подъёма». И можно встать или повалятся. На кухне еда, в кране вода, в холодильнике не пусто. Можно купить в магазине спиртное, и не надо прятаться. Можно не чистить обувь и не застёгивать верхнюю пуговицу. Не болит голова, что кто-то в самоволке. Можно многое из того, что вчера было нельзя. Рамки свободы расширились. Наслаждаешься три дня и возникает вопрос «НУ И ЧТО?». И понимаешь, что надо решать и принимать решения более серьёзные, чем вчера. Всё, счастье кончилось.
Но счастье было. Три дня…
P. S. Призыв № 2
Весна 1981 года. Олимпиада закончилась летом прошлого года, война в Афганистане продолжается неограниченным или ограниченным контингентом советских войск. Жена, новая квартира, сыну два года. Работа в НИИ «Орион», в лаборатории, расположенной на физическом факультете КГУ. Живи и радуйся. Вечером после работы, вынимая почту из ящика, нахожу повестку в военкомат. Повестка так повестка. Надо пойти, наверное, дошла очередь на вечерние курсы мудаков (офицеров запаса). Так все называли вечерние курсы, которые проходили в военном училище КВИРТУ. После военной кафедры КГУ нам присваивали звание лейтенант-инженер войск ПВО. Явился в указанный день и время в военкомат, на улицу Патриса Лумумбы. И ма-йор, который занимался офицерами запаса, обрадовал меня тем, что Родина призывает меня на службу. Видно, в стране нехватка офицеров. Все и так понимали, что ограниченный контингент растёт без ограничений. Уже не секретом было то, что в Афганистане идёт настоящая война. Там ранят и убивают наших ребят. Цинки шли на Украину. И время от времени кто-то рассказывал про закрытый цинковый гроб, про людей в штатском, которые предупреждали родных не шуметь. Государству, как всегда, было глубоко наплевать на свой народ. Государство безлико, и в этом очень страшная, тёмная сила. Любая сволочь при власти руководствуется «высшими государственными интересами».
Коренные киевляне мне окрыли глаза – повестка в почтовом ящике – не повестка. Она потерялась, и ты её в глаза не видел. Повесткой считалась – повестка, вкрученная лично под подпись, только так и не иначе. Даже если застали дома, то помни – ты это не ты. Рассказывали как анекдот: утром звонок в дверь, мужик в трусах открыл дверь. Участковый с офицером из военкомата вручают ему повестку, он в отказ и кричит жене на кухню: «Маш, где твой? Ему повестку принесли». Я понял свой промах и попытался откосить, но, увы. Прибыл на медкомиссию в военкомат. Там встретил знакомого, Сашу, он окончил мехмат, выходец из славной школы-интерната «Феофания». Призывная медкомиссия – это цирк. Кто читал «Швейка» Ярослава Гашека, тот помнит врача, у которого только один новобранец ускользнул, так как после вердикта «годен», умер прямо в кабинете. Ходил с Сашей по кабинетам. Окулист проверил моё зрение, всё отлично, «единица» оба глаза. Жду Сашу и слышу: «Я знаю, что вверху «Ш» и «Б», но я их не вижу». Врач проверяет, и Саша выходит. Ну, я и решил, что Саша отмазался. Не годен. Через неделю мандатная комиссия в городском военкомате. К 9.00 собрали нас в военкомате на улице Патриса Лумумбы, ждём автобус. Саша тоже здесь, годен оказался, Ш и Б видит, и славно. Пришёл автобус, ПАЗик. Перекличка, и садимся в автобус. Зашли и смотрим, как-то странно сиденья расположены, вдоль стеночек, а в центре – место пустое. Потом дошло – подали нам катафалк, в центре место, где ставят гроб. Ну, а че технике простаивать, с утра никого не хоронят, а тут делов-то, с ул. Патриса Лумумбы до ул. Шамрыло (это возле детской ж/д). Вовсю идёт война в Афгане, пусть призывники привыкают, потом в таком автобусе могут и домой привезти, в цинке. Оценили чёрный юмор военкоматовских. Стали рассаживаться, мы держимся друг друга, сели рядом с Сашей, но он просит поменяться местами, на одно ухо он совсем не слышит. Вот так – один глаз и одно ухо – ГОДЕН. Приказ услышит и одним ухом, прицеливаясь, глаз может не закрывать, красота.
«В эту великую эпоху врачи из кожи вон лезли, чтобы изгнать из симулянтов беса саботажа и вернуть их в лоно армии». («Похождения бравого солдата Швейка», Ярослав Гашек)
В горвоенкомате тоже весело. Нас много, со всего Киева привезли на комиссию. Встречаем знакомых, шутим, рассказываем о катафалке. Смотрю, ходит сержант в форме дембельской, танкист. Знакомлюсь. Он дембельнулся в мае этого года, служил в Германии, ГСВГ. Перед дембелем пошёл на курсы младших лейтенантов, чтобы в институте на военку не ходить. В некоторых войсках и частях можно было так сделать. Две недели погулял, повестка, пришёл, не ожидая подвоха и на медкомиссию, и сегодня на мандатную комиссию. Я ему свою историю. Я сказал – пойду в отказ. Вызвали меня. Зашёл, во главе комиссии генерал, представитель горкома, врач и т. д. Первый вопрос, как здоровье, прям семья родная, сына увидели. Я ответил, что там же ваши врачи написали, что здоров. Что ещё хотите. Генерал, ну как, служить хочешь? Я – нет. Все встрепенулись, как так, священный долг Родине отдать и т. д., пошла демагогия партийно-патриотическая. Отвечаю – уже отдал, два года. Ракетные войска стратегического назначения, Дагестан, горы, ракетный дивизион, старший сержант. И почему у меня такой долг перед Родиной, что за два года я его не сумел отдать. Меня несло, дальше армии не пошлют. Генерал дело моё почитал и оживился – так отличным офицером будешь. Я ему – лучше простым инженером в Киеве побуду, с женой и сыном. Но он тянет своё – ну, а если служить, то где хотел бы. Я не стал жирные места перечислять – Германия, Венгрия или Чехословакия. Обошёл и Монголию с Афганистаном. Говорю – что раз так, то хочу в Сирию или на Кубу, назвал ещё страны, где базы были СССР. Генерал сказал: «Свободен, мы подумаем». Если честно, не будь я мужем и отцом, пошёл бы тогда в армию, чтобы посмотреть и это кино, но никогда и никому в этом своём желании не признавался. В райвоенкомате мне дали справку в отдел кадров, что мне в связи с призывом положен отпуск летом. Призывали офицеров в начале осени. Отгулял отпуск. Прошла осень. Не призвали. Следующей весной опять стали вызывать. Откосить нет возможности, в институте (НИИ «Орион») первый отдел совмещён с отделом кадров. Опять медкомиссия, опять горвоенкомат. Справка об отпуске. И опять прошла осень. Так и не призвали. В отделе, где я работал, знали, что я летом в отпуске был два года подряд. А в институте в то время ходили в отпуск строго по графику – и летом, и осенью, и зимой, когда выпадет. Мне передали, что начальник соседней лаборатории говорит: «Булавка хитро устроился, два года подряд летом отпуск». Тогда я сказал ему, что я могу научить его зятя, как летом ходить в отпуск (дочка начальника лаборатории только вышла замуж). Он обиделся. Странно. Такой хороший способ. Да и за границу можно попасть за казённый счет.
Больше меня не трогали.
Бригада коммунистического труда.
Электроцех районного объединения «Сельхозтехника».
7 ноября 1971 года. В неполном составе.
Брат Витя.
Танкист.
Вскоре гроза Европы и НАТО.
Учебка.
Казарма. Наш этаж – второй. Фото с сайта mishanka.com.
Учебка.
Столовая. Плац. Фото с сайта mishanka.com.
Учебка.
Казарма. Фото с сайта mishanka.com
Учебка.
Митя.
Учебка.
Верхний ряд, пятый слева я, рядом, справа Митя.
Учебка.
Плац. Фото с сайта mishanka.com.
Учебка.
Выпуск.
Второй дивизион.
Лозунг «Вперед к победе коммунизма!».
Второй дивизион.
Спутниковое фото.
Второй дивизион.
Дизелисты. Справа виднеются ряды колючки вокруг объекта.
Второй дивизион.
В дизельной.
Второй дивизион.
Дежурный по роте.
Молодой младший сержант.
Второй дивизион.
Начальник караула.
Второй дивизион.
Старики. Сапоги гармошкой.
Второй дивизион.
Дизелисты.
Второй дивизион.
Не любил головные уборы
и застегнутые манжеты.
Второй дивизион.
Отличники боевой и политической подготовки.
Второй дивизион.
Пропуск под землю (сооружение №2).
Крутой номер 0007. Бонд, Джеймс Бонд. Номер военного билета тоже хорош 3050400.
Второй дивизион.
Ракетчик у ракеты (труба котельной).
Видно крышу котельной, где смотрели эротику.
Второй дивизион.
Дед.
Признаки: кожаный ремень (старый), «вшивчик» (тельняшка неуставная), «тренчик» на ремне перевернут заклепкой наружу.
Второй дивизион.
Дембельская весна 1973 года. Я опять без головного убора.
Лучшая часть бригады коммунистического труда. В центре Володя, два года заполярного стройбата Северного флота.
Второй дивизион.
Дизелист Рахманов Равшон, Узбекистан, Хива. Разбив бутылку коньяка, принес ночью другую. Суров. Басмач.
Второй дивизион.
Карточка-заместитель на АК.
При тревоге оружие получали не под запись, а оставив вместо АК карточку.
Справа Митя, друг по учебке. Туркмения. Служил «над».
Второй дивизион.
Пожарный.
Второй дивизион.
Акт приема-передачи отделения. Два бойца без автомата?
Второй дивизион.
ППР. Интернационал. Армяне, таджики, русский и азербайджанец.
Второй дивизион.
ППР. У политической карты мира.
Второй дивизион. Земляки.
Второй дивизион.
Два старших сержанта. Краска для дизелей.
Второй дивизион.
Зима. Бушлат удобнее шинели.
Второй дивизион.
Лето. Я и будяк. Градирня
для охлаждения воды для дизелей.
Второй дивизион.
Старший сержант Усачев, начальник ДЭС (дизельной эл. станции) на объекте, 1 отд. ЭРГ. Старший сержант Сеня Дзюмак, начальник ДЭС (дизельной эл. станции) в жилой зоне, 2 отд. ЭРГ.
Второй дивизион.
Три богатыря, три старших сержанта. Все одного призыва.
Лето 1972 г. Отпуск. Владимир-Волынский. Три друга. Алексей, Игорь, Толик. Алексей – писарь-шифровальщик, группа советских войск в Венгрии. Игорь – курсант военного училища, одноклассник.
Фирменный стиль – расстегнутый воротник и манжеты.
В жару на разводе объявляли – форма одежды при работах на открытом воздухе – голый торс.
Карантин. Мой взвод. Присяга.
Приказ министра обороны от 11 апреля 1973 года. По солдатской «почте» узнавали о том, что министр подписал приказ день в день. Дембеля служили и у министра.
Старший сержант.